Глава 4

Охх! Жуткая штука! Да, я читал о ней, но никогда не думал, что попробую такое. Только представить: кофе, сваренное не из зерен кофе, а из шелухи от этих зерен. И в него накидали соли, перца, и еще стопятьсот каких-то трав, прожигающих пищевод и вышибающих из тебя пот ручьем!

Я посмотрел на ехидно улыбающуюся колдунью, и она поощряюще закивала головой:

— Пей, пей, фаранджи! Хороший шошоро! Вкусный! Мы, народ мун, всегда его пьем! Он и вкусный, и помогает от болезней!

— Мун? Почему — мун? Вы же мурси!

— Это нас так другие называют — скривилась старуха — Теперь иногда мы и сами себя так называем. Но на самом деле — мы народ мун! Самый могучий! Самый сильный народ! Был…

— Почему — был? — заинтересовался я, сделав хороший глоток шошоро. Дрянь, конечно, но после поганой невкусной каши — и это сойдет. Пить-то что-то надо?

— Потому, что мы, народ мун, истребили сами себя. А те, кто остался, выродились, а жалких попрошаек, выпрашивающих деньги и вещи у фаранджи. Никто не придерживается законов предков, никто не хочет жить, как положено народу мун! Все кланы передрались, каждая деревня воюет со всеми остальными за пастбища. Думаешь почему все наши мужчины ходят с оружием? Если не автомат, так обязательно боевая палка! Мы постоянно теряем наших людей. И враги теряют людей. А те, что остаются — слабые, жалкие существа!

Старуха помолчала, и ее губы, не испорченные «пирсингом», скривились в горькой улыбке:

— Когда-то мы приносили много жертв! Когда-то наш народ властвовал по всей земле, которую сейчас называют Эфиопия! Никто не смел сказать нам что-то против! Но потом все изменилось. Мы начали делить территории, начали из-за них воевать. Народ сури отошел от нас, и стал жить своей головой. Они не хотели воевать. Мы приносили жертвы Богине Смерти и Демону Смерти! И у нас все было хорошо. Мы жили охотой, рыбалкой, набегами на глупых и мягких соседей. А потом все изменилось. Из охотников и воинов мы превратились в скотоводов. Тучные стада! Мы теперь никогда не голодаем. Но это и стало причиной нашего вырождения. Войны за пастбища, войны за скот. Нет общего вождя! Каждая деревня сама по себе. Попрошайки начали носить одежду, сделанную фаранджи! Они перестали поклоняться старым богам! Настанет время, когда народ мун совсем исчезнет. Мы станет хуже сури, хуже тех, с кем извечно воевали и кого приносили в жертву!

— А что вы делали с жертвами? — осторожно спросил я — Ну…как это вообще происходило?

— Ты правда хочешь знать? — старуха раздвинула толстые губы, обнажив довольно-таки крепкие и белые зубы — А выдержишь? Вы, фаранджи, такие слабые! Вы от крови бледнее и падаете в обоморок! Ну ладно, слушай…

Зря я ее попросил рассказать. Ну что у меня за неуемное любопытство, толкающее действия, которые обязательно приведут к неприятностям? Ну вот зачем, зачем мне знать все эти особо изощренные методы пыток и умерщвлений? А потом — гастрономические способы приготовления мертвецов? Откровения, что с такой вот травкой мясо человека становится вкуснее, особенно если его как следует отбить — оно мне зачем?

— А говорила, вы человеческим жиром не мажетесь! — хрипло буркнул я, преодолевая тошноту.

— Не мажемся! — легко согласилась старуха — Теперь у нас есть зебу. Хотя я вот за старые обычаи — человеческий жир против насекомых и демонов само верное дело! Опять же — он входит в некоторые снадобья — например, против болотной лихорадки. И геморрой лечит — если добавить в него еще кое-что и поглубже засунуть снадобье в зад.

В животе у меня забурлило, шошоро попросился наружу. После таких откровений…

— А куда вы ходите по нужде? — спросил я, автоматически оглядываясь по сторонам.

— Выходи из хижины, иди направо. На краю деревни увидишь хижину с такими же стенами, как здесь. Туда ходишь по-большому. Мы потом яму закрываем, и переносим сортир в другое место. А дерьмо на маисовое поле, для удобрения.

Я почувствовал, что маисовая каша зашевелилась у меня в животе. Нет, я бы не смог жить в Африке! Хотя в удобрении человеческим дерьмом нет ничего удивительного. То же самое делают на востоке, в Туркмении или Узбекистане. Чем удобрять скудную почву? Где взять удобрения? Там даже считается хорошим тоном, чтобы гость опростался в вашу яму. Как знак вежливости! Нечего уносить с собой, надо и людям что-нибудь дать! А если поймают вора с ведрами у закрытой ямы — бьют смертным боем. Не твое дерьмо! Не бери!

— А если по-маленькой — выходи из хижины и к ограде. И делай все там! — закончила инструктаж старуха.

Я кивнул, поднялся и пошел делать маленькие дела. И сделал, стараясь не обращать внимания на стайку девиц, мальчишек и двух парней, которые с интересом смотрели на то, как я все это произвожу. Интерес у них был очень живой, они заглядывали, хихикали и шептались, как посетители зоопарка, наблюдающие за жизнью белых медведей. В конце концов я вспомнил, что умею говорить на языке мурси и нарочито грозно прикрикнул:

— Ну-ка, пошли отсюда! А то сейчас заколдую — у мужчин член отвалится, а у девок дырки зарастут!

Эффект был просто потрясающим — наблюдатели разбежались с таким визгом, вытаращив глаза и высунув от ужаса языки, что можно было подумать будто я только что жахнул у них над головами из танковой пушки. Уважают здесь колдунов, точно! А тем более таинственных, ужасных, могучих белых колдунов! Представителем расы, которых сейчас являюсь именно я, Великий и Ужасный. Интересно только — что они ожидали увидеть во время моего мочеиспускания? Думали, я струей огня это делаю? Или настолько ядовит, что трава, обильно мной политая, сразу почернеет и умрет, разлагаясь у них на глазах? Мда…вот оно, столкновение цивилизаций!

Мне постелили спать тут же, в хижине колдуньи. Хотя «постелили» в данном случае слишком громкое слово. На землю, на которой были уложены тростниковые маты положили яркое зеленое грязноватое одеяло, второе одеяло выдали мне — чтобы накрыться. Вот и вся постель. Нет, не вся! Еще — чурбачок под голову. Отполированный такой! Интересно, сколько поколений мурси полировали его своими затылками?

Колдунья предложила мне снять одежду и спать как все нормальные люди голышом, но я отказался раздеваться, решив, что лучше между мной и подозрительной соломенной подстилкой будет еще один барьер кроме грязного одеяла. Может мне привиделось, а может и в самом деле так было — но только мне показалось, что в стеблях сухого тростника что-то шевелится. Что-то такое мелкое и не очень быстрое.

Как ни странно, уснул я быстро, почти мгновенно — стоило только лишь приложил голову к чурбачку. Может в нем заключена сонная магия? Лег — и сразу провалился в сон! А может просто я ужасно устал, переполнен впечатлениями и переживаниями, и мне хотелось поскорей отключиться.

Разбудила меня агрессия. На ночь я раздеваться не стал, но ослабил ремень штанов, чтобы не сжимал дыхалку. И проснулся я от того, что нечто длинное, горячее, извивающееся проникло мне в штаны и уцепило за самое святое мужское! Я взревел, взлетел над своей лежанкой, выдергивая змею из своих штанов, и только тогда в свете луны заметил, что повергнутая мной змея совсем не змея, а хнычущая и качающая свою руку молоденькая девчонка — абсолютно голая, блестящая в лунных лучах.

— Чего ты напугался? — скрипучим голосом из темноты осведомилась колдунья — Это моя Ифе (Любовь, в переводе. Любка, значит!). Я ее послала к тебе, чтобы она тебя возбудила и оседлала. Ты стонал во сне и называл какое-то имя…Вар…Варъя.

— Варя — угрюмо подтвердил я.

— Это твоя женщина? — с интересом осведомилась колдунья, и тут же прикрикнула на плачущую девицу — Хватит ныть! Заживет!

— Что с ней? — запоздало осведомился я.

— Ты ей руку сломал — безмятежно информировала колдунья — Ничего особенного. Сейчас я привяжу к ее руке палки, и…все заживет. Через месяц. Я к тебе сейчас другую девку пришлю, пусть она тебя ублажит. Если понесет — у нас будет колдун! Это мои ученицы. Самую лучшую я оставлю вместо себя.

— А остальных учениц?

— А остальных…замуж выдам — хмыкнула старуха — Вставят в губу тыби, и будут ходить как все. Колдуньи тыби не вставляют. И замуж не выходят. Но детей мы тоже рожаем, и мужчин берем себе каких захотим. Любого! Хоть десять мужчин, если есть настроение! И обрезание колдуньи не делают — это только для простых женщин. Ифе, иди сюда, я вправлю тебе кости. Сейчас, только огонь разожгу!

— Давай я разожгу — ухмыльнулся я — Долго будет гореть!

— Нуу…давай! — заинтересовалась колдунья, как и все профессионалы не прочь увидеть работу чужого профи.

Я достал пузырек со снадобьем, осторожно капнул в центр очага одну капельку жидкости, и закупорив пробкой емкость с опасным веществом, отошел подальше к стене. И прежде, чем зажечь, предложил и колдунье:

— Отползи подальше…на всякий случай.

Колдунья, с любопытством и сомнением (ведь это фаранджи, что он может?!) следившая за моими манипуляциями, все-таки послушалась и тоже сдвинулась подальше от очага. И тогда я активировал заклинание.

Пламя вспыхнуло так ярко, что это было похоже на элктросварку! Бах! И вот уже в очаге пылает маленькое солнце! Хорошо, что зная о том, что сейчас произойдет я отвернул лицо в сторону и закрыл глаза — но даже так это было слишком ярко, и еще минуты три у меня перед глазами крутились огненные круги.

— Отличное колдовство! — выдохнула колдунья — ты меня должен ему научить! А я тебе за него дам…три…нет…пять! Заклинаний! Семь! Семь заклинаний! Огонь — это самое важное в мире! Сколько так будет гореть?

— Пять часов. Самое меньшее — пять! — с ноткой гордости ответил я — И кстати, прожигает все на свете. Металл, кожу, дерево, камни! Пока сам не догорит — не потушишь. Или пока не скажешь контрзаклинание.

— Это замечательно! — выдохнула колдунья, и скривилась, глянув на оцепеневшую от ужаса девчонку. Кстати, вполне симпатичная девица! Грудь торчком! Ноги, задница — все на месте! И никаких тебе тарелок в подбородке. Вот если бы от нее еще и не воняло…мда…несло от нее, я даже не знаю — с чем сравнить. Как от бомжа, не мывшегося уже года два. Мне надо очень много выпить, чтобы захотеть такую вонючку. Но и то — сильно сомневаюсь в своем таком патологическом желании.

— Иди сюда, Ифе! — скомандовала колдунья, встала на колени и ее выкрашенные белым мешочки-груди заколыхались, как две тряпочки — да быстрее ты!

Колдунья схватила девчонку руками за голову (Видимо что-то сделала. Обезболила?), потом уцепилась за торчавшую почти по девяносто градусов сломанную выше запястья руку девушки (А нефиг хватать за мошонку спящего человека! Скажи спасибо — башку не отвернул! Мне приснилось — удав вцепился, я чуть не обделался от страха!)

Щелк! И кости встали на место. Только опухоль указывала на то, что в этом самом месте совсем не все в порядке. Я видел ауру над местом перелома как черно-красное облачко. Черное — это видимо болезнь. Красное — это боль.

Ну что же…возьмусь и я за дело. Наложил руки на опухоль, сосредоточился… Десять минут мне понадобилось, чтобы срастить кости и устранить опухоль. Как говорится — есть порох в пороховницах!

— Ты очень сильный колдун! — с уважением заметила старуха — Я хорошо насылаю проклятья, но лечу очень плохо. Только обычными травами, да снадобьями. А ты и черную магию применяешь, и белую! Как так может быть?

— Ты служишь только Демону Смерти — заметил я небрежно — И еще его жене, Богине смерти. А я служу им обоим, да еще и Богу всего сущего — который одновременно и Демон Смерти, и Богиня Смерти, и Создатель. Понимаешь?

— Понимаю — старуха мелко закивала головой — Не стыдно такому колдуну и покориться! Конечно, сила у тебя больше, ведь ты служишь сразу трем богам!

Глянула на очаг и с благоговением в голосе добавила:

— Огонь все горит…все горит!

Да, в хижине было светло от огонька, который, кстати, уже не был огоньком. Он проел в глиняном полу хижины дыру размером с кулак, и эта дыра потихоньку продолжала расширяться. Такими темпами через пять часов на месте хижины останется только кратер с оплавленными краями! И у меня кольнуло сердце — а что же тогда осталось на Рублевке?! Что я там сотворил?! Ведь целый пузырек вылил — типа с запасом! Ой-ей…

— Ну, так что, мужчине нужна женщина! Пусть Ифе тебя оседлает! А ты отдыхай! Понесет — твой сын станет у нас великим колдуном! Я буду умирать — ему силу передам! Что мне прок от этих девок? Белый колдун! Вот кто нам нужен!

Я глянул на Ифе, которая уже встала на четвереньки и с готовностью задрала округлый, соблазнительный зад, и с некоторым сожалением помотал головой:

— Нет, не надо. Отдыхать буду. Огонь погасить? Боюсь — сожрет за ночь хижину, и нас вместе с ней. Да и спать в темноте удобнее.

— Погаси — с сожалением вздохнула колдунья — А может тебе Ифе не нравится? Я другую позову? Ифе худовата, да…у меня есть толстая девка! Хорошая! Зад еле обхватишь!

— Нет, не нужно! — отрезал я и погасил огонь контрзаклинанием. А потом лег на свое месте и накрылся одеялом. Тут дело даже не в вони, и даже не в том, что Африка на девяносто процентов заражена ВИЧ. Меня ВИЧ не возьмет, а вонь…можно нос и заткнуть. Или заставить девку помыться. Девка так-то соблазнительная, и ничуть вообще не худая — очень даже фигуристая и сиськи — просто отпад! Нет, дело не в том. Я как представлю, что эта девка от меня понесла, и мой сын воспитывается в скотских условиях…мой сын, Васьки Каганова! У меня просто все в душе переворачивается. Нет, не могу! Спать. Спать! А не представлять Ифе с задранной кверху гладкой задницей…

И снова я уснул, как провалился. Вот только ненадолго…увы. Я будто привлекаю несчастья! Где ни появлюсь — обязательно что-то случается!

Проснулся от грохота выстрелов и воплей. Таких диких воплей, что просто мороз по коже! Лупили и очередями, и одиночными, и кто в кого лупил — было совершенно неясно.

Старуха уже не спала. Она всматривалась в серый сумрак за стенами хижины, а через минуту констатировала с невероятной прозорливостью:

— На нас напали! Хотят всех убить! И забрать зебу. У нас много зебу, но мало мужчин. И это проблема!

Согласен. Когда у тебя много денег и все про это вокруг знают, а ты идешь пьяный темной ночью в криминальном районе — немудрено, что кто-то пожелает избавить тебя от тяжкого груза и от тяжелой жизни. Это нормально. Но ведь надо и соображать! Рожайте побольше мальчиков, которые потом вырастут воинами, или договаривайтесь с теми, кто сильнее! Отберут ведь ваши капиталы, да и вся недолга!

— Сейчас я им покажу, как нападать на наш клан! Сейчас я им задам, эти худородным!

Колдунья кряхтя поднялась со своего места, поправила кучу амулетов, висящих на шее, подумала, и добавила еще две связки чего-то мелкого и белого, при ближайшем рассмотрении очень напоминавшего костяшки фаланг человеческих пальцев. Брр…нет, она точно не преувеличивала, когда рассказывала о жертвоприношениях и каннибализме. Сто процентов!

Я пошел следом за старухой — а почему бы и нет? Хоть я в их разборках участвовать и не собираюсь, но все-таки будет невежливо оставить ту же колдунью без помощи. Вдруг ее каким-то образом поранят? Я смогу ей помочь. Меня ранить эти придурки не смогут — амулет физической защиты работает просто на-ура.

Как выяснилось, враги подкрались в предрассветной темноте, когда все еще спят и видят самый сладкий сон. Этот фокус используют все армии мира во все времена — вспомнить только, в какое время фашисты начали свою агрессию против СССР. Вот и здесь — коварный враг подкрался в самое что ни на есть сонное время. Они влезли в одну из хижин, и видимо попытались вырезать ее обитателей, не поднимая шума. А потом потихоньку перерезать и остальных, прибрав себе тучные стада и пажити. Пастбища, в общем. Земли. Одним кланом стало бы на свете поменьше.

Но увы, на их несчастье в предрассветной тьме обитатель хижины по имени Тафари («Внушающий страх»! вот как переводится имя!), дрючил свою жену по имени Нкирука («Лучшее еще впереди»). Вернее — это жена его дрючила, сидя на нем верхом. И когда враг ворвался в жилище, он был тут же обнаружен и обстрелян, ибо Тафари даже во время секса в собственном доме держал свой автомат под рукой. Он открыл огонь, завидев рожу не в родной раскраске и с неприятным острым копьем в руках. Одного нападавшего Тафари завалил, но был обстрелян, и несчастливая Нкирука отправилась на тот свет, не оправдав высокого своего имени. Увы, Тафари тоже досталось — ему прострелили ляжку, но он сумел отогнать противника и теперь сидел, привалившись спиной к хижине, и активно истекал кровью.

Я остановил кровь и за считанные минуты залечил рану, благо что пуля прошла мимо кости. Тафари, как оказалось, был здесь чем-то вроде военного вождя, так что ему и предстояло решать, как обустраивать оборону деревни.

А ситуация похоже на то была очень и очень непростой. Через десяток минут вялой перестрелки из кустов за деревней в нашу сторону выдвинулся человек, размахивая руками и вопя: «Разговаривать будем! Разговаривать!».

Хреновый разговор всегда лучше бодрого мордобоя — как мне это думается, потому я даже обрадовался. Вот сейчас переговорят, возможно — нападавшие откупятся за смерть Нкируке, и все закончится мирно и хорошо. Мне ведь вообще-то идти надо по своим делам! А кто меня проводит, если такая началась заваруха?

С той стороны пришли два мужика с автоматами, кстати — не голые, а в подобие набедренной повязки, и…колдун! Самый настоящий колдун — весь в амулетах и сияющий аурой почище нашей колдуньи! Кстати, так и не спросил ее имя, а она сама не спешила его сообщать. Может какое-то поверье? Типа нельзя сообщать свое имя, а то схватит за него и утащит? Не знаю. Тут черт ногу сломит! Я и в своих-то колдунах не очень и разбираюсь, а здесь — африканские верования, да такие, что просто за голову хватаешься.

С нашей стороны присутствовал вылеченный мной Тафари, колдунья, ну и…я, фаранджи-колдун.

— Кто будет говорить от вашей деревни? — спросил чужой абориген с новеньким «калашом» на коленях — Я Думиса, вождь.

— Я буду говорить! Я Тафари, вождь!

— Тафари, а зачем здесь фаранджи? Зачем вы привели этого белого червяка? — абориген презрительно скривился.

— За «червяка» я тебя сейчас самого превращу в червяка! — пообещал я, и Думиса вздрогнул, поглядев мне в глаза:

— Ты знаешь язык мун?!

— Я много чего знаю — грозно ответил я — Не трепи языком как баба, говори по делу!

— Да! Говори по делу! — вмешался Тафари — Зачем пришли сюда? Зачем напали и убили мою женщину?

— Вы напали на нас пять семидневок назад и забрали у нас двадцать зебу. Теперь мы пришли за нашими зебу и хотим забрать у вас наших зебу и еще сорок зебу, чтобы покрыть наши убытки.

— Какие убытки? — фыркнул Тафари — Вы пасли скот на наших пастбищах, и мы забрали ваших зебу. Потому что это наша земля, и все, что на нашей земле — наше!

— И вы убили пастуха и забрали его автомат. Он сейчас у тебя на коленях (показал на «калаш» тафари). Я знаю этот автомат, у него метки на прикладе. Это был мой племянник, вы его убили.

— Он зашел на нашу землю, воровал нашу траву — мы его убили и забрали зебу. Разве вы не так бы поступили, если бы мы забрались на вашу землю? Так почему же ты говоришь, что мы виноваты! Разве мы не исполняем закон, данный нам предками?

Я слушал эту латату и тосковал. Ну зачем я слушаю эту хрень? Почему не иду сейчас туда, где бывают белые туристы, и не прошу меня отвезти в город?! Зачем мне эти разборки, эти переговоры?

И тут я заметил взгляд чужого колдуна. Он смотрел на меня пристально, оценивающе, с прищуром, и в глазах его была…ненависть?! Интересно…и за что он меня так ненавидит? Я просто-таки чувствую исходящие от него неприязнь и желание меня искоренить. Почему? Потому что я белый? Хмм…а может быть. Черный расизм ничуть не слабее белого расизма.

— Что вытаращился? — неожиданно для самого себя спросил я — не нравлюсь? Хочется вытопить из меня жир? Скорее это я тебя принесу в жертву Богине Смерти!

Все сразу замолчали, а чужой колдун, шипя и почему-то присвистывая (видимо так ему казалось будет страшнее), ответил:

— Хочу вытопить из тебя жир, фаранджи и намазать свое тело! А твою силу забрать себе! Она слабая, твоя сила, жалкая — как и все вы, фаранджи, но пригодится! Вы все сдохнете! И ты, фаранджи, первым!

Честно сказать, я что-то такое и ждал, и потому был наготове. И когда в Тафари ударила очередь из автомата — его на месте уже не было. Я его толкнул изо всей силы, и он покатился по земле. Почему я это сделал — и сам не знаю. Ну кто мне этот самый Тафари? Только вот не люблю я, когда бьют в спину. Если вы пришли на переговоры — какого черта палите из калаша?

В меня разрядили два магазина — эти ублюдки как с ума сошли — палили и вопили, палили, и вопили! И кстати — почему только в меня?

Когда затворы щелкнули, эти два урода застыли на месте, глядя то на меня, то на свои волшебные палки, вдруг переставшие грохотать, а я не стал терять времени и крикнул, указывая на врага пальцем:

— Сдохни, тварь!

И на второго:

— Сдохни!

И совершенно автоматически добавил:

— Эта жертва тебе, Морана!

Убийцы упали на спину, будто я врезал им по сусалам и лежа на утоптанной, пыльной земле задергались, заизвивались, как два здоровенных черно-белых червяка. Из глаз, из ушей у них потекла кровь, тела выкручивало, ломало так, что слышался треск костей. Уж не знаю, что такое с ними происходило и что именно я активировал, но этих парней перемалывало, как в мясорубке. Только мясорубка эта находилась где-то внутри них.

А потом меня охватил восторг — невероятный, сладкий вкус чужой души, улетающей в далекую Навь! Этот поток энергии, этот оргазм от выпивания чужой жизненной энергии — с ним не сравниться даже секс!

И только одна мелькнула мысль: «Как бы мне маньяком не заделаться, с такими-то делами!»

Нет, мне очень не хочется получать оргазм от убийства человека. Но я ничего не мог с собой поделать — это было выше меня. Я наслаждался тем, что выпивал души убитых мной врагов!

А еще подумалось: «Семь. Еще троих!»

А потом мне некогда стало считать. Из кустов как муравьи повалили чернокожие, вымазанные белой краской. Прямо как в дурном голливудском боевике. Они вопили, размахивали копьями, мачете и автоматами Калашникова, и бежали, бежали, бежали…

В голове мелькнула мысль, что если они добегут и навалятся толпой, то вполне смогут отпилить мне голову, и никакое колдовство несчастному фаранджи не поможет. И тогда я взревел, аки дикий зверь, и собрав всю Силу, что у меня была, крикнул:

— Сдохните, твари! Сдохните!

Меня аж зашатало. Никогда в своей жизни я не выпускал такой заряд Силы. У меня даже из носа закапала кровь, что-то я слишком уж бурно взялся колдовать — не по моим силам и умениям. И кстати — если бы не накопитель у меня на шее, я бы разрядился уже на первой парочке, досуха.

— Тебе жертва, Морана! — крикнул я следом, и когда толпа человек в пятьдесят начала падать — один за другим, один за другим — бессильно уселся прямо в закапанную моей кровью желтую глину. Вот это я Жнец! Вот это я…

Додумать не успел. Меня начало колбасить, да так, что я потерял сознание. Меня накрыло такой волной наслаждения, такой волной счастья от того, что я отправил Моране несколько десятков человеческих душ, что…

Когда пришел в себя, оказалось, что лежу связанным, и мало того связанным — руки мои как-то прикрутили к телу, ноги тоже были связаны, а на теле, я это чувствовал — ни клочка материи. Во рту — какая-то тряпка, и этот кляп удерживала веревка, завязанная у меня на затылке. И самое хреновое, что со мной могло случиться — это на шее отсутствовали цепочки с амулетами защиты и накопителем. Теперь я был практически беззащитен перед врагами, и со мной можно делать все, что я захочу.

— Ну что, фаранджи, тебе конец! — радостно констатировал факт проклятый вражеский колдун. И вот на что я обратил внимание — колдунов было два. Один — тот, что сидел у костра, другого я не видел, скорее всего он прятался в кустах.

Скосив глаза, обнаружил лежащую рядом старуху-колдунью, имени которой я так и не узнал. Она тоже была связана, и рот у нее так же был заткнут — видимо для того, чтобы не пробовали колдовать. Старуха была жива, хотя и крепко побита — один глаз у нее заплыл, на скуле зиял довольно-таки глубокий порез. Похоже, что она не так просто далась своим обидчикам.

Но это ничего не значило. Мы попали. Я слышал автоматные очереди, крики, а еще — мычание зебу. Похоже, что готовятся к перегону скота.

Очереди и одиночные выстрелы стихли, и примерно через полчаса после этого нас со старухой бесцеремонно и довольно-таки жестко загрузили на спину зебу, который служил тут еще и чем-то вроде грузового транспорта, и повезли в неизвестное будущее.

Это было плохое путешествие. Зебу шли медленно и вразвалку, острые кости позвоночника скотины врезались мне в ребра, а если я пробовал пошевелиться, чтобы как-то получше устроить свое многострадальное тело, шедший рядом молодой абориген больно бил меня по спине палкой так, что слезы лились из глаз от боли.

Я был пуст. Почти пуст. Моей магии хватило бы максимум для того, чтобы разжечь магический огонь, но чтобы убить человека проклятьем — точно моих сил не хватит. Я уже и забыл, как это — не иметь магической силы для своих колдовских деяний. Мощнейший бриллиантовый накопитель позволял мне творить все, что угодно, не боясь, что мой естественный внутренний накопитель будет исчерпан до самого донышка.

Итак, пока меня везут, как мешок с картошкой, нужно сообразить — а что вообще произошло? Почему я потерял сознание? Почему я вдруг оказался опустошен? И как вообще оказался в таком унизительном и опасном положении?

Я впервые использовал массовое проклятье, и переоценил своих силы? Да, я убил несколько десятков человек, но в результате перетрудился и мой мозг попросту отключился. Это главная версия.

Вторая версия: поток жизненной энергии от нескольких десятков истекающих из тел душ был настолько могуч, что мой мозг выключился, как если бы у него сработали предохранители. Если бы мои бесы были со мной, они бы взяли часть энергии на себя и не дали бы мне вырубиться. И тогда — все было бы в порядке. Ну а теперь…теперь все плохо.

Ладно, хватит ныть! Нужно еще вот о чем подумать: почему все-таки я опустошен? Где моя магическая энергия? Итак, я делаю выброс энергии. Очень объемный выброс, таких у меня еще не было. Энергия вначале уходит из моего внутреннего хранилища — так следует из записей старого колдуна. То есть — вначале я опустошаю себя, и только потом через налаженный мной канал тяну энергию из накопителя. Накопитель тоже хорошенько опустошил, но чтобы разрядить его до конца, мне надо очень и очень постараться. Например — убить не пятьдесят, а пять тысяч аборигенов. И то…не знаю, разрядится ли он до конца. Пока амулет был на мне, находился в Месте Силы, он усиленно впитывал магическую энергию — спал ли я, или бодрствовал — без разницы.

Но почему амулет меня не подзарядил? Наверное — не успел Эти гады успели снять с меня накопитель. Он им не поможет, для них он — просто красивое украшение, драгоценность, ведь амулет настроен на меня. Никто не сможет использовать его как амулет…пока не снимет с него мое заклятие. Но чтобы снять его — надо очень сильно постараться. Очень.

Почему я сейчас не подзарядился? Да просто потому, что магической энергии в мире очень мало. Не зря старый колдун устроил свой дом на Месте Силы — то есть там, где имеется источник этой самой Силы, место, где она истекает из земной поверхности. Это похоже на нефтяной фонтан, или на родник с бьющей из него ключевой водой. Или на исходящий в атмосферу газ. Наверное — все-таки с газом самое лучшее сравнение, потому что магическая энергия из таких вот Мест Силы рассеивается по всей Земле. Чтобы постепенно истекать с нее в космическое пространство, наполняя магией всю Вселенную. И этот процесс бесконечен.

Итак, что делать? Рот мне заткнули для того, чтобы я не мог колдовать, то есть — выкрикивать заклинания. Они и не подозревают, что колдовать можно и мысленно. Я вот спокойно могу произносить заклинания мысленно — и ничего, получается ничуть не хуже, чем если бы я завывал и всячески изображал черный рэп. Как это делают колдуны мун.

Кстати, а каким образом они взяли в полон старуху? Впрочем — и это не секрет. Когда я вырубился, два колдуна насели на старушенцию, и она ничего не смогла с ними сделать. Старуха так-то совсем не слабая колдунья, но сразу против двух колдунов…не знаю, возможно я и сам бы с ними не сладил. Я и с одним-то некогда не сладил, от того и все мои беды, а тут сразу два!

Интересно, куда они нас везут? И вообще — почему сразу не убили? Ответ есть, но этот ответ мне ужасно не нравится. Нас везут, чтобы прилюдно, в торжественной обстановке лишить жизни. Выпотрошить, содрать кожу, и потом поджарить на медленном огне. И все это во славу моего же патрона — Чернобога!

Ну не ирония ли — это судьбы?! Черт подери, я же ему и служу! Неужели же Чернобогу все равно, что из его адепта вытапливают жир?! Я определенно разочарован моим руководителем!

Ох! Черт…как больно-то! Проклятый зебу споткнулся, и его хребет особо злостно вонзился мне под ребра! Эх…Прошка ты Прошка…и Минька…где вы сейчас? Неужто вас угнали в Навь? Неужели не вернетесь? Я так к вам уже привык! Как-то и мысли не было, что могу вас лишиться!

Ладно. Нефиг раньше времени стенать. Я пока жив, и почти здоров. Когда привезут на место…посмотрим, из кого жир топить будем! Мне бы только подзарядиться! Мне бы только до Места Силы добраться! Эх, мне бы мой накопитель…уж я бы тогда всех вас приголубил! Жнец я в конце концов, или не Жнец?!

До места добрались по моим прикидкам уже вечером. За это время меня ни разу не снимали с зебу, не поили и не кормили. Только били. Спина — горела и ее ломило. Если бы на моем месте был обычный человек — он бы уже давно помер.

Ничего, я запомнил этого гада! И даже имя его запомнил! Адиса его зовут, «Тот, кто не сомневается». Эта мразь не сомневалась, что меня можно безнаказанно бить палкой по голой спине. Я сделаю все возможное, чтобы в этом его сильно разуверить. Но позже. Сейчас не время забивать себе голову сладострастными картинами расправы над мерзким придурком.

Меня сняли с зебу и с размаху забросили во тьму глиняной хижины — только зубы клацнули, чуть челюсть не сломал! Когда глаза попривыкли к темноте, увидел в метре от себя белеющую фигуру — старуха тоже была здесь. Интересно, если до нее доползти и коснуться — сможем мы с ней поговорить?

Извиваясь, как червяк — дополз, изловчился, схватил ее за руку. Старуха не подавала признаков жизни, и я уже отчаялся ее услышать, но она все-таки была еще жива.

— Жив, фаранджи? — раздался мысленный голос колдуньи — Ты сильный колдун, ты много врагов убил. А я не смогла. Они меня одолели.

— Скажи, что с нами будет?

— А ты разве сам не понял? В жертву нас принесут. Завтра. Выпьют нашу жизнь, выпьют нашу силу. Хорошо повеселятся! Я бы тоже повеселилась — если бы была на их месте. Такова жизнь! Кто-то живет, а кто-то умирает. Не успел ты, фаранджи, увидеть твоих соплеменников. Но уверена, что Демон Смерти хорошо тебя примет! Ты к нему отправил много, много сладких душ!

Я не стал говорить, что перспектива увидеться с Чернобогом меня совершенно не прельщает — если только это не встреча во сне. И настроение у меня испортилось еще больше. Я почему-то думал, что видавшая виды, умная колдунья подскажет мне путь к освобождению и обнадежит рассказами о том, что не все так плохо и будем надеяться на лучшее. Похоже, что все и на самом деле очень плохо. И думать надо самому, не надеяться на старуху.

Но ничего умного в голову не приходило, и я до самой ночи пролежал без движения, не чувствуя ни рук, ни ног, пережатых крепкими путами.

А ночью меня изнасиловали.

Нет, слава богам — ничего извращенного. Если только ЭТО не считать извращением. Я как раз в очередной раз впал в забытье, когда меня бесцеремонно перевернули, и схватив за руки и ноги, перерезали сдерживающие их путы.

То, как отреагировали мои многострадальные конечности — и описать невозможно. Я испытывал похожие ощущения, когда отлежал или отсидел ногу, или руку, но если эти ощущения умножить на сто — вот это и будет то, что со мной произошло. Я буквально выл от боли, а колдун, который тут присутствовал, довольно скалил зубы, наблюдая за моими мучениями и радостно хлопая по худым черным ляжкам.

Когда болезненные ощущения начали стихать, колдун подошел ко мне, лежащему теперь на спине и показав на небольшой глиняный сосуд у себя в руке, объявил:

— Сейчас ты выпьешь это снадобье. Ты его все равно выпьешь, фаранджи, так что открывай рот и глотай. Я тебе не скажу, что это такое, а ты думай — может я хочу тебя убить, а может и нет. Может ты сгниешь в мучениях, а может — будешь жить до завтра, до принесения в жертву. Но если ты откажешься пить — мы выбьем тебе передние зубы, и ты все равно это выпьешь. Так что если хочешь пока что сохранить свои зубы — открывай рот и глотай.

Честно сказать — слова колдуна были разумны. Ведь все равно вольют! И я не верю, что они меня убьют до завтрашнего дня. Ведь нет лучше жертвоприношения, чем белый фаранджи, могучий колдун убивший пять десятков человек! Так зачем его убивать сейчас? Когда этого почти никто не видит? А вот что именно они хотят мне дать — это большой вопрос.

Жидкость была горькой, вяжущей на вкус, сразу же ударила в голову, и завывания колдуна я слышал уже сквозь головокружение и звон в ушах. А потом мне снова засунули в рот кляп — стоило только проглотить снадобье.

Через несколько минут я зачуял неладное — кровь прилила туда, куда в данной ситуации ей совершенно не следовало приливать. Не та ситуация! Да еще как прилила! Как там называется такая штука? Приапизм?

Девицы приходили, седлали меня, делали свое гнусное дело, и уходили, оставляя жертву на растерзание очередной своей товарке. Это было отвратительно. Девки мерзко воняли, натертые непонятно каким жиром (неужели тем самым?!), здоровенные парни держали меня за руки и за ноги, пока девки все это творили, а колдун, который стоял рядом, рассказывал, как воспитает моих детей колдунами и колдуньями, и как научит их ненавидеть фаранджи, испортивших народ мун, сделавших из них жалких попрошаек. И что я должен радоваться тому, что мое семя не пропадет зря, а останется в народе мун и даст ему сильных, умелых колдунов, способных бороться даже с такой белой мерзостью как я, поганый червяк. Ну…примерно так.

А я слушал, и…регулярно фонтанировал, удивляясь такой своей мужицкой силе. Но вспомнив о снадобье и заклинании, которое надо мной прочли, удивляться сразу же перестал. Ясное дело — моя обильность заключена именно в специальном колдовстве, а не в моей могутной русской мужицкой силе. Нет, ну так-то я два раза подряд — легко, но чтобы пять, шесть, семь, десять раз подряд практически без перерыва?! Да это только ненормальный может такое устроить! Или тот, кто как я — «под кайфом».

Противно. Теперь я понимаю, что чувствуют женщины во время насилия. Хотя…наверное все-таки не до конца. Тьфу-тьфу! Хорошо что у народа мун гомосексуалисты отсутствуют как класс. Напрочь. Скорее всего их приносят в жертву. Ибо — нефиг! Бесполезные.

Меня снова связали и оставили так — униженного и оскорбленного, но вовсе даже не сломленного. И способного продолжать, и продолжать, и продолжать… Куда там виагре! Кстати сказать, нечто подобное имелось и в арсенале старого колдуна, и было очень популярно у его клиентов.

Эх, если бы мои емкости Силы были бы полны энергией! Сейчас все, кто меня касался — уже были бы мне подчинены! И колдуну точно бы не поздоровилось!

Мда…задумался над тем, как в будущем уберечь амулет от мародерства — ну для того как сейчас редкого случая! А если его вживить под кожу? Ну а что…прорезать дырку где-нибудь в подмышке, сунуть туда амулет-накопитель, и вот — никто не узнает, что он у меня есть, никто не сможет его отнять. Если бы амулет не сняли с моей шеи…все было бы совсем иначе! И я бы не валялся сейчас на полу в хижине, воняющий прогорклым жиром и падшими женщинами.

Усталый, вымотанный я снова забылся, и проснулся уже тогда, когда за порогом хижины хорошенько рассвело. Еще некоторое время я лежал, прислушиваясь к звукам за глиняными стенами этого шедевра архитектуры — слышались голоса, крики, и мне показалось — барабанный бой. А потом за нами пришли.

Когда нас привязывали к столбу, честно сказать — я почти хихикал. Ну да, нервная реакция на пережитое, на смертельную опасность, но все равно это было странно. Может мой мозг просто не хотел принимать принимать окружающую меня реальность? Африка, воинственное племя мурси, жертвоприношение — разве это может быть реальностью? Может я сплю и вижу сны? Или спятил, и лежу в палате психушки? Ну не может же в двадцать первом веке происходить такая ерунда! Это же…смешно! До слез…

Но еще и больно. Веревки врезались в тело так, что не чувствовал ни рук, ни ног. И вообще не понимаю, как могу это все терпеть! То ли мой болевой порог настолько повысился, то ли мозг сам по себе отключает болевые рецепторы — только я точно знаю, что в свое «доколдунское» время таких мук бы точно не выдержал.

А вообще все ужасно напоминало сцену из старого фильма «Пятнадцатилетний капитан». То место в картине, где этого самого «капитана» собирались принести в жертву. Вот только рядом с ним не было старой колдуньи, рука которой сейчас касалась моей руки.

Зачем они так привязали? Я не знаю. Возможно, чтобы как следует меня напугать? Потому что начали они именно с нее, той, чье имя я так и не успел узнать.

Их было трое, колдунов, устраивавших жертвоприношение. Вернее, так: два колдуна (те самые, что участвовали в набеге), и колдунья — еще довольно-таки молодая, грудастая, покрытая дорожками шрамов по всему телу.

Насколько я помнил — эти шрамы у них наносились особым образом — делался надрез, в который мурси совали личинку какого-то насекомого (вроде как мухи це-це), и наглухо залепляли ранку. Личинка сидела в ране, вероятно думая, как и я о превратностях своей судьбы и мечтая выжить, но выжить у нее не получалось. Она погибала, устраивая нагноение и медленно капсулируясь. После чего и получался такой вот небольшой выступ-шрам. Если верить тому, что писали путешественники об этом обычае, каждый шрам — это убитый аборигеном человек.

Убил мужчину — нанес шрам на правую руку. Или правое бедро, если на руке уже нет места.

Убил женщину — шрам на левую руку.

Но я честно сказать в это не особо верю — опять же, не те времена. Слишком много шрамов на телах этих аборигенов. Если бы каждый шрам был «звездочкой на борту самолета» за «сбитого» врага — где напастись столько врагов? Мурси тогда давно бы перебили сами себя! Скорее всего, эти шрамы в настоящее время имеют чисто декоративную функцию. Хочешь быть красивой — выбей зубы, вставь дурацкую тарелку и наделай у себя на теле кучу шрамов. И тогда тебя каждый мужик полюбит! И даст за тебя семье много зебу.

То же самое насчет мужчин. Африканцы вообще склонны к украшению своих тел — что мужчины, что женщины. Эдакие дикие метросексуалы. Обвешаются всякой дрянью, распишут тело, и ходят — гордые, важные, как павлины.

Но есть и еще одна версия — представляющаяся мне гораздо более сомнительной. Якобы эти вот личинки, которых мурси гнобят у себя под кожей до самой их бесславной гибели дают аборигенам иммунитет против болезни, разносимой мухой це-це. То есть — так называемой «сонной болезни». Это бич Африки — муха це-це. Она вонзает в жертву хоботок, пьет кровь, и заражает человека простейшими паразитами, которые размножаются в крови и медленно, но верно его убивают. Уничтожают мозг, центральную нервную систему и все такое прочее. Даже если излечишься — станешь полуидиотом. Хотя шанс излечиться без специальных лекарств очень и очень маленький. (Какой может быть иммунитет против паразитов!? Чушь!)

Люди бегут из тех мест, где массово размножились эти мерзкие мухи, и натуралист Гржимек даже сказал, что муха це-це есть благо для Африки — если бы не она, не осталось бы никаких первозданных мест на континенте, все бы заняли и опоганили людишки.

Кстати сказать, насчет опоганивания — верится. Как посмотришь фото африканских городов — это даже не безобразие, это какая-то беда. Африканцы живут на помойках, в которые превращают все населенные пункты, в которых они осели. И для меня всегда было загадкой — почему они такие грязные, почему не соблюдают элементарных правил гигиены и мусорят себе под ноги, а еще — как они умудряются выжить в той помойке, в которую превратили природу вокруг себя.

Итак: двое колдунов и одна колдунья — сытенькая такая, можно сказать в теле молодая бабища — и тоже без дурацкой тарелки в губе. Все трое увешаны амулетами с ног до головы, все трое раскрашены узорами, сделанными белой краской. Хмм…кстати, если вернуться к той же мухе це-це: как я некогда узнал, муха не нападает на зебр. Она их просто не видит. Она не видит белого. Чередование белых и черных полос лучшая защита от проклятой мухи. Мерзкая муха не узнает объект нападения! И не нападает. И вот секрет боевой раскраски аборигенов. Плевать на померших под кожей личинок, плевать на иммунитет — раскрасся, и муха це-це тебя не найдет.

Колдуны завывали, трясли частями тела, народ, собравшийся вокруг — благоговейно внимал этим бесноватым (А тут собрались сотни и сотни благодарных зрителей! Упустить такое зрелище — век себе не простишь! Цирк и клоуны!). Потом тот колдун, который обещал мне всяческие кары и устроил изнасилование вонючими бабцами, выступил вперед и начал вещать неприятным, визгливым голосом. Из его речи я скоро узнал, что коварные враги из деревни Нвамба призвали к себе на помощь белого демона, одного из самых сильных демонов-фаранджи (спасибо за высокую оценку моих скромных умений!). Этот колдун одним махом убил пять десятков воинов мун, но был повержен доблестными колдунами деревень Гамхи и Нгонга. Ибо никакой фаранджи, будь он трижды демоном смерти, не может устоять перед могуществом настоящих великих колдунов мун!

Вот это, кстати, абсолютное вранье и присвоение себе чужих заслуг. Я сам себя вырубил, пропустив через себя излишнее количество Силы. Вот если бы валял нападавших штук по пять, как из пулемета — ничего такого бы и не случилось. А я решил, что для меня любые колдовские штучки сойдут с рук. Не сошли. Я и в отключке-то был скорее всего минуту или две, но этого врагу хватило чтобы взять меня в плен. А обставили все так, будто они со мной бились едва ли от рассвета до заката, я сопротивлялся, но не смог устоять перед настоящими молодцами. Потому что я суть фаранджи, глупый козел и протухший кал зебу.

Ну вот такая примерно была речь, похожая на эпос «Калевала», или на «Махабхарату». Похожесть с известными эпосами усугублялась тем, что колдун рассказывал это все нараспев, возвышая и драматически понижая голос в нужных, особо интересных местах.

Из слов декломатора следовало, что я вызывал дождь из ядовитых змей (неужели можно?!), толпу бегемотов, которые пытались растоптать доблестных воинов, поднимал трупы убитых мной бойцов и направлял их на могучих колдунов, которые со смехом, одним движением руки повергали мои проклятые орды. («Направо повел рученькой — улица! Направо — переулочек! Бился так Илья Муромец…») Так-то понятно — руководство рассказывает электорату, как круто заботится о его безопасности. Но для искушенного мозга это было все-таки очень смешно. И вот как рождаются легенды.

Народ верил каждому слову. Народу, как всегда, было совершенно наплевать, врут колдуны, или нет — народ ждал зрелища. Упоительного, красивого, веселого зрелища — приношения в жертву двух вражеских колдунов.

Ну и закончилась речь кратким объяснением — откуда растут ноги у этой ситуации. Почему не рассказали сразу, начали с эпоса о борьбе с белым колдуном-франаджи — я не знаю. Ну вот так захотели! Это же Африка, тут все делается через задницу. И причин этого человечество, наверное, никогда не узнает. Просто мозг у них такой…африканский!

Итак, если верить колдуну — «мои» мурси были самой настоящей сволочью, и чтобы эту сволочь искоренить, объединились три деревни, вернее даже три клана в каждом из которых имеется несколько деревень. «Мои» мурси нападали на стада, убивали пастухов, и время от времени делали набеги на соседей, что здесь похоже считается чем-то вроде спорта. Но вот однажды они досадили всем, кому только было можно досадить, и соседи решили их искоренить. И кстати — переговоры никакого значения не имели. Это была военная хитрость — отвлечь внимание, потянуть время для перегруппировки, и навалиться сразу со всех сторон. Что они и сделали. Перебили мужчин и мальчиков, женщин и девочек забрали в полон. Кстати, похоже на то, что те девицы, которыми меня пользовали, были как раз из захваченных, из полонянок. Их решили использовать в роли инкубаторов белых колдунов.

Выяснилось, почему не могли искоренить врагов раньше, до этого самого момента. Старуха-колдунья славилась колдовской мощью и особо вредным нравом. Чтобы ее одолеть понадобилось призвать трех самых сильных колдунов. Я видел только двух — баба, наверное, колдовала где-нибудь в кустах. Вот такой был сейчас расклад.

Я еще слушал обвинительный приговор, когда старуха, чей локоть касался меня, передала мне мысленной связью:

— Они сейчас меня убьют. Мне на это помочиться — я прожила большую и хорошую жизнь. Одно только хочу — чтобы они все сдохли, особенно вот эти два дурака, и самое главное — эта обосранная зебу Дамбадзу! (в переводе — «Непрятность», говорящее имечко для колдуньи!». Когда они меня станут убивать, я передам всю мою силу тебе и уйду к Великому Господину, мне и так давно было пора. А ты не будь сраным зебу — придумай что-нибудь с моей Силой и всех их забей. Понял, фаранджи?

— Я Вася.

— Я Идж. Помни меня, Вася! Я отдам тебе все! Все, что у меня есть! И ты постарайся забрать как можно больше! Чем больше ты заберешь, тем больше у тебя будет Силы! И умения! Помни — когда они меня будут убивать, не раньше!

Отвратительно. Я старался не смотреть на то, что они делали со старухой. Кричать Идж не могла — из-за кляпа во рту, только утробно выла, а еще я слышал, как с ее тела стекает, булькая, кровь.

Свежевала ее колдунья, довольная, будто выиграла в лотерею — медленно, основательно, не спеша. И длилось это с полчаса, не меньше. А может и больше. И все это время я с глухой тоской думал о том, что происходящее реально, и что закончив с колдуньей то же самое проделают и со мной. И внутри у меня все сжималось и холодело.

Когда колдунья передала мне «Пора!» — я даже сначала не понял, что значит это — «Пора», и только когда почувствовал, что нечто тычется в мой мозг, в мое тело, что-то вроде огромного теплого энергетического сгустка, я сделал…мысленно сделал — «вдох». Огромный такой вдох, какой делаешь, выдохнув до предела и потом всасывая до самых золотых мошек в глазах, до звона в ушах, до самого «не хочу!».

Да, я все-таки посильнее колдуньи, это точно. И «объемистее» ее. Я всосал всю ее Силу, всю ее сущность, все, что вылетело из мертвого тела колдуньи, когда ее Ка отправлялось на прогулку по миру. Я всосал ее Ка!

В ушах звенело, тело задергалось в судорогах, это наслаждение было посильнее того, которое я испытал разом убив полсотни людей! Это было невероятное, непредставимое наслаждение! И теперь я понимаю, почему колдуны норовят убить своих так сказать коллег. Один раз испытав такое наслаждение, потом ты всю жизнь будешь стремиться испытать его снова.

Удивительно, почему это рыжий колдун так запросто меня отпустил, не убив и не выпив до дна? И тут же пришло понимание — а может он боялся?! Боялся вступить со мной в открытое сражение?! Ведь на самом деле он едва от меня ушел! Воспользовался готовым порталом и сбежал! Пусть я неумелый, пусть я торопыга, не знающий, как правильно воспользоваться своей силой, но…я по-настоящему силен!

Это как в том анекдоте о дуэли Ильи Муромца и француза, мастера фехтования. Вышли они на дуэль, а француз что-то лопочет, потом подскочил к Илье и мелком нарисовал у него напротив сердца белую точку. Илья удивился, спрашивает Алешу Поповича: «Алешка, чего он там лопочет и рисует, переведи!» Алеша и перевел: «Это он нарисовал мелом, в какое место заколет тебя своей шпагой!». Илья хмыкнул, и говорит: «Алешка, обсыпь его мукой и дай мне мою булаву!»

Вот похоже, что и я так — на уловки не горазд, на всяческие там фехтовальные приемчики не очень, но вбить в землю-матушку какого-то там рыжего демона — это всегда-пожалуйста. Магической силы у меня хватает с избытком, спасибо старому колдуну и маме, меня родившей.

Когда истязательница заметила, что старуха мертва, она даже завопила от досады, и одним ударом мачете снесла ей голову, забрызгав меня кровью и едва не раскроив скулу. Кончик мачете рассек мне кожу, и по шее тут же заструилась кровь.

— Эй, Дамбадзу, это моя жертва! — завопил колдун, у которого на груди я заметил мой бриллиантовый амулет — Я его буду убивать! Ты зачем его попортила?!

— А ты зачем выпил старуху Идж?! — так же яростно завопила молодуха — Я должна была ее выпить, я! А ты выпил! Тогда я выпью твоего фаранджи!

— Фаранджи мой! — колдун показал розовый бриллиант на цепочке — Видишь? Это я с него снял! И фаранджи мой! А Идж я не пил!

— А кто пил?! — колдунья уткнула руки в боки и нависла над обоими колдунами. Она была выше их на полголовы и тяжелее каждого из них килограммов на двадцать. Монументальная бабища!

— Я не пил!

— Я тоже не пил!

Оба колдуна вопили, перекрикивая друг друга, и на них орала колдунья. И все это вылилось в такую какофонию, что хоть уши затыкай. Ко всему прочему вопила и толпа зрителей, с интересом наблюдавших за сварой трех их самых влиятельных членов общества.

Так колдуны орали не менее чем минут десять, затем они утомились, и колдун с моим амулетом оттолкнул бабищу и рванулся ко мне:

— А может это ты выпил Идж, бледный червяк?! Мерзкий фаранджи!

Я чувствовал биение Силы в моем накопителе, она была совсем рядом — потянись, схвати рукой эту розовую каплю, и…и все! Все закончится! Но я не могу. Руки намертво связаны, и я не могу коснуться «капли». Или могу?! Он совсем рядом…рядом…РЯДОМ! Потянись, и достанешь…потянись, потянись!

Колдун был от меня совсем рядом — он приблизил свое выкрашенное белым лицо совсем близко, почти вплотную — ухмылялся, скаля белые зубы, и от него пахло тухлятиной и кровью.

Амулет, подхваченный моей невидимой «рукой», приподнимался все выше и выше, цепочка, сдерживающая его, натягивалась, а я смотрел в ухмыляющееся лицо колдуна и не думал ни о чем, кроме как о невероятном, сметающем все преграды желании коснуться амулета. Завопила колдунья, указывая на поднявшийся амулет, колдун обернулся к ней, видимо, чтобы узнать, чего она хочет, но было уже поздно. Амулет коснулся моей кожи. И я всосал в себя столько Силы, сколько мог. А мог я теперь много! Теперь во мне была еще и колдунья, и я чувствовал, что стал еще сильнее! Не знаю насколько именно, но сильнее!

Первое, что сделал — выплюнул заклинание, которое делало веревки ветхими. Не знаю, откуда оно взялось, это заклинание, но теперь я его знал. И оно не отбирало много энергии.

Потом рванул рассыпающиеся в труху веревки, отделился от столба и упал на проклятого колдуна, вцепившись ему в глотку онемевшими, будто деревянными руками!

Что-то мелькнуло, я неимоверным усилием сумел перевернуться так, чтобы оказаться на земле спиной, не выпуская колдуна, и тут же на меня брызнула кровь!

Тебе моя жертва, Морана! — мелькнуло у меня в голове, а потом я всосал Силу колдуна, изогнувшись от наслаждения и едва не потеряв сознание (вот была бы хохма!)

Но расслабляться некогда. Почивать так сказать на лаврах. Надо мной стояла здоровенная бабища с мачете в руке, и если бы я не успел прикрыться телом несчастного ублюдка, тут же мне пришел бы конец!

Или не пришел…потому что сейчас вдруг вспомнилось, что среди амулетов на груди колдуна висели и два моих защитных — от магии, и от физической угрозы. И теперь они касались моей кожи.

Бац! Бац! Бац!

Колдунья рубила мачете, пытаясь отрубить мне ноги, но амулет отводил все удары, и чертова бабища ругала меня самой грязной руганью, какую могла придумать. Но надо сказать, что против наших ругательств ее, африканские словечки не шли совершенно ни в какое сравнение. У нее все ругательства крутились вокруг зебу и способов их случки и опорожнения кишечника — никакого, совершенно никакого простора фантазии!

Изловчившись, я схватил колдунью за руку, вцепившись так, как если бы от этого зависела моя жизнь. Ага, смешно…потому что именно от этого моя жизнь и зависела! И мне обязательно нужно было коснуться этой бабищи!

«Ты не можешь причинить мне вреда! Ты не можешь допустить, чтобы мне причинили вред! Ты сделаешь все, чтобы мне было хорошо!»

Я собрал все свои силы, все силы, которые ранее принадлежали старой колдунье и колдуну, которому «случайно», по моей вине отсекли башку, и вломился в мозг Дамбадзу, впечатывая, выжигая мой приказ навечно, навсегда, до конца ее жизни! Я собрал столько Силы, сколько мог потянуть из накопителя, который все еще касался моей кожи, и ударил колдунью моим приказом! Это был самый верный способ сохранить жизнь, и этого случая я и ждал.

Колдунья охнула — я слышал это, что-то хлопнуло, будто кто-то выстрелил пробкой из бутылки шампанского, и явственно завоняло горелым мясом. Запах был таким, как если бы кто-то жарил шашлык и уронил кусок на раскаленные уголья. Шипение и запах.

Видеть, что случилось я не мог — кровь из перерубленной почти напрочь шеи колдуна залила мне глаза, и я никак не мог их протереть, прижимая к себе теплый, все еще подергивающийся труп. Кровь булькала, фонтанируя так, что казалось — это не сердце ее толкало, а самая настоящая электрическая помпа. Хорошее сердце у колдуна, сильное! Теперь пропадет зазря. А мог бы стать донором!

Я глупо хихикнул по этому поводу (ну какая чушь лезет в голову в самый что ни на есть неподходящий момент!), и начал пытаться содрать с агрессора мои амулеты и самое главное — амулет-накопитель. Это у меня сразу не получилось, потому что голова колдуна уютно устроилась у меня на плече, прикрепленная к телу мертвого аборигена полоской кожи и мышцев, так что цепочки, которые я пытался стащить с этого воришки, цеплялись за неровности, образовавшиеся с помощью острого мачете и никак не хотели вернуться к своему владельцу. Тогда я выматерился, одной рукой схватился за труп, другой за эту самую полоску, удерживающую голову колдуна и рванул что есть сил, окончательно отделяя голову от трупа!

С глухим стуком голова упала где-то рядом со мной, и теперь дело пошло не в пример веселее. Не заморачиваясь с разделением амулетов на мои и чужие, я надел всю вязанку себе на шею и только тогда уже занялся протиранием глаз. И тут же увидел, что второй колдун бежит ко мне справа, держа в руках копье с неприятно-острым на вид блестящим наконечником, и целит оным прямиком мне в лицо. И было видно, что с копьем колдунишка работает ничуть не хуже, чем его подчиненные-воины.

Выпад!

Копье вонзается в землю рядом с моим лицом, засыпая глаза мелкой глинистой пылью.

Выпад! Выпад! Выпад!

Амулет все еще работает, но у меня такое ощущение, что после испытания автоматами Калашникова и всякой такой лататой в ближайшее время ему должен прийти конец. Амулеты не вечны, его тоже нужно подзаряжать! Разрядится — вообще может развалиться, как автомобильный аккумулятор без зарядки. В амулете всегда должен находиться заряд энергии — это ко мне на помощь пришла запись из дневника старого колдуна.

Кряхтя, я с трудом, соскальзывая руками по залитому кровью телу перевалил труп колдуна в сторону (Почему-то мертвецы ужасно тяжелые! Я не знаю — почему так, но это факт! Таскал трупы по роду своей службы, знаю). Поднялся на ноги — с трудом, хотя кровь уже и прилила к ногам — и когда колдун сделал свой очередной выпад, левой рукой поймал копье и с силой дернул его на себя. Колдун, не ожидавший такой подлой агрессии от жалкого фаранджи-червяка провалился в выпаде, едва удержавшись на ногах, подлетел ко мне на расстояние вытянутой руки и получил от меня великолепный крюк правой!

Бил я от души, со всей своей пролетарской ненавистью к мракобесам-колдунам, угнетающим белых туристов вроде меня, вложил всю мою ярость изнасилованного десятью бабами альфа-самца, так что у колдунишки не оставалось совершенно никаких шансов. Вообще-то это мой коронный удар — я все-таки можно сказать КМС по боксу, знаю, как и куда бить.

В общем, челюсть гада хрустнула и ушла в сторону, а ее владелец опал как озимые, свалившись на землю и закатив глаза, демонстрируя желтые герпесные белки. И вот теперь я могу осмотреться по сторонам! Итак, куда подевалась Дамбадзу?!

Колдунья обнаружилась в двух шагах от меня. Она лежала на земле без сознания, а на между ее могучими грудями виднелось черно-красное пятно — кровь, лохмотья кожи, белые кости, выглядывающие из-под сожженного мяса. Отвратительное зрелище! И непонятное. Что же с ней такое случилось?! Что это было?!

И тут же понял: моя работа. Я прорвался через ее защитный антимагический амулет, который взорвался, не выдержав моего напора И вот результат — теперь я вижу, что бывает, когда ты уничтожаешь амулет противника. Я его можно сказать перегрузил потоком энергии, и он просто-напросто взорвался.

Кстати сказать, дневник старого колдуна прямо указывает на подобную опасность. Старый экспериментатор потратил пятьдесят лет, чтобы добиться формулы, которая позволит создать не взрывающиеся в такой ситуации амулеты. И сделал это! Мой амулет в случае чего не взорвется, а просто тихо и мирно рассыплется в прах. Как, кстати, и амулет физической защиты. И честно сказать — меня данное обстоятельство немало порадовало. Ну кому охота вот так валяться на земле с размешанной в кашу своей грудинкой?!

А ведь она жива…вон как грудь подымается в дыхании…интересно, что у нее там внутри? Может и сердце в кашу?

И тут мимо пролетело копье, вонзившись в землю, загрохотали выстрелы! Я ведь и забыл про этих простых ублюдков, которые наслаждались красочным зрелищем пыток! Ну, держитесь! Фаранджи рассердился!

Я выпрямился, оторвав взгляд от распростертой колдуньи, мгновенно вычленил взглядом главных агрессоров — и покрыл их позором и проклятьем!

Да, я не знаю, что им послал. Как не знаю — чем лечу людей. Никаких тебе заклинаний, никаких завываний и причитаний — чистое желание нагадить ближнему своему. Сделать так, чтобы он сдох. Ты желаешь врагу смерти, из тебя изливается магическая энергия, долетает до «мишени», и…вуаля! «Мишень» вдруг бледнеет, хватается за грудь, и падает, к моему злобному удовлетворению! И не надо тебе никакого автомата-пистолета, не надо копий-мечей, просто укажи на чела и пожелай, чтобы он помер! Красиво!

Ну…с моей точки зрения — красиво. Наверное, вот этот на удивление высоченный придурок, недавно метнувший в меня копье, думает теперь совсем иначе. Ему кажется — некрасиво бросаться в людей заклятьями, после которых еще и покрываешься гнусными черными нарывами (Да, покрылся! И это очень интересно! Ну…для науки интересно. Что за болезнь?).

У каждого в этой жизни свое представление — как жить, что делать, и чем добывать свой хлеб насущный. Я вот черный колдун, который теперь стал чуточку сильнее и намного злее. А ты — воин мурси, которому приятно смотреть, как со старухи живьем сдирают кожу. Каждому свое, как сказал один исторический персонаж. К слову сказать — очень плохо кончивший. Хмм…двусмысленно как-то, да…

Я поубивал еще десяток, пока зрители не вкурили — надо отсюда делать ноги и как можно быстрее! Десять душ Моране — да, я должен быть у нее на очень хорошем счету! Самый что ни на есть настоящий Жнец! Король Жнецов!

Кстати, а не есть ли эта способность убивать на расстоянии неотъемлемое свойство всех Жнецов? И умение это дадено мне Мораной!

Очень, очень интересно! Раньше ведь такого не было! Или было, да я такие способности не применял?

Хмм…задумался. Стал вспоминать, и…пришел к выводу, что вообще-то мне и негде было что-то такое применять. Я ведь напрямую не убивал. Я подчинял, а потом отводил к тем, кто с жертвами разберется до самого тех конца. К русалкам, к примеру. Или к той же кикиморе. Хмм…очень сексуальная девушка, эта кикимора! Фигуристая! Если бы не такая зеленая, и если бы не зубы с когтями…

Это еще что такое? Похоже, что ночное снадобье до сих пор не перестало действовать! Напоили афродизиаками, чертовы твари! До сих пор…хмм…да, до сих пор возбужден! Так и торчит, гад! Тьфу!

Постаравшись выкинуть из головы всяческие глупости насчет женского пола, пошел к колдунье, которая находилась в последней стадии издыхания, возложил на нее руки и принялся залечивать раны.

Да, досталось ей крепко. При взрыве амулета переломило кости грудины, и острый край ребра дошел практически до самого сердца. Как она сумела дожить до моего лечения — даже и не знаю!

Тьфу! Опять я несу чепуху! Знаю, конечно! И не сдохнет она без моего лечения! Это же колдунья, черт подери! Отлежалась бы, организм залечит раны, и снова побежала творить свои черные дела. Но она мне очень нужна — как проводник и организатор доставки моего тела в пункт, где имеется поле с железными птицами. Одна из железных птиц унесет меня к светлому будущему.

Рана на груди колдуньи затянулась, сердце забилось ровно и уверенно. Она открыла глаза, всмотрелась в меня…и я напрягся! Вот сейчас вытянет руки, вцепится в глотку, и давай вопить свои гнусные заклинания! Вдруг амулет все-таки защитил ее от ментального нападения? Пусть даже и взорвался.

Но колдунья только улыбнулась, сделавшись довольно-таки симпатичной женщиной, хотя и полноватой на мой прихотливый взгляд, и глубоким грудным голосом сказала:

— Ты должен сделать мне ребенка, фаранджи! Это будет великий колдун!

Я вздохнул облегченно, и заверил, что такая честь была бы мне очень даже лестна, но этой ночью проклятый колдун привел ко мне толпу осатаневших баб, и после них никакой речи о производстве новых колдунов идти вовсе не может. А ждать, когда я восстановлю свои силы тоже нельзя — меня ждут великие дела во имя Демона Смерти и Богини Смерти, и потому мне нужно срочно выдвинуться туда, где бывают фаранджи на своих железных зебу, чтобы эти самые фаранджи доставили меня к гнездовищу железных птиц.

На что колдунья меня заверила, что очередная экскурсия появится в соседнем селении послезавтра, и она уверена, что эти фаранджи будут рады отвезти меня в аэропорт Аддис-Абебы, или они им всем вместе с гидом бошки поотшибают.

Так я узнал о том, что мурси не все такие дикие, как мне думалось, а еще о том, что не все то, что начинается плохо — заканчивается еще хуже.

А после я пошел к лежащеиму без сознания колдуну со сломанной в трех местах челюстью (Силен я стал, ого-го! Не только с женщинами силен! Пусть даже и со снадобьем), и сдернув с него амулеты во избежание взрыва, быстренько привел в подчинение себе, любимому. Ну а затем вылечил его сломанную челюсть. Можно было бы конечно отправить его душу к Моране, но не будет ли ей слишком жирно? Сколько я душ уже к ней отправил? Хватит на несколько лет вперед!

А я-то боялся — где возьму жалких десять душ? Спасибо рыжему колдуну, «помог»! Как говорят англичане: «В каждом свинстве есть свой кусочек бекона».

Отправить