В собственно Литве мы видели отрицание вотчинных прав Ягайла на великое княжество Литовское, выраженное на Салинском съезде, по поводу притязаний Ядвиги на «вено». Тут в противовес провозглашают Витовта «королем на Литве и Руси».

Он должен стать не ставленником Ягайла, а вождем по признанию местных общественных сил. Отсюда стремление Витовта к короне, к суверенности.

Эти общественно-политические течения объясняют нам, почему в великом княжестве Литовском не развилось удельности. Внутри его — владетельные члены Гедиминова рода не выросли в князей-вотчинников, оставаясь в роли подручников-наместников. Даже основное деление на княжества Трокское и Виленское, оставившее своеобразный след в строе литовской администрации (воеводства Трокское и Виленское), не получило государственно-политического значения. Литовское великое княжество окрепло в единстве общественно-политическом, выразившемся в организации сейма великого княжества Литовского.

^{Печать князя Скиргайло. 1382 год}

^{Печать князя Ягайло. 1382 год}

^{Печать князя Скиргайло. 1384 год}

^{Печать Ягайло. 1386—1423 год}

Борьба между различными княжескими силами, столь характерная для истории образования Литовско-Русского государства, имела вообще своим последствием подрыв вотчинной княжеской власти в пределах территории, на которой оно строилось, даже там, где, как в русских областях, были налицо условия для развития такой власти, созданные предыдущим историческим периодом.

В русских землях, подчинившихся власти великого князя литовского, совсем исчезает значение традиционной княжеской власти, по крайней мере самостоятельное — политическое (за исключением мелких княжеств восточной Черниговщины, сыгравших особую историческую роль).

Эти судьбы княжой власти в Литовско-Русском государстве требуют внимания, потому что в них мы найдем объяснение существенных особенностей литовско-русского политического строя, характеризуемого постоянным ростом влияния общественных сил, именно общественных верхов, в политической жизни.

В исторической литературе не установилось твердого взгляда на характер власти великого князя литовского. Польские историки рисуют власть великих князей литовских XIV и XV вв. как власть очень сильную, даже деспотическую. Под этой властью стояло общество, тесно скованное служилой и тяглой зависимостью, при сильном ограничении в пользу верховной власти всех гражданских прав населения — имущественных и личных.

Уния с Польшей при Ягайле сопровождалась введением. В жизнь в литовской Руси «польской свободы», состоявшей прежде всего в расширении гражданских прав, гражданской свободы для землевладельческого класса, а затем в дальнейшем развитии и политического влияния того же привилегированного общественного слоя, его политической свободы. Распространение в литовской Руси польского права, польских черт государственного строя сменило ту систему социально-политических отношений, которую польские историки обычно называют «литовским феодализмом». Этот процесс преобразования старого Литовско-Русского государства в социально-политический организм нового типа, начатый привилеем Ягайла 1387 г., завершается актом Люблинской унии 1569 г.

Вот к этой схеме и надо прежде всего внимательно присмотреться, приступая к истории западной Руси XVI и XVII вв., выясняя те итоги предыдущего развития, на которых строились дальнейшие ее исторические судьбы.

И прежде всего значительных оговорок требует лежащее в основе схемы представление о чрезвычайной силе великокняжеской власти в Литовско-Русском государстве.

Весь период от времен Гедимина до смерти Витовта, стало быть, весь XIV и первые три десятилетия XV в., можно считать периодом созидания литовской государственности.

Отличительная черта этой созидательной работы — собирание земли через объединение власти над живущим на ней населением. Этот процесс распадается на два момента. Сперва идет замена власти местных князьков земель литовских и князей Рюриковичей в землях русских членами правящего рода Гедиминова. Прежние носители местной власти либо сходят со сцены, либо нисходят в подчиненное, зависимое положение.

^{Герб с печати Великого князя Витовта. 1404 г.}

Второй момент, совпадающий с временем деятельности Витовта Кейстутовича, приносит устранение представителей княжеской власти одинаково как Гедиминовичей, так и Рюриковичей, сохранивших какое-либо самостоятельное политическое значение, и замену их великокняжескими наместниками.

Это различение двух моментов, конечно, схематично и условно, как лишь условно можно принять смерть Витовта за какой-либо предел в истории строения Литовско-Русского государства. Крупный кризис, пережитый литовской Русью в смутах, разыгравшихся после смерти Витовта, подверг тяжкому испытанию достигнутые его деятельностью результаты, и только полувековое правление Казимира Ягеллончика сперва как великого князя литовского (1440 г.), потом и короля польского (1447—1492 гг.) подвело некоторый итог этому строительному делу, причем новое разделение столов польского и литовского, при его сыновьях Яне-Альбрехте и Александре (1492—1501 гг.) имело уже второстепенное значение. Объединение польско-литовских земель под властью Александра с 1501 г. и Сигизмунда I (1506—1548 гг.) подготовило укрепление польско-литовской унии 1569 г.

* * *

Подведем некоторый итог судьбам княжеской власти в Литовском великом княжестве за XIV и XV вв.

Черная Русь — в руках литовского панства и боярства, военно-служилой литовской колонизации. Эта литовская Русь, Подляшье, Полесье совсем утратили какое-либо самостоятельное политико-административное значение. Древние местные русские княжие власти сошли со сцены, оставив лишь бледные следы в княжеском происхождении некоторых родов местных землевладельцев. Но и эти социальные верхи сильно разбавлены наплывом литовских по крови элементов. Развитие общественных связей, объединявших великое княжество Литовское, исторический процесс его образования оборваны и подавили развитие русских удельно-вотчинных начал политического быта.

Рано исчезла русская княжеская власть и в землях-аннексах, таких, как Полоцкая и Витебская, затем Киевщина, Волынь, По-долия. Во всех перечисленных территориях русская княжеская власть уступила место власти литовских князей Гедиминова рода. Устранило ее и в Смоленске подчинение этого города в первом десятилетии XV в. власти Витовта.

Раньше чем говорить о характере литовского властвования во всей западной Руси и его социально-политических основах, напомню особенности судеб старой княжой власти и своеобразные выступления новой литовской власти княжой на восток от Днепра.

Чернигово-Северские княжества — это предел литовского владычества. Здесь господствуют местный сепаратизм и тяга к великорусскому центру. Литовских политических сил нехватает, чтобы укрепить и удержать добытое. Тут метод распространения литовского владычества — замена русских удельных князей литвинами княжого рода — дает неожиданные результаты: обрусение Гедиминовичей. Те же явления на юге: Любарт и Любартовичи; Кориатовичи.

Династические основы литовского государственного строительства были слишком слабы.

В итоге жизненной работы Витовта остается отсутствие династии и вотчинного наследования. Из Литовского великого княжения не создалось патримониального государства.

Не создалось тут и удельно-вотчинных владений. Даже при сравнительной устойчивости некоторых «литовских» уделов они не имели политического значения.

* * *

I. Вопрос о литовско-русском сейме .

Основа сейма при всей неопределенности этого понятия — расширение собраний рады великого князя привлечением к участию в совещаниях и выработке решений военно-землевладельческого класса. Здесь три основных вопроса: а) рада, б) шляхетство, в) приобретение ими политического значения и превращение этого фактического значения в политическое право (конституционное).

Рада великих князей литовских — прежде всего личный совет великих князей литовских, княжая дума, явление, идущее из такой же древности, как и сама княжеская власть. По мере роста Литовско-Русского государства (в широком смысле) создается новое, особое положение. Великий князь литовский не только владетель литовско-русского центра, но он же и господарь для земель-аннексов, а между тем его местная рада остается его советом, так как это личный его совет и по делам его политики вообще. Постепенные изменения ее личного состава и ее правового положения — одна из наиболее существенных страниц государственной эволюции Литовско-Русского государства. Уже Миндовг действует «de consilio, voluntate et consensu heredum nostrorum nostrorumque nobilium (его sororius, consanguinei et barones)», всего 8 человек. При Ольгерде и Кейстуте «lieben baioren und obristen Herzogen… и т. д. 20 consiliariorum».

^{Великокняжеская печать Витовта, 1386 (или 1418) год}

^{Печать князя Витовта}

Историки говорят о знати, но знать эта — вельможная, должностная: епископы, воеводы, старосты. Она неустойчива по составу в зависимости от места. «Такой неустойчивый состав вызывает сомнение в ее политическом значении», — говорит Довнар-Запольский и признает известную правомерность такого сомнения. «Господарская рада не раньше Казимирова времени получила определенную организацию и значение политического учреждения».

Присматриваясь к составу рады, Довнар-Запольский заметил, что одни великокняжеские акты составлены в присутствии не только панов радных великого князя литовского, но и князей удельных, другие только первых, и притом сопоставляет это с двойственностью политической природы великого князя литовского: с одной стороны, вотчинного собственника литовской земли, с другой — господаря большого федеративного государства. Он различает в составе рады «боярство вотчины» и удельных князей и две формы рады — так сказать вотчинную и государственную. Едва ли можно это показать на документах, и прежде всего потому, что в обоих случаях, если их различать, рада остается личным советом господаря, с неустойчивым составом и неопределенной компетенцией. Сам же Довнар-Запольский указывает и другое соображение, противоречащее подобному различению: удельные Гедиминовичи — heredes литовской земли, как братья великого князя.

Тот же принцип княжого братства распространяется и на русских князей, не потерявших еще самостоятельного политического значения, и потому их участие в раде нельзя объяснять как их представительство за свои земли: оно личного, а не территориального характера, как и собрания русских князей на древнерусских княжеских съездах. К тому же это участие случайно, не необходимо, составляя не право, а обязанность служить великому князю советом.

И Довнар-Запольский прав, когда говорит о раде великого князя литовского.

Отсюда вопрос о праве и об обязанности совета, вопрос о различении двух явлений: бытового факта советования, акта думанья, и правового института думы, рады, о различении обычной практики и обычно-правового закрепления этой практики. Закрепление обычной практики становится фактом права, когда оно формулировано как обязательство, как положительное право, налагающее обязанность на одну сторону, предоставляя право другой.

И то еще разница: формулировка в форме обещания, привилегии равносильна ли установлению права получающей стороны или остается в воле дающего (споры об октроированных конституциях).

Вернемся к практике. Великий князь совещается с радой. Его грамоты и договоры издаются с упоминанием, что присутствовали такие-то. Что это: указание на соучастников решения или только свидетелей? Часто только второе, ибо упоминаются иной раз и придворные чины, не радные. Самая ссылка на совет и даже согласие рады дает такой же повод к разномыслию в толковании, как московское «по боярскому приговору». Во всяком случае заключать от этих фактов к каким-либо чертам ограничения власти господаря радой нет оснований. Если это явления правовые (а такими их надо признать), то это административное, не конституционное право. Исследователи колеблются в определении состава рады великого князя литовского и круга ее влияния и значения. Пред нами две точки зрения, которые можно признать типичными: Любавского и Довнар-Запольского.

Первый представляет себе раду со времен Витовта учреждением довольно-таки многолюдным: 4 католических епископа, 8 воевод (виленский, трокский, полоцкий, киевский, новгородский, витебский, подляшский, смоленский), 2 каштеляна (виленский и трокский), 3 старосты (жмудский, луцкий, городенский), уцелевшие областные князья, чины дворные (подчаший, крайчий, конюший и т. д.), а также новые должности, введенные по польскому образцу, как гетманы, маршалки, подскарбии. Зато участие в совещаниях до Витовта Любавский ограничивает князьями при обсуждении общегосударственной политики, допуская предположительно участие в великокняжеском совете бояр лишь в очень ограниченном смысле.

^{Костюм зажиточного горожанина. 1440-1450 г., реконструкция}

Оба эти мнения едва ли можно признать верными и обоснованными. Любавский пользуется для определения состава рады списками свидетелей, поручите лей, помянутых в великокняжеских договорах и грамотах. Но списки эти нельзя считать списками членов рады. Списки эти в различных документах имеют разное значение. Одно дело, например, акты унии и вообще важные акты политического характера: тут явно видна тенденция связать с договором участие лиц, имеющих вес и значение в политической жизни Литовско-Русского государства, тех, с кем должен был считаться и великий князь литовский.

В актах унии, действительно, характерно и многозначительно, что уния Ягайла 1387 г. закреплена лишь именами князей Гедиминова рода, а позднейшие акты поименовывают бояр — вельмож литовских. Но к вопросу о раде все это имеет лишь косвенное отношение: собрание князей-братьев — не рада, и указанное изменение в форме актов унии свидетельствует не о расширении состава великокняжеского совета, а о том, что рада, не участвовавшая в заключении первой унии как самостоятельная политическая сила, приобретает с XV в. это новое значение.

Иное дело документы королевской канцелярии — жалованные грамоты на землю, должности и т. п. Тут часто встречаем самых разнообразных «светков», в том числе представителей разного рода дворных урядов не только князя, но и княгинина двора. Считать их всех членами господарской рады нет ни основания, ни возможности, и характерно, как Любавский, приводя примеры мнимой рады по таким документам, сам выбирает из списков лишь высокородных сановников, опуская стоящие тут же рядом и на том же основании имена чинов незнатных, худородных.

^{Литовский рыцарь. Конец XIV века}

Нельзя не согласиться с Довнар-Запольским, что дворные чины как таковые в господарскую раду, как она сложилась во вторую половину XV в., сами по себе не входят; что встречающиеся подчас дворные чины в документах, несомненно, исходящих от рады, попали туда потому, что носившие их лица состояли членами рады не по этим дворным должностям, а на других основаниях. Лишь высшие лица двора — 2 маршалка, земский и дворный, и 2 подскарбия, земский и дворный, — стоят в конце официальных списков членов рады в XVI в., и нет повода думать, чтобы ее состав сузился.

Исходя из этих наблюдений, Довнар-Запольский различает господарскую раду от совета дворцовых чиновников, «рады наших врадников дворных, столовых», «consilium officialium et consiliarium curiae» как особого от господарской рады учреждения. Настоящая же рада состоит во времена Витовта «из очень небольшого числа областных правителей». Довнар-Запольский поясняет это наблюдение ссылкой на документ, составленный в середине XVI в. и описывающий сложный состав позднейшей рады, поясняя, что ближайший совет великого князя составляли для consilia secretoria, собственно, 5 лиц: епископ, воевода и каштелян виленские, воевода и каштелян трокские.

Сверх того в раду входят еще 3 епископа — медницкий, луцкий и киевский, и 5 воевод — новгородский, киевский, витебский, полоцкий, подляшский. Но эти 8 excluduntur a secretioribus consiliis. Князь к тому времени остался один — слуцкий, сохранив место по родству с Ягеллонами. Всего 15.

Третье наслоение — маршалок земский, маршалок дворный, канцлер и гетман — четыре должности, которые обыкновенно занимаются представителями высшей рады (ближней думы), так что этот слой не расширяет состава рады. Такое же значение по началу личного совместительства имеют и упоминания об участии в раде подскарбиев земского и дворного.

Вопрос об эволюции этой новой рады из старого великокняжеского совета. Расчленение его на государственный совет в составе majores и minores consiliarii и дворную раду чинов дворных. Состав — должностные лица, епископы, воеводы, каштеляны. Двойственный характер этой «знати».

Изучая состав рады, Любавский пришел к выводу, что она набиралась из наиболее богатых и самых знатных фамилий. Притом в собственно Литовско-Русской земле, в великом княжестве, это — местная литовская знать. Из нее же назначает Витовт наместников по землям-аннексам по мере устранения местной княжой власти в них. «Местничество» тут, насколько знаем, не сложилось, но установился аристократический характер состава рады и самостоятельный общественный вес его личного состава. И эта группа носителей местного управления — и в то же время местная землевладельческая знать — впервые выступает как самостоятельная политическая сила в 1398 г., когда дает с Витовтом во главе и вместе с группой князей-подручников Витовта отпор попытке Ягайла, точнее королевы Ядвиги, утвердить на Литве и Руси вотчинное право supremi ducis. Они отстаивают свою «старину», свою «старую свободу» против «дани Польше».

Эта среда — вельможного боярства литовского — с тех пор составила ядро тех общественных сил, которые вплоть до Люблинской унии и после нее упорно и последовательно отстаивали самостоятельность политико-административной организации великого княжества Литовского против попыток осуществить идеал Кревской унии, полную инкорпорацию Литвы Польскому королевству.

^{Костюм магната ВКЛ и королевства Польского XV в. Реконструкция}

^{Костюм горожанина 1450 г. Реконструкция}

^{Костюм зажиточной горожанки 1415 г. Реконструкция}

Та же общественно-должностная группа выступает и при подтверждении унии в 1401 г. Тут она выступает, однако, более явственно, как руководящая представительница определенного общественного слоя, заявляя, что «quorum quamvis nomina singulation hie non sunt expressa, tamen concessus ad subscripta adest».

Виленский съезд 1401 г. Любавский считает первым литовско-русским сеймом, соблазненный тем, что его участники титулуют себя «tota universitas». Местные носители власти говорят от имени общества. Они имеют на это основание в своем общественном значении и в своей правительственной силе. Это явление старое, знакомое в Руси XII, XIII вв. Любавский увидал в акте Виленского съезда первое выступление «собрания князей и бояр Литвы и Руси в качестве правоспособного участника в решении государственных вопросов, с известной признанною по этой части компетенцией». Но акты виленского съезда ничего не говорят о правах и компетенции.

Суть их в обязательстве «со стороны литовского боярства по отношению к короне и королю» — в форме подтверждения записи Витовта со стороны литовской знати. За Витовта ручалась его рада. Князья тут не упомянуты. Они выдали особые присяжные записи — явление обычное, по существу не создающее никакой новизны в государственном праве.

Иное дело — акт 1413 г., акты Городельской унии. Их три: грамота Ягайла и Витовта, грамота литовских панов и грамота польских панов. Акт унии совершается двумя князьями, из которых каждый окружен своей радой, сосредоточивающей в себе совокупность реальных общественно-политических сил страны — «baronum, nobilium, bojarorum voluntate, ratihabitione, consensu». Городельская уния стремится сделать опорой унии чиновную знать.

Характерно расширение прав всех «armigeri», особенно право занимать «dignitates, sedes et officia», особенно воевод и каштелянов (только для «fidei catholicae cultores»). Это установление должностей и права на них по польскому образцу сопровождается утверждением рады, как учреждения, получающего государственно-правовое освящение и формулировку. Она получает политическое значение по праву. Паны литовские обязуются не избирать себе государя без совета с польскими и обе группы панов имеют право с разрешения общего государя устраивать conventus et parlamenta по общим делам Литвы и Польши (на деле — по пограничным спорам).

И тут вопреки Любавскому не видно сейма в настоящем смысле слова. Сейм — слово, в эту эпоху не имеющее позднейшего технического значения; это собрание вообще, в частности съезд областных правителей, сейм рады великого князя, его панов радных.

В актах Городельской унии не выступают князья. Они выдали особые грамоты Ягайле. Нет в них и представителей русских областей — те живут своей жизнью.

К этой жизни областей и обратимся.