Глава 7

Вопрос: имеет ли она право подвергать девочку опасности? Уна посмотрела на кровать, где сопела и счастливо улыбалась во сне Диана, на Кахира, валяющегося рядом с ней (вернее под ней — девочка обняла его за шею и фактически спала на нем), пожала плечами: а что называть опасностью? Нужно все взвесить на весах.

Итак, на одну чашу положим опасность того, что Уну обнаружат агенты Королевства и попытаются сделать ей гадость. Например — просто убить. Или похитить. Нет, все-таки убить — на кой демон им рисковать? Нет человека — нет проблемы!

Рассмотрим это с точки зрения логики. Итак, прошло восемь лет. За это время Уна успела удрать за тысячи миль от того места, где прожила всю свою осмысленную жизнь. Живет жизнью простой лекарки в чаще леса. Волосы ее, в отличие от волос знатной дамы, острижены коротко — на пределе приличности. Кто ее узнает? Да за это время ее уже сто раз забыли! Кому нужна бунтарка, неспособная родить ребенка, неспособная создать семью и занимающаяся колдовством? Да за восемь лет уже новое поколение родилось! Зачем королевскому семейству забытая беглянка?!

Справедливости ради — Уна и дома носила короткие волосы. Только старалась этого не показывать — ходила с наращенными. А когда выбиралась из дома в город на свои буйные забавы — чужие волосы просто снимала, и тут же становилась простолюдинкой. Мало кто знал о том, что она носит короткую прическу. Только если учитель Кан, да кормилица.

Ладно. Это все на одной чаше весов. Что на другой? На другой — глухой лес с его зверями. Придет медведь — что Уна будет делать? И Кахира рядом не окажется. Ладно она сама — а тут дочка! Вдруг она спит и не успеет защититься Голосом? Да и просто напугает девчонку…

Дальше: вот пришли злые люди. Уне дали по башке, чуть не изнасиловали на глазах у дочки, и если бы не Диана — Уне смерть. И Диане смерть. Где гарантия, что такое не повторится? В лесу — ни помощи соседей, ни стражи — ничего нет! Сгинешь, и никто не узнает, что с тобой случилось! Восемь лет прожила спокойно, и вот…

Еще: она, Уна, может зарабатывать хорошие деньги, если будет принимать богатых пациентов. Теперь она не одна, ей нужно думать о Диане. Кормить ее вкусной едой, одевать в красивую одежду.

А еще — Диане нужно общаться с детьми. Да, да, с детьми! Кем она вырастет, если собеседники у нее только мать, да полудикий лесной зверь! Хотя Кахира назвать зверем язык не поворачивается… он что-то иное, но не зверь.

Итак, подводя итог: нужно перебираться к людям. Купить какой-нибудь домик и жить себе поживать, денег наживать.

Ладно. Пусть будет так: купила она какую-нибудь халупу на краю селения — а куда Кахира девать? Ему нужно бегать, ему охота нужна, лес! Он северный зверь! Он не может жить на юге, и не может жить в закрытом пространстве! С ним как быть? Ведь идти нужно не в село, идти нужно в город. Там деньги! Там простор для работы!

И вот еще что: а на какие деньги она купит дом? В городе даже халупа стоит очень даже приличных денег, за два серебряника приличный дом не купишь! А уж чтобы такой как этот… даже и думать нечего. И жалко бросать дом… такой хороший, такой крепкий! И Уна уже привыкла к тишине и покою…

Опять же — что ни говори, а остается шанс того, что ее все-таки разыскивают. Пусть вяло, пусть медленно, но колокольчики стоят, и только лишь зверь коснется одного из них — дзынь! И пойдет перезвон по всей округе! Вот он! Стреляй в него!

Впрочем, может она о себе слишком высокого мнения? Ну не взяли ее на месте, не убили, и что теперь, организуют розыск по всему миру? Зачем? Какую опасность представляет собой бесплодная, сумасшедшая женщина? Законная наследница? Так лучшие крючкотворы королевства тут же докажут, что она никакого права на наследство не имеет. И что она — никто, и звать ее Никак.

А может ей просто обидно признаться самой себе, что лучшие свои годы прожила в глухом лесу, без радостей, без удовольствий? (если не считать редких соитий с мужчинами) Потому она и устанавливает себе всяческие выдуманные барьеры! И теперь собирается и дочку загнать в глухой угол, лишив ее радостей детства! Она, Уна, хотя бы детство свое провела так, как хотела — веселилась, бегала с детьми слуг, дралась и дружила. Как все нормальные дети. А кто будет в друзьях у Дианы? Только Кахир, да она, Уна, скучная и взрослая женщина!

После таких мыслей Уне стало совсем грустно, просто чуть не до слез. Да, что-то она стала совсем слабенькой — эмоции захлестывают. А все эта девчонка, нарушившая покой!

Уна улыбнулась, снова посмотрев на розовое от сна лицо Дианы. Жарко ей! Натопили хорошо. Заиндевевшие от мороза окна даже начали протаивать. Хватит, наверное, дров. Эдак на всю зиму не напасешься…

Кстати, правда, а что делать с Кахиром? Как сделать так, чтобы он не порвал всех собак в округе и не откусил ногу случайно зашедшему к ним соседу? Это проблема!

Уна криво усмехнулась — а она ведь на самом деле все уже решила. Решила перебираться к людям. Только не в город — ну его к черту! А в село. Все равно нет денег на городской дом. Ну а в селе все равно и заработок может быть повыше, чем когда она живет здесь — люди рядом, всегда зайдут, купят снадобье.

Эх, жалко бросать этот дом! Да и денег он стоит… Попробовать разобрать мебель? Такой замечательный стол! И шкаф — как она будет без этого шкафа? Ей обязательно нужен шкаф под снадобья. Новый делать — денег стоит, и немалых. В общем — думать надо, хорошенько думать. И первым делом отправиться в село и поговорить с Главой. Мужик он хитрый, головастый, всех и вся знает. Может чего и подскажет. Например — кто продает приличный дом за небольшие деньги. А там уже посмотрим, как дальше жить. Пока дома своего нет — чего вести разговор?

***

Диана честно шла — долго шла! Потом устала и попросилась в санки. Тем более что мама, когда Диана уселась, пошла гораздо быстрее. Все-таки Диана не привыкла так много ходить.

А вокруг так хорошо! Мороз, даже ноздри слипаются от холода, но ей не холодно! На ней новый теплый тулупчик, меховые штанишки, рукавички с мехом, валенки с шерстяными носками и меховая шапка — теплая-претеплая! Она даже вспотела, пока шла.

Снег визжит под ногами, сосны и ели все в снегу, как в тулупах, вокруг сугробы! А они с мамой идут по дороге, пробитой тяжелыми лошадьми, которые всегда тащат тут огромные бревна, добытые лесорубами. Так мама сказала — а она никогда не обманывает Диану. Лесорубы срубают дерево, потом очищают его от веток и грузят на специальные сани, чтобы отвезти на лесопилку в село. Мама сказала, что очень надеется — им по дороге встретится обоз с бревнами тогда они доберутся быстрее. Не хочется ночевать в селе, но в ночь идти домой еще больше не хочется.

Диана напевает песенку — она всегда теперь поет песенки. Нет, не те, которые мама запретила петь без ее ведома, и от которых у всех вокруг мурашки бегают по коже. Это тоже мама так сказала — про мурашки, и Диана все хотела спросить, как это они бегают. Но все забывала задать вопрос. Диана поет песенки такие, какие слышала в телевизоре. Разные-преразные! И песенки из мультиков, и взрослые тетеньковые песни, и даже дяденьковые — просто потому, что понравились. Диана может даже спеть басом, как дяденька — мама сказала, что у нее редкий дар, что дочка может петь в очень большом диапазоне нот, от самых низких, до самых высоких. И что если развивать ее дар — она может стать замечательной певицей. Мама тоже хорошо поет, но у нее нет такого диапазона (Красивое слово, Диане нравилось его произносить даже в уме — «диапазон»! На здешнем языке звучит по-другому, но тоже красиво: «ильпарадон». Диана произносила и на том языке, и на другом. Она слышала это слово по телевизору, когда смотрела музыкальные конкурсы, и все поняла. Диана умная!). Мама сказала, что ее когда-то давно учили играть на всяких музыкальных инструментах и петь. В ее семье считалось, что каждый должен разбираться в музыке. А когда Диана спросила, где ее семья и почему мама далеко от них, мама сразу погрустнела и попросила: «Дочка, никогда больше об этом не спрашивай, ладно? Я сама тебе все расскажу, когда придет время».

Диана не стала настаивать, и только кивнула. И скоро забыла об этом. Вокруг — столько интересного! Можно бегать вокруг дома и кувыркаться в снегу вместе с Кахиром! Можно стрясти снег с молоденькой елки, и визжать, когда снег попадет за шиворот! И хохотать, когда прибежит Кахир и начнет ее облаивать! Он не любит, когда шумят, но Диане это еще смешнее — дразнить Кахира.

Книжки, что мама ей наговаривает — тоже интересные. Диана уже начала их немножко понимать. Про травы всякие, про снадобья. Часть трав мама находит в лесу сама, часть покупает в лавке травника в далеком городе, осенью, когда там проходит ярмарка. И кроме трав всякие штуки — камешки, кора, древесина южных деревьев, веточки всякие. И их тоже мама бывает что покупает, а в основном — находит сама. Диане нравится жить в этом домике! И даже телевизор не нужен. Зачем телевизор, когда вокруг столько интересного?

Но мама сказала, что им нужно переселяться в село. Она боится, что повторится тот случай с плохими дядьками, и они с Дианой не успеют ничего сделать. А там, в селе, кто-нибудь да поможет. Люди всегда помогают друг другу, иначе им трудно было бы выжить. Такие плохие дядьки, что на них напали в село заходить боятся — их сразу убьют.

Вот сейчас они с мамой и шли в село, чтобы разузнать насчет переселения — мама так сказала. Вернее — мама шла. А Диана ехала. Вначале она сразу отказалась ехать в санках — не маленькая, сама дойдет! Но Диана и представить не могла, что до села так далеко. Вот и пришлось забраться на санки.

Сквозь прикрытые ресницы были видны мелькающие мамины ноги в белых валенках и Кахир, который бежал то впереди, то отставал, то уносился в лес, чтобы появиться в вихре снежной бури, могучий и смеющийся. Диана его просто обожала! Как брата, которого у нее не было. А если бы был — он бы тоже был такой сильный, и от всех ее защищал. И никто бы не посмел ее, Диану, обидеть.

— Смотри! — мама остановилась и показала вперед, за деревья, и Диана с восторгом увидела внизу, под горой россыпь домишек, над которыми поднимались белые столбы дыма — печки топились. Из-за расстояния домики казались маленькими-маленькими, но Диана знала — это большие дома! И наверное — даже больше, чем их с мамой домик. И в них живут люди — много людей. Не так много, как в многоэтажных домах из прежней жизни, но… много.

За эти дни Диана уже как-то и отвыкла от большого количества незнакомых людей, потому вдруг занервничала, и подумала — нет ли среди незнакомцев тех, кто ее обидит? И тут же отбросила эту мысль — зря, что ли, мама собирается устроиться жить в деревне? Значит, там хорошие люди. И Диане с мамой ничего не угрожает. Ну а если попадутся какие-нибудь плохие… Диана знает, что ей делать! У нее есть черная-пречерная песенка! Такая черная, что и чернее некуда! Как сажа из печки! И если Диана им ее споет… мало гадам не покажется, точно!

Под горку санки катились ходко, едва не обгоняя маму. А потом мама сделала то, чего Диана не ожидала — она вдруг остановилась, подошла к Диане, подняла ее — легко, как чайник или кастрюлю, и уселась в санки сама, довольно хихикая и подмигивая Диане сразу обоими глазами поочередно. Пристроила Диану впереди себя, и… оттолкнулась ногами!

О-о-о… как неслись эти санки! Снежная пыль в лицо, ветер морозит щеки — Диана визжит от восторга, мама хохочет, Кахир серой тенью несется сбоку, скалясь и пытаясь ухватить за рукав! Это было просто… просто… изумительно! Радость! Счастье!

Как хорошо жить! Как хорошо! — эта мысль засела в голове Дианы, и когда они влетели в сугроб на повороте и рыбками вылетели из санок, кувыркаясь по мягкому снегу, Диана все равно повторяла: Как хорошо жить!

Потом они отряхивались, хихикая, как две нашалившие сестренки, а затем, сбив снег, споро пошли по направлению к первым домам, до которых оставалось совсем уже недалеко. У лесопилки, где несколько мужчин ворочали здоровенное бревно, Уна помахала рукой гомонящей толпе лесорубов, и те ответили, дружно помахав им в ответ. Диана тоже махнула, но запоздало, что впрочем ничуть ее и не расстроило. Все равно она никого из них не знала.

***

Но Диана ошиблась. Один из мужчин отделился от толпы, бегом пересек расстояние от лесопилки до двух путниц и с разгону плюхнулся на колени, сложив руки в молитвенной позе.

— Лекарка, милая, прости меня, дурака! Я же не хотел напугать девочку! Я не со зла! Выпил немножко, вот и полез, хотел пошутить! Убери заклятие, пожалуйста! Убери!

— Какое заклятие? — Уна сделала вид, что не понимает — Я не накладывала на тебя никакого заклятия, клянусь чем хочешь! Вот, дочкой клянусь! Ты же догадываешься, что я не клятвопреступница и не буду рисковать, клясться дочкой? Так вот клянусь моей Дианой, что не накладывала на тебя никакого заклятия!

— Да?! — озадаченно почесал затылок парень — А кто тогда наложил? Я ведь теперь вино не то что пить — в рот взять не могу! Меня сразу рвет! Надо мной смеются все! Мол, что за мужик, раз выпить не может! Стыдоба!

— И что, все вот так прямо и стыдят? — строго спросила Уна, глядя в глаза парню — Прямо вот: плохой парень, не выпивает?

— Хм-м… нет, конечно! — смешался парень — Многие хвалят. Говорят, за ум, мол, взялся, что от пьянки одни беды, а я теперь завидный жених — не пью ведь! Но парни смеются! Как теперь жить?

— Дурак ты — мрачно сказала Уна — Тебе радоваться надо, что так получилось, что боги отвадили тебя от вина! Сколько наших мужиков погибли из-за того, что напились? Сколько деревом придавило, потому что по-пьянке проморгал, не успел отскочить? Сколько обморозились из-за того, что напились и вовремя не почувствовали холода? А сколько замерзло насмерть, уснув по пьяному делу? И ты теперь говоришь, что над тобой смеются?! Да ты должен над ними смеяться! У тебя дар богов — трезвенность! Они сопьются, станут больными, никому не нужными, а ты останешься здоровым и сильным! И сколько денег ты не пропьешь, принесешь в семью! Правильно — теперь все девки твои! Потому они и завидуют! Потому и злопыхают! А тебе надо быть умнее. Понял?

— Понял, Уна… — парень на глазах просветлел, повеселел, но все-таки остался на коленях. Поймал руку Уны и поцеловал — Боги, или не боги… а тебе спасибо! И парня спасла, и вот… подарок мне сделала. Благослови тебя боги, красавица! Ты самая красивая во всей округе!

— Да ну тебя… — Уна вдруг смутилась, вырвала руку и пошла к Диане, которая стояла чуть поодаль, держа за шею Кахира. Отойдя шага на три, вдруг обернулась — Давай, парень, живи! И не слушай глупцов. Все у тебя будет просто замечательно! И парням мой привет передавай. И скажи — будут смеяться над тобой, я так сделаю, что они в штаны будут гадить, только лишь захотят в сортир! Так пусть и знают!

Глянула в округлившиеся глаза парня, спохватилась:

— Ладно, ладно — шучу я! Шучу!

Взяла веревку от санок в руку, и скомандовала Диане:

— Полезай в санки, нам еще долго идти. Ножки натрудишь, пока дойдем.

Идти им и правда далеко — через всю деревню, на взгорок. Но это ничего. Главное, чтобы по дороге Кахир никого не порвал. Обычно, когда Уна шла в село, она оставляла Кахира за околицей — пусть бегает, нечего ему делать в деревне. Как только он там появляется, собирается толпа собак буквально со всех дворов, начиная от самых что ни наесть брехливых шавок, и заканчивая охотничьими собаками — лайками, гончими, и здоровенными, похожими на Кахира волкодавами. Кроме тех собак, разумеется, что привязаны и не могут выбежать со двора. Как они его умудряются почуять — для Уны есть большая загадка. Но только стоит ему появиться — шуму будет на всю округу.

Трогать его они опасаются, даже толпой — что та толпа против короля леса? Он по молодости дал трепку не одному десятку собак — когда она еще брала Кахира с собой в село — и с тех пор ни старые, ни молодые собаки трогать его не осмеливаются. За исключением, может быть, самых молодых и самых глупых псов. На их беду. Кахир особой жалостью не отличается. Если бой до смерти — значит, противнику конец. Без вариантов.

В этот раз он отказался покинуть Уну и Диану. Обычно Уна просила его остаться дома, побегать, пока она ходит по делам, но в этот раз он только тихо рычал и никуда от Уны не пошел. Так и бежал рядом всю дорогу, и в село с нею вошел. Поняв, что Кахир не собирается уходить (видимо, он чувствовал себя виноватым за то, что оставил их с Дианой одних, когда напала банда разбойников), Уна попросила его, чтобы он не убивал собак и не кидался на прохожих, если те с ней заговорят или близко подойдут. Кахир ее выслушал, прищурил глаза, высунул язык, втянул его, и громко, с привизгом зевнул. Затем оскалил зубы и побежал по дороге, принюхиваясь по ветру. Это могло означать, что он согласен исполнить просьбу Уны, а могло: «Да не пойти ли тебе по известному адресу?» Уна не могла заставить пса исполнять те, или иные команды. Она могла его только просить. Как друга.

Вот и сейчас — стоило троице оказаться на окраине села, и тут же откуда ни возьмись налетела стая собак — штук пять разноцветных, разношерстных псов лаяли так оглушительно, и так яро перли вперед, что Уне стало не по себе, а Диана, которая никогда не попадала в такой переплет, пискнула и выпав из санок подскочила к Уне и уцепила ее за руку:

— Мам, я что-то боюсь!

И тут же толпа агрессоров выросла в размерах — около десятка псов пронеслись по улице и присоединились к коллегам, буквально исходящим пеной и злобой шагах в двадцати от троицы гостей. Уна даже собралась сделать то, что никогда не делала в Селе — хотела Запеть, чтобы отпугнуть оголтелый собачий хор, но в последнюю секунду передумала. Они ведь не нападают, а если нападут… тогда уже и видно будет. Не хотелось, чтобы жители села видели, как от Уны бегут собаки, от страха усеивая дорогу жидким дерьмом. Потом начнутся разговоры о колдовстве, о ведьмовстве, а оно ей надо? Она лекарка-травница, которая немного подколдовывает, но безобидно, так… для здоровья. А вот пугать собак — это уже совсем другое. Это сродни наведению порчи!

Кахир вообще не обращал внимания на собак, будто бы их и не было. Как если бы решил дословно исполнять просьбу Уны — никого не драть, никого не задирать. Вот теперь и слушайте этот проклятый хор! Раз запретили гонять шавок! Он только скалил зубы — ему, похоже на то, все это очень даже нравилось, и не то что страху — Кахир не испытывал даже и никакого беспокойства.

Так они и шли в кольца захлебывающихся лаем собак, пока к тем не присоединились еще три персонажа — крупные, широкогрудые, похожие на Кахира статью собаки отличались от толпы шавок своим величавым спокойствием и полным отсутствием агрессии. Они встали на дороге, перекрыв ее своими телами, и теперь уже Кахир насторожился. Он рысцой пробежал вперед, медленно подошел к самому крупному кобелю, и секунд десять они обнюхивали друг друга. Затем постояли молча, грудь к груди, глядя друг другу в глаза, а потом… бросились на свору собак с оглушительным рыком, так, что те с истерическим визгом разбежались в стороны и понесли, поскальзываясь на утоптанном до ледяного состояния снегу и орошая его ярко-желтыми каплями страха.

Кахир и остальные псы довольно оскалились, потом еще раз обнюхались, дружелюбно повиливая хвостами, и местные короли пошли по своим делам. Кахир же снова пристроился у ноги Уны.

— Мам, а почему они драться не стали? — спросила Диана, заглядывая в лицо Уны. Та помолчала, сама честно сказать потрясенная, а потом ответила дочке:

— Знаешь, дочка, сдается… это его сыновья. Кахира. Видела, как они на него похожи? Только помельче.

И тут же обратилась к псу, лукаво косившему на нее желтый глаз:

— Что, старый разбойник, детишек наделал? Сознавайся!

Кахир повернул к ней голову, осклабился, обнажая клыки, и рысцой побежал вперед, как обычно ничего не ответив на слова своей старой подруги. Но Уна готова была поклясться, что, что Кахир ей взял, да и подмигнул. Но чего только не померещится на морозе, когда глаза невольно слезятся на ветру?

Диана снова погрузилась в санки, и скоро троица подошла к дому Главы селения, мужчине основательному, и по-своему даже порядочному. Если он брал деньги, то всегда выполнял то, за что они были заплачены. Пусть даже это была всего лишь взятка. Должность Главы выборная, его выбирают на Сходе, а потом Главу утверждает окружной совет в районном центре — чистая формальность, надо сказать. Еще не было случая, чтобы вместо выбранного Главы округ назначил своего человека — в приказном порядке. Потому что это было бы просто глупо — кто послушает человека, которого народ не выбирал?

Глава занимался управлением общиной, в том числе регистрацией сделок — если требуется такая регистрация, и учетом, сбором налогов — которые он отправлял в округ. Ну и судейская деятельность на местном, так сказать, уровне — если кто-то не может найти общий язык в сделке — отправляются к Главе. Как он решит, так оно и будет.

Существовала и местная стража — неофициальная, это уж само собой. Содержать постоянную стражу у общины нет денег. Стражниками служили такие же лесорубы, которые по зову Главы собирались, чтобы навести порядок в селе. Например — если молодежь на празднике выпьет и слишком уж расхулиганится. Или подвыпивший лесоруб бегает по селу с топором и борется с воображаемыми демонами, по дороге пугая до смерти случайных прохожих.

В общем — глава был здесь всем — и судом, и следствием, и стражей, и даже канцелярией, регистрирующей сделки. Важный человек, незаменимый человек.

У дома Главы пахло пирогами. Уна даже ненароком сглотнула слюну. Она любила пироги, хотя и не часто позволяла себе их печь. С пирогов толстеют, а она не хотела становиться толстой коровой, терять легкость движений, и… в общем-то, и здоровье тоже. Мастер Кан говорил, что умеренность в еде, правильный выбор пищи — это единственный способ сохранить здоровье. Помимо специальных упражнений — это уж само собой. Если ты делаешь правильные упражнения, но при этом жрешь все подряд — и ломаного медяка не стоят твои эпические усилия.

Но при этом мастер говорил, что не надо себя так уж жестко ограничивать. Если тебе сильно хочется съесть пирог — ешь его! Иначе потом будешь думать о нем, мечтать о нем, у тебя испортится настроение, и ты начнешь это самое настроение «заедать», и результат будет строго обратный — вместо потери веса ты его наберешь.

Мастер Кан был худощавым, даже сухим мужчиной неопределенного возраста. Возраст свой он называть отказывался, только лишь однажды сказал, что пережил пару королей и пару императоров. И за это время успел забыть, в каком году он родился.

Вообще, когда Уна увидела его в первый раз — была просто поражена. Вернее, так — когда она в первый раз увидела его обнаженным, в одной набедренной повязке. Мастер был абсолютно сед — белые волосы на голове, белые волосы бороды — дедушка, да и только! Но при всем при том — его смуглое, жилистое тело казалось выточенным из камня. По нему можно было бы изучать анатомию — каждая жилка, каждая мышца на теле были рельефны и видны так, как если бы их нарочно нарисовали. А то, что он творил со своим телом, Уна и сейчас повторить, скорее всего, не сможет. Продольный и поперечный шпагат — это самое легкое, что он мог делать без всякого напряжения. Мастер мог завязаться узлом, изгибаться так, что его пятки загибались к затылку и уходили дальше, за плечи.

А еще — он мог дробить кулаком камни, и толкнуть рукой воздух таким образом, что человек, стоявший напротив этой самой ладони падал так, что казалось, будто по нему ударили кувалдой.

А кроме всего прочего мастер Кан был высокообразованным, умным человеком, разбирающимся казалось во всем на свете! Не было ни одной темы разговора, которую он не мог бы поддержать, и не просто так поддержать, а со знанием дела, с глубокими, дельными мыслями. Выдающийся человек! И он обучал Уну.

Вначале она терялась в догадках — зачем ему, такому мудрому, такому… Мастеру, в общем — зачем ему какая-то девчонка, пусть даже она и принцесса? Зачем ему тратить время на ее обучение? Неужели ему так нужны были те, в общем-то, небольшие по меркам дворца деньги, которые ему платили? А однажды Мастер с улыбкой сказал, что выбрал ее в ученицы, и хочет передать ей все, чем владеет сам. А как она потом распорядится его знаниями — уже будет не его, Кана, дело.

Увы, не успел. Передал многое, очень многое! Но не все. Уна до сих пор не может смириться с его смертью… Он для нее был как отец. Хотя нет — лучше чем отец, справедливый и умный дедушка.

Уна выбросила грустные воспоминания из головы, и постучала в ворота, откликнувшиеся гулким грохотом. За грохотом последовал басистый лай, и скоро в щели между воротами и столбом показался принюхивающийся влажный собачий нос. Показался, засопел, втягивая воздух, потом за воротами взвизгнули и послышался легкий топоток. Кахир довольно фыркнул и осклабился. Уна покосилась на него и покачала головой, невольно ухмыляясь во все лицо. И тут наследил, демон пушистый! Знают!

— Кто там! — прогремел гулкий бас, и Уна поспешила ответить:

— Господин Кормак, это Уна, лекарка! Поговорить хочу!

— Уна? — голос говорившего сразу стал мягче и явно в нем появились нотки радушия — Давненько тебя не видал, с осени! Давай, заходи! Как раз вовремя ты, я хотел за тобой посылать!

Уна вздохнула — вот оно, началось. Кормак за свои услуги выжмет все, что может выжать. Обещала ему скидку в цене на услуги — вот теперь и терпи. Фактически она обслуживает его по цене изготовления снадобья, без всякой на то наценки. Вернее, даже так — не снадобья, а его ингредиентов, без учета работы по изготовлению. Но тут уж без вариантов — так они с ним когда-то договорились.

Калитка в воротах раскрылась, и перед Уной предстал во всей своей красе Сам. Кормак весил как три нормальных мужчины, и ростом был чуть не в полторы Уны. И это притом, что особо большого живота у него не было. Могучий, как старый дуб — борода с проседью, волосы до плеч — в молодости он точно был грозой всех девок на выданье. При взгляде на такого молодца просто захватывало дух. Как сожмет такими ручищами! Как прижмет к мощной груди! Где тут уберечь девичью честь?!

— О! Это что тут за пигалица? — растягивая в улыбке толстые губы прогудел Кормак — Это не та ли, которую называют дочкой лекарки? Слышал, слышал о новообретенной дочке! (Глава глянул на Уну хитро, с прищуром) И когда это ты успела за ней сбегать в дальние края? Только недавно у тебя никого не было!

— Добрые люди привезли — сухо ответила Уна, и тут же перевела разговора на деловой путь — Ну что, поговорим по делу?

— Поговорим, поговорим — усмехнулся Кормак и снова обратился к обнявшей бедро женщины маленькой девочке — Ну чего ты перепугалась? Дядя хороший! Дядя девочек не ест!

— А вдруг ешь?! — неожиданно сказала Диана, и тут же добавила — Ты смотри, не обижай мамочку! А то тебе плохо будет!

Уна ойкнула, укоризненно взглянув на дочку, а Кормак громко, раскатисто расхохотался. Он хохотал так, что слезы потекли из глаз. Только и приговаривал: «Насмешила! Ох, насмешила, пигалица! Смелая! Ишь — плохо тебе будет!».

Он и заподозрить не мог, насколько опасна эта самая «пигалица», смертоносная, как самая из смертоносных змей южных джунглей. А может и еще опаснее. И слава богу, что не подозревал! Уна и представить не могла — что бы случилось, если бы все узнали, насколько опасное и непредсказуемое существо бродит по улицам селения. Уна подозревала, что при желании Диана могла бы превратить в кладбище все село, и при этом даже не запыхаться.

— Можно Кахира в дом? — попросила Уна, не трогаясь с места — Увязался за мной, и все тут! Охраняет.

— Заводи, пусть в сенцах полежит. Только смотри — покусает кого, я с тебя спрошу! — построжел Глава — давай, давай, заходи! А то опять свора собак собирается, сейчас начнут гавкать — голова заболит! Хотя ты же лекарка, вылечишь.

Дом Главы был огромным. Двухэтажный, с хлевом, который находился под домом — как обычно бывает у всех домов на севере. Так и скотина не померзнет, и хозяевам, которые пойдут за ней ухаживать, нет нужды выбираться на мороз из теплого дома. Тут и дрова лежат, и сено, и бадья под туалет стоит — туалет на втором этаже и все нечистоты падают в бадью. Потом их — наружу, на пустырь за забор.

Печь огромная, больше чем в доме Уны, тот же мастер ее клал. Но натоплено не очень жарко. Северяне не любят жару. Это Уна так бывало натопит — аж иней на окошках растает, а в комнате можно скакать голяком. А тут нет — тепло, но не очень. Холодно стало? Надень безрукавку и ходи! Зато если стало жарко — сбросил одежду, и тут же остыл. И дров меньше уходит.

Они прошли в большую, украшенную цветными ковриками гостиную. Коврики были везде — на стенах, на полу, даже под статуэтками богов в главном углу. Коврики всех видов и расцветок — кружевные, цветные, однотонные. Жена Кормака Фенела очень любила такие коврики и сама их вязала. В доме Уны имелись три коврика, связанные Фенелой, и они Уне очень нравились. Обычно она на одном из них делала упражнения.

— О! Уночка! — радостно всплеснула руками Фенела, худенькая, но крепкая женщина далеко за сорок лет — А это кто у нас такой славненький?!

— Не славненький, а славненькая! — с достоинством ответила Диана, смело глядя в зеленые глаза незнакомой женщины — Я девочка!

— Ха-ха-ха! — как колокольчик расхохоталась Фенела

— Ух-ху-ху! — забухал Кормак, держась за живот — Теперь, милая, ты понимаешь, почему я там так сильно смеялся! Эта пигалица обещала меня наказать, если я обижу ее мамочку! Я чуть в штаны со страху не напрудил! Очень умная и бойкая девочка!

Уна вежливо улыбнулась и снова подумала о том, что Кормак, наверное, на самом деле напрудил бы в штаны, если б знал то, что знает о Диане она, Уна! Видел бы он тела разбойников, как кисель налитые в их же грязную кожу! Бр-р… даже вспоминать противно!

На шум сбежались все домашние, и скоро в горнице стало тесно и шумно. Здесь были двое сыновей Кормака, Дэн и Рори, их жены — Бета и Кена, и также внуки и внучки Кормака — три внука, и три внучки, старший лет десяти от роду, младший — возраста Дианы. Уна знала, что у родни Кормака есть и еще дети — младше этих, но видать они то ли спали, то ли еще чего делали. В общем их не было.

Как по волшебству, на столе появились чашки, ложки, запотевший кувшин с чем-то жидким (пивом?), а также кружки с парящим горячим содержимым — с морозу выпить горяченького все боги велят!

Ну и само собой — пироги, которыми так вкусно пахло на улице. С капустой и яйцами, с капустой и рыбой, сладкие, ну и с олениной. С олениной Уна не ела, а вот с яйцами и с рыбой — запросто. Рыба безмозглая, ее можно есть. Как и яйца.

Вообще, народ на севере гостеприимный. Даже если гость незваный, его все равно накормят, напоят, а потом уже и решат — оторвать ему башку, или нет. Но святой закон — с мороза отогреть и накормить. Если, конечно, это не такие ублюдки, которых сейчас едят раки на дне реки. Кстати — теперь Уна долго не будет есть раков. Только представить, как они копошатся в этих кожаных мешках с плотью… бр-р…

За столом весело перешучивались, Уне рассказали пару местных историй, происшедших с парнями и девушками, она вежливо посмеялась, хотя ей эти истории показались слишком уж простодушными и совсем не смешными. Наконец, обед закончился, и все обитатели дома — кроме Кормака — потихоньку разошлись по своим делам.

Уна знала, что во дворе имеется столярная мастерская, где сыновья Главы делали замечательную мебель — в основном из дуба, но еще и из мореного дуба, коего в речках и болотах по округе было превеликое множество. Работать с мореным дубом было очень сложно, но дело того стоило — мебель, шкатулки, другие поделки из серо-черного материала стоили очень больших денег. И неспроста. Дуб, хоть его и много в реках — надо найти, вытащить на воздух (А он очень, очень тяжелый! Как камень!), довезти до места, где будет сохнуть, укрытый специальными кожаными покровами, чтобы сох очень медленно (иначе плоть дерева растрескается при высыхании). А потом еще и распустить на доски. Что тоже очень непросто — твердая, как камень «древесина» затупливает и ломает любые пилы, приходится использовать специальные диски очень высокой закалки. Так что стол из мореного дуба могут себе позволить только очень, очень богатые люди.

Впрочем — такие изделия большая редкость. Заплатить десятки золотых за стол из мореного дуба могут немногие, а вот купить шкатулку, или сделать рукоять меча или кинжала из мореного дуба — это запросто. Хотя и недешево. Вот и процветает производство Главы Кормака, и вся его многочисленная семья вовсе даже не бедствует, скорее наоборот. А то, что он еще и выгадывает каждую серебрушку при торговых сделках, или берет подношения от ходоков — так это положено по статусу. Иначе какой он Глава? Ради чего служит? Зато он и в общую кассу руку не запускает, честен до последнего медяка. Ибо Община — это святое.

— Ты отправь свою девочку поиграть с нашими — предложил Кормак, подмигнув хмурой Диане — Небось, у тебя там в лесу совсем одичала без компании! Не бойся, не обидят! Они хулиганистые, но не вредные.

Уна снова едва не хихикнула — кто кого еще обидит! У Дианы растяжка покруче, чем у нее, и все приемы единоборств, которым Уна научила девочку, та выучила настолько хорошо, что они с ней уже устраивали шуточные схватки. И Диана при этом показала себя невероятно быстрой и даже опасной соперницей. И это в пять лет и со взрослой, тренированной женщиной! Да, пока что приемы она выполняет не понимая до конца, что делает и зачем делает (хотя Уна ей и объясняла), но это и еще хуже — правильно врезать в живот ногой с оборота, когда ты не соображаешь, что может быть впоследствии, дурно скажется на самочувствии ударенного объекта. Ведь соразмерять силы не умеешь! Ты или бьешь с максимальной силой, либо не бьешь совсем. В общем — все сложно.

Уна наклонилась к Диане и шепнула ей в ухо:

— Или в ту комнату, поиграй с детьми. Только, пожалуйста — помни, что я тебе говорила. Никому не Пой ни плохой, ни хорошей песни, и никого не калечь. Договорились?

— Мамочка, ну ты же это все уже говорила! — досадливо сморщила носик девочка — Я же пообещала тебе!

— Хорошо! — кивнула Уна и осмотрела Диану с ног до головы. Меховые штаны с Дианы она сняла, оставив ее в широких женских полотняных портках под зимнюю одежду, и в такой же рубашке, похоже на мужскую, но только с вышивкой. На ногах — шерстяные носочки. Все новое, добротное, красивое — не стыдно выйти в люди. Пусть поиграет! И правда — взрослая мама не совсем то, что нужно ребенку для игр. И полудикий пес.

Диана явно нехотя отправилась в соседнюю комнату, где слышался хохот и визг, а Кормак внимательно посмотрел в глаза Уне, и посерьезнел:

— Ну что, красавица… рассказывай! Тут про тебя такие слухи ходят — просто не знаешь чему верить.

— И что за слухи? — Уна напряглась, сжала пальцы в кулаки — Опять кто-нибудь гадостей напридумал?

— Не знаю, гадости это, или нет… но… слухи удивительные — Кормак усмехнулся уголками губ — во-первых один из наших парней, который слишком увлекался питием горячительных напитков внезапно стал трезвенником. После того, как побывал у тебя в гостях. Во-вторых, и самое главное — говорят, что ты прирастила отрубленную руку! Это правда?

— Насчет пития, или насчет руки? — простодушно спросила Уна, лихорадочно соображая, во что это все выльется. Восемь лет она сидела тихо, как мышь, и вот! Высунула голову из норы! На радость котам…

— Уна, детка… — добродушно прогудел Кормак — Ты чего, решила меня позлить? Не забывай — у меня большая семья. Бабья — видела, сколько их? И я вас насквозь вижу! Хитрить со мной?! Не считай меня дураком, а то я перестану тебя уважать! Итак, ласточка моя, выкладывай! Руку прирастила?

— Прирастила. Но не хочу, чтобы об этом говорили — отрезала помрачневшая Уна (Так все хорошо начиналось! Пироги…)

— О причине спрашивать не буду, не ответишь — рассудительно заметил Кормак — Но это и неважно. Главное теперь я знаю — ты умеешь лечить такие раны, которые могут лечить только волшебники и волшебницы уровня магистра. И тогда возникает вопрос — чего тут, в глухомани, делает волшебница такого уровня. И почему она до сих пор не показывала своего умения, прикидываясь обычной, хотя и не без способностей — травницей. Тихо, тихо! Я скажу, а ты уже мне ответишь. Я еще не все сказал. Итак, имеется волшебница уровня магистра, она сидит в лесу, не высовывая оттуда носа. Делаю вывод: волшебница от кого-то прячется. И тогда сразу вопрос: не будет ли проблем для общины? Ведь те, кто ищет волшебницу, могут прийти и сюда. Потому я, как Глава общины, должен понимать уровень опасности, чтобы заранее принять меры. Поняла теперь смысл моих вопросов?

Уна все поняла. И в который раз поразилась уму и рассудительности Главы. На самом деле — может ли что-то угрожать общине по ее вине? Может ли рикошетом ударить по селу?

— Нет, не ударит — после короткого раздумья пришла она к выводу — Да, у меня могут быть большие неприятности. Но общине ничего не угрожает. Да, у меня были причины скрывать тот факт, что я обладаю Голосом. Еще вопросы?

— Я давно догадывался, что с тобой не все так просто — пожал плечами Кормак — Твои снадобья вылечивают гораздо быстрее, чем у какой-либо травницы. И ты не похожа на обычную селянку. Ты разговариваешь, как… дворянка. Ты ведешь себя не так, как местные женщины — ты гордая, сильная, смелая, и не тушуешься перед мужчинами. По тебе видно — ты привыкла править. Ты родилась в семье дворян.

— Да с чего ты это взял?! — кровь бросилась в лицо Уне, и по спине прокатился холодок — Да ты сам-то как разговариваешь! Так же, как и я!

— А почему ты решила, что я простой селянин? — Кормак криво усмехнулся — Я гораздо старше, чем выгляжу. И когда-то был офицером гвардии. И да, я родился в семье дворян из захудалого рода. И получил хорошее образование. И у меня самого есть причины жить в глухомани. Какие именно — тебе знать не надо. И по большому счету не интересно.

Так вот оно что! Уна замерла, пораженная услышанным. А ведь она чувствовала что-то такое! Кормак не простой селянин, точно! Ей давно следовало это понять! С первой встречи следовало понять! Или он так умело прикидывался простачком? Похоже, что именно так.

— А теперь я постараюсь догадаться, зачем ты пришла — Кормак снова усмехнулся, но уже добродушно и весело — Решила убежать из леса? Дочку оттуда вытащить? Чтобы с людьми девочка общалась, и не выросла диким зверьком? Правильное решение. То есть, тебе нужен дом, так?

— Так… — сдавленным голосом пискнула Уна, слегка напуганная и проницательностью Главы, и его напором.

— Денег у тебя не так и много, как я понимаю. Хотя… это может быть обманкой — задумчиво протянул Глава, скосив глаза на Уну — Приличный дом стоит пять золотых, не меньше, плюс к этой цене оформление в магистрате. Налоги и всякое такое. Итого вылезает в шесть золотых. Потянешь такую сумму?

Уна помолчала, покосилась по сторонам, не слушает ли кто-то чужой? Кивнула:

— Потяну.

— Я почему-то так и думал — усмехнулся Кормак — Тогда у меня для тебя хорошая новость. Есть дом, который стоит именно эти деньги — обойдется в шесть золотых вместе с оформлением!

— Правда?! — Уна даже с места подскочила — И где же? Что за дом?

Глава помрачнел, замолчал, глядя в пол, потом поднял взгляд на Уну:

— Помнишь ту историю с Гершенами? Ну, когда лавочник Гершен пропал со всей семьей? Поехал в столицу, просил соседей присмотреть за домом. Хотел в столице жить. Ну, так вот: убили его. Не так давно пришло известие — убили на тракте. Разбойники. Шайка напала, ну и… все. Совсем все. Тела нашли в сугробе. Всех подчистую — и жену, и дочек, и сыновей. После этого объявили о том, что на тракте будут работать летучие отряды стражи — разбойников искать. Девчонки совсем юные были, так их перед тем как убить… в общем — мучили их.

— И ты хочешь, чтобы я купила их дом?! — со смешанным чувством гнева и досады спросила Уна, таращась на Кормака так, будто хотела прожечь в нем дыру.

— Тихо, деточка, тихо! — мрачно и жестко остановил ее Глава — Без эмоций! Родни у Гершена нет. Значит и участок земли, и дом со всем его содержимым переходит в собственность общины. Такой у нас закон. Имущество уже частично разобрали, дом остался, и кое-что в доме. Обстановка, например. Дом, кстати, стоит гораздо дороже шести золотых! Новый, хороший дом! Печь с системой труб, обогревающих пол второго этажа, все хозяйственные пристройки — даже баня есть! Во дворе — колодец с чистой, вкусной водой! И до реки не очень далеко. Участок довольно-таки большой. И самое главное — лавка на первом этаже. Ты может продавать там свои снадобья! А то, что тебе мое предложение кажется кощунственным… девочка, если Гершен с того света сейчас на нас смотрит — лучшей доли своему дому он и представить не смог бы! Поселить в доме лекарку, спасающую людей, красавицу, умницу, ее дочку, которая пошла в свою маму и красотой, и смелостью — да о таком только мечтать! И кстати — ни у кого из деревенских не найдется таких денег, чтобы купить этот дом. Правда я еще и на торги его не выставлял. А может, и не буду выставлять. И с тебя ничего не возьму за посредничество — ты своя, нам помогаешь, лечишь. Кстати — к этому вопросу вернемся чуть попозже. В общем — это для тебя идеальный вариант. И что скажешь?

Уна задумалась — и правда идеальный вариант! А Гершена все равно жаль — дядька был добрый, хороший. Его все уважали. И вот как получилось… ай-яй!

Уна открыла рот, чтобы ответить, но ничего не успела сказать. Из соседней комнаты раздался грохот, потом басовитый детский рев, кто-то рыдал и завывал, что называется, от души, а затем из двери комнаты появилась Диана, хмурая, и воинственная:

— Он сам начал! Я тут ни причем!

Уна вздохнула, прикрыв глаза, и стараясь не повышать голоса, спросила:

— Что у вас случилось? Почему такой шум?

Отправить