Книга: Путешествие на берег Маклая (великие путешествия)
Назад: Повседневная жизнь папуасов (продолжение)
Дальше: О суевериях и связанных с ними обычаях

Искусство

Я собирал с особенным интересом все, что можно назвать зачатками искусства у папуасов, или, по крайней мере, срисовывал возможно более точно все, не исключая простейших и самых обыкновенных орнаментов. Я делал это, главным образом, на том основании, что обитатели моего берега жили еще в каменном веке, в состоянии, которое встречается с каждым годом где бы то ни было все реже и постепенно исчезает.

Орудия, изобретенные до сих пор папуасами, которыми они пользуются для произведений своего изобразительного искусства, можно разделить, как уже сказано, на две категории: во-первых, осколки кремня, раковины и кости; во-вторых, шлифованные каменные топоры.

Сопоставляя все достигнутое папуасами в смысле искусства, т. е. их орнаменты, рисунки, грубые статуи, можно разделить эти продукты Einbildungs-Kraft [силы воображения. – Ред.] и терпения на три класса:

во-первых, орнаменты в собственном смысле слова, которые вырезаются или рисуются ради них самих и представляют только украшение и больше ничего;

во-вторых, орнаменты и рисунки, представляющие зачатки образного или идеографического письма;

в-третьих, орнаменты, рисунки и скульптура, стоящие в связи с суевериями и смутными зачатками религиозных идей у папуасов.

1. Орнаменты в собственном смысле. Орнаменты, покрывающие оружие, орудия и утварь папуасов хотя мало разнообразны, но довольно оригинальны. Чтобы получить правильное представление об их характере, я взял на себя труд зарисовывать положительно все орнаменты, которые мне где-либо встречались.

Я убедился, что они зависят в значительно большей степени от материала объекта, на который их наносят и который они должны украшать, и от инструментов, которыми они воспроизводятся, чем от силы художественной фантазии туземцев. Так как много орудий и утвари папуасов делается из бамбука и тростника, то орнаменты на этом материале составляют большую долю их орнаментов вообще.

Гладкая поверхность бамбука и тростника особенно пригодна для нанесения прямолинейного орнамента, поэтому прямолинейность и составляет характерную особенность большинства папуасских орнаментов. Эта особенность зависит, однако, вполне от свойств материала. Мне известно из опыта, как трудно чертить или нарезать на бамбуке круги и волнистые линии, тогда как прямые линии наносятся, наоборот, очень легко.

Главное орудие для этой цели – острые осколки кремня и раковины. Ими вырезывают или выцарапывают изящный орнамент на бамбуковых коробках для хранения извести, на палочках, заменяющих серьги, на тростниковых древках стрел, на бамбуковых гребнях и на многочисленных бамбуковых сосудах, составляющих хозяйство папуаса.

Предмет, в орнаментации которого папуасы более всего проявляют свое уменье и свою фантазию, – это большой бамбуковый гребень, какой носят все мужчины. Орнаменты, вырезанные на бамбуке и зависящие, как сказано, от свойства материала, переносятся также, как наиболее распространенные и известные, на другой материал, напр., на дерево и глину.

Папуас следует общему всем людям свойству – лени. Он слишком ленив для того, чтобы придумывать что-нибудь новое, если условия позволяют ему не делать этого или даже поощряют его лень. Я неоднократно видел резьбу по дереву и орнаменты, выдавленные на глине, которые в точности воспроизводили орнаменты на бамбуковых изделиях.

Но на деревянных изделиях иногда вырезаются и узоры иного рода, а именно – состоящие из кругов и волнистых линий. Так как дерево трудно поддается обработке первобытными папуасскими инструментами, то такие орнаменты встречаются реже, но в то же время они и сложнее.

 

 

Простой черты осколком кремня уже достаточно для того, чтобы на бамбуке получилась ясная линия, тогда как дерево, обрабатываемое тем же инструментом, требует для воспроизведения на нем узора сильного нажима, старательного вырезывания или скобления. При этом уже все равно, прямая или кривая линия, поэтому получаются и криволинейные орнаменты.

Но так как на орнаменты по дереву папуасы употребляют больше времени и старания, то они и выходят тоньше и разнообразнее. Деревянные предметы, на которые наносится такой орнамент, – табиры, копья, барабаны. Подобные же узоры, но более крупные, вырезают на лодках и изредка на хижинах. При этом рисунок сначала грубо вырубается каменным топором, а затем отделывается при помощи острых осколков кремня.

Что степень художественности орнаментации зависит у папуасов, главным образом, от употребляемых для этого инструментов и что орнаменты довольно однообразны не от недостатка силы воображения или уменья, стало для меня очевидным, когда они начали собирать валявшиеся около моей хижины осколки стекла и без моего указания пользоваться ими как важным новым инструментом.

Я мог убедиться, что вследствие этого возникали новые оттенки и новые вариации некоторых видов орнамента по дереву. До тех пор, пока я не ввел у них железных орудий и пока у папуасов не имелось ничего аналогичного настоящему ножу, их орнаменты, которые они вдавливали, оттискивали или врубали в дерево, нельзя было назвать резьбой в настоящем смысле этого слова.

Естественно поэтому, что орнаменты по дереву у папуасов берега Маклая представляются менее дифференцированными и разнообразными, чем у других меланезийцев, которые уже пользуются железными орудиями, получая их от малайцев и европейцев. Теперь, когда и у папуасов имеются железные ножи и топоры, наступает и в этом отношении новая эра в их искусстве, и я не сомневаюсь, что новые и более сложные орнаменты вытеснят постепенно примитивные. Я рад, что у меня сохраняются точные копии с первых опытов изобразительного искусства у народа, жившего еще в 1871 г. в каменном веке.

 

 

Из утвари немалую часть составляют гончарные изделия, но так как все гончарное дело находится в руках женщин, а у женщин отсутствует либо интерес к изящному, либо художественный вкус, то все глиняные сосуды совершенно лишены орнамента. Так как глина – материал для орнаментации вполне подходящий, то отсутствие на ней украшений зависит, по-моему, исключительно от отсутствия художественного вкуса и фантазии у папуасских женщин.

Много раз, осматривая гончарные изделия на о. Били-Били, я убеждался, что не недостаток времени был причиной отсутствия на них украшений, а отсутствие интереса к искусству. «Для чего? Это излишне», – говорили женщины, что, однако, не мешало двум мальчикам находить удовольствие в воспроизведении примитивного орнамента вдавливанием ногтя по краям горшков. Практический смысл, направленный «только на полезное», проявляется уже у папуасских женщин.

2. Начатки идеографического письма. Многие рисунки, сделанные цветной глиной, углем или известью на дереве и коре и представляющие грубые изображения, приводят к поразительному открытию, что папуасы берега Маклая дошли до идеографического письма, хотя и очень примитивного. Почти все рисунки, виденные мною, относятся к этой категории; они долгое время служили для меня загадкой, пока один случай (не моя проницательность) не разрешил вопроса.

Этот род произведений искусства носит совсем иной характер, чем первый – простые орнаменты. По большей части, рисунки эти исполнены грубо, на скорую руку, и совершенно непонятны для постороннего. В соседней дер. Бонгу я нашел на фронтоне буамбрамры ряд щитов из влагалищ листьев саговой пальмы. Эти щиты были украшены грубыми рисунками наподобие иероглифов, изображавшими рыб, змей, солнце, звезды и т. п. в различных комбинациях.

Эти 6 щитов сильно меня заинтересовали, но я не мог понять их значения. Открыл я их в первое время моего пребывания на Новой Гвинее, когда я не мог ни удовлетворительно объясняться, ни понимать по-папуасски, чтобы просить разъяснения. В других деревнях я также видел на стенах некоторых хижин рисунки, сделанные красной и черной краской; встречал подобные же фигуры на стволах деревьев в лесу, вырезанные на коре, но, вследствие их простоты и в то же время разнообразия, еще менее понятные.

На широком дощатом крае больших лодок, приходивших с Били-Били, Ямбомбы и с о-вов архипелага Довольных людей, я тоже часто видел нарисованные и вырезанные фигуры в том же роде. Все эти изображения не служили, по-видимому, орнаментами в тесном смысле этого слова; однако их значение оставалось для меня неясным, пока однажды, много месяцев спустя, я не получил неожиданно разрешения загадки во время одного моего посещения Били-Били.

Здесь, по случаю спуска двух больших лодок, над которыми туземцы работали несколько месяцев, был устроен праздничный пир. Когда он близился к концу, один из присутствовавших молодых мужчин вскочил, схватил уголь и начал рисовать ряд примитивных фигур на толстой балке, лежавшей неподалеку на площадке. Фигуры эти были очень похожи на те, которые меня уже давно интересовали. Я следил с любопытством за работой импровизатора-художника и скоро получил разъяснение рисунка, а одновременно и вообще фигур, значение которых мне долго представлялось загадкой.

Две первые фигуры, нарисованные туземцем, должны были изображать две новые лодки, стоявшие наполовину на берегу, наполовину в воде. Затем следовало изображение двух зарезанных для пира свиней, которых несли мужчины привязанными к палке. Далее было показано несколько больших табиров, соответствовавших числу блюд с кушаньями, которые были предложены нам в этот день.

Наконец, была изображена моя шлюпка, отмеченная большим флагом, две больших парусных лодки с о-ва Тиара (архипелаг Довольных людей) и несколько малых пирог без парусов, принадлежавших ближайшим соседям Били-Били. Эта группа должна была изображать присутствовавших на обеде гостей.

Рисунок был мне подробно разъяснен художником и его друзьями, которые, следуя данному примеру, расцвечивали рисунок красной глиной и известкой. Изображение должно было служить воспоминанием о происходившем празднике; я его видел еще месяцы спустя.

Мне стало ясно, что это изображение, которое с трудом можно было назвать рисунком, равно как и все изображения в том же роде, виденные мною раньше, должны быть рассматриваемы как зачатки примитивного образного письма, и мои последующие наблюдения только подтвердили такое предположение. Значение этих импровизированных рисунков неизвестно и непонятно другим, не бывшим при их начертании; они являются произведениями небольшой группы лиц и даже одного смышленого человека и относятся к какому-нибудь особенному событию. Так, напр., я не мог получить разъяснения рисунков в Бонгу.

 

 

После сделанного мною открытия я с большим интересом продолжал наблюдения в том же направлении. При всяком удобном случае я побуждал своих друзей зарисовывать разные события и скоро увидел, насколько различными выходят у них изображения самых обыкновенных вещей и насколько велика их условность, решительно не дающая возможности понимать это примитивное письмо посторонним.

Приведу пример: мужчина изображался (даже одним и тем же художником), во-первых, в виде грубой человеческой фигуры; во-вторых, в виде лица с глазами и большим ртом; в-третьих, в виде гребня с пучком перьев; в-четвертых, в виде мужского полового органа. Кроме этих четырех изображений понятия «мужчина», я уверен, было еще много других, или, во всяком случае, они могли существовать.

Подобными изображениями не ограничиваются мнемонические средства папуасов берега Маклая. В каждой деревне можно видеть висящие кости, скорлупы кокосовых орехов, пучки сухих листьев, пустые корзины и т. д. Все это должно напоминать о каком-нибудь событии, но смысл всего этого вполне понятен только жителям данной деревни, иногда лишь отдельным группам их и даже только единичным лицам; поверхностный путешественник может их едва заметить.

В каждой буамбрамре висят нижние челюсти свиней и собак, черепа рыб, разных сумчатых и т. д. – на память о различных празднествах, удачной рыбной ловле, охоте и о посещении друзей. Это – настоящие календари прожитых месяцев и годов, которые, хотя и отмечают события очень наглядно и просто, однако могут иметь значение лишь для отдельных лиц и большею частью только для одного поколения.

3. Скульптура из дерева. К этой категории принадлежит немалое число скульптур, которых нельзя назвать собственно идолами, но которые, во всяком случае, представляют фигуры, стоящие в тесной связи с религиозными идеями папуасов. Почти в каждой деревне я видел такие телумы, внимательно их осматривал, узнал их названия и зарисовал не менее двадцати штук.

Эти скульптуры представляют, по моему мнению, большой интерес, потому что они могут дать некоторые указания относительно родства между меланезийскими племенами. Заслуживают они также особенного внимания и как художественные произведения каменного века. Я не хочу входить здесь в описание отдельных фигур, так как даже беглый набросок может дать лучшее представление, чем подробное описание.

Точные снимки с них я имею в виду опубликовать в своем иллюстрированном сочинении о береге Маклая. Здесь я отмечу только некоторые их особенности.

Телумы – это сделанные из дерева, реже из глины, изображения человеческих фигур обоего пола. Почти все они имеют своеобразные украшения на голове, а на мужских фигурах половые части достигают обычно огромных размеров. Почти у всех высунут язык, соединенный у многих фигур с penis’ом. Эти особенности изображения можно назвать характерными.

В Энглам-Мана я нашел своеобразный телум, представлявший человеческое тело с головой крокодила, на которую была надета в виде шляпы черепаха. В этой же деревне оказался еще один телум, бросившийся мне в глаза: то была человеческая фигура, державшая в обеих руках таблицу, покрытую различными рисунками.

При ближайшем расспросе я узнал, что это была копия со старинного телума: знаки на таблице представляли, вероятно, непонятые фигуры оригинала. У всех фигур нос был продырявлен, как у папуасов. Каждый телум, а их во всякой деревне имелось несколько, носит свое особое название.

Значение этих деревянных статуй я не мог вполне выяснить. Как сказано выше, они, наверное, находятся в некоторой связи с религиозными представлениями. В некоторых горных деревнях я нашел большие камни, почитаемые как телумы. Если рассматривать эти изображения с точки зрения искусства, то они также доказывают художественные способности папуасов, их большое терпение, равно как и путь, которым простой орнамент переходит в барельеф, а затем через горельеф в фигуры.

Папуасское искусство каменного века доказывает вполне эту последовательность. Я много раз наблюдал различные стадии изготовления этих фигур, причем нередко такие фигуры остаются незаконченными. У меня есть значительное количество рисунков, иллюстрирующее сказанное.

 

Назад: Повседневная жизнь папуасов (продолжение)
Дальше: О суевериях и связанных с ними обычаях