За год до смерти Гедимина, в апреле 1340 г., погиб от отравы последний галицкий князь Болеслав Тройденович. Мне уже приходилось касаться того положения, в каком оказалось Галицко-Волынское княжество по его смерти. Во главе правления стал Дмитрий Дедко как Capitaneus Ruthenorum. Боярство галицкое со своим вождем сохранило управление в своих руках. События ближайших лет вызывают ряд недоумений и разногласий даже с чисто фактической стороны. Грушевский принимает, что бояре галицко-волынские призвали на княжение Любарта Гедиминовича и что Дмитрий был provisor и capitaneus земли от имени этого князя, ссылаясь на колокол с надписью, что отлит он для святого Юрия в 1344 г. «при князе Дмитрии», а Дмитрий — имя крестное Любарта, Дедко же себя князем не титуловал; на свидетельство Яна из Чарнкова, польского хрониста (подканцлера Казимира Великого), что по смерти Болеслава Тройденовича Любарт Гедиминович владел русским княжеством, пока Казимир в 1349 г. его не завоевал; на свидетельство русско-литовской летописи, что Любарт получил по наследству «всю землю волынскую», и на известие, почерпнутое Длугошем из русских источников, что Любарт по жене получил «княжества Львовское и Владимирское»; на грамоту константинопольского патриарха от 1347 г. Дмитрию-Любарту по делам Галицкой митрополии.

^{Воевода Дмитрий Дедко. Фантазия современного художника}

Но недурно обставленная аргументация Грушевского не устраняет всех сомнений. В грамотах своих Дедко нигде не упоминает о князе Любарте и галицких князей называет не его, а своими «предками». В его столкновениях с венграми и поляками Любарт не принимает никакого участия. Последнее можно еще объяснить борьбою, которой литовские князья были заняты на севере ввиду возобновившейся войны с рыцарями, а первое Грушевский, по-видимому (так как прямого объяснения он не дает), склонен понять как следствие того, что Дедко и бояре довольствовались номинальным провозглашением Любарта, а управу всю держали в своих руках. Если и так, то придется политику Дедка признать весьма лукавой и двусмысленной. С королями венгерским и польским он сносится самостоятельно, причем допускает и, видимо, дает повод первому назвать себя «своим верным» («fideli suo»), а со вторым заключает какой-то договор, о котором Казимир писал папе, что русские со своим «капитаном» выразили согласие обязаться ему, Казимиру, службой и послушанием, а он обещал им, со своей стороны, присягой принять этот народ и их вождя в свою опеку и хранить их обряды, права и обычаи. На этом основании одни польские историки (например Прохаска) считают Дедка ставленником Венгрии, другие утверждают, что он признал власть Казимира. Однако попытка Казимира с войском произвести оккупацию Галичины вызвала обращение Дедка к татарам, совершившим набег на польские и венгерские области. Видно, что, по первому известию о смерти Юрия, венгерский и польский короли двинули войска на Галич, действуя согласно прежнему уговору. И дело для Казимира кончилось набегом, из которого он вернулся только с добычей ввиду призванной боярами татарской помощи.

В чем состояло позднейшее coглашение Казимира с боярским правительством, не знаем, но потом видим галицкую волость Санок, подкарпатский, западный край Галичины, под властью Казимира. По-видимому, это — уступка с целью купить мир с запада.

Только эта западная опасность привела к активному выступлению Любарта, если допускать его «номинальное» княжение ранее. С этих пор врагами польской силы выступают Tartari, Rutheni et Litfani, но ненадолго. Казимиру удалось расстроить этот союз.

^{Галицко-Волынская Русь}

В 1349 г., перед новым походом на Галич, у него были татарские послы, и сношения эти, конечно, надо поставить в связь с отсутствием татарских сил в последовавшей войне. И литовские силы едва ли были в достаточной мере свободны: возобновилась борьба с рыцарями, нанесшими в 1348 г. поражение литвинам на реке Отраве, и хотя это поражение не было особенно решительным, но сосредоточить главные силы на юге в 1349 г. едва ли было возможно.

Осенью 1349 г. Казимир совершает поход на русские земли с большим войском. Сильного сопротивления, судя по известиям, он на этот раз не встретил и занял Белз, Берестье, Владимир-Волынский. К сентябрю поход был уже закончен. Любарт удержался только в Луцке. Но на следующий год и литвины собрались с силами, отобрали назад Владимир, Белз, Берестье и опустошили польские области.

Непрочность первого успеха побудила Казимира к ряду серьезных дипломатических шагов. В 1350 г. 4 марта состоялось его соглашение с Людовиком венгерским, получившее огромное значение в истории и Польши и Руси. Людовик и брат его Стефан заявляли, что имеют наследственное право на «Русское королевство», уступили его в пожизненное владение Казимиру с тем, что если у Казимира не будет сына, то и Польша и Русь перейдут к Людовику, а будет у Казимира сын, то Людовик или его наследники сохраняют право выкупить Русь у польских королей за 100 000 флоринов.

Следствием этого договора была военная помощь Людовика Казимиру в войне 1351—1352 гг. Не буду следить за ее перипетиями. Она кончается перемирием осенью 1352 г., по которому вся Галицкая земля остается за Казимиром, а литовские князья вернули себе всю Волынскую землю и Берестейские волости. Только Кременец остался спорным и нейтральным; его на время перемирия должен был держать Юрий Наримунтович «от князей литовских и от короля».

^{Город Галич в XIV веке. Реконструкция Т.А. Трегубовой} 

Это перемирие не прекратило борьбы, продолжавшейся в течение всех 50-х и 60-х годов XIV в., но оно существенно, потому что наметило позднейшее решение вопроса о галицко-волынском наследстве. Необычайная энергия, развитая Казимиром, военная и дипломатическая, привела к ряду крупных успехов. В 1366 г. заключены были два договора, в которых между прочим не только Юрий Наримунтович, но и два Кориатовича, Юрий и Александр, стоят на польской стороне как вассалы Казимира. Другая сторона — Гедиминовичи, Ольгерд, Кейстут, Явнут и Любарт. Любарту по этому «вечному миру» остается только Луцкая область, и то урезанная с запада, а Казимир получает Волынь (о Галиче уже и речи нет), тоже несколько урезанную с востока. Зато он отрекается в пользу Кейстута от Дорогичинско-Берестейской земли, в пользу Ольгерда — от Кобринской волости. Мир скреплен союзом великого князя литовского Ольгерда с Казимиром, а Любарт особо обязуется не только быть в союзе с Казимиром, но и сохранять нейтралитет в случае войны между ним и Гедиминовичами. Новые свои владения Казимир пробует держать литовскими же князьями — Юрием Наримунтовичем (Бельск, Холм), Александром Кориатовичем (Владимир). Во Владимире Казимир с большими затратами строит новый крепкий замок. Но борьба, хотя и не достигала прежних размеров, продолжалась, по-видимому с перерывами, мелкая, пограничная, до смерти Казимира в 1370 г.

Смерть Казимира вела к смене династии на польском престоле, к спорам Людовика венгерского об условиях признания его королем польским. Этим моментом воспользовались Любарт и Кейстут для попытки вернуть Владимир. Захват удался, но повел к новой борьбе — на этот раз с Людовиком венгерским, — ив 1377 г. пришлось заключить с ним новый мир, по которому вся Холмско-Белзская земля отошла к галицким владениям Людовика. Любарт остался при Волыни, несколько урезанной, как в 1366 г., но должен был принести королю homagium et juramentum fidelitatis и дать сыновей в заложники. В грамоте 1379 г. он называет короля «Unser Herr und König». С точки зрения государственного права Волынь — не часть Литовско-Русского государства.

Разбираясь в сложных и спутанных известиях об этой борьбе, Грушевский приходит к выводу, что местное население Волыни стояло за Любарта, а Галицкая земля и не делала попыток его поддержать. Но и Волынская земля отстаивала свое дело, приняв князем Любарта, а не тянула к великому княжеству Литовскому. Далее увидим, как польско-литовская уния поставила на очередь вопрос о присоединении Волыни (как и других южнорусских земель) к Польскому королевству, и только политика Витовта задержала этот процесс, теснее связав судьбы южных областей с Литовско-Русским государством.

40-летний период борьбы с Польшей за галицко-волынское наследство был временем усиленного распространения литовского владычества и влияния на юг и юго-восток. Это было уже по смерти Гедимина (1341 г.), оставившего на великом княжении младшего сына, Явнута, вероятно, под влиянием его матери, Jewny, «zu herschen die grosse Herrschaft». Но старшим сыновьям, детям другой матери, «князь велики Евнутей в большинстве будя не полюбися и смолвили межи собой братия» Ольгерд и Кейстут, «как бы его оттоле высадити».

Замысел удался. Вильно было захвачено Кейстутом, который провозгласил великим князем Ольгерда. Этот переворот был, видимо, обусловлен не только личными и семейными антагонизмами. Литовское государство находилось в опасном положении ввиду возобновившегося с новой силой напора немцев-крестоносцев. Под рыцарским замком пал Гедимин. Император Людовик грамотой подарил Ордену Литву, как край языческий, подлежащий покорению христианским мечом. Прусский орден развязал себе руки договором с Казимиром Великим, который в 1343 г. уступил рыцарям области Поморья, Хельминскую и Михаловскую земли — причину долгого раздора. Ливонцы столь же успешно закончили споры с Данией, добившись уступки себе Эстонской земли. Концентрация литовских сил была необходима, и ее осуществили Ольгерд с Кейстутом. Великим князем стал Ольгерд.

Но Кейстут, князь трокский и всей Жмуди, занял особое положение сравнительно с другими братьями. По договору с Ольгердом, все, «что придобудут грады и волости, то делити на полы», и, по свидетельству Витовта, все приобретения на Руси, действительно, делились «на полы» между Кейстутом и Ольгердом. Это дало Кейстуту средства для той энергичной и неустанной борьбы, которую он непрерывно вел с рыцарями во главе своей жмуди, служа с запада охраной для литовско-русских владений Ольгерда, для его широкой завоевательной и созидательной работы.

^{Князь Любарт Гедиминович (ок. 1320—1384)}

Территориальная, внешняя история Литовско-Русского государства во времена Ольгерда характеризуется прежде всего тем, что окрепший государственный центр служит опорой для южного направления политики. Утвердившись на северных позициях, выдерживая борьбу за их защиту с немцами (руками Кейстута и жмуди), литовская сила тут, на севере, не могла распространять свое влияние и властвование, т. е. влияние распространялось, например, в делах новгородских и псковских, тверских, смоленских, рязанских… и литовская политика подготовляла подчинение Литве этих областей…

Ольгерду немецкие источники приписывают сознательную цель — подчинить всю Русь, «nihil juris ordo sibi reservaret apud Ruthenos, sed omnis Russia ad Letwinos deberet simpliciter pertinere». Но преследование такой цели требовало чрезвычайной затраты сил на борьбу с растущей Москвой, со шведами и Ливонским орденом, не обещая в то же время непосредственного увеличения собственных сил и средств.

Зато юго-восток сулил, видимо, легкую добычу. Раздробленная на мелкие уделы, еще не испытавшая на себе объединительного влияния Москвы, Северщина под татарскою властью, ослабленной крупными раздорами в Орде, прежде всего сулила ряд успехов.

^{Город Владимир-Волынский в XIV веке. Реконструкция Т.А. Трегубовой} 

По-видимому, целью Ольгерда в его первых действиях был собственно Смоленск, но реальных результатов он добился прежде относительно связанного со Смоленском Брянска. В то время как из-за Смоленска началась упорная борьба с Москвой, тянувшаяся затем ряд столетий, Брянском «нача обладати великий князь литовский» в 70-х годах XIV в. К последнему десятилетию правления Ольгерда (умер в 1377 г.) следует отнести водворение литовских князей в Чернигове и Новгородесеверском, Трубчевске, Стародубе, Рыльске. Все это по смерти Ольгерда «литовские города». Дмитрия Ольгердовича видим князем брянским и трубчевским, Корибута — великим князем черниговским, новгородским и северским, Патрикея Наримунтовича — князем стародубским и рыльским.

Так западная Черниговщина перешла под власть литовских князей. В восточной сидят многочисленные мелкие князья Рюриковичи, которых Ольгерд стремится сделать подручниками хотя бы путем родственных связей, например, выдав дочерей своих за князей Ивана новосильского и Святослава карачевского. Своими волостями Ольгерд в послании к патриарху цареградскому называет Калугу и Мценск и жалуется на их захват Москвою, как и на измену «слуги своего» Ивана козельского. Вся эта область колеблется между Литвою и Москвою (отчасти Рязанью).

Важнее другое: как понимать связь обеих половин Черниговщины с Литвою? Это не инкорпорация. Не только русские князья восточной половины, но и литовские западной стоят вне строя собственно Литовского великого княжества и, опираясь на местные интересы и отношения, держат себя самостоятельными князьями, стоящими лишь в слабой зависимости от великого князя. Уделыцина черниговская перевоспитывает литовских ставленников, обруселых Ольгердовичей.

И, правда, уже по смерти Ольгерда, видим Андрея Ольгердовича в рядах московского войска в войне с Литвой, Дмитрия Ольгердовича — перешедшим на сторону Москвы, причем ему, правда, не удалось удержать северские волости, а получил он в кормление Переяславль-Суздальский (в 1388 г. он вернулся в Литву).

Позднее встречаем Александра Патрикеевича стародубского приятелем Москвы: Витовт арестует его во время литовско-московской войны, чтобы предупредить измену. Так тяга русских земель к новому московскому национальному центру увлекает даже князей литовской крови, парализуя силы литовского великого князя в борьбе с Москвою ненадежностью русских элементов, на которые приходилось опираться.

Одновременно с этим движением литовского влияния за Днепр идет, и с более прочными результатами, его стремление к югу Киевскую область мы видели под непосредственной властью татар: баскак тут сидит во времена Гедимина, хотя влияние Гедимина сильно на киевского князька Федора. 

Позднейшие и малонадежные компиляции сохранили известие, что в 1361 г. еще сидит в Киеве Федор, а потом Ольгерд: «Киев под Федором взят и посади в нем Володимера сына своего и нача над сими владети, им же отцы его дань даяху».

^{Великий князь Ольгерд (1296—1377). Гравюра из «Описания Европейской Сарматии» А. Гваньини, 1578 год} 

Дата этого события неясна, записано оно в так называемой Густынской летописи в виде примечания к известию о победе Ольгерда над татарами в 1362 г., но это не дает еще основания относить его к тому же году. Но 60-е годы принять можно, тем более что уже в 50-х годах Ольгерд ведет энергичную русскую политику, особенно в вопросах церковного управления. Он хлопочет о поставлении особого митрополита для западной Руси, причем имеются любопытные намеки на участие в этом деле тверского князя или, по крайней мере, на сочувствие в Твери этой тенденции.

* * *

^{Путь войска ВКЛ к месту битвы на Синей Воде} 

Литовские владения на Черной Руси — Новгородок-Литовский — стали опорной точкой для движения на юг, созданного, как и движение на Киевщину и Чернигово-Северскую землю, ослаблением господствовавшей тут татарской силы. Орда по смерти хана Бердибека (1359 г.) потрясена внутренними смутами. И подобно тому, как во времена Даниила, вожди татарской силы в западном Черноморье остались без опоры в тылу, в Золотой орде.

И эти Кориатовичи с позволенья Ольгерда и с помощью Литовской земли пошли в Подольскую землю, где не было тогда никаких городов, ни деревянных, ни каменных. Кориатовичи добились признания их власти подольскими атаманами и начали боронить Подольскую землю, построив города Бакоту и Каменец, а «баскаком выхода не почали давати».

Водворение в Подолии этих литовских князей создало для них весьма своеобразное положение. Двух из них, Юрия и Александра Кориатовичей, мы уже встретили в литовско-польском договоре 1366/67 г., притом в составе не литовской, а польской договаривающейся стороны. Александра и Константина Кориатовичей встречаем в Кракове при дворе короля Казимира. К Кракову тянет Подолия и экономически: сохранились грамоты Кориатовичей краковским купцам на вольную торговлю в Подолии. И Подолию в эту эпоху трудно себе представить в составе великого княжества Литовского.

Следует с большой осторожностью и решительными оговорками отнестись к обычному мнению, что власть Ольгерда на юг протянулась до Черного моря.

Тянулась туда литовская сила, но еще не спаянная в единую государственную организацию. Никоновская летопись, относящая битву на Синих Водах к 1363 г. (и эту дату можно принять), одним из следствий ее называет, что он и «Белобережие повоева», т. е. Поднепровье ниже Киева. Татарская сила была, видимо, действительно отброшена. Но организаторами литовской власти на Подолии были Кориатовичи, не Ольгерд. Это вдвинуло их в сферу южных отношений польских, венгерских, волошских и татарских (дань, ярлыки, монеты), и определили они свое положение в этой сфере не как орудия Ольгердовой политики.

Одного из Кориатовичей, Юрия, судьба вывела даже за границы литовско-русской жизни. «Князя Юрия Волохове взяли собе воеводою — и тамо его окормили», — сообщает литовско-русская летопись. А по смерти Александра, убитого татарами, и Константина Подольскую землю занял младший Кориатович, Федор, при котором великому князю Витовту пришлось «со всеми силами» покорять Подольскую землю. Федор защищался с венгерской и волошской помощью, но не выдержал борьбы.

Проследив условия образования территории Литовско-Русского государства в XIV в., можем подвести следующий итог: политическое творчество литовских князей создало великое княжество Литовское, государственное ядро которого составляли собственно Литва (без Жмуди) и Черная Русь.

К этому ядру тесно примкнули так называемая литовская Русь (Минск), Подляшье (Берестье-Дорогичин) и Полесье (пинское).

На эту территорию можно в историко-политическом смысле распространить понятие великого княжества Литовского, применявшееся обычно в значении более узком — коренного ядра литовских владений. К великому княжеству Литовскому примыкают путем связей, преимущественно династических, земли Жмудская, Полоцкая, Витебская, сохраняя в значительной мере свою политическую индивидуальность, и далее части Черниговщины, Киев, Волынь, Подолия, составляющие скорее область то большего, то меньшего влияния литовского политического центра, чем интегральные части Литовского государства.

В этом поясе западнорусских земель скрещиваются сферы влияний московского и татарского, польского и венгерского с литовским, сталкиваются разнородные политические притязания, далеко еще не разрешенные в пользу великого князя литовского и создающие возможность и необходимость роли местных княжих сил как самостоятельных политических факторов, идущих своими весьма извилистыми путями среди международных, не разграниченных исторической жизнью, течений.

К последним десятилетиям XIV в. эта сложная картина внешней эволюции Литовско-Русского государства сильно осложняется династической унией, связавшей судьбы Литвы и Руси с Польшей.

^{Ольгерд во главе своего войска в битве на Синей Воде (сентябрь 1362 г.)}