Глава 8

Мурыжили меня до самого утра. Опрашивали, допрашивали – хорошо, что я знаю язык, а еще лучше – что у меня с собой был паспорт.

И вообще здорово, что рыжий коп, Джек Райан, был ранен не очень серьезно – ублюдок пробил ему только плечо – и смог дать показания, в том числе и в мой адрес. Ну а я рассказал практически все так, как оно было: пошел гулять по вечернему городу, заблудился, зашел в бар, где сидели только черные. Меня оттуда прогнали. В баре я сказал, что хочу вызвать такси и что у меня есть деньги. Вот и вызвал на себя интерес черных бандитов. Догнали, я бросился за помощью к полицейским, те напали на полицейских. Когда увидел, что бандит собирается добить Райана – вмешался и убил негодяя, чтобы он не смог закончить свое грязное дело. А потом забрал у него нож, метнул и убил второго – который хотел застрелить и раненого, и меня. А когда бандиты подстрелили напарника Райана, – его звали Джулио Герра, судя по всему итальянец, – взял пистолет убитого ножом негодяя и перестрелял всех остальных. Вот в общем-то и все.

На меня приходили смотреть как на заморского зверя. Каковым, по большому счету, я и являлся. «Вот он, русский зверь! Вот он, «казак»! Видите, что творят?! Взял и запросто перебил пятерых бандитов! Кадык вырвал голыми руками! Ножом зарезал! А потом из их же оружия перестрелял остальных! Вот это русские! И мы с ними собираемся воевать?!»

Смешно, ага, но эти полицейские смотрели на меня как на чудо морское – весь отдел перебывал в комнате, где меня допрашивали!

Я сообщил, что нахожусь в Нью-Йорке по приглашению издательства «Фаррар, Страус и Жиру», что живу в отеле «Ритц-Карлтон» и что в 12 дня у меня пресс-конференция. И просил меня побыстрее отпустить. Мне обещали, но побыстрее у них никак не вышло. Пока записали, пока прочитал и подписал, пока дождался вердикта начальства – вот время и прошло. И самое главное, что меня заставили дать подписку о невыезде из страны – до тех пор, пока прокуратура не примет решение по этому делу. Решат они, что я ни в чем не виноват, а совсем наоборот – кругом прав, так тому и быть. Поезжай, писатель, живи как хочешь. Ну а если не решат… думать об этом не хотелось.

Сколько будет действовать подписка? А неизвестно. Пока решение не будет принято. Обычно – в течение месяца. Тут может быть и подольше – все-таки убийство пятерых человек! Хотя пятый, с простреленной задницей, вроде как был еще жив и находился в больнице.

Кстати, Герру успели спасти. Уже под самое утро об этом радостно сообщил заглянувший в комнату коп. И это известие было приятным. Не зря я загубил свою драгоценную рубашку, теперь валяющуюся кровавым комом у меня под ногами. Не знаю, можно ли ее теперь отстирать, может, лучше сразу выбросить в мусорный бак? Я во время допроса сидел в джинсовой куртке – тоже уделанной кровью, но только больше кровью убитого мной черного бандита. Как ни уберегайся, но, когда рвешь кадык – кровь все равно попадает тебе на руки и на грудь. Вырвать его не так уж и сложно, если знать – как. Два пальца, указательный и средний, и отработанные до автоматизма движения. И да – пальцы должны быть сильными. Впрочем, это никому не интересно и никому не нужно.

Был и забавный момент, когда меня спросили, какого черта я поперся по ночному Нью-Йорку. Сразу вспомнился «Брат-2». Ужасно хотелось ответить, что я увидел красивые дома и пошел на них посмотреть. Слово в слово ответить. Но не решился. Слишком уж это… хмм… смешно, наверное. Сказал, как оно и было – я приезжий, гулял по городу днем, и сложилось впечатление, что здесь, на Манхэттене, абсолютно безопасно. Гуляют люди, везде народ. И, кстати, – там, возле отеля, здания и правда красивые. Небоскребы и все такое. Ну вот я и пошел гулять вечером – днем-то ведь жарко! Откуда я знал, что здесь, в финансовом центре мира, есть такие места, в которые белым людям вход воспрещен?! Где нет власти и царят порядки африканских джунглей?!

На меня посмотрели как на идиота, но отстали. Что с меня взять – русский! Дикарь! Забыл дома медведя и балалайку и, болван, отправился ночью искать водку. Вот и попался.

И если быть совсем уж до конца честным перед собой, я не ожидал, что попаду в такую передрягу. Вот честно – не ожидал! Думал, что хотя бы в 1971 году в Штатах не так все плохо с черным вопросом. Оказалось – ничуть не лучше, чем в 2018 году. В буквальном смысле на собственной шкуре убедился – на скуле вспухла приличная царапина. Мне ее продезинфицировали, зашивать там ничего не нужно, неглубокая, но видно ее чуть не за километр. Впечатление такое, будто мне в физиономию вцепилась женщина с очень острыми ноготками и хорошенько поработала над лицом. Как буду объяснять эту царапину журналистам – не знаю. Придумаю что-нибудь…

Меня отвезли в отель на полицейской машине. Было уже без десяти минут восемь, когда я вошел в «Ритц-Карлтон» и невозмутимо, будто всегда хожу в джинсовой куртке на голое тело, забрал ключ от своего номера. В руках у меня свернутая в комок пропитанная кровью рубашка, на куртке тоже следы крови, на щеке багровая царапина – красавчег, да и только! Чуть не расхохотался, увидев ошеломленную мордочку пухлощекой девицы с ресепшена. Но не расхохотался. И она ничего не спросила – вышколенный персонал!

Рубаху бросил в ванной комнате, куртку тоже – предварительно вынув из нее документы и деньги, пустил воду в ванну и, не дожидаясь, когда она наполнится, забрался в нее и лег, чувствуя, как легонько зудят-дрожат мышцы на остатках адреналинового отходняка.

Видит бог – я ночных событий не хотел! Я покоя хочу! Тихого, сонного покоя русской деревеньки! Чтобы медленно, никуда не торопясь, дойти до речки, влезть в теплую, прозрачную воду, распугивая пескарей и стоявшую у берега щучку, чтобы возиться во дворе, отыскивая на грядке спрятавшиеся огурцы и радуясь зреющему винограду, – покоя, не войны! Я навоевался по самую шейку! И не надо мне адреналина, я его нахлебался «по самое не хочу»! Если кто-то скажет, что я адреналиновый алкоголик – я ему в рожу плюну!

Но если война сама меня находит?! Если она идет за мной по пятам?! Если я по большому счету ничего не умею, кроме как писать книги и воевать? Что тогда мне делать? Не выходить из дома? Запереться в четырех стенах? Так война и там меня найдет, я уверен! Мы с ней родня, с войной… она моя сестра. Проклятая сестра!

Ну вот что я вчера такого сделал, чтобы вызвать на себя огонь? Прогулялся по городу? Это что, такое преступление? Почему я должен был предполагать, что обязательно вляпаюсь? Сидеть в отеле и не вылезать на белый свет?! Я писатель, черт подери! Мой хлеб – это сочинение книг, а как можно сочинять книги, не выходя из дома? Не собирая, не аккумулируя новые впечатления, новую информацию?!

Нет – в 2018 году по большому счету это возможно, там интернет есть. Открыл браузер – и понеслось, перед тобой весь мир! А сейчас? Читать книжки и никуда не выходить, потому что в противном случае могут случиться неприятности? Да это с ума сойдешь! Агорафобия какая-то получится.

Вымывшись, надел чистое белье, добравшись до кровати, сдернул с нее покрывало и бросился на шелковые простыни, чувствуя, как накрывает меня пелена забытья. Последнее, что сделал, перед тем как провалиться в сон, – натянул на себя простыню-одеяло, потому что в номере было очень прохладно – не более двадцати градусов.

Проснулся от настойчивого стука в дверь. Вначале не понял – что это такое. Стучат где-то, да и хрен с ними – стучат! Может, ремонт кто-то делает! И только потом дошло – какой, к черту, ремонт?! Я в Штатах! У себя в номере отеля «Ритц-Карлтон»!

Схватил со стула аккуратно сложенный халат, предоставляемый отелем, сунул руки в рукава, запахнулся и, как можно быстрее подойдя к двери, хрипло спросил, почти каркнул:

– Кто?

Понял, что сказал по-русски, перешел на английский:

– Кто там?

– Это я, Рон! – знакомый голос, почему-то напряженный, обеспокоенный. – С тобой все в порядке?

– А что со мной должно быть не в порядке? – буркнул я, открыв дверь своему секретарю. – А ты чего так рано?

– Рано?! – поразился Рон, вытаращив глаза. – Да через час пресс-конференция начнется! Журналисты уже приехали, в конференц-зале рассаживаются! Ты чего?! Спал? Ты вчера выпил, что ли? Собирайся скорее! Я к твоему переводчику заходил – он тоже сейчас будет готов. А пока ты бреешься и умываешься, расскажу тебе о твоих делах.

– Каких делах? – насторожился и похолодел я.

– Ну каких?! – снова удивился Рон. – Ты же меня просил узнать насчет открытия счета и насчет аукциона! Или уже не нужно?

– Нужно! – Я нырнул в ванную комнату, но запирать не стал, оставив дверь приоткрытой. – Давай рассказывай, а я пока побреюсь.

– Ну, так вот! Господин Страус все устроил. Откроешь счет в банке «Джи Пи Морган». Для этого тебе нужен будет только твой заграничный паспорт. Там еще нужен почтовый адрес, на который будет приходить корреспонденция, но господин Страус указал почтовым адресом адрес издательства. Корреспонденция будет приходить на этот адрес, а потом пересылаться туда, куда ты скажешь. Тебе остается только лишь прийти в банк и подписать договор. Его сейчас уже готовят. Рад?

– Еще бы! – хмыкнул я и спросил, соскребая с лица щетину старым металлическим станком для безопасных бритв. Вот люблю я такие станки! У меня и в 2018 году такой есть – от дедушки остался. Берегу как зеницу ока. Бреет чисто, хорошо! Ну да, я консервативен… но может же писатель иметь какие-то свои причуды?

– Но это еще не все! – многозначительно добавил Рон. – Господин Страус созвонился с представителями аукциона «Кристи» и договорился, что они будут ждать в любое удобное для тебя время. Само собой – в рабочее время, с девяти часов до восемнадцати. За исключением субботы и воскресенья. В общем, после пресс-конференции ты можешь сразу посетить банк, а после банка – аукцион. Теперь – доволен?

– Очень! – искренне сказал я. У меня будто гора с плеч упала. Честно сказать – я и не представлял, как все буду устраивать.

– Рон! – продолжил я, споласкивая лицо. – Скажи, а к кому можно обратиться, к какой юридической конторе или еще к кому-то, чтобы со счета передали некоторую сумму человеку в России? Лет через десять, например. Или двадцать.

– Вот как! – Рон явно удивился. – И кому же ты собрался передавать деньги через двадцать лет? Дай-ка угадаю… тайный ребенок, так? К совершеннолетию, да? Хе-хе… ты затейник, Майкл! Любишь женщин? Ладно, ладно – я и сам такой! Да никого не надо – напишешь в банке распоряжение, и банк сам через своих юристов найдет этого человека и передаст деньги. Возьмут за это какой-то свой процент, но совсем небольшой, чисто символический. Но вообще – если надо, подыщем и юридическую контору, надежную, старую, такую, что не развалится за двадцать лет. А сам почему не хочешь передать эти деньги? Что, боишься – не доживешь?

– Боюсь! – признался я. – Жизнь такая… странная штука! Сегодня жив, а завтра – нет. Хорошо. Вернемся к этому разговору после пресс-конференции.

Я вышел из ванной, и тут Рон заметил царапину на моем лице:

– О! Это что такое у тебя?!

– Брился – порезался! – невинно ответил я, пожимая плечами. – Старый бритвенный станок, торопился, и вот…

– Ага… и бреешься ты, наверное, опасной бритвой! – саркастически хмыкнул Рон. – Или ножом? Ладно, давай скорее! Время уже поджимает! Не забывай, что ты здесь вообще-то ради вот этого самого события!

– А я думал, что нахожусь здесь ради издания моей замечательной книжки, – ухмыльнулся я, и Рон радостно хохотнул:

– Поймал! Поймал меня! Но и правда – давай скорее, уже зад поджаривает, как некогда!

* * *

Зал был полон. Я сам не ожидал, что их будет так много – этих акул пера и снайперов телекамер. Этих самых телекамер насчитал целых четыре штуки – от разных телекомпаний. Ну а журналистов… не знаю, сколько их было, потому что отличить журналистов от просто любопытных с первого взгляда довольно-таки трудно. Если только по блокнотику и авторучке в руках?

– Привет, Майкл!

Страус был тут – элегантно одетый, с галстуком-бабочкой, потомственный аристократ, породистый ухоженный пес в сравнении со мной, облезлым дворовым бойцом.

– Привет, Роджер! Прекрасно выглядишь! – Я демонстративно обвел взглядом его подтянутую фигуру. – Я рядом с тобой как облезлая шавка!

– Ха-ха-ха… – Страус радостно, искренне расхохотался, потом наклонился ко мне и нарочито-доверительно сказал: – Майкл, ты писатель, от тебя ждут чего-то такого… странного, эксцентричного, можно сказать, – сумасшедшего! Потому что каждый из читателей подсознательно считает писателей людьми ненормальными, а уж фантастов – совсем безумными. Потому что только безумец может напридумать такого! А вот я – обычный бизнесмен, которому нужно выглядеть суперуспешным, супербогатым, суперумным – иначе зачем я притащил сюда русского писателя с его сумасшедшей книжкой? Понимаешь?

Я понимал. И только кивнул, криво ухмыльнувшись. А Страус продолжил:

– Я взял на себя труд заниматься этой пресс-конференцией, представлять на ней наше издательство – по понятным причинам. Компаньоны заняты другими делами. Мы еще съездим к нам в офис, и ты познакомишься и с Фарраром, и с Жиру – это очень интересные люди, очень дельные, настоящие профессионалы! И они высоко оценили твою работу, поддержали меня в этом проекте. Итак, сегодня здесь собрался цвет журналистики, все ждут чего-то особенного, такого, что всколыхнет летний застой в новостях. Постарайся дать им то, чего они ждут. Кстати, а чего у тебя царапина на скуле? Что-то случилось? Свежая царапина…

– Порезался, когда брился! – усмехнулся я и, под внимательным взглядом Страуса, добавил: – Потом расскажу. И, кстати, спасибо за помощь с банком и аукционом!

– Все в порядке. Ты мой автор, и я должен был тебе помочь, – отмахнулся Страус. – Пойдем, сейчас начнется. Представлять тебя буду я, а потом пойдут вопросы. Не спеши, обдумывай слова и не забывай – не все в этом зале любят русских писателей. И вообще – русских.

Я кивнул, двинулся к столу, на который указал мне Страус, и тут увидел бледного, но причесанного и прилично выглядевшего Нестерова.

– Привет, Михаил! – Нестеров подошел поближе и тихо, быстро начал говорить, глотая слова так, будто они толпились и не пролезали у него в глотку. – Будь осторожен! Здесь три основные телекомпании! И всякой журналистской швали выше крыши! Есть и «Голос Америки», и все такое прочее! Выбирай слова, помни, тебя услышат не только в Америке, понимаешь? Очень советую – выбирай слова! Не подставляй ни себя, ни меня! Кстати – чего у тебя царапина на щеке?! Что случилось?

– Вот вы все задрали! – внезапно рассердился я и тут же постарался себя утихомирить. Видимо, все-таки сказалось напряжение последних суток, нервы уже ни к черту. – Порезался я! Потом все расскажу. Мне есть тебе что рассказать…

После такого многообещающего заявления глаза Нестерова вытаращились, он вцепился в рукав моей рубашки, желая все-таки выяснить, что со мной произошло, и подозревая (справедливо) самое худшее, но Страус уже сделал мне жест рукой, сидя за тем же столом, за которым буду сидеть я, и… я пошел к издателю.

– Господа! – Страус поднялся из-за стола, и шум в зале стих, сменившись щелчками фотоаппаратов и вспышками ламп, – начинаем нашу пресс-конференцию. Меня вы знаете. А кто не знает – представлюсь: я Роджер Страус, один из директоров издательства «Фаррар, Страус и Жиру». А это (я поднялся) тот, ради кого мы и собрали сегодняшнюю пресс-конференцию, русский писатель Майкл Карпов. Он вчера прилетел из Советского Союза, чтобы встретиться с вами. Предлагаю поступить так: вы не тратите наше с вами время, просто задаете вопросы, Майкл на них отвечает. Не надо представляться, мы и так вас всех знаем (смех в зале), а кого не знаем – так пусть вначале сделает так, чтобы его все знали, а потом уже задает вопросы! (Смех еще громче.) Начнем с наших телекомпаний, ребята вон столько аппаратуры натащили, уважим их! Да, кстати, Майкл свободно говорит по-английски и… язык у него очень острый! Так что можете не обольщаться его мирным, интеллектуальным видом!

Народ откровенно заржал – видуха у меня была еще та! На щеке царапина, на виске шрам – мордоворот, а не интеллигенция! Мирная, понимаешь ли, интеллигенция!

– Острый язык – хорошо! Главное, чтобы он не был раздвоенным!

Это еще что за сука?! Кто это? Ага! «Голос Америки», ну кто же еще…

Я взял микрофон в руки, щелкнул по нему, удостоверясь, что работает, и негромко сказал насторожившемуся залу:

– Конечно, корреспондент «Голоса Америки» знает толк в раздвоенных языках… как и всякий пропагандист.

В зале засмеялись, оглядываясь на коллегу, а тот сузил глаза и покраснел, явно преисполняясь ко мне неизбывной ненависти. Впрочем, как и к любому «советскому».

– Ну я же вам говорил! – радостно ухмыльнулся Страус. – Острый язык! Итак, сейчас Маргарет (он указал на симпатичную девушку с короткой прической) будет подходить к вам с микрофоном, и вы будете задавать вопросы. Повторюсь, представляться не нужно, не тратьте наше и ваше время. Короткий, насколько возможно, вопрос – и Майкл отвечает. Давайте вывернем его наизнанку! Мы же должны знать, что из себя представляет советский писатель-фантаст! И, кстати, давайте ближе к теме – напомню, завтра начинаются продажи первой книги фантастического сериала «Нед», написанного Майклом Карповым и напечатанного нашим издательством. Конечно, нам интересно, что ест на завтрак советский писатель и с кем он спит (смех в зале), но все-таки главная тема – это продажа книги. Итак, начинаем! Маргарет, подходи к тому парню, который тебе нравится больше всего. Или к девушке. Тебе нравятся девушки, Маргарет? А! Тебе все нравятся, ты всех любишь! (Смех.) Ну вот с кого-нибудь и давай начинай!

Страус сел, незаметно выдохнул, и я заметил у него на лбу небольшую каплю пота. Разогревать зал не такое уж и простое занятие… вспотеешь тут! Но разогрел, точно. Умеет продавать!

– Господин Карпов, – начал представительный мужчина с бейджиком «Эй-Би-Си» на кармане. – Скажите, как вы относитесь к противостоянию США и Советского Союза?

О как завернул! С ходу, с налету, с повороту! Кстати, на английском языке фраза звучала так: «Сэр Карпов, как ты относишься…» и так далее. Но, если перевести ее дословно, звучать будет достаточно грубо. Просто в английском нет деления на «ты» и «вы», и, кстати, может, так даже и правильно. Проще. Если они хотят подчеркнуть уважение к собеседнику, добавляют «сэр» или «мисс», «миссис» и так далее. Но я уже начинаю привыкать переводить для себя так, как положено – если с «сэром», то на «вы».

– А как можно относиться к противостоянию двух стран? Плохо, конечно! Мы должны жить в мире, дружбе, сотрудничать, а не разгонять гонку вооружений.

– А что вы скажете о режиме в вашей стране? О гонениях на ваших диссидентов? Что вы скажете о вашем коллеге Солженицыне?

– Я не встречался с Солженицыным и честно скажу – не горю желанием с ним встречаться. Мне он не нравится. Я его не уважаю. И не считаю его книги настоящей литературой.

– А свои – считаете?

Ах ты ж сука… ловушка! Скажи сейчас, что считаю, – скажут, что загордился, выставляет себя классиком литературы. Скажи, что не считаю, – ага! Значит, твои книги дерьмовые, раз сам это говоришь!

– Я сказочник, сэр. Я пишу сказки для взрослых. Сказки, которые делают людей немного чище, немного позитивнее. Которые скрашивают жизнь людей, из серой превращая ее в яркую, цветную. А настоящая это литература или нет – решать не мне, а моим читателям. Для меня, как и для любого писателя, – свои книги самая настоящая, великая, гениальная литература! (Смех в зале.) Это как дети – они все делятся на своих и плохо воспитанных. (Смех.)

– Господин Карпов… – снова начал телевизионщик, и тут Страус, к которому подошла его секретарь Пегги и что-то начала говорить на ухо, встал и остановил говорившего:

– Господа! Тут мне пришла одна новость, которая вас, думаю, заинтересует! Мне только что сообщили, что господин Карпов сегодняшней ночью спас двух полицейских офицеров, уничтожив банду, которая на них напала! Одного он убил голыми руками, другого ножом, который отнял у первого гангстера, трех других застрелил из пистолета, который отнял у второго гангстера! Наш писатель не только невероятно популярный в своей стране фантаст, но еще и герой! До приезда «Скорой помощи» он сидел и зажимал рану одного из полицейских, чтобы тот не истек кровью! Браво, Майкл! Браво!

Страус встал и захлопал в ладоши. Следом за ним захлопала Пегги, за ней – весь зал, даже тот, с красной мордой из «Голоса Америки».

– Браво! Браво, Карпофф! Браво!

Я медленно встал. Вот что теперь делать? Раскланиваться как идиоту? Как цирковому клоуну? Ну вот на хрена он это сделал?!

Хотя я знаю – на хрена. Он сделал то, что должен был сделать, – реклама! Это – реклама! Теперь все захотят посмотреть, почитать – какую же книжку написал русский писатель, убивший голыми руками пятерых гангстеров! М-да…

Кстати, а чего я ожидал? Что ночное происшествие останется незамеченным? Ну тупо же! Мне все равно бы пришлось рассказать обо всем и Нестерову, который сейчас сидел с вытаращенными глазами и то бледнел, то краснел, и Страусу, отбивавшему ладони в овациях, и… всем, кого это касается. Шила-то в мешке не утаишь! Только вот шуму не хотелось, ох как не хотелось!

Ладно… чего теперь боржоми пить, коли печень уже отвалилась… будем выжимать из ситуации все плюшки, которые возможно выжать. Уж на то пошло – этот шум мне точно на пользу. По крайней мере – в плане продажи моих книг в Штатах. Уж Страус-то постарается, по полной раскрутит историю!

Минут пятнадцать пришлось рассказывать, как это я оказался в неблагополучном районе и как на самом деле все происходило. Меня не перебивали, а потом все как с цепи сорвались – бросались к Маргарет, вырывая у нее из рук микрофон, кричали с места, потрясая блокнотами, и, только когда Страус рявкнул в микрофон, призывая всех к порядку, шум постепенно стих. Первым микрофон получил высокий мужчина с благородной сединой на висках, эдакий здешний Познер – с вкрадчивыми манерами и хитрыми еврейскими глазами.

– Скажите, господин Карпов, а что, обязательно было убивать этих гангстеров? И вообще, как вы это смогли сделать? У вас что, специальная подготовка? Может, вы русский шпион?

Я ухмыльнулся:

– Вы судите о том, какие бывают шпионы, по книжкам о Джеймсе Бонде, да? То есть – шпион только тем и занимается, что всех бьет? Это какой-то странный шпион. Для комиксов. Что касается вашего первого вопроса – а мне некогда было думать. Одного полицейского ранили ножом в грудь, другого расстреливали на моих глазах – что мне оставалось делать? Уж на то пошло – добили бы их, принялись бы за меня. А я не хотел убивать этих негодяев, пусть даже они и негодяи. Я попытался вначале убежать! Нормальные герои всегда идут в обход! (Смех.) Но раз уж пришлось драться – надо тогда бить наверняка, чтобы не встали. Ну и по второму вопросу: я не знаю, откуда у меня различные умения. Я даже не знаю, кто я такой. Чуть больше года назад я обнаружил себя стоящим на дороге в одном из российских городов. На мне не было ни одной нитки одежды, а сам я не помнил – ни своего имени, ни места, где нахожусь. Имя и фамилию мне дали уже в лечебнице, куда вначале поместили. А государство уже после проверки выдало мне паспорт. Так что моей биографии всего один год.

– И вы за год написали столько книг?! – поразился журналист. – Сколько их у вас?

– Десять. Пишу – одиннадцатую.

– О господи! Да вы – Бешеная Пишущая Машинка! – «Познер» широко улыбнулся. – Вы просто монстр какой-то! Да вы один сделаете богатым издательство господина Страуса! Зачем им другие писатели, если есть вы?

– Издательство Страуса и так уже богато, – усмехнулся я. – Но я постараюсь сделать его очень богатым! Если они захотят, конечно.

Страус рассмеялся и показал мне большой палец – молодец!

Следующим был упитанный господин непонятно из какой газеты, выглядящий так, как всегда выглядели буржуи с советских плакатов – в клетчатом костюме, толстощекий, явно выпивший всю кровь у рабочего класса. Но заговорил он не как кровопийца-буржуй, скорее наоборот.

– Скажите, господин Карпов, все те, кого вы убили, были черными?

Опа! Это что еще такое?! Куда он меня ведет?

– Да, все черные, и что? Не понимаю вашего вопроса.

– Все вы поняли, сэр. А если бы это были белые, вы бы их пощадили?

– Честно сказать, в тот момент мне было все равно, в чьей руке нож или пистолет – в черной, белой, красной или зеленой. Даже если бы это были зеленые человечки с Марса, я все равно поступил бы так же. Они хотели убить полицейских, а я не мог позволить им это сделать. Совесть бы потом замучила!

– То есть вы не себя защищали, а полицейских? У нас в стране такие полицейские, что их должны защищать русские?! Полицейскому департаменту надо разобраться со своими офицерами. Их профессиональная подготовка совершенно не годится!

Вообще-то я был полностью согласен с этим придурком – не годится. Если бы не я – этих пентюхов точно бы грохнули. Но только вот говорить этого точно не надо. Зачем подставлять парней? Все-таки они, можно сказать, соратники – и потому, что они копы, а я все-таки почти мент, пусть и бывший, а во-вторых, мы вместе стояли под пулями. И кстати – они не побежали, не испугались, отстреливались как могли. А то, что никуда не попали, – так это бывает. Люди теряются, совершают странные поступки в сложной ситуации. Но они вмешались, когда за мной гнались эти уроды, выполнили свой долг. Так что…

– Все произошло слишком неожиданно. Первого офицера сразу ранили, второго тоже. Они просто физически не могли стрелять как следует. Так что зря вы на них… (хотел сказать «бочку катите», но осекся. Не поймут!) Зря вы их обижаете. Они выполнили свой долг, защищали меня! Не побоялись пятерых вооруженных бандитов! Да им медали надо дать за храбрость!

Страус посмотрел на меня, и глаза его сузились. Он лоснился, как наевшийся сметаны кот. Ему все это действо явно очень нравилось. Ну а что – такой паблисити, это только представить! Шума – до небес!

– Господа, все-таки ближе к теме – не забывайте, что мы обсуждаем творчество русского писателя, а не только его подвиги на земле Америки!

Это Страус решил снова переключить внимание на главное – на мою книгу. И правильно. Маркетинг… такой маркетинг! Хорошего понемножку!

– Скажите, господин Карпов, почему вы уверены, что ваша книга понравится американскому читателю? – это молодая женщина лет тридцати, очень даже миленькая. Тоже с блокнотиком в руках. – Кто вам сказал, что она понравится американцам?

– Я в этом доверяю чутью моих издателей, господ Страуса, Фаррара и Жиру. Все уже давно должны были убедиться, что они берутся издавать только тех авторов, от которых будет толк. Тех, кого покупают, тех, кого читают. Ну а как там дело пойдет – это уже одному богу известно!

– А вы верующий человек, господин Карпов? – мертвой хваткой вцепилась в меня девушка. – Вы верите в бога?

– Знаете, я как тот солдат, что сидит в окопе и молится: «Хоть бы не в меня! Хоть бы не в меня! Господи, помоги!» А потом вылезает живой и забывает о молитвах и церкви. У нас есть пословица: «Пока гром не грянет – мужик не перекрестится». Я ответил?

– Нет, – улыбнулась девушка. – Вы хитро ускользаете от прямого ответа. Еще раз спрошу: вы верите в бога? Вы ведь живете в Советском Союзе, и у вас преследуются верующие! Вы боитесь сказать откровенно? Вас за это отправят в лагерь?

– Да что за глупости?! Кто вам это сказал? – фыркнул я и весело рассмеялся. – У нас открыты церкви, хочешь – ходи в них, не хочешь – не ходи! И синагоги! И мечети! Не приветствуются только всякие сектанты-изуверы, но ведь эти секты и в США не особо популярны. А что касается моей веры в бога… это вопрос слишком интимный. И касается только нас с богом.

– Скажите, господин Карпов, – не унималась девушка, – а как вы относитесь к правам сексуальных меньшинств? У вас ведь на родине за подобное сажают в тюрьму! Вы согласны с таким законом?

– Я считаю, что все люди имеют права на то, что не запрещено. И сексуальные меньшинства никак не мешают мне жить – если только не ведут пропагандистскую работу среди детей, подростков. За это нужно очень строго наказывать. А с тем, что надо сажать этих людей в тюрьму, я не согласен. Может быть, лечить? Это – да. Но в тюрьму-то за что?

– Так вы считаете их больными? – девушка просто ликовала. Да что за журнальчик она представляет?! Феминистка какая-нибудь? Типа «розовая»? Вот же надоела, чертова кукла!

– Да. Я считаю, что гомосексуализм – психическое отклонение от нормы. Но не собираюсь как-то порицать этих людей, ненавидеть или что-то подобное. Я уже сказал – они мне не мешают жить и пусть делают что хотят – если это укладывается в рамки закона. Закон превыше всего!

– Господин Карпов! А вы всегда не согласны со своей властью? Может быть, вы диссидент?

Это уже маленького роста черноволосый мужичонка, похожий на итальянца. Наверное, и есть итальянец по происхождению.

– Нет, я не диссидент. Хотя и не всегда согласен с властью в моей стране. Но обсуждать это буду не с вами. Это моя страна и моя власть. И обсуждать ее я буду только с моими согражданами.

– А что вам понравилось в Америке? И что не понравилось? – это все тот же черненький. – Что бы вы хотели взять с собой на родину?

– Если я вам скажу, что Манхэттен хочу с собой забрать – вы поверите? (Хохот в зале, улыбается и черноволосый.) Машины ваши нравятся. «Кадиллак Де Вилль», например. Наши машины пока что хуже ваших. Нравятся небоскребы. Нравятся ваши джинсы. (Улыбки.) Да много чего нравится!

– А что не нравится?

– Не нравится… – Я задумался и нашелся. – Когда на меня бегут с ножом и пистолетом. Я тогда очень сержусь. (Хохот.) А больше как-то я не успел найти того, что мне не нравится. Вот подольше тут поживу, тогда и спросите. А пока – что я видел? Номер в этом отеле? Так он великолепен! Журналисты? Хорошие вы журналисты, наверное, – лучшие! Ведь господин Страус пригласил только лучших, ведь так? Ну вот! Так где мне увидеть что-то плохое?

Хитрый я! Ох, хитрый! Никто не любит чужаков, которые гадят на твою страну, на твой уклад жизни! Сейчас начну говорить о толстых, которые наели зад на фастфудах, – на меня спустят собак! Начну говорить о грязных улицах всего в полутора часа ходьбы от отеля – кому это понравится? «Понаехали! Грязью обливают! Да пошел он! И его книжки!» Нет, такое делать нельзя.

– Хотел посмотреть Америку, и видите, во что это вылилось? – улыбаюсь, невзначай дотрагиваюсь до царапины на щеке.

– Кстати, а что у вас на лице? Что за царапина? Это гангстеры вас ранили? – заинтересовался черненький.

– Ну уж ранили! – снова улыбаюсь я. – Царапина! Да, когда я полицейского прикрыл, меня царапнул ножом тот, кто его ранил. И это не героизм, мне за такую неуклюжесть надо выговор сделать!

– А может, останетесь жить у нас в США? Пойдете служить в полицию? – улыбается «итальянец». – Будете учить наших офицеров!

– Нет, мне нравится моя страна. Я хочу в ней жить. Да и вообще – я ведь в любой момент могу приехать в любую точку земли! В том числе и в США. Потому зачем обязательно жить в одной стране? Когда-нибудь я отправлюсь в путешествие по миру и буду жить там, где захочу. Поживу месяц в одной стране, в другой… Кто мне может это запретить?

– Ваше правительство! Вы же советский человек! А советские люди не путешествуют по миру!

– Ну я же здесь? – ухмыляюсь и смотрю в глаза собеседнику чистым-чистым взглядом. – А вы говорите, не путешествуют!

– С вами не все так ясно! – не унимается «итальянец». – Вы деретесь, как коммандос, в пятьдесят лет выглядите на тридцать, не помните, кто такой! Может, вы вообще пришелец? (У меня вдруг екнуло сердце.) Может, вы инопланетянин?! СССР установил связь с инопланетянами и скрывает это? Признавайтесь!

– Вы видите у меня антенны на голове? – спрашиваю как можно серьезнее. – А щупальца? А какой тогда инопланетянин без щупалец?

Зал ржет, а я про себя матерюсь – мне тут только РЕН ТВ не хватало! Его загробного голоса, вещающего о вольфрамовых планетах! Чертова желтая пресса! Или не желтая? Или у них вся пресса такая? Ведь я читал, что американцев совершенно не интересует международная политика, и главное в новостях – это кто кого убил, какой скандал в Голливуде и… реклама. Реклама, реклама, реклама!

– Господа! – вмешивается Страус. – Давайте вернемся к творчеству господина Карпова. Пожалуйста, задавайте вопросы, касающиеся его творчества, – если таковые остались! Кто хочет задать вопрос? Давайте вы, мисс!

Встала девушка лет двадцати пяти, очень похожая на актрису из фильма «Завтрак у Тиффани». Худенькая, черненькая, элегантная. Миленькая, очень миленькая девушка! Мой типаж. Всегда нравились такие интеллигентные худенькие девицы. Впрочем – по юности мне нравились все девушки, похожие на девушек. Лишь бы шевелились, и… сиськи! Хе-хе-хе… гормоны, однако!

– Господин Карпофф (она так и сказала – Карпофф. Ох уж эти американцы…), скажите, в ваших книгах есть секс?

Зал загудел, кто-то засмеялся, кто-то захлопал в ладоши, а девушка продолжила:

– В книгах советских писателей секса нет совершенно! Такое ощущение, что советские люди размножаются почкованием! (Смех.) Почему ваша власть так боится малейшего упоминания о сексе? Не потому ли, что все руководство вашей страны уже старики и им не нужно женщин?

Зал взорвался – зашумели, закричали, захлопали в ладоши, кто-то даже засвистел, но тут же замолк под укоризненными взглядами коллег. А я слегка охренел. Вот это она меня бортанула!

– Во-первых, с чего вы взяли, что наши руководители такие уж старые, что им не нужно женщин? Вы что, у них в постели побывали? Проводили испытание? (Зал засмеялся.) И вообще – разве это порядочно, делать выводы без малейшей на то информации, оскорблять людей? Нехорошо. А то, что у нас строгая цензура в отношении секса… так, может, это и к лучшему? Может, если бы в США цензура в этом направлении была построже, тогда бы и нравственность в стране поднялась на более высокий уровень? Впрочем – об этом не мне судить. Для того есть ваша власть, выбранная вашим, американским народом. Замечу только, что в моих книгах много откровенных сцен, и они вполне спокойно прошли государственную цензуру. А что это значит? Это значит, что не такая уж и строгая эта самая цензура! (Врать, так уж с размахом! Нет – ну а что я еще могу сказать?!) Возможно, что я даже слишком злоупотребил описаниями секса в своих книгах, но я руководствовался моим пониманием действительности, ведь секс – неотъемлемая часть нашей жизни, возможно даже – главная. Иначе откуда бы взялись люди, без секса? Выращивать детей в пробирке мы еще не научились! И почковаться – тоже. Так почему мы должны замалчивать эту сторону нашей жизни?! Мои герои – люди. И как все нормальные люди, они живут полноценной жизнью, в том числе и занимаются сексом.

– Следующий! Кто? О! Лайла! Так и вижу, как у тебя горят глаза, – дайте ей скорее микрофон! – Страус указал на женщину лет пятидесяти, элегантную, хорошо одетую. Она улыбнулась тонкими губами и взяла микрофон из рук Маргарет.

– Скажите, господин Карпов… а как вы объясняете успех ваших книг в вашей стране? Ваши книги на самом деле настолько хороши? Или тут еще что-то есть? И еще – как вы относитесь к творчеству Толкиена? И не оказал ли влияние на ваше творчество этот автор?

– Я уже говорил – не знаю, насколько мои книги хороши. Людям нравятся, и это самое главное. Я ведь пишу не для самовыражения, не для того, чтобы получить литературную премию либо чтобы заниматься политикой, пропагандистской деятельностью. Я всего лишь пишу сказки для взрослых. Развлекаю людей. Скрашиваю им серое существование, позволяя окунуться в другой – яркий, интересный, незнакомый мир! Мир, в котором существует магия, мир, где живут драконы и волшебники. Вот в общем-то и все. Да, я популярный автор, мои книги нравятся советскому читателю. Надеюсь, понравятся и вам. Что касается творчества Толкиена… я отношусь к нему с толикой скепсиса. Понимаете, в чем дело… в своих книгах я стараюсь придерживаться логики. Всегда и во всем. Я перепроверяю себя на логику! Добиваюсь того, чтобы мои герои были логичны, чтобы их персонажи не выглядели глупо! А что мы видим у Толкиена? Полурослики несут волшебное кольцо к жерлу вулкана, и от того, донесут ли они его, – зависит судьба мира. Они терпят много страданий, за то время, пока они несут, – гибнет множество людей, эльфов, всех, кто участвует в этой войне со злом. Так вот, вы можете мне сказать, почему волшебник, в подчинении которого находились гигантские орлы, попросту не взял и не посадил полурослика на одного из орлов?! Чтобы тот подлетел и кинул кольцо в жерло вулкана! Чтобы не подвергать опасности мир! Чтобы не погибли тысячи людей, эльфов и гномов? Вот то-то же… просто никто над этим не задумывался, и все тут. А я считаю, что и фэнтези должно быть абсолютно логичным. По большому счету, что такое фэнтези? Это жизнь людей в сказочном антураже, вот и все! Жизнь, украшенная волей автора! Так почему жизнь должна быть нелогичной?

– Поклонники творчества Толкиена будут с вами не согласны! – усмехнулась дама. – А вы не хотели бы, чтобы по вашим книгам создали фильм или вообще сериал?

– Это все равно как если бы вы спросили у солдата – хочет ли он стать маршалом! – рассмеялся я. – Конечно, хотел бы. Но это не от меня зависит. Надеюсь, что мои книги понравятся читателям и кинодеятели ими заинтересуются.

– Мистер Карпов, скажите… а где вы прочитали книги Толкиена? Ведь их в Советском Союзе до сих пор не издали!

Оп-па! Вот я и попался! Прокол! Их издали в восьмидесятые годы, а сейчас 1971-й! Да и издали странно – одна переводчица умудрилась засунуть ВСЕГО Толкиена в одну небольшую книжку, вырезая целыми главами и добавляя дурацкой отсебятины! Помню, что писали об этой Бобыревой – чуть не проклинали. Даже в 2018 году ее вспоминали дурным словом – это надо же так испохабить чужую книгу!

– Во-первых, книги Толкиена ходят у нас по рукам так называемым «самиздатом». Это когда кто-то перевел книгу, а остальные распечатывают ее на машинке и передают по друзьям и знакомым. Слышал о таком, но читать Толкиена в «самиздате» не приходилось. Я читал ее в оригинале, на английском языке. Вы же слышите – я свободно изъясняюсь по-английски. Но прочитал я Толкиена совсем недавно, так что никакого влияния он на меня оказать и не мог.

– Как вы считаете, почему руководство СССР не хочет переводить и печатать романы Толкиена? В чем тут дело? Неужели в его романах есть нечто, подрывающее основы советского строя? Почему их не пропускает цензура?

– Для меня это загадка. Я ведь не так близок к власти, как вы думаете, – откуда я могу это знать? По-моему, его романы ничего особого из себя не представляют, ни как образцы художественной литературы, ни как нечто, имеющее политическую окраску. Политики там – ноль. Ну совершенно никакой политики! Что там можно было такого усмотреть – для меня загадка. Возможно, это чья-то ошибка, и мне кажется, что в конце концов наши чиновники разберутся с этим делом и снимут запрет на издание этих книг. Повторюсь – я не чиновник, не тот, от кого зависит решение по вопросу, но если бы от меня зависело – я бы снял запрет. Ну смешно же, право – полурослик несет колечко и спасается от злых гоблинов, фашистов, идет, чтобы победить зло! Как разведчик во время войны с фашистами! Ну что, что в этом плохого? Напомню – книги Толкиена были написаны во время Второй мировой войны, и под гоблинами и орками он вывел мировой фашизм. Так что плохого в этих книгах?!

Пресс-конференция длилась еще два часа. Я вымотался так, как не устал даже после ночного боя и последующих допросов. Каждый ответ приходилось обдумывать в доли секунды и выдавать верные слова. Иначе ведь и вернуться домой не смогу! А мне есть для чего возвращаться. Или – для кого.

Я не смотрел, что там случилось с Нестеровым. Судя по тому, что происходило, – его вообще должен был хватить кондратий. Единственный раз я глянул на него после того, как Страус сообщил о моих героических подвигах на улицах ночного Нью-Йорка. Нестеров был белым как мел и хватал ртом воздух, будто при сердечном приступе. Но мне было совершенно не до него.

Так-то я его прекрасно понимаю – по приезде в Союз его спросят: «А где ТЫ был, когда Карпов демонстрировал хероизм, спасая американских полицейских? Почему тебя не было рядом? И почему он потащился по ночному Нью-Йорку и вообще попал в эти неприятности? Почему не предотвратил?!»

А он должен был, точно. Отговорить меня, в конце концов – запретить мне! И если бы я вырвался в город без его разрешения, практически через его труп – тогда другое дело, тогда вся вина за происшедшее лежит на мне. Но он лежал в номере и страдал от похмелья. А потому – будет расплата. И Нестеров об этом знал.

Мне даже было немного стыдно и жаль гэбэшника – не хотел подставлять, видит бог! Но что сделать, если так вышло?! Кто виноват? Это форс-мажор!

Когда все корреспонденты разошлись с пресс-конференции, а мы всей толпой оказались в моем номере, Страус, который сидел за столом и пил ледяное шампанское, с довольным видом задумчиво сказал:

– Это самая лучшая пресс-конференция, которая у меня была! Майкл, если ты нарочно пошел и нашел этих черных ублюдков, чтобы подгадать к пресс-конференции, – ты гений! Хе-хе-хе… лучшей рекламы и представить трудно!

– А черные? – спросил я, глядя на Нестерова, находящегося в состоянии прострации. – Если они устроят бойкот продаже книги? Мол, не будем покупать книги этого убийцы!

Страус фыркнул, закашлялся, а потом хриплым после кашля голосом возопил:

– Майкл, не смеши! Черные не твоя аудитория! Они тебя не будут читать! Они вообще не читают ничего сложнее комиксов! Какие книги?! Твои читатели – белые американцы обоих полов, которые живут серой жизнью и мечтают о приключениях! О сказке! Клерки! Средний класс! Ты правильно все сказал на пресс-конференции! Вот если бы твоя книга говорила о том, как черные завоевывают мир, отнимая его у мерзких белых ублюдков, – это, да! Это бы черные читали! Но только если книга не превышала бы объемом комикс о Супермене! Ха-ха-ха…

– Похоже, Роджер, ты не очень-то любишь цветных? И особенно черных? – осторожно осведомился я, наливая себе холодной минералки.

– А за что мне любить эту грязь? – презрительно хмыкнул Страус. – От них одни неприятности! Они не хотят работать, но хотят получать. Они совершают преступления и не хотят за них отвечать! Когда черных тащат в суд за то, что они совершили, – эти ублюдки в суде кричат, что их судят за то, что они черные! Это – как? Как тебе это нравится?

Я сообщил, что мне это никак не нравится и что перед законом все равны, и Страус довольно хмыкнул, продолжив обличать чернокожее население Америки, ну а я тем временем готовился к разговору с Нестеровым. Очень неприятному для нас обоих разговору!

Страус и его камарилья ушли через полчаса, оставив нас отдыхать после трудной ночи и трудной пресс-конференции. Обсуждение дальнейшей нашей жизни оставили «на потом». Номера были оплачены еще на трое суток, и мы могли не беспокоиться, что нас из них выгонят. А вот потом надо будет думать – куда деваться.

Жить в консульстве? Глупо как-то… да и позволят ли они у них жить. Но к ним, в консульство, все равно придется обратиться, это определенно. Ситуация очень даже неоднозначная, очень странная, и, чтобы понять это, не надо быть семи пядей во лбу.

– Что ты наделал! – замогильным голосом спросил Нестеров, глядя на меня глазами обиженного Бемби. – Как ты мог?!

– Что мог? – вздохнул я и, чтобы прекратить дальнейшее нытье, предложил – давай поступим вот как: когда меня спросят, как я оказался на улице Нью-Йорка ночью, я скажу правду. Я тебя обманул, сказал, что лягу спать и никуда не пойду. А сам отправился гулять. Ты об этом ничего не знал и сделать ничего не мог, потому что я насильно выпроводил тебя из номера, сказав, что желаю спать один, а не в твоей компании. И тебе ничего не оставалось, как отправиться в свой номер. А еще, мы с тобой скажем, что случившееся никак не бросило тени на образ советского человека. Наоборот! Мы показали на весь мир, что советский человек является защитником добра, закона и порядка. И что он всегда готов вступиться за обиженных и угнетенных. Ну как-то так, я утрирую, конечно, – сам придумаешь, как и что сказать. Думаю, что мысль тебе понятна. И вот теперь все информационные агентства разнесут по всему миру, как хороши советские люди и как нехорошо на них нападать! А также на тех, кого они взяли под защиту! Чревато для агрессоров! Понял?

– Понял! – Нестеров явно приободрился, закивал головой. – А что, я с этой позиции ситуацию не рассматривал! Вполне, вероятно, что сработает! Я обдумаю, что именно сказать, но думаю – твою версию событий мы возьмем на вооружение!

– И, кстати сказать, тут нет ни слова вранья, – серьезно заявил я. – Именно потому наша версия самая правильная. Я действительно думаю, что мы подняли престиж Советского Союза. Скажешь, что это не так? Не скажешь. Потому что для тебя единственно правильная формула защиты – именно эта. На ней ты можешь подняться так, как тебе и не снилось. Поверь мне.

– Кстати, а что ты там за чушь нес насчет Толкиена? – хмыкнул Нестеров. – Ты вообще-то знаешь, почему его не издают у нас?

– И почему?

– Потому что он анархист! Он не признает никакого государства! А нам с анархистами не по пути!

– Чушь какая! – фыркнул я. – В книгах хоть слово о его анархизме есть? Так какого черта запрещать добрые, позитивные сказки?! Господи, ну что за идиотизм! Все, вали отсюда – отдыхать буду! Я всю ночь в участке сидел, не выспался. У меня голова трещит, разламывается! Спать буду.

Я ухватил Нестерова под руку и, не глядя на его сопротивление, подвел к двери, открыл и вытолкнул в коридор. Тошнит меня от этих гэбэшных игрищ! Вот реально – тошнит! Неет… Союз заслуживает перестройки! Да такой перестройки, что и не снилось! Все надо ломать, все заново сшивать! Хватит ходить на кривых ногах, выпрямлять надо! Иначе и получится, как предсказывали – «Советский Союз – колосс на глиняных ногах». Так оно и получилось, увы… на глиняных ногах. Подгрызли, твари, толкнули – и рухнул великий Союз, распался на множество кусков и кусочков! Грязь, жалкие кусочки да насекомые, грызущие тело России. Не хочу этого! Сделаю все, чтобы этого не допустить!

Выпроводив Нестерова, сбросил ботинки и плюхнулся на кровать. Все! Хватит на сегодня волнений! Полежу немного, посмотрю телевизор – надо же знать, чем живет страна, ну а потом лягу спать. И никаких тебе ночных Нью-Йорков!

Само собой, никакого телевизора я не посмотрел и проснулся только поздней ночью, чтобы… раздеться и лечь спать уже раздетым. Спал спокойно, провалившись в сон, как в колодец. За последние сутки у меня было слишком много волнений…

Разбудил меня Рон. Он объявился в десять утра по местному времени, когда я уже умывался и чистил зубы. Я открыл ему, Рон ворвался в номер и грохнул пачкой газет о журнальный столик:

– Сенсация! На первых полосах всех газет: «Русский писатель спасает двух полицейских!» «Русский писатель – окруженный тайной человек – голыми руками убивает пятерых вооруженных бандитов!» «Русский писатель, который приехал в Нью-Йорк для презентации своей новой книги, вышедшей в издательстве «Фаррар, Страус и Жиру», защищая двух полицейских, убивает пятерых гангстеров, вооруженных ножами и пистолетами». Майкл, ты чудо! Лучшей рекламы и представить нельзя! Твои книги рвут из рук продавцов! Книжные магазины открылись в девять часов утра, и твоих книг к десяти утра на полках уже нет! Новости по всем телепрограммам начались с твоей истории! Майкл, ты – наш выигрыш! Страус бегает и мочится кипятком, помчался договариваться о дополнительном тираже – тысяч пятьдесят, а то и сто! Мельком бросил мне на ходу, что звонили с «Уорнер Бразерс», интересовались твоей книгой! Ты представляешь?! Братья Уорнеры заинтересовались!

– Это хорошо… – усмехнулся я. – Вот только бы еще расследование пораньше закончили. А то не дай бог превращусь из героя в обвиняемого.

– Не превратишься, – отмахнулся заглянувший в ванную Рон. – Все будет нормально! Ну да, придется подождать, так и что? Тут вот какое дело, на время расследования Страус снял тебе квартирку на Манхэттене, недалеко… честно сказать, господин Страус у нас немного прижимист, так что через пару дней тебе придется переехать в эту квартиру. Но ничего страшного! Поживешь там, пока расследование не закончится, а потом и полетишь домой! Если захочешь, конечно…

Рон многозначительно посмотрел на меня, но я пропустил мимо ушей это его «если захочешь». Пусть старается. Ему за это деньги платят. И похоже, что из двух источников сразу. Впрочем – это было ясно с самого начала.

А после мы с Роном отправились в банк, открывать счет. Нестеров пытался пойти со мной. Само собой он не знал, что я иду в банк, – я ему сказал, что хочу пройтись по магазинам, погулять, купить новые рубашки и брюки – мои-то кровью забрызганы. Так вот Нестеров порывался пойти со мной, на что я категорически не согласился. Нет уж, мне его только в банке не хватало! Мотивировал я это тем, что мы с ним договорились – я делаю то, что хочу, хожу куда хочу, а с ним потом договоримся, как у нас тут все «на самом деле было». В общем – он мне не мешает, а я не качу на него бочку. Да и что ему? Куда я денусь? Сиди в номере, да заливай свое горе дармовым виски! Благо, что все оплачено – и еда, и выпивка. Когда еще ты на такую халяву нарвешься? Точно – никогда.

Счет открыл быстро – заняло это всего час, и часть этого времени ушла на дорогу к банку. Договор на мое имя уже был готов, мне оставалось только его прочитать и подписать. Читал внимательно – мало ли чего там понаписали? Но насколько я разобрался – особых подводных камней не было, и не особых – тоже. Обычный банковский договор, похожий на все договоры, которые я видел в свое время.

Что касается распоряжения о доставке денег моей жене через пятьдесят лет – после углубленных размышлений на тему, я не стал ничего делать. Почему? Да по одной простой причине – на самом деле, а кто мешает отдать мне эти деньги самому? Прежде убедившись, что она моя жена в этой реальности и что дубль-Я тут является ее мужем и погиб в автомобильной катастрофе? Или исчез при автомобильной катастрофе – с этим я не разобрался. Скорее всего – исчез, иначе как бы я оказался в этом времени (или мире?) в своем обычном теле? При гибели я бы перенесся в качестве неумирающей души, а никак не в своем простреленном, не первой молодости организме.

И вот еще какая штука… А если она в этом мире не моя жена? Если изменения, которые я уже привнес в этом мир, зацепили и ее, и моего дубль-Я? Какие изменения? Ну, например – я спас сотни людей от различных катастроф и еще спасу – например, от катастрофы на Чернобыльской АЭС. И как эти изменения скажутся на судьбе моей будущей жены и на моей лично? Может, в этом мире моя жена мне чужой человек! Нет уж, вначале надо убедиться в обратном, и уже тогда…

А что – «тогда»? Через пятьдесят лет я приду к моей жене и скажу: «Вот вам пятьсот тысяч баксов, подарок от покойного мужа, и письмецо от него, чтобы не волновались»? Так, что ли?

Может, и так. Потом узнаю – как оно будет. Через пятьдесят лет. Если доживу. А вот если не доживу… нет, все-таки оставлю распоряжение насчет денег. Вернее – это будет уже завещание. Но с ним я потом определюсь. Потом. У меня ведь должен родиться ребенок. Скоро. Вернее – не у меня, а у Зины. Мой ребенок. И мне не стоит об этом забывать.

Посещение конторы аукциона «Кристис» заняло гораздо больше времени, чем посещение банка. Рон, кстати, со мной в кабинет управляющего не пошел, сказал, что будет ждать меня в машине. Мол, погода хорошая и все такое прочее. Я оценил его деликатность. Мне бы не хотелось, чтобы при Роне оценивали мои цацки. Мало ли…

Хотя, с другой стороны, я уже сказал ему о примерной стоимости вещей. Но все равно – вот не хочу, и все тут! Могу после оценки сказать, что рассчитывал на крупную сумму, а оказалось – стекляшки. Ладно, потом решу – как и что сделать.

Приняли меня вежливо, улыбчиво, предупредительно. Ни слова никто не сказал ни о пресс-конференции, которую, скорее всего, они видели, ни о происшествии, в которое я вляпался. В этом заведении царил Его Величество Доллар, и только он, а Доллар не терпит лишних разговоров. Только по делу.

Когда я поставил на стол пресловутую коробку, обмотанную шпагатом, – тоже не удивились. По-моему, они видели в этих стенах все что угодно. Аукцион торгует стариной, а старина попадает сюда откуда угодно и в каком угодно виде. Да и люди здесь перебывали всякие – от старушек и старичков, божьих одуванчиков, нашедших в кладовке картину Дега, до авантюристов всех видов и наций, пытавшихся через аукцион легализовать свои неправедные прибытки.

Когда мне принесли нож и я разрезал шпагат, а потом аккуратно вынул и разложил на столе мои сокровища – у присутствующих широко раскрылись глаза и слегка отвисли челюсти. Что, кстати, меня удивило – неужели никогда не видели столько бриллиантов? Только потом управляющий пояснил, что ему сказали, будто я хочу продать бабушкино наследство – какие-то никчемные брошки. И когда увидели, ЧТО это за наследство, – искренне удивились.

В принципе, я их понимаю. Откуда что-то ценное у советского человека, который, как говорят все газеты, живет в абсолютной нищете, ходит в треухе и валенках и постоянно пьет водку. Когда есть деньги.

Осмотр затянулся больше чем на час, даже часа на полтора. Или два? (Я не засек время.). Каждый объект нужно было осмотреть, зафиксировать на фото, дать ему предварительную оценку. И на каждый объект нужно составить отдельный договор.

Не знаю, почему так все сложно, почему нельзя было уложить все лоты в один договор, – но, наверное, так у них принято. А если принято – что толку возмущаться, и, тем более, не мне менять процедуру.

Наконец осмотр был закончен, и эксперт довольно кивнул головой:

– Все эти вещи подлинные. Предварительная оценка – семь миллионов долларов. Что даст аукцион – это другой вопрос.

– Поздравляю вас, господин Карпов! – управляющий встал со своего кресла и, подойдя ко мне, пожал руку. – Оказывается, вы миллионер! Это очень хорошие деньги! И я думаю, вы их получите. Конечно, остается риск того, что этими лотами никто не заинтересуется, но мой богатый опыт продаж дает мне основание думать, что лоты будут очень интересны клиентам. Особенно – Бриллиантовый знак Андрея Первозванного, большой и малый кресты Екатерины. К началу аукциона мы попробуем выяснить, кому могли принадлежать эти исторические реликвии, – их было выпущено не так уж и много, а кое-какие архивные документы царской семьи были вывезены в США. Мы уже имеем опыт такого рода. Так что, возможно, – цена поднимется. Поздравляю! Сейчас мы подпишем договоры и акты передачи, и все будет в порядке. Ваши лоты выставим в ноябре – «Кристис» проводит торги русского отдела дважды в год – в апреле, в Нью-Йорке, и в ноябре – в Лондоне.

– Мне нужно вам говорить о полной анонимности? – спросил я, глядя в глаза управляющему.

– Абсолютно не нужно! – так же серьезно ответил управляющий, не отводя глаз. – Большинство клиентов аукционов желают остаться анонимами. И да, я понимаю ваше сложное положение – вы же из Советского Союза, и потому… я понял вас.

– Это хорошо, что вы меня поняли, – кивнул я и начал подписывать пачку бумаг, которую до этого постарался хорошенько прочитать. Двухтысячные годы научили меня хорошенько читать договоры, особенно – написанное мелким шрифтом, – насколько я понимаю, комиссионные проценты по лотам платит покупатель?

– Да, не беспокойтесь, – улыбнулся управляющий, – комиссионные платит покупатель. Вам только чистый доход. С налогами, само собой, вы разбираетесь сами. Это не наше дело.

Договоры подписаны, печати проставлены, – все, делать тут больше нечего. Я был немного разочарован – почему-то мне думалось, что аукцион работает гораздо быстрее. Ну типа как комиссионный магазин! Сдал вещь в комиссионку, и вот она уже на прилавке! Хорошо! А тут… два раза в год. М-да…

Впрочем – а куда мне торопиться? Вещи продадутся, деньги перечислят – и пусть они лежат на банковском счете. В Союзе у меня денег хватает, а эти деньги – подушка безопасности.

Ну а что теперь? А не знаю, что теперь. Из Штатов я уехать не могу, денег у меня – нетронутая пока тысяча баксов, продержусь как-нибудь. Номер еще за три дня оплачен, потом жилье мне тоже предоставят, поживу. Только вот как с работой? Где я тут возьму пишущую машинку с русским шрифтом? Хотя… может, где-нибудь и возьму. Например – в консульстве. В консульстве Советского Союза. Неужели не дадут на время попечатать?

Это надо будет выяснить с Нестеровым. Ну а пока… обедать пойду! Время-то обеденное! Хватит дел. Пару дней можно просто бездумно побродить по городу. Хех… но только днем! Хватит мне уже приключений… наелся!

 

Конец третьей книги

Отправить