Безумие витало над Европой.

Искусство, наука, мораль во времена Крестовых походов пришли в упадок, народ нищенствовал. Церковь, как пресс, давила и давила общество, ей не противились. Все молчали. Люди жили от молитвы до молитвы, от поста до поста – даже мысли уже не принадлежали им. Народы сделались игрушкой папы. А тому все было мало.

Он опасался, что «безумие» пройдет, люди прозреют и выйдут из подчинения. Поэтому Церкви надо было готовить армию. Свою. Особую. Не ордены монахов, как прежде, а ордены воинов специального назначения. Такими воинами стали храмовники. Создание их ордена было обдуманным и намеренным шагом на пути к экспансии Церкви, то есть к господству католиков над всем миром.

Замысел гениальный. Начали издалека: в Палестину отправили тысячи мирных паломников. Вроде бы невинная затея?.. Желающих увидеть землю, «где ступала нога Господа», набралось множество. Религиозный угар в эпоху Крестовых походов, как дым пожара, окутывал города и деревни, провинции и целые страны.

В Иерусалиме паломников поджидали люди папы. «В святых местах властвуют враги», – внушали они паломникам. Те вскипали от ярости. Сами заговаривали о новых Крестовых походах, защите Церкви, о папском войске. Сами стали наперебой предлагать себя папе!

Церковь вновь сыграла на нежных струнах человеческих душ. Люди послушно делали то, что желал папа, – были куклами в руках кукловода. А тот придумывал им даже мысли. Сказал, например, что в 1099 году в Палестине кто-то из крестоносцев видел святого Георгия на коне и с отрубленной головой, которую воин держал под мышкой. Это назвали чудом. С каждым новым таким «чудесным» обретением Церковь все дальше и дальше уводила народ от Бога к откровенному язычеству, где материальное господствует над духовным началом.

И тюркского святого, погибшего в IV веке, папа «материализовал», объявив крестоносцем, рыцарем, своим слугой.

Событие явно выдуманное, но оно вошло в анналы Церкви. Появилась очередная легенда о святом Георгии, где воина посадили на коня и «заставили» убивать дракона… Вновь убийство дракона! Вновь удар по тюркской истории! И опять исподтишка.

По воле Церкви из глубоко почитаемого святого сделали всадника-убийцу, он был нужен папе именно таким – жестоким, убивающим. Но тюркская Европа помнила иным своего героя. Сохранилась старинная англосаксонская легенда, она – документальное свидетельство, в ней есть сведения о жизни и казни Георгия. В Англии и других странах до сих пор клянутся именем Георгия. Потомки рыцарей не забывают своего покровителя и сейчас.

 

Альтикьеро.

Казнь святого Георгия (Усекновение главы святого Георгия).

Падуя. Капелла Сан Джорджо. 1384 г.

 

Помнил о нем и папа. Поэтому сделал своим слугой – крестоносцем, убийцей. Прежде, с 498 года, Западная церковь не признавала святого Георгия, он был чужим для католиков, теперь его приблизили, создали для него рыцарское войско. Для него, не для папы! Это была очередная уловка.

Тогда и объявили о новом сословии Западной Европы – о рыцарях, их святым патроном стал Георгий-всадник.

Надо отметить, рыцари – это не изобретение Церкви, они были знакомы Европе и прежде. У тюрков это были слуги хана, всадники, одетые в броню. Они прикрывали в бою тыл хозяина. Удел рыцаря – походная жизнь. Его профессия – военное искусство. Так повелось с IV века и в Европе.

Хозяев рыцарей называли gentiles (отсюда – «джентльмен»), в 312 году Рим услышал это слово. Увидел, на что способны они, наголову разбившие непобедимую армию императора Максенция. Родовитые люди. Джентльмены, как писали историки, когда-то служили в армии Рима, а потом завоевали Империю, они гордились своей иноземной знатностью, оберегали ее…

 

 

 

 

 

 

 

Знаменитые потомки кипчакских ханов.

1 – Жан Дасье. Хильдерик I. Изображение с медали. XVIII в.

2 – Карл Великий. Мозаика. Латеранский музей. Рим

3 – Эдуард III, английский король с 1327 г.

4 – Якоб Зайзенеггер. Портрет императора Карла V в полный рост. 1532 г.

5 – Питер Пауэл Рубенс. Карл Смелый, герцог Бургундский

6 – Жан Клуэ. Портрет короля Франции Франциска I

7 – Людовик IX Святой, король Франции.

Изображение на современной монете.

Они творили историю средневековой Европы. И они же были ее лицом

 

Что же это за люди такие, о которых вспомнил папа?

Написано о них немало, но упущено главное: они жили в замках и поместьях по законам юрта или ханства. Иначе говоря, со своей властью, по своим законам. В этом состояла их «иноземная знатность». Хан правил там. Пусть он звался королем, герцогом или графом, но земли своего юрта он делил между баронами по правилам ханской власти. И подать брал точно так же, как хан.

 

Карл Великий. Бронзовая статуэтка. IX в. Лувр.

Париж. Франция

 

Обычаи джентльменов неотличимы от обычаев Великой Степи. Люди верили в Тенгри, говорили по-тюркски, поэтому католики их называли язычниками, иноземцами. Сражались они на боевых конях. Пешей жизни не признавали. Кипчаки. И все или почти все у них было как прежде, другой жизни не знали. Да и зачем им менять обычаи предков?!

Улус? Юрт? Орда? Как они называли себя? Неизвестно, а жаль. Но потерянное легко восстановить, если знаешь, что у тюрков были слово kent (ken), или gent (gen) означавшее «крепость», «замок», и слово il – «люди», «народ». Получалось «народ, живущий в крепости».

Но это не вполне точно, здесь непереводимая игра слов, не просто люд, а люди, умеющие постоять за себя. Удальцы. Их жизнь, как крепость, недоступна другим. В слове звучали и замкнутость, и сила, и гордость, и доблесть. Все сразу. Словом, люди-крепости.

Менялись поколения, но ничего не менялось в их поведении. Да, люди носили уже латинские имена, но у них оставались как прозвища имена тюркские. Традиция предписывала тюрку иметь два имени. Одно домашнее, другое светское.

 

Людовик IX Святой, король Франции

 

У знаменитого рыцаря Ланселота, например, домашнее имя было Телеги. А легендарного французского рыцаря Карла Смелого домашние и друзья звали Темир. Temeraire – так пишут французы. Он был герцогом Бургундским, а это уже не просто утерянное имя, это – строка из истории орды бургундов.

Оказывается, король Карл Великий, основатель Франции, имел домашнее имя, оно звучало Чарла-маг. Типичное тюркское, означающее «зови славу», таким и сохранилось в Британской энциклопедии – Charlemagne.

Латинские историки переделали тюркские исторические имена на латинский манер. И – история, лишившись былого колорита, вроде бы потерялась. А задумывался ли кто над вопросом, почему у них были двойные имена? Вряд ли.

Тюрков, их присутствие, нельзя скрыть ни за двойным, ни за тройным именем, их всегда выдавало не имя, а поведение!

Джентльмены, став герцогами и королями, с детства любили сидеть на полу, поджав ноги, то есть по-тюркски. На стул садились в редких случаях. В хрониках того времени уцелела запись, что Людовик Святой (1214–1270), французский король из династии Капетингов, так принимал гостей. На полу.

Полы его замка были устланы коврами, по углам высились горы подушек. Словом, все было так, как полагалось обставлять зал приемов любого хана. На стенах висела красивая посуда. В спальне короля к вечеру разбивали шатер (эспервьер) и ставили там кровать. Сам король любил ходить дома без обуви, в теплых вязаных носках, в расшитом кафтане (сапане). В королевском дворце были кунацкие комнаты, женская половина. Все как положено. Рядом с очагом стояла фигурка покровителя дома…

Точно такие фигурки делали на Алтае, и тоже из войлока.

Пиры джентльменов не отличались от тех, что были во дворце Аттилы: конина, кумыс, айран, тот же трон, те же шуты, те же кушанья в огромных количествах, те же песни, представления. И всего очень помногу.

В залах самых престижных дворцов гостей обслуживала конная прислуга, что, несомненно, было новшеством для Европы. Гости стонали от восторга, блюда подъезжали прямо к столу, вызывая радость. Традиции народа!.. А они меняются, но не быстро. Само собой ничего не меняется.

Скажем, обряд похорон джентльменов был как у кипчаков: вместе с усопшим уходил его конь. В кургане с конем похоронен основатель династии Меровингов. Тела ушедших бальзамировали по алтайским правилам. Так провожали в 1376 году английского короля Эдуарда III, в 1391 году – графа Гастона де Фуа и других важных сеньоров. Как настоящие тюрки они ушли на тот свет. Не как католики! Церковь в разгар инквизиции запретила хоронить с конем. И – уже никогда больше не насыпали курганы в Западной Европе. Они исчезли вроде бы сами собой.

До XV века европейские кипчаки придерживались своего древнего обряда. Ему следовали даже в мелочах. После похорон справляли тризну, в горе резали лицо, рвали на себе волосы.

Все осталось как при Аттиле, и это все рано или поздно попадало под запрет Церкви. По кирпичику разбирали стены крепостей, за которыми хранился тюркский дух в душах джентльменов. Папа сам решал, что правильно, что нет, что убрать, что оставить. Каждый раз он вырывал из книги народной памяти понемногу – по страничке. И книга тощала.

Представить трудно, семьсот лет отделяли Аттилу от крестоносцев, его потомки давно считались европейцами, а тюркская кровь в них не умирала. Больше того, их культура главенствовала во дворцах и замках. Была эталоном Средневековья.

Этот удивительный феномен оставил свой след в произведениях Шекспира, Сервантеса, Вальтера Скотта, других великих писателей. Там слишком много тюркского. Едва ли не все. Но смотрел ли кто из литературоведов на классическую литературу под этим – под тюркским! – углом зрения? Похоже, нет.

Видимо, правы те, кто считает, что культуры народов не исчезали, жили рядом, не смешиваясь. Люди заимствовали лучшее друг у друга…

У джентльменов считали позором не сдержанное слово и оговор дамы. За это били обидчика, били долго, пока шлем (или шапка) не упадет с головы виновного. Это – одно из проявлений кулачного права, которое помогало всем тюркам мира решать между собой споры и недоразумения… А разве иначе их можно решить?

И в этом еще одна грань безграничного тюркского характера. Били одинаково во Франции, в Англии, в Германии. Причем за то же самое! Судебный поединок, кулачное право – еще один спутник тюркского мира, его явная примета. Побеждал тот, на стороне которого Бог. Поединки, дуэли из того же ряда…

Тюркские правила жизни были суровы, но справедливы. Взаимопомощь – пожалуй, главный закон. Друг другу, по адату, тюрки обязаны были помогать безропотно. И безвозмездно. Боже упаси дать в долг собрату. Или продать ему что-то. Того даже не били. С него срывали шлем и бросали его на землю, это значило потерю чести.

Человек переставал быть джентльменом (ханом), у него отбирали коня, что было во сто раз хуже казни. Оставляли право покончить с собой, либо стать батраком, что означало смерть при жизни.

Еще у тюрков не был в почете мезальянс, то есть неравный брак. На него тоже смотрели сурово.

Брачные союзы заключали только с семьями таких же рыцарей. И опять никаких поблажек. Чужаку просто не оставляли в обществе места. Нужно иметь четыре поколения предков-джентльменов, чтобы войти в их общество и стать там своим.

Но незнатные люди и чужестранцы могли проявить себя, им оставляли шанс. Обычно подвиг делал храбреца отцом нового благородного семейства. Хан (король) давал ему знак отличия – орден, и принимал в общество джентльменов, назвав его «благородным человеком».

Наследовал звание отца старший сын, он один. Лишь после личного подвига, отмеченного опять же орденом, сын получал право передать заветный титул своим детям. Тогда и появлялось на свет новое благородное семейство. Но еще не аристократы тюркского мира.

Семейство получало права джентльменов, прослужив еще в двух поколениях. Чем выше по статусу ордена, тем больше прав получала семья, тем выше было ее место в обществе.

Как видим, на прочном фундаменте стояло тюркское общество. Стояло устойчиво. Никаких смешений кровей, никаких случайных связей. Все по адату. Поэтому оно не просто жило в Европе, но и задавало тон всей европейской культуре.

Тяжелый труд – быть тюркским аристократом. Надо жить по кодексу чести, где оплошности не прощались. Например, уронить знамя или склонить его считалось величайшим позором и означало смерть рода. Жизнь джентльмена стоила меньше медного гроша. Ибо не жизнь, не богатство ценились там – честь. И еще подвиг. Молодежь готовили к подвигу с детства.

Мальчика, будь он самого знатного рода, отдавали в пажи ко двору другого джентльмена. Заботы пажа у всех тюрков планеты были одинаковы – уход за конем хозяина, чистка оружия, военные упражнения, рубка лозы. За провинности – розги или ремень. Эти уроки жизни назывались у тюрков пагыс (подчинение), в аталычестве его корни. Их прошли и Аттила, и Акташ, и любой другой тюркский мальчишка, выросший в знаменитого полководца. Даже Аэций.

А без труда – не вырастешь мужчиной! Труд надо любить.

И мальчишка трудился: рос, ожидая случая проявить себя. Выиграть турнир среди сверстников, отличиться в скачках на ханской свадьбе, а еще лучше – победить в настоящей войне. Таким себя видел во сне каждый паж Европы. И каждый улан Великой Степи.

…Сны юного кипчака будто подсмотрела Церковь, задумывая рыцарские ордены. Она назвала джентльменов «рыцарями», то есть своими защитниками, прекрасно зная, что рыцари – это слуги джентльменов. Вроде бы чуть поменяли смысл слова, а изменилось все.

Тюркская элита, гордость Франции и Италии, объявила себя слугами папы, сделал это еще в 768 году представитель рода Каролингов, за что получил титул короля франков и полное покровительство Церкви. Так в историю пришел Карл Великий, тюрк по родословной, завоевавший едва ли не половину Европы, ту самую половину, где не очень-то считались с папой римским. Карл был первый король Франции, от имени которого и пошел сам титул.

Его тамгу назвали гербом, придумав ей новые геральдические знаки, которые увековечили родословные едва ли не всех рыцарей. Показательно, в иных гербах оставался знак Тенгри – равносторонний крест. Три цвета – синий, белый, красный – перешли на знамя Франции. Это тоже древние символы Алтая, три цвета Вечного Синего Неба… Лентами этих цветов тюрки благодарят Небо и сегодня.

Менять хотелось почти все. Но изменить ничего не сумели, культура джентльменов оставалась. А вот бойцовские турниры рыцарей действительно стали другими. Уже не тюркскими, а европейскими.

Прежде смотреть бои джентльменов съезжались целые провинции, где жили «варвары». Огромные толпы народа пугали Церковь. Праздник занимал не один день, бойцы готовились к нему загодя. Чего ни придумывали, чтобы порадовать себя и других. Это был настоящий праздник оружия. Смотр боевого искусства. На него приходили смотреть все.

Зрители, собираясь на праздник силы и ловкости, спорили о достоинствах бойцов, делали ставки, объявляли призы. Турнирным призом традиционно были ловчие соколы или поцелуй знатной дамы. Ради них джентльмен готов был и в огонь, и в воду. Личные турниры сменяли групповые. Порой события перетекали через край, перерастали в настоящие сражения по всем правилам настоящего боя.

 

Рыцарь. Книжная миниатюра. XIII в.

Лондон. Британский музей

 

Так, в 1274 году король Эдуард со своими английскими рыцарями бился с графом Шалонским и его бургундами. Бились на совесть. Бургунды, на которых делал ставку папа, уступили, потеряв много народа. Чем и воспользовалась Церковь – она запретила турниры, обещая нарушавшим запрет не хоронить их в земле, чинить им всяческие притеснения. Что было уже серьезно.

 

Антонио Пизанелло. Окончание турнира.

Фрагмент фрески.1440 г.

Палаццо Дукале. Мантуя

 

Но турниры не прекратились. Не могли прекратиться! То была школа мужества и духа не только для тюрка. Тогда папа убавил свой гнев, повелел, чтобы воины выходили на бой в облегченных доспехах, чтобы оружие нарочно притупляли…

И все сделалось неинтересным, игрушечным, турнир превратился в зрелище, в спектакль, в балаган. Отказ от настоящего боя привел католиков к беде. Привыкнув к «потешным поединкам», их рыцари стали проигрывать в настоящем бою.

Трагедия приходит незаметно и селится навсегда…

Потомки Аттилы не заметили, как научились держать стремя папе римскому, когда тот садился на коня. Они, аристократы, элита вольного общества, став слугами человека, умирали при жизни. Один за другим – Небо отворачивалось от них.

Нет, не рыцарей губил папа – их вольный дух. И к XIV веку в рыцарских замках смолкла тюркская речь. Смолкла будто бы сама. Навсегда… Тогда же Церковь запретила католикам есть конину, пить кумыс. И тоже навсегда.

Тюркский дух иссякал медленно и неотвратимо.