Глава 10

— Слушай, тут как жарко-то! — пожаловался Аносов, утираясь здоровенным платком, извлеченным из кармана своих широких, отглаженных до остроты ножа брюк.

— А я тебя предупреждал! — усмехаюсь, оглядываясь по сторонам — Тут море рядом! Вернее — океан. Само собой — тут теплее.

— Странно как-то…чемодана нет! Ну вот как я тут буду без любимых семейных трусов?! — пожаловался Аносов, оглядываясь по сторонам как кот, выходящий на прогулку из двери загородного дома. Коты всегда выходят так, будто за дверью их ожидает по меньшей мере Бородинское сражение. Надо выйти так, чтобы в тебя не попало шальное ядро или случайная пуля.

— Да купим мы все! — досадливо отмахиваюсь я — Хочешь, я тебе стринги куплю?! Вместо семейников! Будешь козырно в них смотреться.

— Это что за такие стринги? — насторожился Аносов.

— Трусы такие. У них сзади ничего нет, одна веревочка между полушариями. Надел, и радуешься…не жарко!

— Тьфу! Поганцы! — сплюнул на тротуар Аносов — Это же надо додуматься! Извращенцы поганые! И ты меня тащишь в их страну? Чему они нас научат?!

Я демонстративно и возмущенно покосился на друга, и недовольно помотал головой:

— Это мы их учить будем! Пусть припадают к нашему источнику мудрости!

— А! Ясно…если к нашему источнику припадать — тогда пускай. И поглубже! — согласился Аносов — Может тогда к трусом сзади ткани пришьют. Фу, гадость! Вот умеешь ты аппетит испортить! Как представил…слушай, да врешь ты все. Разводишь старичка! Лепишь горбатого!

— Щас похоже что из нас будут делать горбатых… — протянул я, вглядываясь в толпу народа впереди.

— Это чего такое? — насторожился Аносов — Это кого так встречают?

— Есть подозрения… — слегка увядшим голосом протянул я — А я-то рассчитывал…

На что именно я рассчитывал — сказать не успел. Толпа как следует надавила, выставленные металлические ограждения рухнули, и под трели полицейских свистков люди ринулись вперед.

— Назад! В здание аэропорта! — крикнул я остолбеневшему Аносову, и боевой генерал припустил за мной так, что казалось — за ним сейчас несется сама Смерть. А может оно так и было — затопчут, к чертовой матери, и разбирайся потом, что это такое было!

Я бежал, матерился, и думал только о том, что набью Страусу рожу. Это ведь его рук дело! Это я ему сообщил, что через неделю приземлюсь в аэропорту Лос-Анджелеса! Указал номер рейса, между прочим! И вот во что это вылилось!

Мы галопом влетели в здание аэропорта, и тут же бросились на второй этаж, чтобы с безопасной высоты спокойно понаблюдать за происходящим. А внизу, между прочим, развивались просто-таки эпические события. Служащие аэропорта, перепуганные видом несущейся к ним толпы, заблокировали входы и выходы, и теперь покинуть здание было невозможно. Впрочем — как и войти в него.

— Что за твою мать?! — отдувался Аносов, а я смотрел на то, как перед аэровокзалом скапливается толпа, и было в этой толпе ну не менее нескольких тысяч человек.

— Проклятый Страус! — только и сумел я процедить сквозь зубы — Гад! Скотина!

Толпу медленно, как ледокол расталкивает ледяную кашу, раздвинули здоровенные автобусы, на которых во весь борт сияли огромные буквы, указывающие на принадлежность этих автобусов к самым крупным телекомпаниям США. Автобусов было три, но по бокам я увидел и небольшие пикапы, в которых сидели такие же акулы СМИ, как и в автобусах.

Кстати — относительно небольшие пикапы с объемом двигателя пять-шесть литров. Практически грузовики. Это же Америка, тут гигантомания во всем, даже в автомобилях. Если автомашина, так она размерами должна быть больше всех, чтобы на заднем сиденье лежащий человек среднего роста мог свободно вытянуть ноги. Помню, читал — по статистике едва ли не половина американцев зачата на заднем сиденье автомашины. Тогда подумалось: а может это и есть самый что ни на есть главный способ поднятия роста населения? Делай огромные легковушки, чтобы в них было легко зачать, вот тебе и взрыв рождаемости. Смешно, конечно, но что-то в этом есть. В «Запорожце», выпускаемом советской промышленностью, заниматься поднятием уровня народонаселения страны очень даже проблематично. Колени в потолок упираются. Откуда знаю? Знаю…

— Кого это они так встречают? — Аносов таращил глаза с искренним удивлением, и осматривался так, будто никогда не был за границей. Впрочем, можно сказать, что и не был. Банановые республики — с автоматом в руках, разве это тот способ, которым путешествуют туристы? А сейчас мы культурненько, с одними кейсами в руках — бизнесмены, да и только.

— Нас это встречают — хмыкнул я, и глаза друга сделались большими, как чайные блюдца. Преувеличиваю, конечно, но вытаращился он знатно.

— Господа! Мистер Карпофф! Мистер Карпофф! — услышал я голос со спины, и увидел мужчину в строгом сером костюме и галстуке. За мужчиной следовала целая свита — начиная с лейтенанта полиции, и заканчивая секретуткой, цокающей по каменному полу своими высокими каблучками. Вот все-таки приятно посмотреть на девушек в мини-юбках и туфлях на высоких каблуках! Девушек, не испорченных идеями феминизма — гладконогих, с выбритыми ногами и подмышками, одетыми как на прием в Голливуде, настоящими, прекрасными девушками! Не то что западными девицами моего времени — в драных штанах, в мешковатой, скрывающей очертания тела одежде, в обуви на низком каблуке. И не поймешь сразу — мужчина перед тобой, или женщина. Неопрятные, не ухаживающие за собой, с волосатыми ногами — фффу! И еще презрительно говорят, что русских женщин видно сразу — они даже чтобы выйти в магазин обязательно расфуфырятся, вырядятся как на бал. А меня всегда гордость брала за наших женщин. Ведь почему фырчат эти феминистки? Потому что завидуют. Потому что наши женщины — русские, украинские, белорусские — самые прекрасны женщины в мире! И умеют это показать. И пусть плюются уродины в мешковатых штанах, прикрывающих (и слава богу!) их жирные задницы, поедаемые целлюлитом — значит, все правильно. Значит — хорошо.

— Мистер Карпофф! Пожалуйста, выйди к этим людям, сэр! Иначе они разнесут аэропорт, мы получим большие убытки!

— А почему я должен к ним выйти? — кровожадно ощерился я — Может, я не хочу.

— Пожалуйста, сэр! — лицо мужчины побледнело, и по нему катились крупные капли пота — Эти люди хотят Карпофф! Они хотят видеть, слушать Карпофф!

— Понял… — нарочито серьезно ответил я — Если они хотя Карпофф, неважно, что он не хочет никуда идти? Так?

— Пожалуйста, мистер Карпофф! Я сейчас встану на колени!

За огромной стеклянной стеной буйствовал «народ». Люди уже объединились, и слышался громовой, слитный крик-скандирование:

— Кар-пофф! Кар-пофф! Кар-пофф!

— Слышь…Миш, хватит! — поморщился Аносов — Совсем ты обуржуился. Чего ты над ним издеваешься? Выйди, авось не раздерут.

— А чего он?! — слегка устыдился я — Как будто я обязан! Хотелось по-тихому проскользнуть, и…сам видишь! Вот откуда столько народа?! Кто нагнал?! Есть у меня одно предположение…вот же гаденыш! Ладно, пошли…

Я развернулся и пошел от группы служащих к лестнице, ведущей на первый этаж. Мы прошли через вестибюль, мимо охранников аэропорта, скопившихся у дверей и приветствовавших меня салютом, как это принято у американцев. Да, правда…не стоило мне так выступать. И правда — забронзовел. Но тут есть и смягчающие обстоятельства — хотелось нагадить Страусу, предъявить так сказать — побольше. Мол, по твоей вине парализован аэропорт, и кто виноват? Глупо, наверное…

— Кар-пофф! Кар-пофф! ААААА! ААААА!

Улица встретила криками и цепью полицейских, которые едва сдерживали потных и веселых граждан США. И снова я поразился — эти-то откуда взялись?! Нет, не граждане — полицейских столько откуда нагнали? Серой пахнет, серой! Значит — Сатана рядом!

— Мистер Карпофф, сэр, журналисты просят о пресс-конференции! — подошел ко мне полицейский с нашивками лейтенанта — Если сэр против, мы проводим до машины, а там уже скорее уезжайте. Боюсь, что нас сомнут!

— Лейтенант, сэр, нужно объявить, что я выступлю на пресс-конференции, отвечу на вопросы. Но если толпа будет напирать — брошу все, и уеду. Так и скажи. Пусть поставят что-то вроде зонтика для меня, не хочется сидеть на солнцепеке и пусть журналисты рассядутся на площадке — стулья им найдете? И воды — холодной, попить. Все, я жду.

Полицейский почти бегом побежал к журналисту NBC, что-то ему сказал, и тот передал полицейскому микрофон. И тут же над вопящей толпой полетели слова — мои слова, то, что я сказал полицейскому несколько минут назад. Толпа не успокоилась, нет — наоборот, будто в огонь подлили масла — заорали, затопали ногами, засвистели! Но напирать на полицейских перестали. Это люди так радовались. Если свист у русских средство выражение презрения, то здесь, частенько — ровно наоборот. Как сейчас, к примеру.

Импровизированный конференц-зал организовали невероятно быстро. Ощущение такое, будто все это заранее предполагалось и готовилось. Кстати — и не удивлюсь, если это так. Когда появился Страус и радостно раскинув руки попытался меня обнять, я шепнул ему на ухо:

— Очень хочу набить тебе морду!

Страус только хохотнул, и с довольным видом заметил:

— Кто у нас рекламный менеджер? Кто заботится о процветании фирмы? О процветании писателя Карпофф? Который ни черта не думает о пользе пиара! Заткнись и делай то, что должен. Потом обругаешь меня вашими русскими ругательствами, но в конце концов поймешь, что я был прав. Ты только посмотри, сколько людей собралось! Какой паблисити будет! Репортаж об этой встрече разнесут по всем каналам США и мира!

Я только отмахнулся, не в силах что-то ему доказать, и стал дожидаться, когда нам поставят зонтик и ледяную минералку. Когда Страус вцепляется в дело — он действует как танк, проламывающийся сквозь крестьянскую избу. Главное — попасть в цель! А то, что под гусеницами гибнет имущество и даже люди — это неизбежные издержки.

Можно даже сказать, что мне выгоден такой директор нашей конторы. Сам я во-первых никогда бы не догадался устроить такую пресс-конференцию, во-вторых действовал бы с позиции сопливого гуманизма: ну как же, Карпов устал с дороги! Ему бы отдохнуть! Ему трудно сидеть на жаре! Он не выспался! А вот пофиг совершенно. И Карпов не развалится от часа-другого под палящим солнцем, и дело прежде всего.

— Все! Готово! — задышал мне в ухо Страус — Майкл, давай! Это будет бомба! Ядерная! На весь мир!

Я взял микрофон, кабель от которого тянулся куда-то за ограждения. Стучать по нему не стал — отучили. Один звукооператор в свое время мне сказал: «По башке себе постучи!» — и я понял глубину своего падения. С тех пор не стучу. И даже не говорю: «Раз-раз!» Просто и незамысловато:

— Приветствую вас, дамы и господа! Получилось все как-то спонтанно (Ха-ха!), но раз уж мы все здесь — задавайте вопросы. Я не ожидал такой бурной встречи, хотел тихонько прошмыгнуть, как маленькая мышка, но вы меня поймали когтистыми лапами! Ну что же, теперь начинайте есть меня, вот он я, вкусный и беззащитный!

Толпа начала хохотать, смеялись даже журналисты, привыкшие уже к чему угодно. А Страус просто лучился довольством — все идет как надо! Шоу начинается и продолжается!

— Я попрошу журналистов — когда ваши вопросы закончатся, дайте возможность спросить что-нибудь и моим поклонникам. Простые люди тоже имеют право задавать вопросы и быть в курсе всего. Обещаю ответить на любые вопросы, даже самые неудобные. Только прошу вас не задавать глупых вопросов типа: мистер Карпов, вы шпион? Мистер Карпов, а правда, что у Ленина в мавзолее глаза светятся? Отвечу на всякий случай сразу: не шпион. Глаза не светятся. А в остальном — я отвечу на все вопросы, если они касаются меня, а не национальной безопасности двух стран — Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. А выбирать очередность вопросов будет мой друг и мой компаньон, мистер Страус, глава нашей корпорации, издатель, медиамагнат и просто успешный бизнесмен. Прошу!

Страус пошел к ограждению, а я внутреннее захохотал — с одной стороны я Страуса прорекламировал, сказал о нем на весь мир, можно сказать — укрепил его рейтинг. А с другой…теперь он будет торчать на жаре, на самом солнцепеке, и никуда ему от этого не уйти. Ну что же — за что боролись, на то и напоролись! А кто сказал, что будет легко? Карпов, он такой — скользкий, хитрый и жестокий! Ууу…какой я жестокий! Хе хе…

Первым, само собой, был репортер NBC — куды ж без них? Крупнейшая компания, что тут поделаешь. И само главное — с ней мы сотрудничаем очень даже крепко. Серьезнее, чем с любой другой.

— Мистер Карпофф…от лица всех жителей Штатов приветствую вас на американской земле! — пафосно начал высокий седоватый репортер с тонким галстуком по белой рубашке. Он был свеж и ясен так, будто хорошо выспался, напился кофе и теперь жаждет великих свершений. Похоже что жара на него никак не подействовала.

— Мы ждали, чем закончатся ваши приключения в Союзе, переживали за нашего президента и за вас. Скажи, мистер Карпофф, так ли все спокойно в СССР, не стоит ли опасаться, что революционеры доберутся до атомного арсенала? Можем ли мы спать спокойно, не ожидая, что на нашу голову свалятся атомные боеголовки?

Мда. Интересный вопрос. Глядя на этого хлыща и не подумаешь, что он может задавать действительно серьезные вопросы. И ведь вот какая штука — скажи я сейчас, что все плохо и опасно — в Штатах может даже начаться паника!

Хмм…вообще-то даже удивительно, какое влияние я набрал за эти годы. К моему мнению прислушивается весь мир! Ох, и рискую я…вот так, по здравому размышлению — пора бы мне и пулю в башку, чтобы не сказал лишнего. Или посадить на цепь — не золотую, так стальную. А лучше — в ежовые рукавицы! Чтобы шага не мог сделать без ведома! Без чьего ведома? А без того ведома, кто первый сумеет меня в эти рукавицы взять. Только вот скользкий я, братцы…я сам по себе. И меня только убивать — купить и сломать нельзя. Боюсь что они скоро это поймут. Нигде не любят выскочек, тем более не соблюдающих правила игры. А я эти правила меняю по ходу действа. И кому это по нраву?

— Во-первых, это были не революционеры — серьезно, глядя в зрачок телекамеры пояснил я — Это всего лишь заговорщики, которым не понравился курс нынешнего руководства СССР на демократию, на открытость, на замену устаревших, не работающих догм.

Господи, как мне противно говорить это слово — «демократия»! В моем мире — это едва ли не синоним либеральности, а хуже либеральности я ничего представить не могу. Сплошная говорильня, подлость, низость, и под завесой разговоров о свободе и терпимости — растаскивание некогда могучего государства. Плавали, знаем! Я бы лично этих либералов просто поставил к стенке. Кстати, последнего царя свергли не большевики, не Ленин — большевики просто воспользовались разбродом и шатанием в рядах либералов и перехватили власть, будучи более решительными, жестокими, беспринципными. Царя свергли либералы, но не успели насладиться своим успехом. Пришедшие следом «люди в пыльных буденновках» просто поставили их к стенке.

Нет, я не жалею царя. И вообще считаю его виновником бед великой России. На его совести миллионы погибших в гражданской войне и ее последствиях — тиф, голод и т. д. Он заслужил свою смерть. А вот семью его жаль. За батюшкину дурь пострадали. Интересно, смог бы я что-нибудь сделать ТОГДА, в революцию? Смог бы заставить царя действовать так, как нужно, а не так, как ему хотелось? Вряд ли. Скорее всего сгинул бы в этом лихолетье, не оставив в истории ни малейшего следа. Все-таки я попал в нужное время, и сделал правильные шаги.

— Это были люди старой закалки, которые не хотели ничего менять — продолжил я — Они не хотели уступать место новому, передовому, правильному! И потому устроили то, что устроили. И надо отдать должное нынешнему руководству СССР, и если персонально — товарищу Шелепину и товарищу Семичастному. Они железной рукой, не взирая на чины, звания и заслуги каленым железом выжгли попытки узурпировать власть, выжгли даже корни ядовитого дерева бунта! И при этом сумели не ввергнуть страну в гражданскую войну. Жертв оказался самый минимум. Хотя и были. Увы, как это всегда бывает — воюют простые люди, получившие приказ от тех, кто никогда не подставит свой зад под пули. Но я уверен — организаторы крепко поплатятся за свою подлость! Ну а вы можете быть спокойны — до тех пор, пока ракеты США не полетят в сторону СССР — ракеты СССР вам не угрожают. Мы никогда и ни на кого не нападем — если нас не заставят этого сделать, если на нас не нападут. Русский народ терпелив, добр и щедр, и мы хотим дружбы и любви! Не оружия, а цветов! Любовь, а не война!

Я закончил фразой, которую так любят американские пацифисты и хиппи. Толпа засмеялась, зашумела — им понравилось. Ну а почему бы и нет? Никто не любит воевать. Кроме совсем уж ушибленных на голову вояк. Опять же — тех, кто никогда не будет сидеть в окопе и кормить вшей. Аксиома…

— Что вы, сэр Карпофф, можете сказать о президенте и первой леди? — не унимался репортер, не обращая внимания на недовольные физиономии своих коллег из других компаний.

— Только хорошее! — искренне ответил я — Они поразили даже наших военных своих хладнокровием, своей рассудительностью и бесстрашием. Ведь целью бунтовщиков было уничтожить одновременно и руководство СССР и руководство США с тем, чтобы США начали боевые действия, и чтобы на гребне войны укрепить свою власть до абсолютного авторитаризма! И в этих условиях, в опасности, под обстрелом мистер Никсон и Первая леди сохранили спокойствие и были готовы с оружием в руках защищать зарождающуюся в СССР демократическую власть!

Врать, так врать… Ох и дадут мне пилюлей Шелепин с Семичастным за эту «зарождающуюся демократическую» — ведь у нас на каждом перекрестке вопят, что наша власть самая демократическая из всех демократических в мире! И что выборы у нас образец демократии! А я вон что несу! Да ладно, переживу…объясню потом, как и что. Поймут. А может и без объяснения поймут. Прекрасно ведь знают, что никакой демократией в СССР и не пахнет.

Да и вообще — я лично за авторитарное государство по типу монархии. Нельзя нам настоящую демократию! Мы из говорильни годами не будем вылезать! У абсолютной монархии есть только один недостаток: если на трон каким-то образом проберется идиот — стране небо покажется с овчинку. А вот если хороший император — тогда все будет замечательно! Указы будут моментально исполняться, чиновники станут трястись от страха, боясь, что на них падет монарший гнев — они ведь ставленники Императора. И все тогда будет нормально.

В моем времени начал бурно развиваться новый культ личности Сталина. Казалось бы — почему? Он ведь якобы стрелял всех подряд и ел младенцев! А потому, что люди устали от либеральной власти. Им хочется, чтобы царь — а Сталин у них подсознательно ассоциируется именно с самодержцем — навел порядок, разогнал казнокрадцев и для всех были бы равные законы и законоприменение. Все были бы равны. Как якобы было при Сталине (Сталина на вас нет!).

Наивно, конечно же, и глупо. При Сталине хватало «своих», для которых законы не очень-то и писаны. «Все животные равны, но некоторые равнее». Но все-таки чинуш иногда расстреливали. Вот народ и жаждет расстрелов, не понимая, что на место расстрелянных придут другие — такие же, только более голодные. И все повторится. В Китае прилюдно расстреливают мздоимцев, и что? Их стало меньше? Как бы не так! Никто еще не нашел той формулы власти, при которой чиновники не будут воровать, и при которой простые люди станут раны перед законом вместе с богатеями.

— Ну а что касается личностей собственно Президента и Первой леди — замечательные люди. Их будут вспоминать в США как одних из лучших ее граждан. Президент, который остановил бессмысленную бойню во Вьетнаме уже заслуживает памятника. Сколько он спас жизней! Сколько бы еще погибло, если бы он не отвел войска! И вообще — Ричард умнейший, интереснейший собеседник. А Патриция — одна из самых красивых и элегантных женщин Америки. И умом не уступает своему мужу. (Толпа засмеялась, не привыкли они, чтобы так откровенно приподнимали женщин). Вообще, я считаю — Штатам повезло со своим Президентом. Как и Союзу со своим Генеральным Секретарем. Нам всем повезло. У власти — дельные, умные люди, которые не допустят войны, которые хотят мира, процветания, и которые на самом деле заботятся о благе своих стран. Не зря ведь их пытались убрать сторонники военного блока, «ястребы», как их называют. Военно-промышленный комплекс потеряет огромные деньги, если в мире прекратятся войны. И военным промышленникам плевать, сколько людей погибнет от их оружия. Шоу должно продолжаться! И только так.

— Мистер Карпофф! Говорят, что вы, сэр, выступали с песнями на телевидении! Что песни Карпофф на его родине одни из самых популярных, если не самые популярные! Думаете ли вы, мистер Карпофф, продолжить свою деятельность как исполнителя песен — в Штатах? И не можете ли вы исполнить какую-нибудь песню для народа США?

Я от неожиданности даже опешил, и вперился в Страуса яростным взглядом. Так бы и сжег гада! Это ведь его рук дело! Пиар — так по полной! А меня спросить?! Манипулятор хренов! Ооох…наплачусь я с ним!

Ну так зачем я его брал в компаньоны? Вернее — почему? Потому что он наглый, бесцеремонный тип, готовый на все ради прибыли, готовый танком проламывать заграждения и рогатки, выставленные нам жизнью. Потому — о чем теперь жалеть? Я получил то, что хотел.

— Вот у нас как раз завалялась гитара! — репортер радостно протянул гитару, Страус ее перехватил и передал мне. Я посмотрел… «Гибсон», само собой. Лучшие гитары Америки. Или одни из лучших гитар. В общем — не какой-то там ширпотреб. «А тут у нас случайно в кустах оказался рояль!» — вспомнилось мне, и я не выдержал, улыбнулся. Вот же мерзавец! Но дельный, умелый мерзавец. Таких еще поискать!

Ладно, что бы им такое спеть…да и еще на злобу дня? И в голове быстро промелькнул «каталог», из которого я моментально выбрал то, что мне было нужно. Не хотел исполнять эту песню в СССР, могли неправильно понять. Всем объяснять, что эта песня не про Союз? Нет уж, увольте от такого удовольствия! «Это какую такую страну забыл бог?! Ну-ка, объясните!»

Переводить было легко — текст практически нерифмованный. И простой. Я тронул струны, и заиграл… «Я солдат! Мне обидно, когда остается один патрон…когда только я или он…я солдат, и я не спал пять лет…»

* * *

После того, как стих последний аккорд, наступила абсолютная тишина. Я снял с колена гитару, опустил ее, зацепив стул, и в этой самой тишине послышался возмущенный гитарный голос — инструмент протестовал против такого с ним грубого обращения. Хорошая гитара требует ласки, как истосковавшаяся по любви женщина. Нельзя грубо с ней обращаться, нельзя рвать струны и бросать, когда надоест. Не зря гитара и выглядит, как обнаженная женщина…

Я аккуратно поставил гитару почти вертикально к стулу, и…в тишине прозвучал женский сдавленный крик:

— Браво! Карпофф, браво-о-о!

И началось! Люди свистели, визжали, вопили, как сумасшедшие, подпрыгивали на месте, трясли хрипкую стену из металлических ограждений — толпой будто овладели бесы, которые корежили, заставляли извиваться, вытаращивать глаза и вопить, вопить, вопить!

И я невольно подумал — так вот как выглядит рок-концерт! Так вот что делается на сборищах фанатов «Битлз» или «Квин»! Помню, видел на старой хронике — фанатки «Битлз» бросали на сцену свои трусики. Рыдали, вытаращивали глаза, будто припадочные. Психоз, самый настоящий психоз! Хорошо хоть у меня до такого не дошло…

И тут же мне в лицо ударило что-то мягкое! Я смотрел в сторону, и ничего подобного не ожидал — все-таки зрители находились на расстоянии метров семи от меня, и были перекрыты спинами дюжих полисменов, которые не дали бы зрителям до меня добежать. Но и они такого не ожидали! Я вздрогнул, автоматически поднял с колен то, что прилетело, и вначале не понял, что это такое. Тугой комочек, заколотый большой булавкой. А внутри что-то есть…бумажка, что ли? Я развернул сиреневый комок, потряс, и мне на колени выпало…фото! Это была небольшая фотография! Ну совсем небольшая — размером со спичечный коробок. Однако на ней можно было легко рассмотреть и улыбающееся девичье лицо, и стройную фигурку в мини-юбке, и топик, облегающий довольно-таки приличную грудь. И только тогда до меня дошло — я держу перед собой развернутые во всю ширь не очень-то и широкие…трусики! Женские трусики! Узкие, почти стринги, кружевные, и с явными следами того, что их только что стянули с попки. Жарко ведь…а кроме того, как следовало из приписки на обратной стороне фото, которое я поднял левой рукой, что Бетти меня обожает, и что если я не буду с ней — она обязательно умрет. О как! Вот это ни хрена себе!

Толпа ревела, хохотала, свистела, и после того, как я развернул послание, в меня полетели уже десятки трусиков разной степени стерильности и размеров. Некоторые долетали до меня, и приходилось уклоняться, другие падали у барьера, цеплялись за ограждение, опускались на головы полисменов, и было это похоже на то, как если бы я попал в пургу, где вместо снежинок кружились в воздухе женские трусы! Трусопад был таким густым, что скоро все пространство вокруг меня покрылось женским бельем так, будто этими трусами пытались затушить очаг пожара!

— Вот это да! — прошипел мне в ухо Страус — Вот это паблисити, Майкл! Даже я до этого не додумался!

— Не ты?! — грозно спросил я своего компаньона.

— Не я — скорбно кивнул тот, и я ему поверил. В глаза у мастера интриг и манипуляций просто-таки плескалась вселенская грусть из-за того, что он не додумался до ТАКОГО скандала!

Одно меня не порадовало — мне вроде как показалось, но среди брошенных трусов я заметил и несколько мужских…неужели я стал объектом вожделения еще и для ЭТИХ? Вроде никогда не давал никакого повода в этом направлении. Мне вообще кажется странной эта тяга мужчин к мужчинам. Болезнь, конечно же. Я над этим как-то думал, и пришел к выводу, что это сам организм, сама Природа по неизвестной нам причине включает механизм самоуничтожения для определенных человеческих индивидуумов. Именно человеческих, потому что мне лично неизвестно, чтобы в животном мире было что-то такое. То есть, Природа решает, что этому индивидууму размножаться не надо. Его необходимо вычеркнуть из генетического фонда рода людского. И переключает его сексуальные позывы на субъектов одного с ним пола! Кстати, все это касается в основном все-таки мужских особей — женщины-гомосексуалки в большинстве случаев бисексуалки. А вот мужчины…

Ладно, все это не имеет отношения к делу. А что имеет? А имеет — вот эта девочка лет пятнадцати на вид, которая вдруг решила, что ее кумиром является некий Карпофф, и что если он ей сию минуту не отдастся, то она возьмет, да и повесится на первом же дереве. На своем топике, к примеру — повесится. И с этим надо срочно что-то делать…

Вспомнилась история о том, как в древней Греции вдруг пошла волна самоубийств среди молоденьких девушек. Ну чуть что случилось не по их желанию — хоп! И повесилась. Например — ее объект воздыхания предпочел другую. Значит, жить не надо! Хоп! И уже висит на дереве. Психоз. Этот события специалисты приводят как пример массового психоза, когда люди заражаются этим самым психозом друг от друга.

И вот здесь: одна кинула трусы, другая — опа! И понеслась метель из трусов! Как там русская пословица говорит? «Дурной пример заразителен». Оно так и есть. Кстати, потому многие специалисты против показа по телевидению криминальных новостей. Дурной пример, черт подери…

Как остановили психоз в Греции? Легко. Тела девушек-самоубийц выставили голыми на городской площади. И все желающие могли подойти и рассмотреть покойниц во всех так сказать подробностях. И даже потрогать. Самоубийства прекратились в один день.

Кстати сказать — большинство самоубийц были девственницами. И это еще больше все усложняло. Культ девственности приводил к боязни отдаться не тому, кто тебе предназначен, и все это усиливалось гормональными изменениями взрослеющего организма на фоне присущей любому подростку легкой психопатии (вспомнить поведение подростков).

Все это мелькнуло у меня в голове за считанные минуты, нет — даже секунды. Я умею быстро думать, когда это необходимо. Думать со скоростью компьютера. Ну…может чуть помедленнее, но… В общем — я протянул руку и забрал у Страуса микрофон, который передал ему перед началом игры на гитаре. Он потом держал микрофон у меня перед лицом — сам, никому не доверил. Скорее всего потому, что захотел нарисоваться на экране телевизора — ведь все камеры направлены на меня.

— Дамы и господа! — начал я, и шум стал стихать — И больше всего — дамы. Послушайте меня внимательно все девушки и женщины, а особенно девушка по имени Бетти. Бетти, милая…ты пообещала, что покончишь с собой, если я не буду твоим. (зашумели, засвистели, а глаза такие любопытные — аж горят!) Бетти, детка, ты знаешь, что случается с теми людьми, которых вешают за шею? У них вылезают из орбит глаза, синеет и перекашивается лицо. Сломанная шея вытягивается, потому что позвонки ее больше не держат, и делается длинной и тонкой, как у гуся. А еще…все повешенные обделываются. Да, да…это скрывают, об этом не говорят…в момент смерти расслабляются мышцы тела, и…представь — ты висишь такая некрасивая, синяя, с вытаращенными глазами и с ногами, по которым стекает то, что ты ела и пила на завтрак или обед. Тебе это надо? Детка, живи, и радуйся жизни! Все впереди! Напиши интересную книжку, или сыграй интересную роль, и этот заевшийся миллионер Карпов тебя заметит, и скажет: «Ну и дурак же я был, что не отдался этой Бетти!» А ты смотришь на этого Карпова презрительно, и думаешь: «Да я таких Карповых тысячу найду! Две! Они будут валяться у моих ног, а я буду по ним ходить в туфлях! Ноги буду о них вытирать!» (Толпа уже хохочет, крики «Браво!») Это же касается других девочек: не сотворите себе кумира. Оглянитесь вокруг, уверен, рядом с вами есть мальчик, парень, который ради вас сделает все, что угодно! Который смотрит на вас влюбленными глазами! Который является вашей судьбой! И зачем вам этот старый (смех), битый и тертый жизнью (крики «Браво!)) вояка? Да со мной жить невозможно! Я храплю! А когда меня пытаются разбудить — сразу бью в морду! (Хохот) Я нудный! Терпеть не могу, когда мои вещи берут и не кладут на место! Я не люблю курящих женщин! Кстати — терпеть не могу, когда рядом со мной курят! И никому этого не позволяю. Кроме президента Никсона — он заслужил свое право курить свою трубку рядом со мной (хохочут). Потому что это человек, который спас много жизней, остановил бессмысленную бойню в Вьетнаме, подписал с руководством СССР такие договоры, которые на десятки лет вперед гарантируют нам всем спокойную, счастливую жизнь! Жизнь, в которой вы, милые девушки, нарожаете много красивых мальчиков и девочек, и вспоминая вашу влюбленность к старому писателю (Опять смех! Ну да, насчет старости я загнул…с рожей двадцатилетнего парня — какая, к черту, старость?), вы будете улыбаться рассказывая мужу, как бросали в меня вашими трусиками. Кстати, после того, как закончим — пожалуйста, подберите трусики. Уборщикам и так несладко живется, а тут на жаре собирать ваши трусы! (Хохот)

Я остановился и тихо шепнул Страусу:

— Воды! Холодной! Все пересохло к факинговой маме! Я тебе припомню эту встречу, друг мой!

— Все идет лучше, чем я думал! — Страус сунул мне в руку ледяную, покрытую инеем бутылку и я приложил ее ко лбу — Продолжай! Сейчас я снова репортеров задействую!

— Итак, господа…прошу репортеров задавать свои вопросы! Вы! — он указал на девушку с микрофоном возле здоровенного пикапа, которая усиленно подавала знаки рукой, аж подпрыгивала на месте.

— Мистер Карпофф, а где ваша жена? Почему вы, сэр, приехали один?

Я помолчал, настроение упало. Знал, что такой вопрос будет, но…

— Я обещал отвечать искренне и только правду — вздохнул я, сделал паузу — потому… Моя жена сейчас в депрессии. Как и я. Только я достаточно сильный человек, мужчина, а она женщина, и ей это дается труднее. Мы потеряли ребенка. Похоронили его в городе Одесса. Жена сейчас со своей матерью и с сыном от первого брака. Ну а меня позвал бизнес. Ведь известно, что лучше всего излечивают раны время и работа. И прошу вас, господа…больше не касаться этой темы. Я хоть и сильный мужчина, но мне все равно больно. Спасибо.

Толпа захлопала, и я видел — лица на самом деле были сочувствующими. Чего не отнимешь у американцев, по крайней мере нынешних американцев — культ семьи, детей у них на первом месте. Это потом пойдет разброд и шатание, и все равно — у белых американцев семья и дети во главе угла. Хотя возможно в этом я и ошибаюсь. Реднеки — американская глубинка, вот там — да. Культ семьи. Города как всегда рассадник новых идей, либерализма и распущенности.

Я ненавижу города? Да, я ненавижу города, эти человеческие муравейники. И мне всегда было комфортно жить где-нибудь в деревне. С городскими удобствами — это уж само собой разумеется.

— Хорошо, Майкл! — это уже Страус — Мы все понимаем, и сочувствуем твоему горю. Верно, господа? («Господа» захлопали) — Передаю слово…а! Мисс еще что-то хочется сказать?

— Да! Каким видит будущее мистер Карпов? Я имею в виду — отношения США и СССР! Мистер Карпофф сказал, что договоры охватывают несколько десятков лет. А дальше? Дальше что будет?

— Лет пятьдесят точно можно жить спокойно — улыбнулся я — Ну а дальше будут новые договоры. У нас нет иного выхода, кроме как удержать этот мир от войн! Кроме как жить в мире! Ядерного оружия накоплено столько, что можно несколько раз уничтожить всю жизнь на Земле! А может и саму Землю. А она не хочет умирать! Она хочет жить! А потому, если ее сильно рассердить, Земля сделает так, что на ней не останется ничего — совсем ничего. Ни людей, ни зверей. И все начнется заново. Заново жизнь зародится в океане, заново выйдут на сушу первые существа. Динозавры побегут по земле и полетят по воздуху, и…новая цивилизация возникнет там, где от старой не осталось даже пыли. Кстати, есть версия, что такое уже случалось, и не один раз. Цивилизации поднялись настолько, что достигли высшего своего умения в разрушении — они собрались уничтожить саму Землю. И Земля смела разумных существ, как сметает уборщица…брошенные трусики (смех).

— А как же Бог? Вы не верите в Бога, мистер Карпофф? Не верите, что все было создано Богом? — девица была упорной, как клещ. Вцепилась — не отдерешь. А мне ужасно не хотелось вести разговоры на теологические темы. Особенно на такую скользкую тему. Ведь если разобраться, наука доказала, что мир не был создан за семь дней, и что…в общем — религия и наука очень далеки друг от друга. Очень.

— Сложный вопрос, мисс… — задумался я — Если все создал Бог, кто создал Бога? Но при этом — кто-то ведь должен был все создать? Или что-то. И как я могу отрицать существование Бога, если я не знаю доподлинно — существует он, или не существует? Я не могу утвердительно ответить ни на этот, ни тот вопрос. Боюсь, что мы никогда не узнаем ответа на эти два вопроса. Впрочем — разве ответы нам важны? Дело каждого — верить, или не верить, и каждому будет дано по его вере. Вот я, к примеру, считаю, что Земля на самом деле живое существо. Да, да! Огромное живое существо. Оно нас практически не замечает, пока мы не начинаем мешать ему жить. Ну как мы не замечаем мириады бактерий, гнездящихся в нашем организме. Как только бактерии нас начинают беспокоить, как только они вызывают болезни, разрушают наш организм — мы беремся их уничтожать. Так и Земля с нами. И все мы — такие…планеты, на которых живут миллиарды живых существ. Кстати — не удивлюсь, что часть из них разумны. Так что когда идете в душ, задумайтесь — а сколько разумных существ вы сегодня смыли в сливнуюдырку? (Хохот)

— Господа! Мы на солнцепеке уже больше часа, давайте завершать! — предложил Страус — Передадим слово фанатам мистера Карпофф, пусть они зададут вопросы. И на сегодня хватит. Понадобится — мы устроим большую пресс-конференцию, на которой…

— Один вопрос! Только один вопрос! — завопил человек в широкополой шляпе — Спортивная хроника! Господин Карпофф, вы собираетесь драться с Мохаммедом Али?

— С какой стати? — удивился я — Хватит уже. Подрался, мы все выяснили, пусть живет. (Смех)

— Ходят слухи, что вам собираются предложить суперматч с Мохаммедом Али, и сумму гонорара при этом называют просто невероятную! Вы бы согласились провести еще один бой с Али? Если да — то за какие деньги? Кстати, мистер Али во всех газетах и на всех каналах заявляет, что вы, мистер Карпофф, слабак, и выиграли у него только хитростью. И что русские все такие подлые, хитрые, и неспособны на настоящий бой. И если бы ему дали возможность — он бы это доказал.

На слабо хотят взять? Да пошли вы…! Али, конечно, козел…люди с годами становятся умнее, а вот Али… Может ему и правда отбили голову? Впрочем он всегда был дурковатым, и после микросотрясений это только проявилось.

— Я не собираюсь драться с Мохаммедом Али — усмехнулся, и пожал плечами — А то, что он там болтает своим грязным языком — его дело. Видимо язык совал не туда, куда нужно — вот он и запачкался. Дважды получил по морде, неужели все не успокоился? За какие деньги я бы вышел с ним на бой? Да ни за какие. Зачем мне это надо? Учить дурака придерживать свой язык — можно и другим способом. Не обязательно на ринге. Например — просто подать в суд и затравить его исками, как бешеного волка. Но я и этого не хочу. Он мне не интересен. Раньше я уважал его как великого боксера, а когда он стал вести, будто пьяная истеричная шлюха — перестал уважать. Мужчины так себя не ведут. Мне даже руку ему подать, и то противно. Даже дотронуться до него!

— Но все-таки, за какую сумму вы бы вышли на ринг с Али?

— Миллиард долларов! — отрезал я, ухмыльнувшись, и все толпа ахнула. Запросы, ага…а вы что хотели? Чего мелочиться? Взять, так миллиард! И притом чтобы гарантированно! Проиграю или выиграю — без разницы. Кстати, запросто могу проиграть. Ведь тогда, в прошлые разы — я серьезно готовился к поединку, был в высшей точке своей формы. А тут…да, я поддерживаю организм тренировками, спортом, занимаюсь с железом и специальными упражнениями, но…так, как тогда уже не занимаюсь. Нет ни времени, ни желания. Да и для чего? На ринге мне не выступать, а в боевых условиях…лучше я буду быстро и точно стрелять. Рукопашка — это самое что ни на есть последнее средство. Ну да, вспоминается тот самый анекдот, про спецназовца, который пролюбил все оружие, что у него было, и на ровной площадке каким-то чудом встретил такого же как он раздолбая — чтобы вступить с ним в героический рукопашный бой.

— Все! Перейдем к фанатам! Вот ты, милочка! Задай вопрос!

— Мистер Карпофф, вы будете сниматься в кино? — девчушке лет четырнадцать, смешно пищит. Интересно, она трусиками кидалась? Вряд ли…хотя…психоз же! Все может быть.

— Буду — подтвердил я — небольшая роль в фильме про Гарри. Я буду играть преподавателя физкультуры и единоборств, который провалится в иной мир.

— Кар-пофф! Кар-пофф! — завопила толпа. Ага, понимаю…наивные считают, что я и есть тот самый преподаватель. Настоящий. И писал книгу так сказать с натуры.

Конечно, мой «Гарри» это совсем не «Гарри Поттер». Я многое там изменил, многое переписал — так, как я лично это вижу. Сделал достовернее, обрисовал систему взаимодействия двух миров — Хогвардса, и вокруг него — и Земли. Нет у меня дурацких русских колдунов в волчьих шапках, зато есть Беловодье и наши, родные колдуны и наша «родная» нечисть. И приключения героев происходят в трех мирах — на Земле, в Хогвардсе и а Беловодье. И русские у меня — мудрые, самоотверженные, готовые спасать мир вместе с теми, кто…хочет его спасти.

Дальше пошли вопросы о том, будет ли продолжение книжных серий, буду ли я сниматься в других фильмах. Я как мог — отвечал Спросили о размере моего состояния — я ответил, что не знаю его размеров, и это послужило поводом для смеха. Хотя и на самом деле я не знаю — сколько сейчас «стою». Нужно считать, смотреть, ревизовать и все такое. Займусь, но позже.

Спросили, каким бизнесом собираюсь заняться в США. Отшутился, сказав, что хочу разбогатеть сам, а не дать возможность богатеть моим конкурентам. Кстати сказать — по большому счету шуткой это назвать было трудно. Я ничуть не шутил. Что, я должен рассказать о том, что собираюсь выпускать компьютеры и программное обеспечение к ним? Что собираюсь создать интернет, поисковики и вершину хитрости спецслужб США — Фейсбук? Что буду разрабатывать сотовую связь, а еще — построю клинику для исследования неизлечимых болезней? В том числе и старости.

Впрочем — это я как раз сказал. Только не назвал место, где будет построен медицинский центр. Было еще много вопросов — от самых что ни на есть бытовых (вроде — какую еду вы любите больше всего?), до глобальных, на уровне — что будет с человечеством. Как мог ответил, и продлилось это еще час. Потом нас с Аносовым посадили в незаметно подкравшийся белый лимузин, и мы понеслись по американскому шоссе, ровному, как стрела. Нас ждала моя новая вилла, океан, и заслуженный отдых. За эту пресс конференцию я вымотался так, будто отлупил четырех Мохаммедов Али, а потом еще и распилил их на части. Головой думать — не мешки ворочать! Ага…

Отправить