В арсенал методов интерпретации устных исторических источников входят как общенаучные, так и специфические приемы. На одном из первых мест стоит нарративный анализ, когда интервью анализируется с точки зрения не только его содержания, но и его текстуальной формы. Так, в интервью при рассмотрении личностного, субъективного восприятия прошлого важно обращать внимание не только на то, какие события и стороны своей жизни человек выделяет, но и какими смысловыми категориями он оперирует. Однако сосредоточенность на текстуальном и лингвистическом анализе может увести исследователя от субъекта и конструируемой им объективной реальности. Устная история уже в 1970-е гг. пережила лингвистический переворот и увлечение лингвистическим дискурсом интерпретации устных исторических источников, оставив прерогативу герменевтической интерпретации лингвистам. В современной устной истории возможно применение лингвистических техник как своеобразной «статистики» качественного интервью. Оно известно как «контент-анализ», т. е. подсчет частотности употребления тех или иных слов, словообразований или словосочетаний для характеристики жизненного опыта человека, того общества и той эпохи, о которой он повествует. В этом плане всегда важно помнить, что в качественном интервью часто смысл зависит от контекста, и часто полученное исследователем из одного контекста знание не может быть автоматически сопоставлено с контекстом другого интервью. Оно может отличаться нюансами, которые меняют смысл оценок интервьюируемого. Это создает трудности и при трансформации устной речи в письменную форму, и при интерпретации.

Одним из способов интерпретации может выступать и выявление латентной информации. Дело в том, что почти каждый респондент так или иначе пытается скрыть ту информацию, которую он в силу разных причин не хочет придавать публичной огласке. Однако, как правило, она так или иначе маркируется в его речи междометиями, оговорками, фразами, словосочетаниями, интонацией и т. д. и может многое сказать о внутреннем мире человека, его позиции, мировоззрении, отношении к описываемому событию и т. д. В частности, анализу можно подвергать саму причину нежелания говорить, о чем-то.

Примером является фрагмент анализа устного свидетельства о разрушении церкви: «Среди уничтоженных в 1930-е гг. храмов была церковь в с. Соколово, которую сожгли, по словам старожилов, в начале 1930-х гг. (старожилы называли три даты: 1932,1934,1935 г.): „Бутылки с бензином в нее кидали, потом огонь бросили“. Практически каждая из указанных дат могла быть правильной. Устная память „не дружит“ с датами, фактологический разнобой часто встречается в устных источниках, так как событийный материал искажается в памяти старожилов за давностью лет. А вот воспоминания старожилов о судьбе разрушителей отражают представление крестьян о возмездии за поругание православных святынь богоборцами. Решение о поджоге в с. Соколово, по свидетельству старожилов, „было принято на каком-то собрании“. Поджигателями церкви называют В. Бекельмешева и Е. И. Симонова, „им нашлись помощники“. М. В. Макрушин так рассказывал: „Три комсомольца зажгли ее, нагадили там“. Возмездие для них наступило быстро: „Один, который поджег, до дому добежал, в избу не успел забежать, около крыльца упал, его всего перекорежило, и тут прям умер. Перекорежило так, что не могли его хоронить… руки, ноги ему ломали, чтобы в гроб его сложить. Вот тут или бог его наказал, или его самого перекорежило с испугу“… В рассказах о разрушении церквей интерпретация событий позволяет выявить сложное отношение современных (постсоветских) крестьян к вере. За внешней бравадой может скрываться страх за возмездие, за внешним неверием — вера или внутренняя раздвоенность, за отрицанием бога — его присутствие в сознании и поведении человека и т. п. Латентная (скрытая) информация содержится в особых речевых построениях информанта. В процитированной ранее фразе, где информант комментирует парализацию разрушителя церкви „тут его бог наказал или самого перекорежило“, проявилась раздвоенность: с одной стороны ценности, которые человек получал от новой власти в результате советского воспитания (атеизм проявился во фразе „самого перекорежило“), с другой — генетическая память и православная традиция, которая в советский период поддерживалась и воспроизводилась старшими женщинами, выполнявшими роль воспитателей в семье (проявилась во фразе „бог наказал“)…».

При интерпретации устных исторических источников необходимо принимать во внимание, что каждый рассказчик конструирует свою субъективную реальность, которая для него являлась объективной, а совокупность этих субъективных реальностей составляет объективную реальность. Но стремление к абсолютной объективности не является исключительной задачей устного историка как исследователя. Использование качественных методик исследования, в том числе исторического интервью, ведет к более широкому историческому и культурному контексту изучаемой эпохи и, следовательно, к конструированию многоликой и многофакторной социальной реальности как альтернативы одномерной объективной реальности. А это, в свою очередь, требует учитывать, что получаемая путем интервьюирования реконструкция прошлого представляет собой переплетение и лингвистических, и контекстуальных, и других свойств тех знаний, которыми обладает конкретный респондент и которые для него являются «субъективной объективностью» или конструируемой им социальной реальностью.

Самой большой проблемой историописания в устноисторических исследованиях является обобщение результатов исследования. Связано это как с объективными характеристиками устных исторических источников, так и с предубеждениями против них, инерционностью мышления исследователей, несмотря на то, что история уже давно обратилась к междисциплинарным подходам и источникам. Среди них материалы этносоциологического мониторинга, методы исторической компаративистики и т. д. Но способы работы с ними довольно привычны для историков. Это математические методы обработки. Например, историку легче работать с материалами анкет, которые поддаются статистической обработке, позволяют выявлять закономерности, стандартизировать материалы. Совсем иное — материалы качественного исторического интервью, которые трудно поддаются типологизации, систематизации и поэтому трудно обрабатываются и анализируются. Легче работать с типичными, чем с единичными материалами. Всегда ставится проблема репрезентативности, сопоставимости и т. д. В традиционной отечественной историографии делать какие-то выводы об обществе на основании свидетельств принято только при соблюдении ряда условий. Наряду с требованием репрезентативности это выборка респондентов, привлечение других видов источников и т. п. Количество интервью и количество свидетельств, которое позволяет делать какие-то выводы, определить всегда сложно и далеко не всегда нужно. Однако для устной истории на современном этапе сформировались благоприятные условия, когда «в современной мысли произошел сдвиг от модернистских формализованных знаний (основанных на математическом моделировании, статистике, выстраивании динамических рядов, обработке достаточного количества повторяющихся типических материалов. — Т. Щ.) к повествовательным знаниям, воплощенным в рассказах», когда «истина вырабатывается локально, в небольших повествованиях, а коллективные рассказы служат сохранению ценностей сообщества».

Другой проблемой научной интерпретации является проблема соотнесения в устных исторических источниках индивидуального человеческого опыта с более широкими историческими процессами. Даже при репрезентативной выборке респондентов в интерпретации устных исторических источников статистическая их обработка имеет вспомогательное значение — например, при характеристике взглядов и представлений, свойственных определенной социальной группе. Что касается устной истории, то она рассматривает исторические процессы с учетом того, что реальностью являлся некий субстрат, отражающий описываемый респондентом мир, а сама реальность представляется такой, какой ее воспринимают люди. Поэтому исследователи изучают взгляды интервьюируемых людей на мир и через анализ зримого в их рассказе смысла пытаются сделать незримое — зримым.

Следующую проблему использования устных исторических источников в научных аналитических работах составляет непредвзятая интерпретация текста, к которой должен стремиться устный историк. Исследователь должен пытаться уйти от той традиции понимания, в которой он живет (пользуясь сленговым выражением, «по понятиям»). Он должен интерпретировать услышанное от респондента не по своим «понятиям». Как известно, в одних и тех же словах или в одном и том же тексте разные люди с разными жизненными принципами, с разным мировоззрением, эмпирическим опытом, политическими взглядами, образованием могут найти подтверждение своей позиции, «услышать то, что хотят слышать» и интерпретировать слова респондента, подтверждая свою рабочую гипотезу. Именно в этом историки видят наибольшую опасность, так как, описывая и анализируя отраженную в устном рассказе реальность, устный историк так или иначе может скатиться к ее редактированию, адаптируя к своему уровню, своим «понятиям». Разные люди, обладающие разным опытом, навыками и аналитическими способностями, могут видеть и описывать один и тот же процесс, но реконструированные «картинки» получатся разными.

Поэтому письменное описание, научный аналитический анализ — это всегда интеллектуальная конструкция, модель, созданная исследователем. И любая недобросовестность, предвзятость, невнимательность исследователя к представлениям и оценкам респондентов, данным ими в интервью, а также использованным ими ключевым категориям и понятиям чревато искажением описанной ими субъективной реальности. В этом смысле любой исследователь — заложник своих представлений и своей гипотезы. Необходимо учитывать неизбежную предвзятость на всех этапах устноисторической работы: при составлении вопросника и использовании интервью как метода исследования, но особенно — на этапе интерпретации. Нужно видеть рассказ информанта в комплексе, а не выхватывать какие-либо цитаты, отрывки для подтверждения своей сформировавшейся гипотезы. Чтобы добиться непредвзятой интерпретации, можно посоветовать при научном анализе материалов интервью сначала прочитать его целиком, чтобы понять общий смысл, и только после этого начать работать с отдельными отрывками, темами, фрагментами и специальными выражениями, при этом периодически возвращаясь к более общему смыслу, чтобы не исказить отдельных фрагментов, иначе говоря, работать с тематическими отрывками в контексте всего интервью. Это означает сравнение интерпретации отдельных высказываний с общим смыслом интервью, возможно, с другой информацией об интервьюируемом. Интерпретация исследователя должна следовать содержанию высказывания и быть направлена на понимание того, какие сведения о жизненном мире исследуемого отражены в данном высказывании, искать смысл высказывания в интервью.