Западный германо-романский мир, пережив период феодального дробления и тщетных попыток сохранить и возродить единство в форме Священной Римской империи, строит в XIV в. новое политическое здание национальных государств. Меньше всего удается это Германии, сплотившей формы своего политического быта в ряд территориальных княжеств, связанных в одно целое лишь условной имперской связью, лишенной действительного жизненного значения. Но передовые посты германизма на востоке — Бранденбургская марка и марка Австрийская — закладывают основы двух германских государств, наиболее сильных вершительниц судеб немецкого племени, на политико-географической и этнографической основе не чисто германской, а в значительной степени поглощая славянские элементы.

Как бы то ни было, на запад от территории, на исторических судьбах которой сосредоточено внимание моего курса, идет в XIV в. кристаллизация политического быта. Такая же «кристаллизация», если допустимо это выражение, происходит и на северо-восточной окраине Европы: объединяется северо-восточная Русь, строится на великорусской племенной почве Московское государство, противоставляя свое национальное политическое единство татарскому и литовскому мирам.

Наша территория к этой исторической эпохе нашла свой политический центр не там, где искала его в XIII в., — не в Галицко-Волынской области и не в Новогрудке Миндовга, а в Вильне Гедимина. И тут руководящие исторические силы отлили к северу и отсюда, окрепши, начали свое поступательное развитие в форме собирания западно- и южнорусских земель в сложный политический организм Литовско-Русского государства. Задача эта представляла особую, совершенно исключительную сложность, так как новое государство лишено было единого и цельного племенного (этнографического) фундамента и вдобавок слагалось на рубеже двух культурно-исторических миров, под влиянием перекрещивавшихся на его почве различных культурных влияний.

Тут во времена Витеня (с середины 1290-х годов до 1320 г.) и его брата и преемника Гедимина (1321—1341 гг.) завершено в новой форме и на иных основаниях здание, заложенное Миндовгом. Территория государства, во главе которого стоял «rex Litwinorum Ruthenorumque», охватывала ближайшим образом то, что позднее выступает как великое княжество Литовское или земля Литовская в собственном, тесном смысле слова. Этнографическая Литва составляла только ядро этой территории, так как под собственно Литовской землей разумелась не только исконная территория литовского племени, а и соседние русские земли, занятые и отчасти колонизованные литвою в XIII в., а именно: Черная Русь (по левым притокам Немана) с городами Новгородком, Волковыйском, Слонимом, Здитовом, Городном. Тут находим, как только встречаем более обильные сведения о внутреннем быте этой области, большое количество имений литовских панов и бояр, созданных военнослужилой колонизацией Черной Руси.

Так, самая сердцевина Литовско-Русского государства представляет собою уже довольно сложное по составу этнографическое и социально-политическое целое, объединяя мелкие волости и общины литовские, управлявшиеся в доисторическое время местными вождями, и обломки древнерусских земель — либо частей Полоцкой земли, либо отдельных владений, как Городенское княжество. В этой собственно Литве на самой ранней заре ее исторической жизни уже выступает различие двух ее половин с двумя центрами — Вильной и Троками, с сохранением, кроме того, некоторой индивидуальности за более мелкими составными частями, имевшими до объединения в Литве свое особое бытие. И внутренний строй Литовской земли, насколько можем его себе представить, сохранял черты своего доисторического прошлого.

Новое государство строилось на весьма еще первобытной экономической основе. Господствующее значение лесных промыслов, элементарного скотоводства и сельского хозяйства при ничтожном развитии торговли устраняло возможность развития городского быта, сколько-нибудь подобного наблюдаемому в древней Руси. Землевладение, естественно, — господствующий источник благосостояния и социальной силы. Так определялось сходство условий социально-экономического быта Литвы и Руси.

С другой стороны, сложные и напряженные условия, вызвавшие к исторической жизни и деятельности великое княжество Литовское, выросшее в борьбе на несколько фронтов, создавали потребность в сильной военной организации, которая обеспечивала бы наличность постоянно готовых к бою военных сил. Сочетание указанных политических и экономических условий литовской жизни вело к развитию той же связи военного дела и военной службы с землевладением, которое составляет одну из характернейших особенностей русского строя в удельное время, после упадка городской организации с ее городовыми полками.

^{Верхний замок на Замковой горе в Вильне — резиденция князей Литвы. Крайняя справа — башня Гедимина, сохранившаяся до наших дней (реконструкция)}

В организации своей военной силы литовская власть опирается на крупное землевладение панов и служилых княжат, не только не стремясь по началу упразднить или ослабить их вотчинную (местнополитического характера) силу, но пользуясь ею как

готовой организационной ячейкой для возводимого ею здания новой, более широкой государственности. Эти вотчины — панские и княжие — разного происхождения. В собственно Литве и на Жмуди можно видеть в них территории прежних дробных племенных единиц, как в их владельцах, панах литовских, потомков прежних племенных династов. Их местное значение, их власть над местным населением могли только усилиться, вследствие объединения Литвы под главенством виленского великого князя (подобно тому как сильно вырастает власть саксонской знати под влиянием франкского владычества и его военнослужилых и полицейско-административных требований к эделингам). Ранее, по-видимому, в пору доисторическую, следует представлять их себе ограниченными значением племенных сходок, иногда выбиравших вождя, и советом старейшин. Литовское объединение сделало их панами-вотчинниками подобно удельным князьям русским того же времени.

Далее возникают новые панские вотчины путем подъема новин и колонизации по инициативе панов-воителей, которые, «отклонившись» во многих походах, сажали челядь свою на землю, ведя ее трудом свое хозяйство. По мере расширения и лучшей организации этих хозяйств они на захваченные земли привлекают и гулящую бедноту, ставя ее в зависимое положение от землевладельца. Это сидевшее на владельческой земле население попадало под вотчинную юрисдикцию и вообще опеку владельца, усиливая его значение в общем складе тогдашнего общественного строя.

Наконец, источником возникновения таких вотчин в эпоху великокняжеской власти становятся земельные пожалования князей.

При все возраставшей силе центральной власти различие происхождения вотчинных прав естественно нивелировалось тем более, что прочность и сохранение, например, за потомками или вообще наследниками вотчинных владений, происшедших не от пожалования, требовали подтверждения владенных грамот великим князем и защиты их прав великокняжеской властью. Роль этой власти, как основного источника права в строящемся заново обществе, давала ей возможность проводить свои требования, обусловливая всякое право, всякое владение и их защиту служением себе, своим интересам, т. е. интересам новой литовской государственности. И опять-таки надо сказать, что отношения в Литовской земле (отчасти, конечно, и под прямым влиянием русского соседства и быта инкорпорированной Черной Руси) развивались в том же направлении, как в русских удельных княжествах, где власть княжая, избавленная от вечевой общины и принявшая территориальный характер, становится основным источником права в удельном княжестве и организует свою военную силу с помощью потомков дружины — бояр-вотчинников, стремясь в более крупных политических комплексах свести к тому же положению служилых князей с обращением их уделов в вотчины княжат, как слоя того же землевладельческого и служилого боярства.

^{Тракайский замок. Около 1350 года здесь родился Витовт Кейстутович — будущий Великий князь}

К центральной (не в географическом, а в политическом отношении) области великого княжества Литовского — земле Литовской —'приросли в разной степени и на разных основаниях западнорусские земли.

Всего теснее связь с великим княжением так называемой литовской Руси (в том специальном смысле слова, в каком употребляют это выражение литовско-русские акты), Подляшья и Полесья. Литовской Русью называли Минскую землю, несколько расширенную захватом ближайших киевских, отчасти черниговских и смоленских волостей. Подляшье — это старая Берестейско-Дорогичинская область, а Полесьем Литовским называли территории прежних Туровского, Пинского и Клецкого княжеств. В этих областях со времен Гедимина исчезли местные русские власти, лишь в Полесье оставившие некоторый след в княжеском происхождении иных местных владельцев, но утративших черты какого-либо политико-административного значения. Втянутые в связь с политическими судьбами Литвы еще в XIII в., эти области также инкорпорированы великим княжеством Литовским и тянут в его составе по управлению и повинностям прямо к Вильне и Трокам. Они входят в состав территории, которая уже при сыновьях Гедимина сознается княжим родом литовским как его владение, как предмет наделов и разделов князей Гедиминова рода. В этих областях, с другой стороны, исчезает устойчивость древнерусских территориально-политических форм. Они легко дробятся, вступают частями своими в новые соединения, не сохраняя следов своей исторической индивидуальности, и в верхний слой их населения без труда, естественным процессом, проникают литовские боярские элементы, устанавливая наряду с политико-административной своего рода общественную связь их со всем великим княжеством Литовским. И потому можно расширить несколько вышеустановленное «тесное» значение термина «великое княжество Литовское», относя его и к Руси, Подляшью и Полесью.

Наконец, к очерченному комплексу земель примкнули в политическом отношении западнорусские земли, принесшие с собою в это соединение старые исторические традиции, свою организацию и прочные навыки самостоятельного политического быта. И они остались в составе Литовско-Русского государства со своей даже внешней обособленностью как территориально-политические единицы, не вполне утратившие свою индивидуальность, и со своим укладом внутренних отношений, лишь медленно и постепенно подвергавшимся переработке под влиянием общей с Литвою исторической жизни, причем исход этого процесса был различен: одни, как Полоцкая или Витебская земля, вошли в более органическую связь с великим княжеством Литовским, другие, как южные земли — Киевская и Волынская — или западные — Смоленская, Чернигово-Северская, став «аннексами» Литвы, однако и под ее властью жили более своей жизнью и в дальнейшем ходе исторической жизни рано или поздно были от нее оторваны.

Под Полоцкой землей разумею тут не то, что означал этот термин в древней Руси. Дробление старого Полоцкого княжества с падением значения объединившего его стольного города Полоцка и напор Литвы сильно умалили его территорию (ряд волостей отошел в состав собственно Литовской земли) и разбил ее на две области: Полоцкую и Витебскую. Обе эти области видим под литовской властью еще до Гедимина, в XIII в. Хотя бы там и мелькали еще имена каких-то русских князей (разумею двух Изяславов — полоцкого и витебского во времена княжения Войшелка и Шварна), но ничто нас не уполномочивает считать их «отчичами» в настоящем смысле слова. Не говоря о том, что мы их «отечества» восстановить не можем, их роль — роль подручников Литвы. В Полоцке литвины княжат в конце XIII и начале XIV в.; тут сидел и Воин, брат Витеня и Гедимина.

Моментом «присоединения» к Литве Витебска считают кончину последнего его русского князя, Ярослава Васильевича, от которого он перешел как бы по наследству к мужу Марьи Ярославны — Ольгерду Гедиминовичу. Витебск был под литовской властью еще при Миндовге, при Войшелке тут по его воле сидит какой-то Изяслав, затем опять сидит литвин Гердень. После него видим тут русских князей Константина, Михаила, о которых сохранились лишь случайные упоминания. По-видимому, в 80-х годах XIII в. в Витебске сидел Смоленский наместник, упоминаемый в одном из немецких документов, и историк Полоцкой земли Данилевич поэтому последнего витебского князя считает происходящим из Смоленских князей. В дни Гедимина он умер (1320 г.), и витебским князем под рукою отца стал Ольгерд. С этих пор Витебск в литовских руках. Но местные русские общественные силы долго еще имели, как и в Полоцке, самостоятельные тенденции и собственный вес, сыграв известную роль в политической борьбе XIV и XV вв., сохранив за своими землями значение особых областей со своими правами, которые не раз формулировались и развивались земскими привилеями господарей литовских.

^{ВКЛ к концу правления Гедимина}

Таков был круг владений литовских при Гедимине. Оставляя пока в стороне особенности положения жмуди, отмечу характерные черты литовского княжого владения. В нашей исторической литературе делались попытки приравнять начала этого литовского владения древнерусскому Но исследование М.К. Любавского хорошо выясняет существенную особенность литовских отношений, которые не дали развиться в княжой среде действительным началам семейного владения с его принципами отчины и раздела, и то начало, которое в древней Руси имело назначением сохранить целое от распадения, — начало старейшинства — получило в Литве сразу иную постановку, иную силу Боевое и напряженное международное положение, в каком оказалась исторически молодая литовская великокняжеская власть, обусловило сильное ее развитие до степени действительной верховной власти в государстве. Сказалось это в том, что в собственной Литве не было уделов в точном и строгом смысле слова. Те, кого мы привыкли называть удельными князьями литовскими, — не полноправные владельцы отчин, владеющие ими по семейному праву, а подручные великому князю князья, наместники с княжеской властью и княжескими доходами, и только. Они получают княжения по назначению великого князя или по соглашению с ним; они, за редкими исключениями, не в силах были установить действительной отчинности своих владений для потомства. Поэтому в Литве не происходило «дележа государства в собственном смысле» и «с борьбою за великое княжение в Литве связана была борьба не только за старшинство и за самое крупное княжество, но и за верховную власть в государстве». Задача закрепления за собой и расширения владений настолько доминировала над разделом достояния и пользования, что лишь очень слабо проявлялось по временам в литовских междукняжеских отношениях отчинное, семейное начало, и то осуществляясь лишь в согласии с государственной волей великого князя или по особому договору с ним.

Все это надо иметь в виду, чтобы понять судьбу Литовско-Русского государства после Гедимина. Он ещё при жизни наделил своих сыновей княжениями. Монивид получил литовский Кернов и на Черной Руси Слоним; остальная Черная Русь с Новгородком досталась Кориату; Ольгерду, князю витебскому, на Литве — Крево; Кейстут получил Троки и земли Городенскую и Берестейскую; Наримунт — Пинскую; Вильно с пригородами и великим княжением Гедимин назначил младшему, Явнуту По-видимому, без всякого надела из отцовских владений остался Любарт. Ему предстояло большое дело: утвердить за Литвою галицко-волынское наследство.