Глава 8

– Я против!

– Я принял решение. Пусть едет.

– Саша, ты не прав! Разве можно выпускать его из страны? Пусть сидит здесь! Ты пойми – случись что-то с нами – у нас есть источник живой воды! И ты хочешь выпустить его на волю? Отказаться от молодости? От здоровья?!

– Я обещал ему. И я сдержу обещание.

– Мы засыпали его подарками. Он живет – как король! Пусть живет и дальше! Но здесь. Интересы государства требуют, чтобы он жил здесь.

– Государства ли? Володя, тут твои интересы расходятся с государственными, тебе не кажется?

– Нет, не кажется. Государство – это мы с тобой. Не будет нас – что будет с государством? Мы – гаранты сохранения Советского Союза! Будем живы мы – будет живо и государство. Потому считаю нецелесообразным выпускать Карпова из страны. Пусть живет здесь. Дадим ему все, что попросит, и что не попросит – тоже. Но любые попытки уйти за границу пресекать безжалостно. Он должен понимать, что государственные интересы превыше всего.

– Давай отложим решение до…в общем – после пресс-конференции поговорим. Кстати, он ничего такого не заподозрил?

– Уверен, он все понимает. Потому воспринимает нас теперь не как друзей – если только он когда-нибудь воспринимал нас как друзей – теперь мы для него опасны. Карпов умен, как бес! Он дерзит, хамит, разговаривает так, будто уже сидит у нас в золотой клетке. Он все уже вычислил, и скорее всего сейчас разрабатывает пути отхода. Вот только ТЕПЕРЬ уйти ему будет трудно.

– Жена?

– Жена. Один он ничего не боится. Уверен, мы его не сможем удержать. Но жену он не бросит. Карпов понимает, что если он уйдет – мы примемся за нее. Будем исследовать, пытаться понять, каким образом она из видавшей виды молодой женщины превратилась в юную красотку, практически девочку.

– Что, на самом деле в девочку? – недоверчиво хмыкнул Шелепин.

– Ты бы ее видел! Я на фото ее едва узнал! Ей лет шестнадцать на вид! Школьница, да и только!

– Может просто от счастья помолодела? У женщин такое бывает – счастлива, что все-таки окрутила мужика, вот и светится вся!

Семичастный раскрыл папку и положил перед Генеральным секретарем цветные фотографии. Шелепин взглянул, сдвинул брови и недоверчиво помотал головой:

– Это…она?! Да, черт подери, я бы и в самом деле ее не узнал! Карпов хотя бы выглядит взрослым парнем, а эта пигалица…она даже в объемах уменьшилась! Да как так-то?!

– Карпов в разговоре с ней упомянул, что организм тратит свои ресурсы на свое же оздоровление. Вначале съедает весь жир, выпивает воду. Остается…то, что остается. Лишняя кожа уходит, ненужные, как считает организм – мышцы. Лишняя соединительная ткань. Даже груди, если были большими – становятся маленьким. Зачем большие груди, если она не кормит ребенка?

– Кстати, насчет ребенка…а что с ее сыном? И с матерью?

– Это еще одна привязка. Карпов пристегнут к жене, жена к сыну и матери. Заякорены намертво! Любой шаг, который может нанести вред нам – и мы можем ударить по ним! И он это понимает.

– Плохо звучит. Противно.

– На войне – как на войне! Мы ведь воюем со всем миром, империалисты хотят уничтожить Союз! И здесь уже все средства хороши. На войне нет противных средств, ты это прекрасно знаешь. Вспомни Брежнева…

– Хватит уже о нем вспоминать! Ушло – и забыть! Кстати, а что там за история с Алферовой?

– Да что там история… – Семичастный криво ухмыльнулся – Наш пострел везде поспел! На отдыхе умудрился трахнуть Алферову, и это притом, что родная так сказать баба была рядом. В двух шагах от него! В результате – актриса беременна.

– Да ладно?!

– Точно. Мы следим за всеми контактами фигуранта, следуем за ним по пятам. Задержка у нее, точно.

– Может, не он?

– Она с режиссером встречается, но есть основания предполагать практически со стопроцентной уверенностью – это дело рук Карпова. Хе хе…не рук, само собой понятно. В общем – надо подумать, как использовать и этот якорек. Это еще одна привязка Карпова к нам.

– И как же его жена относится к такому факту? Ну…измене мужа? Может не такая уж и крепкая это привязка – к жене?

– Судя по ее разговорам – ей плевать. Она уверена, что он от нее никуда не денется. Более того, она даже предлагала, что если он захочет – взять Алферову в постель третьей! Вот такая любовь!

– Извращение это, а не любовь! – поморщился Шелепин – Нахватаются за границей всяких мерзостей, а потом сюда их тащат! Тьфу…забыл, откуда он взялся, наш Карпов. У них-то это похоже в порядке вещей. Ну да ладно. Что-то мы слишком много времени уделили постельных утехам нашего парня. К делу. Продумай, что он может противопоставить нашему диктату. Не может ли он плюнуть на все, и уйти за границу? Не забывай – президент Никсон у него в друзьях! Задержим Карпова – что скажет президент? Или скорее – что сделает он? Продумывал ситуацию?

– Конечно. И дал задание продумать ее нашим аналитикам. И все сходятся в одном: Карпов непредсказуем, он может бросить и жену, и все, что тут есть, и уйти за границу. Остановить его можно только закрыв в палате со стальными дверями и строгой системой охраны. И не входить к нему в камеру. Иначе он все равно вырвется. Теперь о Никсоне: президент Штатов – политик. Политики не могут в своих действиях руководствоваться эмоциями. Главное для них – целесообразность. Если будет целесообразно забыть о Карпове, сделать вид, что поверил нашим словам о том, что Карпов решил остаться в Союзе – он так и сделает. И неважно, что Карпов спас ему жизнь практически дважды. Интересы государства – превыше всего! Войти в конфликт с нами ради одного человека, пусть даже и такого значимого – это означает похерить все наши соглашения, похерить свою дальнейшую карьеру. Никсон строит свою карьеру на базе дружбы с нашей страной, хочет войти в историю как человек, предотвративший ядерную войну, как человек, остановивший войну во Вьетнаме и поднявший благосостояние граждан своей страны до невиданных высот. И тут вдруг он разорвет наши соглашения? Будет угрожать нам войной? Глупости это! Аналитики сразу сказали – он на такое никогда не пойдет. Дружба дружбой, но каждый сам за себя.

– Подожди…давай все-таки конкретизируем твое предложение. Итак, что ты предлагаешь? Засунуть Карпова в психушку, и там время от времени откачивать кровь? Или сделать нам переливание крови от него, и оставить его в психушке? Володя, это же запредельное зверство и подлость! И не забывай – он дважды герой, орденоносец, лауреат Ленинской премии! Известный человек!

– Известные люди тоже умирают. Он сделал все, что мог, и теперь главная его ценность – это он сам, его тело, его кровь. Сведений от него нам не надо – он уже всем чем располагал, поделился. Если и не всем – то полученного нам хватит на годы и годы вперед. Умениями – тоже поделился. Обучил людей. Так что теперь он может действовать только во вред. Вдруг да перейдет на другую сторону? У меня есть информация, что его некогда вербовали американские спецслужбы. Он ничего не подписал, но деньги взял. То есть фактически его можно считать агентом зарубежных спецслужб.

– И ты молчал? – Шелепин нахмурился.

– А что я должен был сказать? Уверенности не было, но вот на днях я получил подтверждение – кстати, от одного из захваченных спутников Никсона. Из тех, что участвовали в заговоре против своего президента. В любом случае, Карпов всегда был и будет у нас под наблюдением, так что сделать что-то незаметно и остаться безнаказанным он не мог. Бдим, товарищ Генеральный секретарь!

– Подожди…а что ты сказал насчет "умирают"?! Ты что, хочешь его убить?!

– Официально – да. Подберем человека, похожего на Карпова, изувечим труп, чтобы нельзя было опознать, и похороним его вместо Карпова. С воинскими почестями, с салютом, с установлением гранитного памятника! Страна будет рыдать, мир будет рыдать, а настоящий Карпов мирно сидит в своей камере с золотым унитазом и радуется жизни. Хочешь – что хочешь ешь. Хочешь баб – дадим ему баб сколько угодно, у нас самые умелые и красивые агентки. И пусть себе живет!

– Мерзко. Мерзко все это!

– Не мерзее, чем стрелять в генерального секретаря! Ради страны стараемся, не ради себя! И он должен это понять. Ну, так что? Реализуем?

– Я сказал – будем думать после пресс-конференции. Я встречусь с Карповым, поговорю с ним, и после этого уже приму решение. Пока что – пусть делает все, что хочет. В разумных пределах, конечно. Где он сейчас?

– На Котельнической, в своей квартире. Вчера они заехали к матери Ольги и ее сыну, вечером уехали в свою квартиру.

– О чем говорили с матерью известно?

– Да в общем-то ни о чем. Мать плакала, ведь она считала дочь погибшей, а когда Ольга позвонила ей с Ленинского проспекта, вначале не поверила, что та жива. Вот и выплакивала горе. Потом поздравляла. В общем, как и говорю – все рыдают, все счастливы – индийское кино, да и только.

– И Карпов рыдал?

– Разве статуя Петра Первого рыдает? Хмыкал и хохмил. Типа: "слухи о моей смерти излишне преувеличены". Так вроде писатель Марк Твен сказал.

– Марк Твен? Хмм…ладно. По Карпову пока все. Отчет, который я просил – составил? Кстати, зачем ты отдал приказ убрать Горбачева и Ельцина?

– А что с ними чикаться? Под струю – и этих убрать. Хороший повод. Я помню из отчетов Карпова, что они натворили!

– Не они, другие – Горбачев и Ельцин! Эти-то ничего не успели сделать!

– Теперь и не успеют. Не заморачивайся, Саш. В топку их, как говорит Карпов.

– Опять Карпов! Черт подери, у нас этот Карпов…то ли бес, то ли бог – сейчас уже не поймешь. Чуть что – Карпов, Карпов! Ты даже словечки его перенял!

– Просто они иногда так к месту, что…как говорит Карпов – "в тему"! Мне кажется люди будущего научились говорить емче, конкретнее, концентрируя смысл в этих своих вроде бы смешных словечках. Мне кажется, мы погрязли в словоблудии. Привыкли замазывать словами суть дела. А тот же Карпов – режет правду-матку так, как ее понимает, и не выбирает выражений. Иногда я его просто терпеть не могу, а иногда…я благодарю судьбу, что он тут появился. В любом случае – он сделал свое дело. И стоит всех вложенных в него денег. И тех денег, которые мы еще в него вложим. Ладно, и в самом деле – слишком много о нем говорим. Вот мой отчет…

* * *

– Здравствуйте! – прохожу мимо милиционера, и тот вдруг ловит меня за рукав. Крепко так, как преступника. Я совершенно автоматически делаю контприем от захвата, болевой на кистевой сустав, и молодой сержант замирает в позе "Г", лицом к полу, спиной к потолку. Фуражка катится по мрамору, милиционер исторгает из себя звуки, походящие одновременно на хрюканье поросенка и на вой пожарной сирены. К нему на помощь бежит другой милиционер, постарше – глаза его широко раскрыты, он готов действовать…и вдруг из него будто выпускают воздух, ткнув булавкой в область пониже поясницы. Он поднимает руку к фуражке и отдает мне честь:

– Здравия желаю, товарищ Карпов! Извините, ошибка вышла! Парень молодой, недавно в Москве, газет не читает, новости не смотрит. А у нас усиление в связи с известными событиями, так что все на нервах! А вы без бороды, молодой такой…и я-то еле узнал! Простите его!

– Ты старший наряда, да? – киваю я старшему сержанту.

– Да, старший сержант Новиков. А это сержант Сидорчук. Понаберут, понимаете ли…чертова деревенщина!

– Гуляй, чертова деревенщина – усмехаюсь я, отпуская милиционера – И прежде чем хватать незнакомого человека, вначале интересуйся – кто он такой, и зачем пришел. Понял?

– Понял…простите, товарищ Карпов! – бубнит красный от стыда и от натуги парень. Крепкий такой парень. Хоть и рыхловатый, с лицом недалекого подростка, но в плечах-то он ого-го!

– Да ладно… – примирительно машу я рукой – Забудьте. Я жаловаться не буду, да и вы помалкивайте. Ничего не случилось.

– Можно вопрос? – нерешительно спрашивает Новиков.

– Можно – отвечаю я, уже догадываясь, о чем спросит милиционер. Но я как ни странно ошибся.

– Скажите, Михаил Семенович, а вы будете продолжать серию про Неда? Мне так нравится! Я всю серию прочел! Так хочется почитать, что там будет дальше! Как они жили после того, как победили! Семья, дети! Как с драконихой уживались, с ее детьми!

– Честно сказать – не планировал продолжать – я с интересом рассматриваю старшего сержанта. Простое лицо, но видно, что парень неглупый, и в глазах живой интерес. Книги читает, видишь ли…фантастику! А почему сержант? Образования не хватает?

– Да и нечего особо продолжать. Эдак ведь можно и про героя, и про его детей, и про внуков – будет бесконечная серия. И читателям надоест, а самому писателю еще больше. Конечно, можно было бы продолжить, только смысла не вижу. Любую мою серию можно продолжить – герой-то жив, а раз жив, значит с ним еще могут случиться приключения. Вот только знаешь, что я тебе скажу, брат Новиков…ну их в задницу, эти приключения! Живой человек имеет такое свойство – уставать от приключений. И ему хочется просто пожить. Для себя. Для своих близких. Для своей семьи. Для своей женщины.

Я посмотрел на Ольгу, та прижалась к моему плечу и улыбнулась милиционеру. Тот улыбнулся в ответ, и вдруг улыбка сошла с его губ, он высоко поднял брови:

– Вы же…вы же Ольга Фишман, девушка, которая приняла на себя пули, предназначенные Генеральному секретарю! Героиня! А говорили, вас убили! А вы…вы такая…такая красивая! Такая молодая! Я думал, вы старше! А вы…как актриса из Голливуда! Я никогда не видел женщин красивее вас!

– Но-но, сержант! Это моя жена! – невольно расхохотался я – И между прочим уже не Фишман, а Карпова! А язык у тебя подвешен, да…эдак ты любую уговоришь! Молоток! Кстати, а чего застрял в сержантах? Ты же неглупый парень, я вижу, и язык подвешен, и с людьми умеешь работать. Образования не хватает?

– Я сразу после армии – улыбнулся Новиков – Предложили в милицию, я и пошел. А так-то у меня средне-специальное образование. Технарь, если проще. Мне должны были младшего лейтенанта дать, но пока должности нет. В участковые не хочу – загонят в медвежий угол, оттуда потом не выберешься. Вот и пошел в пепсы.

– А воинская специальность какая?

– Так-то я в десанте служил, два года, как копеечка. Стрелок, разведчик. Как старшим сержантом был – так и здесь оставили звание согласно документам. Даже медаль есть – за спасение товарища.

– Это как так? Как спас? – заинтересовалась Ольга, которой явно понравился этот шустрый паренек. Вона как ее красоткой кликал! Ох, бабы…они такие бабы! Вот так и уведут женушку! Опыт у меня уже есть…

– Парашют у него схлестнулся, стропы перекрутились. А я поймал его за купол и держал, пока не приземлились. Ногу сломал, но ничего, парнишка выжил. Он руку сломал. Приземление жестким было. Он костлявый – я на него и приземлился! Ему руку сломал, а себе ногу!

Ольга захохотала. Милиционер тоже. А через пару секунд не выдержал и я – стояли, и как дураки хохотали в пустом вестибюле высотки. Или как он там называется – в общем пространстве на входе перед лифтами. Я не особо знаток всех этих архитектурных изысков.

Из комнаты отдыха показалась заспанная физиономия консьержки, она заметила нас и ее опытный чекистский взгляд тут же отреагировал на ситуацию. Женщина вылетела, как выброшенная пружиной и заохала, заахала:

– Радость-то какая! Михаил Семенович! Живой и здоровый! И Оленька! Ох, какая молодая и красивая! Рядом с таким мужчиной молодеешь не по дням, а по часам!

Смешно, но консьержка была абсолютно права. И я даже фыркнул со смеху. Прозорливица!

– А без бороды вам гораздо лучше! – женщина придирчиво меня осмотрела с ног до головы и дернула плечом – Ух, что за мужчина! Попались бы вы мне лет сорок назад! Вцепилась бы, и никуда не отпустила! Хоть на край света с таким мужчиной!

В лифте мы хохотали, поглядывая на сонного лифтера, недоумевающее поглядывающего на нас как филин из своего дупла. Глаза такие круглые, спокойные…

Уже когда лифт подъезжал к нашему этажу, лифтер вдруг сказал необычайно приятным, густым баритоном:

– Слава богу, вы вернулись…я так переживал, когда сказали что вас, Ольга, вроде как убили.

Он истово перекрестился, а я не выдержал и спросил:

– Вы ведь из бывших, Константин Дмитрич…разве веруете в бога?

– Знаете, Михаил Семенович…в окопах и в старости неверующих почти что и нет. Когда мы шли в атаку, то крестились, а потом…потом только мат!

– И никаких "За родину! За Сталина!"? – так же усмехаясь, спросил я, глядя на открывающуюся дверь лифта.

– Какое там…это только в кино такое. В плохом кино. На самом деле или матерятся, или орут – "Аааа!", или плачут. От страха. Но все равно бегут вперед. Потому что другого пути нет. Или вперед, или умереть. Или вперед и умереть. И только так. Я поднимался в атаку одиннадцать раз. Десять раз меня ранило. Два раза тяжело, чуть не помер, восемь раз легкие ранения. Царапины и ушибы не считаю. Так что все про это я знаю. Я войну прошел, и не в штабе отсиживался. И после войны еще бандеровцев из схронов выкуривал. Вот – на пенсии. Хорошая пенсия, хорошая зарплата. Сутки отдежурил – трое дома! В Москве живу! Замечательно живу! Отдежурю – с внуками на рыбалку поеду. А вас я шибко уважаю. Правильный вы мужик. Всегда здороваетесь, уважительно к людям. Даже по именам-отчеству всех знаете. Не гнушаетесь народа. Не то что…некоторые (он поморщился). И я очень рад, что вы и ваша девушка выжили. Такая кутерьма завернулась, я просто обалдел от происходящего! Что мерзавцы сотворили! С Америкой решили нас поссорить! Генерального убить! Даа…Сталина на них нет, гадов!

– Шелепин почище Сталина может быть – криво усмехнулся я – Сейчас аресты идут, всех причастных к заговору судить будут.

– И правильно! И к стенке их, гадов! Распоясались! Служебный долг забыли! Родину предали! Ну да ладно, разговорился я, как вас увидел – расчувствовался. Старый стал… – лифтер усмехнулся и кивнул мне. А я протянул ему руку и пожал:

– Спасибо за добрые слова. Хороший вы человек. На таких как вы Россия и держится.

– Вся страна! – подхватила Ольга, бросив на меня быстрый взгляд. Мол, не надо забывать, что этот человек обязательно пишет отчеты в КГБ о том, что видел, что слышал. Должность у него такая. И сепаратистские высказывания совсем ни к чему. Время такое, понимаешь ли…

Мы попрощались с лифтером и пошли к двери своей квартиры. Ключи от нее каким-то образом оказались у нас на столе в квартире на Ленинском проспекте, и я не стал спрашивать – каким. КГБ, одним словом. Один комплект имелся у Ольги, в ее квартире, в которой сейчас жила ее мать с Ольгиным сыном, а вот свой я где-то посеял. Похоже что он остался под развалинами Дачи.

Кстати – стоило бы сменить замки по большому-то счету…но даже если бы кто-то и завладел моим комплектом ключей, кто-то чужой, со стороны, проникнуть в высотку для него было бы большой проблемой. Мы-то сегодня едва вошли! Здесь всех жильцов знают и в лицо, и по именам. Чужой может войти только если позвонит кому-то из жильцов и те передадут на пост, чтобы его пропустили. Или жилец сам выйдет и проводит.

И что характерно – нет исключений ни для кого – если только это не сотрудник КГБ на службе. Раньше было примерно то же самое, но помягче, теперь, в связи с усилением несения службы – в ранге закона. Это мне рассказал водитель служебной "Волги", которая везла нас из Ольгиной квартиры ко мне домой. Кстати, я заметил, что на улицах прибавилось патрулей, и что характерно – вместе с милиционерами ходили еще и "красноперые" вояки. Дивизия Дзержинского. Автомат на плече, у милиционеров в кобуре пистолеты, на поясе "демократизаторы" и наручники.

А вокруг – летний круговорот прохожих! Идут, радуются последним летним денькам, едят мороженое, пьют газировку из красных, как пожарные машины автоматов газированной воды, стоят в очереди в кинотеатр на "Джентльменов удачи". И всем глубоко плевать с высокой башни на то, что происходит в верхах власти. Люди живут, и не хотят знать, как эта жизнь им обеспечивается. И они правы. Если ты взялся править страной – сделай так, чтобы жить в ней было хорошо. Чтобы все имели хотя бы приблизительно равные шансы на жизнь. Чтобы хватало еды, чтобы крыша над головой была, чтобы уверенность в завтрашнем дне. Вот за то я и бьюсь, циник и последний романтик одновременно. Я хочу, чтобы не было мерзких девяностых, чтобы не было чеченских войн, чтобы пенсионеры не примерзали к полу в своих холодных квартирах. И если мне для этого придется срубить несколько голов…так это только ради светлого будущего, не правда ли, Румата?

Дома почти ничего не изменилось. Нет, не "почти" – ничего не изменилось. Даже пыль не осела на стол, на подоконники, на мебель. Вот кружка, из которой пил в последний раз перед тем, как отсюда уйти. Вот тарелка, помытая перед нашим уходом. И с тех пор столько событий, что голова идет кругом. Мы едва не погибли. И кто-то сейчас пил бы из этой кружки крепкий сладкий чай, и ел бутерброды с этой вот тарелки. А нам было бы уже все равно.

Хреновые какие-то у меня мысли. Упаднические. Почему? А потому что ближайшее будущее меня не порадует. Или я ничего не понимаю в этих делах. Но я – понимаю. Прекрасно все понимаю! И от того мне делается тошно.

* * *

В зал "Россия" нас пустили не обыскивая. Люди, которые стояли у входа повально обыскивали всех, кто собирался туда войти – вне зависимости от пола, возраста и национальности. Вспыхивали конфликты – я сам видел, как веснушчатую девицу, высокую, как гренадер и такую же страшную (лошадиные зубы, тяжелая челюсть – типичная англичанка) вывели из зала двое дюжих мрачных мужиков в серых гэдээровских костюмах. Девица устроила скандал, когда ее хотели отвести в комнату для обыска, из которой выглядывали три не менее рослых молодых женщины – одна в милицейской форме (скорее всего являющейся прикрытием), две в гражданской одежде. Обыскивали в комнате не всех – те, кто позволял себя ощупать, "пользовали" мужчины и женщины прямо на входе. И при этом не церемонились – опять же, я сам видел, как взвизгнула молодая симпатичная девушка, которой женщина-охранница залезла руками под юбку, и видимо "по самое не хочу". Охранница обратила на визг девицы внимания не больше, чем на писк комара, и вежливо отодвинув девушку в сторону (после обыска), жестом предложила ей проследовать в зал. Девица шла ощерившись, как кошка на двух не нужных ей мохнатых и хвостатых кавалеров, и что-то невнятно бормотала, похоже что по-французски. И скорее всего это не были слова благодарности или молитвы Иисусу Христу.

К нам было двинулся один из охранников, огромный мужик с быкообразным лицом, но второй что-то ему быстро шепнул и тот встал на свое место у дверей. Видимо было распоряжение пропустить нас без досмотра.

И кстати – это на самом деле очень смешно. Если в зале и был невероятно опасный человек, то это я сам, писатель Михаил Карпов. Во-первых, у меня свободный доступ к оружию. Во-вторых, я сам оружие. И если у меня поехала крыша, уничтожить всю верхушку СССР для меня в общем-то плевое дело. Если сочту это нужным, конечно. Уничтожить, и погибнуть вместе со своей женой. И со страной.

Нас с Ольгой тут же заметили – все, начиная с журналистов и заканчивая людьми, которым заметить нас нужно было по роду их деятельности. А вернее – по роду их службы. Репортеры только и успели, что броситься вперед с микрофонами и тяжеленными "портативными" магнитофонами наперевес, да крикнуть: "Господин Карпов! Скажите, господин Карпов!" – как нас с Ольгой тут же окружил плотный барьер из плечистых серых пиджаков (а жарко им сейчас, ой-ей!). Через пару минут мы уже шагали за сценой туда, где находились грим-уборные актеров, а еще – кабинет директора и его замов.

Возле дверей в кабинеты стояли парни из четырнадцатого корпуса зданий Кремля. То есть из "девятки" – девятого управления КГБ. Именно они осуществляют охрану высших чиновников СССР и приезжающих в страну иностранных гостей. Невидные такие ребята…серенькие…и не потому, что одеты в пресловутые гэдээровские костюмы. Просто их никогда не видно. Вроде они есть, а вроде как их и нет. Как тот почтальон-убийца Эдгара По. Его все видели, но в памяти свидетелей убийца не оставался.

Кстати, я некогда подумывал – а не набрать ли в "Омегу" специалистов из "девятки"! Но потом отказался от этой мысли. В "Омеге" нужны убийцы, то есть люди действия. Этих же учат защищать, а не нападать. Нет, конечно же каждый из них стоит нескольких бойцов, и даже наш, обученный человек справится с таким охранником с большим трудом (если справится вообще!), но просто у них совсем другое направление мыслей – им надо уберечь, а не покарать. Их можно сравнить с бронещитами, которые закрывают охраняемый объект.

Я их сразу узнал – именно потому, что они такие "серенькие", невидные. Все ниже меня ростом, да и в плечах посубтильнее, но это были и есть настоящие бойцы, готовые на все ради выполнения своей задачи – уберечь своего Субъекта.

Меня не остановили, кивком поздоровались. Я тоже не стал протягивать руку каждому из охранников – просто кивнул: "Привет!" и мы с Ольгой пошли дальше. Два кордона – в коридоре трое охранников и у кабинета трое. Все с оружием – вижу, как оттопыривается пиджак в подмышке. Жарко, да, но как скрыть кобуру без пиджака?

Я постучал, выждал пару секунд и толкнул дверь, хотя мне и не ответили. Кстати, всегда удивляло – зачем стучать, если все равно в большинстве случаев не приглашают? Ритуал такой, что ли? И что они там такое делают, чтобы две секунды с момента стука и до открытия двери хватило на сокрытие следов преступления? Бутылку убрать за стол? Ширинку застегнуть и оттолкнуть секретаршу? Мне это неизвестно. Я ведь не офисный работник.

Кабинет большой, посредине стол для совещаний – все, как положено директору большого предприятия. Ну и в общем-то больше ничего особенного – кабинет, как кабинет. Будто с шаблона слепленный. Интересное в нем было только одно – наличие в кабинете двух самых могущественных людей этого мира – Генерального Секретаря КПСС и Президента США. Они мирно беседовали, сидя в кожаных креслах под пальмой, возле постоянного атрибута всех кабинетов больших начальников – дурацкой пальмы в еще более дурацкой кадке. Эти пальмы вероятно должны были изображать цветущий сад. Ну…вроде как на природе люди сидят!

Рядом с президентом – его жена, Первая леди, все остальные, включая и Семичастного – на почтительном расстоянии и старательно не прислушиваются к разговору, да так, что уши у них шевелятся как локаторы.

Меня заметили не сразу, но когда заметили – даже удивился. Пэт Никсон вскочила со своего места и в несколько шагов подошла к нам. Восхищенно вскинула руки в жесте удивления, и сияя широкой улыбкой, взволнованно сказала:

– Мой бог! Здравствуй, Олья! Олья, ты такая красивая и молодая! Нам сказали, что ты вышла замуж за Майкла! Это правда?

– Здравствуй, Пэт – Ольга тоже улыбнулась и женщины изобразили аристократический поцелуй, то есть поцеловали воздух возле щеки собеседницы – Помолодела от счастья! Наконец-то мой любимый сделал мне предложение! Да еще и умудрился поженить нас за один день! Чего это ему стоило – лучше и не спрашивать. Тайна, как он говорит.

– Мои поздравления, Майкл! – Пэт протянула мне руку, и я аккуратно пожал сухую, на удивление крепкую ладонь – Тебе досталась прекрасная женщина! Да еще и умеющая молодеть!

– Рядом с моим мужем все женщины молодеют – вступила в разговор Ольга – Только я ему не позволяю их омоложать. Все счастье, весь муж – мой! Я собственница!

– Собственность – это основополагающая база современного общества – вступил в разговор Никсон – Если бы ваши боссы это поняли, эта страна продвинулась бы далеко вперед. Конкуренция, свобода создания капитала – вот залог успеха страны! И да, Майкл, поздравляю! Олья, ты и в самом деле выглядишь просто юной девочкой!

"И это притом, что я заставил ее наложить такой макияж, который прибавил ей лет пять возраста" – подумал я, и постарался как можно быстрее перевести разговор на другую тему:

– Как твое самочувствие, Ричард? Как у тебя дела, Пэт? Восстановились после такого стресса? Представляю, что вы пережили! Попасть в такое безобразие…это не всем по силам вынести! Но вы держались просто замечательно. Настоящие бойцы! Сильные духом и телом!

– Это все кетчуп – серьезно заметил Никсон, в глазах которого плясали чертики смеха – Я им поливаю все, до чего могу дотянуться. Даже вашу черную икру. Он красный, а потому я не боюсь крови. Правда, милая?

– Правда – улыбнулась Пэт – Ты у меня герой!

– Кстати, Майкл – улыбнулся Никсон – Я представлю Олью к Золотой медали Президента, а тебя – к медали Конгресса. Вы заслужили. И я жду вас обоих в Штатах! Наверное соскучился по своим друзьям?

– У меня везде друзья – дипломатично ответил я, поглядывая на хмурого Семичастного – И в Штатах, и в Союзе. Ведь много друзей не бывает, не правда ли, Ричард?

– Не бывает, Майкл! – потускнел американский президент – У политиков их вообще очень, очень мало!

"Если вообще они у тебя есть!" – усмехнулся я про себя – "Продадите не за грош! Лишь бы свою задницу уберечь! Лишь бы карьеру сделать!" Но вслух ничего такого не сказал, только протянул руку и поблагодарил:

– Спасибо, Ричард, за добрые слова. Уверен, ты слишком ко мне добр и щедр. Надеюсь, я тебе еще пригожусь.

"Ясное дело – пригожусь! Придется финансировать твои выборы. Иначе ведь не поймешь, кто твой друг, не правда ли? Бабло победит Зло".

– Привет, Михаил! – наконец-то вмешался Семичастный, и я, кивнул Ричарду и Пэт извинился и подошел к своим боссам. А то получается как-то невежливо – с иностранцем толкую, как с родным, а своих-то и не замечаю!

– Приветствую, товарищ Председатель Комитета Государственной безопасности – строго и холодно ответил я.

– Ладно, ладно! Чего так официально? – фальшиво-добросердечно ответил Семичастный, и я утвердился в своих подозрениях. Сука! Списал меня, точно! Но рано ты это…еще не вечер!

– Строго по уставу, как и положено – отрапортовал я – Вы правильно сделали мне замечание – я распоясался, страх потерял. Вот теперь и наверстываю. Простите, что вел себя с вами хамски, не по чину. Забылся! Готов понести наказание!

– Сегодня тебе на пресс-конференции вручат Орден Ленина и Звезду Героя – проигнорировал мое очередное хамство Семичастный, спокойный, будто разговаривал с покойником. А чего обижаться на покойника? Точно, все решено. Если бы он еще раздумывал, на мое хамство взвился бы, как ракета. Этот человек не из тех, кто прощает неуважение к себе. Вот и пройден тест. Если не обиделся, если не стал ставить на место зарвавшегося хулигана, значит…понятно, что это значит.

А вот с Шелепиным не все так однозначно. Шелепин порядочнее. Это конечно не Путин, но слово Шелепин всегда старается держать и своих людей не кидает. Совесть у него есть, у "Шурика", как его некогда звали и соратники, и враги. Вон как глаза отводит, неудобно ему передо мной.

Хмм…значит, этот тоже почти готов. Списали меня, гады! И тебе скажу, Шурик – еще не вечер! Обломитесь, черти драповые!

– Ольге тоже вручат орден Ленина и Звезду Героя – продолжал Семичастный, разглядывая мою каменную рожу так, будто пытался найти у меня в лице расшифровку моих мыслей – А ты продумал, что скажешь журналистам? За что получил свои награды? И вообще – какие могут быть вопросы?

– Все продумал – пожал я плечами – Отвечу.

– Поздравляю, Михаил Семенович! – протянул руку Шелепин – И с наградой, и с молодой женой. Ольга сегодня как никогда прекрасна!

Все вокруг нас, сам Шелепин и Семичастный – все мужчины впились взглядами в Ольгу, и я почти физически почувствовал, как они ее раздевают догола. За секунду на ней не осталось ничего, даже трусов. И как минимум половина страдальцев уже представила ее в различных зажигательных и прихотливых позах.

И это нормально. Сам такой. И в юности был еще тот мечтатель – стоит только увидеть короткую юбку (впрочем, не только короткую, а все, что хоть отдаленно напоминало бабу), так сразу неконтролируемая эрекция и готовность к безудержным оргиям.

Нет, не свезло – тогда нравы были другиеА потом было некогда – служил, учился. Хотя если эта самая юбка оказывалась в пределах досягаемости – всегда старался избавить носительницу от этого лоскута ткани. Иногда получалось – все-таки я не какой-то там урод…молодой я был очень даже ничего! Почти как сейчас. Девки меня любили. Впрочем – взрослые бабы тоже. А я любил их всех, всеми фибрами своей любвеобильной души. Увы, когда женился ангелом я не был. Даже вспоминать как-то и стыдно… Насколько легче жить импотентам! Никаких тебе забот в этом отношении – незачем волочиться за девками. Смысла нет. Ну…я так думаю. Но это неточно.

– Они меня все уже трахнули! – шепнула мне в ухо Ольга, и я едва не захохотал. Мне показалось очень забавно, что наши с ней мысли так совпадают. Да, так бывает – когда мужчина и женщина достаточно долго живут вместе, рука об руку пробиваются через препятствия и беды, которые ставит им жизнь – через некоторое время они уже думают на одной волне. Их мысли в большинстве своем совпадают. Хотя тут особо и думать-то нечего, достаточно поглядеть на похотливые лица мужиков вокруг нас.

– Придется мне за них отдуваться! – тоже шепнул я, и Ольга не выдержала, хихикнула в кулачок. Семичастный это заметил и сурово повел бровями. Ишь, не понравилось ему! А мы не червонцы, чтобы всем нравиться!

– Позавтракаете? – Шелепин указал на стол, накрытый с обычной для советской номенклатуры пышностью – начиная с финского сервелата, и заканчивая черной икрой и осетриной – все здесь было по высшему разряду. Не дай боже дорогие товарищи проголодаются, а поесть-то будет и нечего! Непорядок!

Тут и спиртное стояло – то ли как дань традициям, то ли для свиты. Шелепин-то совсем не пил (и это ему в плюс!), а Семичастный мог хлопнуть рюмаху, но только не на службе, в свободное от работы время. А так как работал он всегда…

– Присаживайтесь. Скоро нас пригласят на сцену. Будем отдуваться за события последних дней – усмехнулся Шелепин – Там и телевидение, и газетчики – кого только нет. Так что держитесь.

Я все-таки съел пару бутербродов с зернистой икрой. Вот ничего с собой не могу поделать! Икра у меня ассоциируется с недоступной роскошью, и в голове сразу начинает шевелиться зеленая жаба жадности. Если тебе на халяву дают черную икру – не надо изображать из себя недотрогу! Жри, и надейся, что не в последний раз. А ведь на самом деле я сейчас могу купить этой чертовой икры столько, что облопаюсь, меня затошнит и навсегда эта тяга к икре испарится как иней под весенним солнцем. Кстати, может так и сделать? Обожраться, чтобы больше в глотку не лезла, на всю оставшуюся жизнь обожраться!

Вызвали нас на сцену минут через сорок. Все это время мы с Ольгой сидели как мышки, стараясь не отсвечивать пред власть имущими. И вообще я на шестом десятке лет сделался социопатом, и терпеть не могу таких скоплений людей в закрытом объеме пространства. Портится настроение, мне сразу же становится душно, настроение портится…впрочем – может кондиционер испортился? Или его здесь вообще нет? А может это я слегка волнуюсь? И с чего бы вдруг…вроде уже и привык к этим пресс-конференциям, а то, что в ТАКОМ составе, так кто они все для меня? Как персонажи из разыгрываемой пьесы – вроде бы и "король", но король-то ненастоящий. Это не мой мир, и не мой "король!

И опять я вдруг осознал, что в который раз повторяю себе: "Это не мой мир! Я не у себя дома!" – как будто хочу сам себя убедить. Почему? Не знаю. Как будто шепчет что-то у меня внутри, в голове: "Ты тут гость!"

На сцене стоят кресла – кожаные, но без изысков. Перед каждым человеком на сцене (кроме ведущего) столик с микрофоном и таблички – красные с золотыми буквами (и когда только успели сделать?!). Нет, заметил – перед президентом и его женой таблички почему-то голубые. Интересно, это нарочно, или так неизвестный дизайнер выразил свое отношение к США и вообще агрессорам в лице американского президента? Вряд ли. Скорее всего, просто глупость, или святая наивность. Время другое, не надо приписывать здешним людям такую коварную хитрость. Здешние люди проще, искреннее моих современников. Иногда – даже до ностальгической тоски. Мы, люди двадцать первого века, норовим искать двойной, и даже тройной смысл в словах и деяниях, эти же просто живут и радуются жизни. Россия, которую мы потеряли…

Впрочем, возможно, что я и ошибаюсь, слишком уж идеализирую обитателей этого времени. Вон, Семичастный с Шелепиным – тоже здешние обитатели, так у них хитрости и коварства хватит на сотню человек. Работа такая, ага…

Ведущий – ну, конечно же старый добрый Игорь Кириллов. А кто же еще? Без него теперь не обходится ни эта сцена, ни новогодний огонек. Очень популярная в народе личность. Не такая популярная, как писатель Карпов, но все-таки. Шучу, конечно – я-то мелькаю на экране постольку, поскольку, а Кириллов из "ящика" не вылезает. А для народа при отсутствии интернета телевизор заменил и библиотеки, и школы, и политруков. Так что мне до популярности Кириллова как от Саратова до Москвы пешком.

Мы расселись по местам, Игорь Кириллов взял микрофон и объявил начало пресс-конференции. Кстати, все было построено почти по канонам 2018 года. По залу ходили симпатичные девушки с микрофонами, работали телекамеры, даже рассаживались на сцене примерно так, как это делалось в моем времени. Ну да, моя заслуга – я рассказал, как это делается в моем мире, и какое значение имеет такое вот прямое общение с народом. И даже сделал описание зала, в котором все происходит, расположение так сказать "героев" мероприятия. Шелепину идея понравилась, он вообще всегда старался быть ближе к народу. Хотя бы внешне. Это его нынешняя фишка – мол, смотрите, мы плоть от плоти народной! Не то что прежняя власть во главе с Брежневым! Вот – отвечаем на вопросы, и все без утайки!

Ну да…без утайки. Как же, поверили! Но шоу должно состояться. Народу такое нравится. "Хлеба и зрелищ" – старый-престарый лозунг. Так почему бы эти зрелища не дать?

– Слово предоставляется Генеральному секретарю коммунистической партии Советского Союза товарищу Шелепину! – своим мягким, но одновременно торжественным голосом объявил Кириллов – Он расскажет нашему народу и всему мировому сообществу о том, что происходило в нашей столице в эти драматические дни. Затем выступит президент Соединенных Штатов Америки господин Никсон. Ну а потом журналисты смогут задать интересующие их вопросывсем, кто сейчас находится на сцене. Товарищ Шелепин, вам слово!

Около получаса Шелепин подробно раскрывал гнусные замыслы ревизионистов и забугорных злодеев. Зал молчал, все сидели с открытыми ртами – шоу! Великое шоу!

Упомянул он и нашу парочку, гуся и гагарочку. Ольга, рискуя жизнью прикрыла начальников своей упругой грудью…нет, двумя упругими грудями!

Я – умудрился узнать в девице с корзиной террористку и накрыл собой Важных Лиц. Рискуя жизнью и всякими там интимными частями. Про части он не сказал, но и так все понятно.

А у меня перед глазами вдруг встало лицо той девчонки, с ящиком-корзиной. Голубоглазая такая, юная…красивая. Жаль, когда умирают красивые. Некрасивых якобы как-то и не жалко, хотя это и глупо. И вот есть у меня подозрения, что девчонка ни сном, ни духом не знала, что в корзинке адская машинка. Ну не могут люди с таким светлым, таким спокойным лицом идти на смерть. Если только они не под наркотой. Кто-то использовал ее втемную. Впрочем – такова судьба всех обычных людей, так называемого "электората". Нас используют втемную, а потом…

За своими грустными мыслями я едва не пропустил слова Шелепина, обращенные ко мне:

– Михаил Семенович! Подойдите, пожалуйста, ко мне! И вы, Ольга Львовна!

Я подошел к Генеральному, встал вполоборота к нему и к залу, а он протянул руку назад, и в нее тут же вложили две красные коробочки. Шелепин чуть поджал губы – одну коробочку забрали назад. И правда – как он будет вручать орден со второй коробочкой в руках? Неудобно ведь!

– За выдающийся вклад в дело укрепления международной солидарности, за героизм, проявленный в борьбе с ревизионизмом и оппортунизмом, Михаилу Семеновичу Карпову вручается орден Ленина с вручением Звезды Героя Советского Союза!

Шелепин прикрепил орден к моей рубашке, снова протянул руку, в которую вложили вторую коробочку, прикрепил Звезду рядом с орденом, и тожественно объявил:

– Поздравляю вас, Михаил Семенович!

– Служу Советскому Союзу! – четко выдал я, и черт меня подери – вдруг почувствовал жжение в глазах и сглотнул. Меня, циника, прожженного и видавшего виды проняло вот это: "Служу Советскому Союзу!". Эти слова до меня говорили сотни и тысячи героев, которые клали свои жизни на алтарь своей Родины. И вот я – среди них. Может все-таки заслужил? Ведь я и в самом деле служу Советскому Союзу! Не этому человеку, который ласково так мне улыбается, и не вон тому, хмурому, с лицом как вырубленным из полена. Нет, я служу своей Родине! А Родина моя – Советский Союз! И сейчас я это прочувствовал всем так сказать своим нутром.

Потом вручали Ольге. И с ней случился небольшой казус – а куда прикалывать? На полупрозрачную блузку? На груди, которые оттопыривают эту самую блузку, как будто сделаны из дерева? Сиськи-то у нее сейчас как у старшеклассницы! Аж сквозь бюстгальтер видать, как соски торчат! Правда бюстгальтер французский, тонкий, сетчатый, но все равно…

Кстати, надо было настоять, чтобы надела что-то попроще. А то и в самом деле вблизи выглядит очень уж вызывающе – на сквознячке от кондиционеров соски напряглись и оттопыривают ткань. Срамота! Это в будущем такое зрелище в ранге положенности, а тут… Но я откуда знал, что такое может быть?!

Нет, так-то Ольга оделась очень даже пристойно – юбка даже чуть ниже колен, широкий ремень, та же самая блузка – все в стиле Одри Хепберн. Красиво, и скромно – если не подходить близко. Но как говорится – куда их девать-то, эти соски?! А надевать грубый советского производства лифчик…себя не уважать.

Ладно, перебьются. Пусть видят, что в СССР секс все-таки есть! И женщины – самые красивые, самые сексуальные в мире! Я и правда так всегда считал и считаю. Наши женщины – самые лучшие!

Отправить