Никто ничего не понял — да и как они могут понять? Во мне сидели десятка два Тварей. Они же Бесы. Они же энергетические сущности. Что мне стоит взять парочку и подсадить их прямо в тело Юсаса? Да ничего не стоит! Как и любому другому Альфе. И так же мне ничего не стоит активировать этих Тварей. Теперь, брат мой Юска, будешь ты Альфой! И держись, народ — это вам не простого мальчишку мордовать! Альфа — это серьезно! Альфа — это всем вам писец!
После активации Юсас потерял сознание. Оно и понятно — встряска для организма просто невероятная! Только представить — в тебя вдруг вселяется энергетическая сущность, занимая твой мозг, пронизывая тело от макушки и до самой пятки! А если их два, этих Беса? Один «магический», один «физический»? Да тут как обухом по голове шандарахнули!
Вот на то я и рассчитывал. Этого я и хотел! Что бы теперь ни случилось со мной за это время — Юс не пропадет. Теперь — его трудно обидеть. Вернее — опасно!
— Отнесите его поспать и поесть! — приказал я холодным командирским тоном, и «крыса» дернулся бежать, исполнять. Рефлексы, однако? — И еды ему побольше, и питья! Настрадался мальчишка, сомлел. Ну что рты разинули? Берите и несите… придурки! Завтра ко мне его приведете! Да снимите с меня эту дрянь… шею натерла, гадина! И как в таких ходят рабы? Не люди вы, а мрази. Твари поганые! Ууу… так бы и врезал… гады!
Когда Юсас услышал голос Дегера — он едва не упал без сознания. Дегер здесь! Теперь все будет хорошо! Дегер все решит, со всеми негодяями разберется!
И слезы. Они текли сами по себе. Юсас никогда так много не плакал. Он вообще забыл, когда плакал. Улица приучает сдерживать эмоции, особенно такие. Над твоими слезами только посмеются, слезы — повод для глумления. Плакать можно, но только так, чтобы никто не видел — наедине сам с собой, забившись в темный уголок.
Дегер что-то говорил, и голос его, холодный, командирский, был совсем не похож на голос прежнего Дегера — спокойного, даже равнодушного великана. Это был голос человека уверенного в себе, сильного, знающего себе цену, и… злющего, как демон! На кого Дегер злился, Юсас не знал, но осознавал только одно — злился он точно не на Юсаса. Ведь он не может злиться на брата! Не за что на него злиться!
А потом сопровождающий шепнул в ухо: «Иди к своему Дегеру! Шагай вперед!» — и Юсас пошел. Пошел, едва не падая — то ли от усталости, то ли от переполнявших его эмоций. А когда Дегер обхватил руками плечи Юсаса и сжал его так, что трудно стало дышать — Юсас снова не выдержал и зарыдал.
Все накопленное за время с того страшного момента на Арене — вся боль, все унижения, весь ужас того что случилось с Юсасом за все это время — вылилось в рыданиях. И в очередной раз Юсас подумал о том, что если бы не надежда на Дегера, если бы не слепая вера в то, что Дегер жив — Юсас никогда бы не смог дожить до этой секунды. Он давно разбил бы себе голову о ближайшую стену. Только вера в названного брата удержала его здесь, на этом свете.
И ни разу он не подумал о том, что это все могло было быть и зря… ведь Дегер сидел закованный в цепи!
Когда в голове Юсаса вспыхнул свет — он вдруг на долю секунды подумал о том, что случилось очередное чудо, и каким-то образом обрел новые глаза. Но только на долю секунды. Потом его вдруг затошнило, но прежде чем освободиться от съеденного, мальчишка провалился в беспамятство. Глухое и черное, как и его слепота.
Очнулся он на той же кровати, где и в прошлый раз. Или на такой же кровати. Юсас лежал поверх одеяла на спине, и когда сон покинул его душу, стал медленно приходить в себя, вспоминая то, что происходило с ним… неизвестно когда. Сколько он пролежал здесь, в этой комнате не пахнущей ничем (тут долго никто не жил, точно!) — это знают только те, кто его сюда притащил. Последнее, что запомнил Юсас — руки брата, обхватывающие его плечи. А потом… потом — вот эта комната.
И у него чесалось. И зудело. Так зудело и чесалось, что просто слов нет! Чесалась культя ноги, чесались культи на месте пальцев, чесались глазницы, чесался и горел обрубок языка — он будто распух, стал больше!
И хотелось есть — страшно хотелось есть! До боли! До скрежета зубовного! Скрежета?!
Юсас даже вздрогнул — зубы! У него появились зубы! Он коснулся их губами, когда по недавно образовавшейся привычке сжал губы, всосав их в рот! Раньше тут были только десны, в которых торчали острые остатки зубов — иногда Юсас забывшись ранил о них губы. Теперь — на месте пеньков торчали зубы! Небольшие, но самые настоящие — резцы! И он… коснулся их языком!
Юсас не поверил своим ощущениям, постарался высунуть язык и с восторгом, ужасом почувствовал, как язык облизывает губы! Как всегда — облизывает! Как раньше! Как тогда, когда он еще не был жалким уродом!
Юсас даже заплакал, ругая себя за слабость, не достойную мужчины. Сильно его надломили пытки, и он, Юсас, прекрасно это понимал. Он ведь никогда не был дураком. Совсем наоборот…
Рука дернулась, ощупывая левую руку, и снова Юсас едва не завопил — в голос, от души, как кричит малыш, нашедший серебряный империал: «Ееэээсть!» Пальцы отросли! Не совсем еще, не до конца, и были они горячими, болезненными на ощупь, но отросли! Все было на месте — суставы, косточки, мясо — хотя мяса было еще маловато. Пальцы чувствовали, их было приятно щупать, трогать, гладить…
Рука скользнула к голове, и… Юсас едва не потерял сознание — они были! Были! Его глаза!
Он долго не мог себя заставить открыть веки. Долго — целую минуту или больше. Казалось бы, что такого — рраз! И открыл! Но не мог. Откроешь, а глаз-то и нет! Вернее — они не видят! Новые глаза — не видят! И что тогда?
Теперь — надежда. А тогда не будет никакой надежды. Глупо, конечно, но… вот так.
Когда свет ударил в глаза Юсаса, он не зажмурился. Он боялся закрыть веки. Даже когда слезы полились ручьем, и резь стала нестерпимой, Юсас не закрыл век. Наоборот, он раскрыл их так, что казалось — веки сейчас порвутся, так и останутся в открытом положении. И только мысль о том, что новые глаза могут испортиться, заставила его заморгать, и спрятать их за кожаные «одеяла».
Он снова улегся на кровать, подогнул ногу и стал ее щупать. Культя горела огнем и зудела, чесалась, и Юсас точно знал — нога стала длиннее. Она растет!
Хотел снова сесть, как следует рассмотреть культю, но не успел. Громыхнул засов, дверь скрипнула и открылась.
— Вот! — голос «крысы» Юсас узнал бы среди тысяч голосов. Слепой быстро учится слышать оттенки звуков и узнавать голоса. — Смотрите, господин Дейрас! Видите? У него отрастают пальцы! И зубы выросли! И самое главное — глаза! У него выросли глаза!
— Ты уверен? — голос того, кого назвали Дейрасом, был наполнен искренним удивлением. — Как это, выросли глаза?! Его кто-то лечил? Какой-то лекарь?
— Нет! Никто! — «крыса» был преисполнен почтения, и Юсас понял, что Дейрас важный человек. — Я бы точно знал, если бы такое случилось! Я все время был рядом с ним!
— Как его зовут?
— Юсас! И вот еще что — у него язык отрос! Я смотрел!
Молчание, цоканье языком. Потом толчок в плечо Юсаса:
— Эй! Вставай! Ты слышишь меня?! Встань!
— Вы… чо… так… орете?
Язык Юсаса едва поворачивался. Он отвык им пользоваться! Слова приходилось буквально выдавливать из себя, но каждое слово, которое получалось, наполняло Юсас радостью и счастьем! Он говорит! Он снова говорит! И теперь будет жить хорошо!
— Ты как говоришь с господином Дейрасом?! — «крыса» был демонстративно возмущен. — Он лекарь его императорского величества! Первый лекарь трона!
— И что теперь? — выпалил Юсас уже легко, почти как прежде. — Я что теперь должен упасть ему в ноги, раз он лекарь? Чего вам от меня надо?
— Да ты наглец! — задохнулся «крыса». — Да как ты смеешь?! Да я…
— Тихо! — приказал Дейрас, внимательно разглядывая Юсаса. — Не мешай. Молчи! Скажи, юноша, тебя кто-то лечил? Какой-то лекарь творил над тобой какое-либо заклинание?
— Нет, — не пытаясь изобразить уважение ответил Юсас, сквозь щелки между веками разглядывая лекаря. Глаза еще слезились, яркий свет из окна мешал смотреть. Но слезы текли уже не так обильно. Начал привыкать.
Лекарь был мужчиной лет сорока пяти-пятидесяти, стройный, с хорошей выправкой, похожей на выправку военных. Скромно одетый — в простой темно-синий камзол, украшенный на обшлагах и по воротнику серебряной нитью. Этот костюм походил на какую-то форму, и возможно — таковой и являлся.
И Юсас знал, что Первый лекарь — это большой чин в лекарской иерархии. Чтобы стать Первым лекарем трона, надо быть не только сильным магом и лекарем, но еще и умным человеком, сведущим в дворцовых интригах. Иначе ведь сожрут и не поморщатся!
Юсас читал об этом в одной из книг, что попались ему среди украденных вещей, принадлежащих ранее купцу с севера. Они с Семагом как-то поперли из повозки купца целый сундук, пока купец ходил договариваться в гостиницу насчет ночлега. Возчик как раз вышел помочиться, и в повозке никого не осталось.
Когда тащили — думали, что разбогатеют. Что взяли купеческую кубышку с деньгами! Оказалось — это были книги. Книги тоже стоят денег, и очень неплохих денег, однако продать их за настоящие деньги просто невозможно. Клиентов мало.
Так вот, прежде чем продать — Юсас перечитал все эти книги, а раз отсутствием памяти он не страдал, то и запомнил из них очень многое. И среди книг была одна, называющаяся: «О придворных нравах, этикете и рангах». Там все было описано — как живут во дворце, какие должности тут имеются, и как надо вести себя в присутствии важных господ. Фактически это был учебник для слуг. Не простых слуг, а слуг высшего ранга. Тех, кто допущен непосредственно к телам императорской семьи и важных вельмож.
— Одержимый! — кивнул своим мыслям лекарь. — И он стал одержимым буквально в последние дни. С кем из магов он соприкасался?
— Одержимый?! — «крыса» едва не отшатнулся, с недоверием и даже испугом глядя на Юсаса. — Вообще-то его лечила старая ведьма! Что живет возле порта! Но она слабая магиня. Ну… так говорят! Она его лечила.
— А ты говоришь, его никто не лечил! — скривился маг, и лицо его, узкое, хищное, стало некрасивым и злым. — У меня такое ощущение, что в крысы набирают одних идиотов! Я же четко спросил — его кто-то лечил?! А ты что мне сказал?!
— Ну я думал… эээ… я думал — ведьма не считается! — пролепетал «крыса». — Думал, за последние дни! А еще он касался своего друга, Дегера! А тот ведь тоже маг!
— Маг… — лекарь повторил эхом и задумался. — Неужели… хмм. Парень… как там тебя? А! Юсас. Покажи руки. Ну?
— Есть хочу. Если я щас не поем — я умру! — страдальческим тоном заявил Юсас, и маг снова кивнул головой:
— Организм восстанавливает ресурсы!
И тут же, «крысе»:
— Если вы его как следует не покормите, он может и умереть. Ему нужно много еды и питья. Очень много. После восстановления он будет испытывать сильный голод. Вернее — уже испытывает. Если не дать ему пищи, организм съест сам себя.
— Да есть у него еда! Вон, на столе! Пусть жрет! Я-то что?
Юсас тут же зашевелился, сел, поводя головой из стороны в сторону, и обнаружив искомый объект, тут же попрыгал к нему на одной ноге. Вторая еще как следует не отросла и была короче на целую пядь.
Через минуту он уже жевал и глотал — давясь и наслаждаясь каждым кусочком съеденной пищи, не замечая ни вкуса, ни того, как внимательно следит за ним маг-лекарь. А тот молчал и думал о своем. О чем — не мог догадаться ни Юсас, ни его конвоир, тихонько перекатывающий в кулаке два серебряных империала. «Крысе» очень хотелось выпить. А еще — бабу. И уж точно не хотелось торчать в этой комнате и смотреть, как уличный мальчишка набивает свой тощий живот.
Маг молчал минут десять, потом повернулся, и пошел к двери, не сказав больше ни слова. Он был потрясен, хотя по нему это никак не было видно. И немудрено быть потрясенным — увидеть такое чудо! Чтобы вот так, за считанные часы суметь восстановить утраченные органы — это просто невозможно!
И это следовало обдумать. Поискать информацию в библиотеке, порыться в древних трактатах. До сих пор никто не знает — что же такое одержимость. Даже инквизиция, призванная бороться с такими проявлениями демонизма. Но демонизма ли? Кто это решил? Почему одержимых преследуют? И всех ли преследуют, или только тех, кто неугоден Храму? Вопросы, вопросы, вопросы…
— Я утверждаю — этот человек обладает способностью делать одержимым любого!
Молчание. Густое, такое густое, что кажется — его можно пощупать пальцами. Кажется, что в этом густом молчании завязнут, утонут любые слова, которые падут на его поверхность. Новость была ошеломительна!
— Сжечь! — наконец выдавил из себя Великий Инкивизитор. — Сжечь и его, и того, кого он заразил! И как можно быстрее сжечь!
— Сжечь! — кивнул Патриарх, не глядя на Начальника стражи. — Это опасный… опасное существо!
— А зачем? — внезапно вмешался в разговор командир Гвардии, который до сих пор помалкивал, скучая, и не понимая, зачем его позвали. Только когда Первый Лекарь сообщил о том, о чем сообщил — гвардеец оживился, и глаза его заблестели, будто увидел перед собой толпу обнаженных молоденьких красоток. — Вы что, не понимаете важности этого события?! Не понимаете, как это может нас усилить?!
— А вы знаете, господин Дефаль, почему одержимые под запретом? — холодно поинтересовался инквизитор, презрительно изогнув губы.
— Потому, что они нарушают волю Создателя, оскорбляют своим существованием природу человека и… бла бла бла… чушь собачья! Храмовские придумки! Вам постоянно надо кого-то гонять, время от времени поджаривая свежее мясо, вот вы и напридумали этой чуши, не выдерживающей ни малейшей критики! И это вместо того, чтобы использовать одержимых, как бойцов, способных изменить ход любого сражения! Все, чего касается Храм, превращается в дерьмо! Вы тормозите прогресс!
Патриарх помотал головой, будто отрицая сказанное, и вздохнул, глядя на Дефаля, как на неразумного ребенка:
— Ах, господин Дефаль… как и всегда было — солдаты не видят дальше своего носа. Или другой части своего тела, которой, похоже, они и думают (Дефаль побагровел от злости). Представьте себе, что таких вот одержимых — много. Сотня. Тысяча! Три тысячи! Каждый из них — непобедим. Каждый способен убить любого обычного воина, даже самого подготовленного — за считанные мгновения. И он, одержимый, это знает. И мало того, что он может убить — его самого убить практически невозможно — вот как этого… Дегера! Или как он там себя называет? А-на-то-лий Кар-пов? (протянул по слогам). Итак, что мы имеем: непобедимое войско, которое нельзя уничтожить никакими известными нам средствами. И состоит оно из людей, которые знают о том, что непобедимы. И что никто им не указ! Одержимого нельзя заставить делать то, чего он делать не желает! И магия тут не помогает. Вернее — та магия, которая нам доступна. Многие из заклинаний канули в века. Утеряны навсегда.
— Магия — тоже одержимость! — не устоял перед возможностью ткнуть носом спесивого храмовника главный гвардеец. — Так почему вы одержимых преследуете, а магов нет? Следуя вашим умозаключениям, магов тоже надо сжечь!
— Хорошо. Вы все-таки овладели основами логики, доступной школярам первого уровня обучения, — с доброй, благосклонной улыбкой бросил Патриарх. — Попробуйте сейчас понять то, что я вам скажу. Да, магия тоже одержимость. Она проявляется в одержимом абсолютно случайно, и никто не знает — у кого объявится, и как это будет выглядеть. И каким магом, с какой силой магии будет этот человек. Но! Магия очень полезное умение. Это умение идет на пользу всем людям! Магией мы улучшаем урожай. Храним продукты. Лечим людей и животных. Даже свет зажигаем! А что могут настоящие одержимые? Только убивать. А еще — лечить сами себя. То есть, что мы имеем — невероятно сильного, быстрого убийцу, которого почти невозможно убить, и который никакой пользы не приносит сообществу людей! Вы вообще знаете, что большинство самых страшных убийц, маньяков, были как раз одержимыми? Одержимость делает большинство людей злобными, мерзкими тварями, наслаждающимися страданиями людей! Они сами сознавались, что страдания и боль доставляют им радость и наслаждение! Само собой — страдания других людей. Свои страдания, как оказалось, их как-то совсем не радуют. ТЕПЕРЬ вы понимаете, почему Храм и конкретно Инквизиция преследует одержимых? У нас вообще есть некая теория, что одержимость магией имеет совсем другую природу. К примеру — настоящий одержимый содержит в себе демона, питающегося страданиями и болью тех, кому носитель доставляет неприятности. И за то демон содержит его тело в полном порядке, продлевая жизнь практически до бесконечности! А вот у магов — в них вселилась другая сущность. Условно назовем ее «ангелом», посланцем Создателя. Ангел питается положительными эмоциями — радостью, наслаждением, удовольствием. Потому маги никогда не бывают маньяками-убийцами. И многие из них не любят видеть страдания людей, более того, большинство из магов — лекари! Маги, по воле своего «ангела» не перенося страдания людей, хотят их от страдания избавить! И лечат! Ну да, нет правил без исключений — и с магами не все так просто, но в большей степени теория подтверждена практикой. И теперь подумайте, как мы должны отреагировать на известие, что в нашем мире появился некий человек, который вот так, запросто делает из другого человека одержимого? Да не просто одержимого, а сильного настолько, что раны его, увечья залечиваются за считанные часы?! И даже мгновения!
Снова молчание, минуту или чуть больше, затем главный гвардеец слегка упавшим голосом прокомментировал:
— Не думал над этим. Если все так плохо… почему же мы совсем не избавились от всех одержимых? Я же знаю, что и в вашей службе есть одержимые! (Он кивнул на Стражника) И у вас (он боднул воздух в сторону храмовников) имеются одержимые, и ничего, процветают! Вам тогда они зачем, и как вы их контролируете? И самое главное — почему не сжигаете?
— Эти одержимые по силе ни в какое сравнение не идут с тем же Дегером. — Патриарх поджал губы, помолчал. — Я вообще никогда не слышал, чтобы существовал одержимый такой силы, да еще и владеющий магией! Это точно дело рук преступного беглого мага. Я хорошо его помню — честолюбивый юноша и невероятной силы маг! Увлекся черной магией и сошел с прямой дороги. Почему мы не сжигаем кое-каких одержимых? Да, не сжигаем! Да, используем. Когда нам необходимо захватить кого-то из «диких» одержимых! Кто может бороться с одержимыми? Только одержимые! Но мы ушли в сторону. Дегер должен быть уничтожен. И его отродье, это мальчишка — тоже! И не говорите мне о том, что возможно следует отпустить его в свой мир! Ведь он всегда может вернуться! А зачем нам это? Вернется и начнет производить одержимых, а потом — свергнет законную императрицу с трона и займет ее место! Вам это нужно? Вам нужно, чтобы на троне был злобный маньяк-одержимый? Вы хотите этого?
Все промолчали, и после непродолжительного молчания Начальник стражи поднял палец вверх, призывая к вниманию:
— Итак, как я понимаю, все пришли к выводу, что Дегер должен быть уничтожен. Как и его так называемый брат. Осталось решить еще две проблемы: первое, это приказ императрицы об отсылке провинившихся телохранителей на поиски преступного мага. И об его убийстве. И второе — а что делать с теми знаниями, которые хранятся в голове Дегера? А не лучше ли поторговаться с ним и попытаться выманить хотя бы часть этих знаний? Это усилило бы трон, усилило бы государственную власть!
— А я добавлю третий пункт! — ехидно усмехнулся главный гвардеец. — А с чего вы взяли, что тот же Дегер позволит себя убить? Вам ведь известно, что маг, к которому тот пришел, пытался его отравить? И яд не подействовал! Вы рубили его мечами, протыкали, били, держали в клетке — а он выжил. И боеспособен, как никогда! Он еще и маг! А вы даете гарантию, что он не запустит такое заклинание, от которого весь город превратиться в развалины? Что не погибнут тысячи людей, да и сама императрица? Да и мы с вами? Мне как-то пока не хочется помирать! Господин инквизитор, вы над этим не задумывались? А вы, господин стражник?
Инквизитор кивнул, будто подтверждая сказанное, и заговорил:
— Начну со второго пункта. Пропади пропадом эти знания! Не нужны нам черные заклинания и вся черная магия! Жили мы без них, и еще проживем! Пусть пропадают! Что касается первого пункта, так что тут неясного? Есть приказ императрицы, так пусть исполняют! Пускай этот демон отправляет их в свой мир. Пусть находят преступника и наказывают его. Ну и… все. А что касается Дегера, так все, что мы с вами сейчас обсуждали, будет ПОСЛЕ того, как он отправит наших людей в свою преисподнюю. Вот отправит — а тут мы уже с ним и разберемся! А как разберемся — это уже дело господина главного стража! Он специалист по тайным операциям, по убийствам всех видов! Вот пусть и работает. Что скажете по этому поводу, господин стражник? Есть у вас способ, как убить этого демона, но притом не навлечь на себя проклятие этой твари? И вообще — его победить?!
— Смешно! — начальник гвардии ухмыльнулся. — Вы сами притащили сюда этого типа и теперь решаете, как же от него избавиться! А не проще ли было просто оставить его в покое? Вам не приходило такое в голову? Или Храм обязательно должен сунуть свой нос в любую помойку, которую видит по дороге?
— Уважаемый господин гвардеец! — как можно доброжелательнее и слаще улыбнулся Патриарх. — Как вы выразились, сунуть нос в каждую помойку Храм просто вынужден, иначе этих помоек по той самой дороге будет превеликое множество. А таких опасных людей, как этот Дегер лучше держать к себе поближе. Ибо сказано — держи друзей близко подле себя, а врагов — еще ближе! Как бы мы знали, что замышляет этот демон, если бы он бегал где-то вдали от нас? Как бы мы смогли придумать что-то по защите государства от таких демонов, если бы не знали, где он находится?
— Да вы и так не знаете, что он задумал! — не унимался гвардеец.
— А что тут знать-то? — не удивился Патриарх. — Он хочет вырвать из наших рук своего подельника, тоже одержимого — теперь одержимого — и сбежать в свой мир!
— Тьфу! — гвардеец в сердцах сплюнул. — Иногда, когда я слышу наших храмовников, мне кажется, что Создатель наказал их отсутствием разума! Или в храмовники и подбирают именно таких, страдающих отсутствием логики?! Мы уже два часа сидим и решаем — как это нам избавиться от демона, и это притом, что демон мечтает избавиться от нас и сбежать в свой мир! Да вы в своем уме?! Ну — дайте ему сбежать, и все на том закончится!
— Видимо, господин гвардеец, с вашим слухом что-то не в порядке, — вмешался инквизитор. — Вам же было четко сказано, что нет никакой гарантии, что демон не вернется, задумав антигосударственный переворот! И не попытается изменить структуру нынешней власти! Ну и сам не попытается сесть на трон! У вас есть гарантия, что он не вернется и что не начнет формировать армию из одержимых?! Да вы вообще слышали, о чем вам тут говорили?!
Гвардеец порозовел, поняв, что слегка (но только слегка!) упал лицом в лужу, но ничего не ответил. Развел ладони, жестом показывая, что смывает с себя ответственность и замолк, глядя поверх голов. Мол, давайте, решайте — раз вы такие умные! И тогда в разговор вступил главный стражник:
— Есть у меня одно предложение… я не знаю, как вы на него отреагируете, но… Если мы все это решим, то будем и в стороне, и есть на кого свалить вину. И вообще — со всех сторон будем в выигрыше. И люди эти понимают в убийстве столько, сколько вам и не снилось.
— Я верно понял? — брови инквизитора поднялись, и он недоверчиво помотал головой. — Вы это всерьез?!
— Нет, я сейчас просто вас развлекаю! — не выдержал главный стражник. — Я специально пришел сюда, чтобы сделать вам весело! Честно скажу — мне наше совещание надоело хуже комариного писка! Хотите решить вопрос? Перекинули дело на меня? Так и принимайте тогда то, что я предлагаю! Императора нет, а императрица… императрица будет слушать то, что мы ей скажем. Лишь бы не отвлекали от балов и других развлечений. А те люди нам пригодятся. Очень пригодятся! Уж вы-то, инквизиция, должны это понимать! И ваша задача — сделать так, чтобы императрица услышала ваше мнение по данному вопросу. Ваше ПРАВИЛЬНОЕ мнение!
— Я ничего не понял! — признался главный гвардеец и махнул рукой. — Да делайте что хотите! Главное — у меня кровь не пейте. У меня и так дел хватает, чтобы выслушивать эту ерунду! У меня парад послезавтра, а латы не начищены! У меня обеспечение бала императрицы, и вообще… к черту ваши тайные дрязги! Увольте меня от этого!
— Ваше величество, это необходимо. Вы ведь хотите уничтожить убийцу вашего отца и ваших братьев?
— А что я не могу просто приказать его казнить? Просто взять и приказать!
Девушка надула губки, и глава стражи внутренне поежился — ну насколько же она красива, и… настолько же глупа! Впрочем — можно ли ее винить? Малообразованная, не предназначенная к своему нынешнему положению — какой с нее спрос?
Надо все-таки отдать ей должное — девушка хотя бы прислушивается к мнению советников и не вставляет палки в колеса. Главное, чтобы у нее не завелись фавориты, которые будут ей нашептывать в ушко то, что нашептывать не надо!
Кстати, об этом тоже стоило бы позаботиться. Фаворит — это такая штука, которую нельзя пускать на самотек! Подобрать гвардейца поразумнее и покрасивее, сделать так, чтобы он работал на тебя — вот и готовый претендент в фавориты. И будет он нашептывать то, что нужно! И других самцов не подпустит! Или подпустит… но на часок.
— Я подготовил указ… вам нужно только подписать. И поставить печать. И все будет в порядке!
— Вы уверены, что будет?
— Уверен!
Главный стражник внутренне улыбнулся и вдруг подумал о том, что совсем не плохо, чтоб императрицей была дурочка. Управляемая дурочка! И пусть она устраивает балы, пусть через ее постель проходит полк гвардейцев! Главное, чтобы она не мешала работать. А если все правильно сделать — она не будет мешать!
Ну а если все-таки помешает… теперь у него будет целая куча профессиональных убийц. На которых, в случае чего, можно будет навешать все мыслимые и немыслимые преступления. В том числе — и убийство Светоча-императрицы.
— Ну, привет! — я всмотрелся в заплаканное лицо девицы и вдруг подумал о том, что мне в последние дни очень уж часто приходится смотреть в зареванные лица. Юсас, а вот теперь — она.
По лицу не видно — били ее или нет. Вроде как не били. Или так били, чтобы не было видно. А может и не били? Зачем ее бить? Что она вообще знает? И главное — о чем?
— Привет! — девушка шагнула и вдруг бросилась мне на шею, заливая рубаху слезами. Ну, черт подери! Только недавно рубаха высохла от слез названного братца, и вот теперь — девичьи, горючие!
— Они папу забрали! Говорят, он в заговоре участвует!
Снова зарыдала и вцепилась в меня так, как и клещ не вцепляется. А на душе-то у меня гадко. На душе у меня десять кошек отгадились. Это я ведь привел в их дом беду!
Ну да, он меня сдал страже. Но что ему оставалось?
— Ты поможешь?! Ты должен ему помочь!
— Как?
— Ты скажешь, что папа ни причем! Что он ни в каком заговоре не участвовал!
Не удержался:
— Вообще-то это он меня сдал страже. И я ему буду помогать? Вот с какой стати, не скажешь?
— Он меня защищал! Он боялся за меня! А папа хороший, он людей лечит! И даже бесплатно лечит! Он добрый и не жадный!
Мда. Правда, нехорошо вышло. Но лучше бы ты все-таки меня не сдавал. Хотя на то я и рассчитывал… Не было у меня другого пути, уж прости…
— Я посмотрю, что можно сделать. Я подумаю!
— Обязательно подумай! А я все для тебя сделаю! Совсем — все! Все, что скажешь! Только спаси его! Спаси!
Девушка вдруг начала раздеваться. Мгновенно выскользнула из рубахи, одним движением сдернула юбку, оставшись только в легких кружевных трусиках, а потом лишилась и их. И застыла, кусая губы, красная, как вареный рак.
Нет, все-таки красивая девчонка! Очень красивая! Не такая красивая как Варя, но…
Впрочем — а почему это «не такая»? Такая! Только красота у нее совсем другая. Варя — блондинка, кожа белая, гладкая, как у мраморной статуи. Иногда — загорелой мраморной статуи. У этой — кожа смуглая, и тоже ни намека на целлюлит! Персик, а не девочка! ПЭРСИК, как говорят смуглые граждане. Красивый персик. Вкусный персик… насколько я помню. Маленький персик…
— Оденься… — предложил я, оглянувшись на дверь. За которой, как я помнил, стояли два гвардейца, и в которую в любой, и в самый интересный момент тоже — мог войти кто угодно. Но не в этом было дело. Я же не скот последний, чтобы воспользоваться моментом и требовать за спасение отца тело дочери. Гадко, однако.
Девушка схватила юбку, судорожно прижала к себе, прикрывая грудь и лобок, но потом похоже что поняла глупость ситуации (я ее видел голой во всех видах и позах!), спокойно надела ее, не озабочиваясь натягиванием трусиков. Затем накинула на плечи рубаху, будто нарочно (или нарочно?) потягиваясь так, чтобы крепкие небольшие груди подпрыгнули вверх, притягивая взгляд сморщившимися от сквозняка (отдушины!) коричневыми сосками. Да, с пигментацией здесь все было в порядке. И в норме.
Оделась, подошла ко мне почти в упор, и касаясь меня грудью (я сквозь тонкую ткань явственно ощутил твердость сосков), тихо спросила:
— Я тебе неприятна? Тебе со мной не понравилось? Скажи, что мне сделать, чтобы тебе было хорошо? И чтобы ты спас моего отца… и чтобы забрал с собой, в другой мир!
Ну вот что сказать? Что этой дурочке сказать? Если только правду?
— Сядь. Сядь сюда — на кровать! Да не надо раздеваться, демоны тебя задери! О черт! И не надо штаны с меня стаскивать, отпусти! И вообще — ты с ним понежнее… на будущее. Это тебе не дверная ручка! Но да ладно, слушай меня. Ты вообще хотя бы спросила — а может я женат?
— Женат? Ну и что! Я буду второй женой! У нас можно сколько угодно жен брать — лишь бы прокормил! Я с твоей женой договорюсь по каким дням будем с тобой спать! Я уверена, она поймет!
Я даже закашлялся, представив — что именно Варя поймет. И как она отреагирует на то, что я появлюсь в нашем доме с молоденькой шестнадцатилетней девицей и объявлю, что теперь она будет жить вместе с нами. В качестве второй жены. И что та собирается договориться с Варей о том, в какие дни недели будет эксплуатировать мою тушку. Меня аж мороз продрал! Интересно, кого Варя убьет? Меня или эту дурочку?
— Тебя как звать? Как твое имя, невеста?
— Арина! — радостно сообщила девушка, и я вдруг подумал: «Русское имя! Прямо-таки намек какой-то!»
— Меня зовут Дегером. Здесь зовут. А настоящее моя имя — Анатолий Карпов. Или просто Толя. Это имя мне дала мама. Так вот, Арина… моя жена очень серьезная женщина. И если я приду домой с девушкой и скажу, что она будет моей… хмм… младшей женой — нам с тобой достанется. Она тебе волосы повыдергает. А мне может и башку разбить! Тебе это надо?
— За что?! — глаза Арины округлились. — Я же буду ей подчиняться! Все буду делать, что скажет! Если что — и с ней могу спать! Я умею! И вообще — от тебя-то не убудет! Не сотрешься ведь! Что такого-то? Это же не измена! Это брак! Ей самой будет легче — мы вдвоем будем о тебе заботиться! Тебя ублажать! Тебе будет хорошо! И ей будет хорошо! Надо только объяснить ей это как следует, и она поймет! Вы, мужчины, не умеете договариваться с женщинами. Главное, чтобы ты захотел меня!
Я промолчал. А что тут сказать? Ну как можно не хотеть красивую шестнадцатилетнюю девчонку, которая хочет тебя? Вот только есть разница — хотеть девушку, и хотеть, чтобы она стала твоей женой. Жена — это совсем другое, чем партнерша по постели. Чем любовница — пусть даже и самая хорошая, самая красивая в мире! Жена — это та, на которую ты можешь положиться во всех смыслах, какие могут существовать. Возможно — единственный (кроме матери и отца) человек, который не ударит тебе в спину.
И дети. Хочу ли я детей вот от этой девчонки?
Даже смешно. Я ее и знать-то не знаю! Провел с ней один сеанс секса, и то — думал, что она профессионалка! И какая у нас с ней может быть любовь-морковь? Чушь это все. Полная чушь!
Чушь-то чушь, но что делать? Как быть?
— В общем, так, Арина… — начал я задумчиво, сам не замечая того, как поглаживаю упругое бедро девушки, сидящей рядом.
— Можно просто Ара! — радостно объявила Арина, хлопнув меня по плечу.
Я аж поперхнулся — Ара! Этого мне еще не хватало…
— Ариша. Я тебе буду звать Ариша — у нас это ласкательное имя для Арины. Или Ари. Ара — так не надо. Ну так вот, Ариша… я попробую сделать так, чтобы твоего отца отпустили. Я переправлю вас обоих на ту сторону, в мой мир. А там уже вы живите, как хотите. Ты ведь понимаешь, что здесь жизни вам теперь не будет?
— Понимаю, — Арина мелко-мелко закивала. — Но ты ведь меня не бросишь, так же?
— Эээ… не брошу! — пообещал я, закладывая совсем другое значение этой фразы. Не любовное. Я имел в виду, что не брошу ее и помогу продержаться в нашем мире до тех пор, пока она не сможет жить сама. Самостоятельно. Впрочем, как мне кажется — ей это будет несложно. Красивая девушка, практически модельной внешности — маленькая только, эдакая Дюймовочка, а так — все при ней. И лучше, гораздо лучше, чем у многих — это все!
Кстати, а все-таки неплохо было бы, если бы она устроилась у нас… если бы Варя не приревновала. Нет, я не собираюсь брать себе вторую жену! Просто пожила бы у нас, Варя бы за ней присмотрела, а там… может Арина и своим мужем бы обзавелась, почему нет? И папашке ее дело бы нашли, пристроили куда-нибудь. Интересно, он там магичить сможет? Каким-нибудь экстрасенсом его сделать, рекламу дать в газетенке объявлений — люди толпой попрут. Сейчас это любят! Народных целителей.
Хмм… кстати — а ведь я и сам смогу таким образом зарабатывать. Я ведь умею! И я теперь маг! Вот только опять же — работают ли заклинания на Земле?
Хотя… я ведь как-то переместился! Заклинание сработало! Значит, и другие должны срабатывать. А что, мне нравится лечить людей. Это гораздо лучше, чем бегать по городу и ловить злодеев — как я хотел раньше. Лучше милицейской службы, это сто процентов.
Арина, само собой, поняла все по-своему, буквально прыгнула на меня и чмокнула в губы. А потом снова начала сбрасывать с себя одежду — еле ее остановил. Сейчас должны прийти бывшие телохранители, обучаться продолжат — язык учить, обычаи — так что не до постельных утех. Пока не до постельных.
И они пришли — буквально через пять минут после того, как девушка поправила на себе одежду и присела за стол, где было наставлено всего помногу — много мяса, много лепешек, много кувшинов с питьем и много пирогов — сладких, и с мясом.
Мы дожевывали — я третий кусок пирога, Арина половинку первого, когда дверь раскрылась и в нее вошел Антонис — как всегда нахмуренный, с такой рожей, будто вчера наелся гвоздей, а сегодня они застряли у него в заду. Нет, ну так-то я понимаю — человек потерял все, всю свою жизнь, расстраивается — типа я должен его пожалеть и понять. Только не хочу жалеть и понимать! Какого хрена надо было рубить и меня, и самое главное — Юсаса?! Я стоял не сопротивляясь — схватили бы, связали, и все такое прочее! А уж за что Юсас перенес страдания — вообще непонятно! Мордовали мальчишку не по делу, и я вам еще это припомню!
Вот было бы забавно научить их здороваться с милиционерами так: «Привет вам, менты поганые! Я вас всех на … вертел!» Вот постовые были бы приятно удивлены!
Нет, это так… мысли! Конечно же, я такого не сделаю. Ментов жалко. Они-то не ожидают эдакой напасти в лице пяти здоровенных отморозков, для которых убить — все равно что большим пальцем сморкнуться! Ментам жить надо. А эти ни перед чем не остановятся, убьют. Конечно, потом им тоже кранты, но невинным людям не стоит страдать.
Итак, буду делать, как задумал. Честно буду их готовить. Но прежде…
— Антонис!
— Есть! — Антонис отсалютовал, хлопнув кулаком по груди. Школа, однако! Научили!
— Вот что, Антонис… сообщи своему начальству, что мне нужен ее отец, — я указал пальцем на Арину, сидевшую у стола с округлившимися глазами. Уж чего она ждала от этой пятерки, не знаю, но ничего хорошего, это точно. Скорее всего она была не в курсе происходящего.
— И пока не доставят ее отца — я вас учить не буду. Вон отсюда! Все ушли! Кроме Арины. Как найдете ее отца и приведете сюда — возвращайтесь.
Да, на их каменные лица любо-дорого смотреть! Об эти лица зубило выщербится. Гранит, да и только!
И мы с Ариной продолжили есть. Она что-то спрашивала, я автоматически ей отвечал, но почти не слышал вопросов. Я думал о том, чем это кончится. И не только то, что произошло с магом. Его я все-таки надеюсь вытащить — сам виноват, сам и разрулю. Имею в виду вообще — все. Когда я вернусь в свой мир и заживу нормальной жизнь.
Кстати, а что значит — нормальной? Это значит — снова в свой домик, учить телохранителей, изучать боевые искусства? И так день за днем, год за годом? Я не скажу, что так можно свихнуться от скуки, но после происшедшего со мной в этом мире я точно буду чувствовать себя не в своей тарелке. Сам не понимаю — почему. Может потому, что жизнь моя на Земле стала слегка… хмм… пресной? Спокойной, без всяких проблем? А мне нравится бурление и движуха?
Может и так. Но скорее всего это просто любопытство, которое очень хочется удовлетворить. Я попал в иной мир! Мало того, что в иной, так еще и в мир, находящийся на уровне средневековья! Но и этого мало — здесь развивается магия! Процветает колдовство! Разве это не интересно? И улететь к себе, как следует не разведав этот мир — разве не глупо?
И тут же ответил себе — нет, не глупо. Одно дело, когда ты оказываешься в другом мире в роли исследователя, ученого. И другое — преследуемым властью одержимым бесами преступником. Как говорят в Одессе — это две большие разницы.
Никто не приходил с полчаса, мы за это время успели как следует наесться, Арина прилегла на кровать, а я пошел за занавеску туалета, сделать свои маленькие делишки. И как всегда бывает по теории подлости, гонцу моих «хозяев» приспичило прийти в этот самый момент. Что впрочем ничуть не уменьшило время моих делишек. Пришлось этому «крысе» ждать меня у дверей, переминаясь с ноги на ногу.
— Ваше требование принято, отец этой девицы будет освобожден в ближайшие часы, а может быть даже минуты. Его доставят сюда. В этом случае вы будете готовы сделать то, что обещали?
— Вот когда доставят — тогда и буду! — буркнул я, поднялся из-за стола и пошел к кровати, на которой возлежала сытая и довольная Арина. — И вот еще что, кровать мне поставьте пошире. Девушке где-то надо будет спать! А одной ей страшно (Арина хихикнула). И отцу ее найдите комнату. И кстати — он отправится в мой мир. Вместе с вашими людьми. И не спорьте! Это мое условие!
— Я и не спорю, — пожал плечами унылый «крыса». — Мое дело маленькое. Я передам ваши слова начальству, и пусть у них голова болит.
Антонис старался не смотреть на девицу, которая сидела напротив, рядом с одержимым. Она была ему противна. Так бывает противен плод, начиненный ядом. Он красив, он желанен… и он отвратителен! В нем заключено Зло!
Почему Зло? Откуда Зло в этой молоденькой девчонке, от вида, от красоты которой захватывает дух? Только полная Зла женщина может так смотреть на одержимого! На убийцу! Убийцу своего господина! Своего Светоча! И она прекрасно знает, что сделал этот негодяй! И все равно — обожает его так, что это даже неприлично! Кажется — дай ей волю, она тут же сдернет с него штаны и набросится, усядется верхом и будет скакать на нем, наплевав на мораль и условности! Не обращая внимания на то, что рядом сидят пятеро чужих мужчин! Шлюха! Мразь!
Но… красивая мразь. Очень красивая мразь! И желанная… Так бы хотелось прижать ее к груди, впиться губами в ее податливую, упругую плоть… услышать, как с ее пухлых губок срывается сладкий стон! И погрузиться в ее лоно, чувствуя, как она вздрагивает, насаживаясь на его естество, извиваясь, стелясь по его телу, как плющ по стволу крепкого дуба!
— … я что сейчас сказал, Антонис?! Ты меня слышал? Почему у тебя вид, как у пришибленного табуреткой осла? Тебе что, нужна плетка, чтобы ты лучше слышал? Чего ты вперился в сиськи Ари, как если бы никогда в жизни не видел сисек? Не видел? Ари, покажи ему! Ну!
Девушка хихикнула, и не мешкая ни секунды, бесстыдно подняла рубаху, показав Антонису и его соратникам крепкие грудки с острыми сосками. Специально повернулась вправо-влево, демонстрируя свое «хозяйство», и так же медленно опустила рубаху, порозовев то ли от стыда, то ли от удовольствия.
— Запомните, идиоты! Если вы в нашем мире допустите ошибку, то окажетесь в тюрьме! И насколько долго — это одному богу известно! Потому слушайте и не отвлекайтесь на всякие глупости! Не смотрите в потолок! Не думайте о вчерашней выпивке — чую, кто-то из вас вчера крепко нажрался! Так вот — я запрещаю вам нажираться до тех пор, пока вы не окажетесь в моем мире! Там делайте что хотите — хоть дерьмом себя обмазывайте и скачите! Но тут — вы будете делать то, что надо! Сидите и не теребите ваше хозяйство, глядя на сиськи моей подруги! Которая, кстати, здесь именно потому, что отправится в мой мир вместе с вами!
Антонис едва не вздрогнул — с ними? Никто по этому поводу ничего не говорил! Как это — с ними?! Зачем?!
— А теперь, если вы уже насладились видом женских сисек — продолжим. Итак, в нашем мире запрещается убивать без решения суда. И даже бить людей — без решения суда. Если только вы не защищаете свою жизнь. И даже в этом случае — нужно соразмерять приложенные усилия. Например — если на вас напали с голыми кулаками и с намерением убить, вы не можете истыкать человека ножом при своей самозащите. Вас посадят в тюрьму.
— Да как же так?! — не выдержал самый молодой, Альгис. — Ну вот, к примеру, бежит на меня мужлан, каждый кулак которого с мою голову, и я понимаю — что он меня сейчас просто пришибет! И что мне делать?! Звать стражу?!
— Звать милицию, — одержимый криво усмехнулся. — Стража у нас называется «милиция». Повтори, Альгис.
— Стража — ме-ли-це-я!
— Миии….лиии… циии… я!
— Ми-ли-ци-я!
— Вот так лучше, да! — одержимый одобряюще кивнул головой, и в синих глазах его плеснулась усмешка. — Верно сказал. Тут или бежать, или звать милицию. Так гласит закон. Если ты ударишь его ножом, этого негодяя, и тебя поймают — ты понесешь наказание. Если тебя поймают, конечно.
— Вот! — Альгис хихикнул. — Если поймают!
— Ты будешь удивлен, Альгис, сколькими способами можно найти преступника, — одержимый усмехнулся, теперь без ехидства, вполне доброжелательно. — В нашем мире я закончил специальную… хмм… как бы это точнее выразить… академию, которая готовит людей для того, чтобы стать законниками. То есть — стряпчими и стражниками. И я собирался пойти служить в стражу. Моя мать долгие годы служила в страже — расследовала преступления. Мой учитель много лет служил бойцом службы тайных операций, был лучшим из лучших, готовил лазутчиков и убийц. И я тренировал телохранителей — за деньги. У меня была… в принципе — и есть! — своя тренировочная школа. И она считалась лучшей из таких школ. И я еще не всех туда брал, хотя обучение стоит немалых денег. Я ненавижу разбойников, грабителей, вымогателей! У меня был такой период в моей жизни, когда я ходил по улицам города и… находил грабителей, которые на меня нападали. Одержимых демонами!
— И что же ты с ними делал… Учитель? — в голосе Альгиса явственно послышалось почтение, но Антонис этому не удивился. Беловолосый-то оказывается совсем не прост! Это надо же — он тренировал телохранителей! За большие деньги! Его учитель был лучшим из лучших! У него своя школа единоборств! Немудрено, что он раскидал их как щенят! Ведь пойдут тренироваться и отдадут большие деньги за тренировку — только к лучшему из лучших! Да, проиграть ТАКОМУ — это не стыдно. Возможно… даже почетно.
— Бил! — коротко ответил Учитель, и Антонис увидел, как потемнели, сделались как вечернее небо его глаза. И это было жутко.
— Но к делу… — бесцветным, нейтральным голосом бросил одержимый. — У нас не так много времени. Итак, вы должны максимально избегать конфликтов и соразмерять свои силы, когда отвечаете на агрессию. В противном случае это будет расценено, как превышение пределов самообороны, и вы понесете наказание. Вы не должны ничего воровать, никого грабить, никого бить — если только от этого не будет зависеть ваша жизнь. Вы должны вести себя так же, как местные жители, чтобы не выделяться из толпы. Чуть позже я нарисую, как выглядит наша одежда, и какую одежду нужно сшить, чтобы вы не выглядели как комедианты в глупом спектакле. Та одежда, что вы носите здесь, абсолютно не подходит к реальности моего мира. Такую одежду носили у нас лет пятьсот-семьсот назад. С тех пор многое что изменилось. Наш мир ушел далеко вперед, и то, что кажется нормальным в вашем мире — у нас вызывает смех и удивление. И наоборот — кое-что из наших привычек вызовет ваш смех и неприятие с вашей стороны.
— А что именно? Расскажи — что именно из вашего покажется нам забавным и смешным?! — вмешалась девушка, сидевшая тихо, как мышка, так что все о ней и позабыли, о ней, и об ее великолепной груди.
— Что именно? — одержимый вдруг широко и задорно улыбнулся, и сразу же, помолодев, сделался похож на шаловливого мальчишку, такого, как Альгис. Или даже моложе.
— Что именно… — повторил он задумчиво, и глядя в пространство, выдал. — Представь себе берег моря. И на нем — голые люди. Мужчины, женщины… в одних трусах! (все в комнате выдохнули, а девушка издала тонкий писк) Они лежат на песке, загорают, купаются… А есть пляжи — это называется «пляж» — запомните это слово — так вот есть пляжи, на которых они загорают совсем голые. Вообще! До нитки!
— И что… их не арестовывает стража?! — недоуменно воскликнул Махар, парень лет двадцати пяти, высокий, крепкий атлет. — Инквизиция не сажает в подвалы?! Разве это не нарушение морали?! Куда смотрит храм?
— Храм у нас отделен от государства, — одержимый улыбнулся, пожал плечами, — а ходить с голым задом на пляже — это нормально. Долго рассказывать, но и у нас были времена, когда за некоторые действия и у нас сжигали на кострах. Но продолжим. Вы сегодня принимали снадобье, улучшающее память?
— Принимали, — кивнул Антонис и со вздохом пожал плечами, — что-то не особо оно помогает! Слабое, видать. Вот ты… учитель, как ты усиливал свою память? Какое снадобье делал? Оно помогало?
— Видишь ли, Антонис… — взгляд одержимого затуманился — я ведь ненормальный. Одержимый. Я ничего не забываю. Понимаешь? Вообще — ничего! Стоит мне хотя бы раз что-то увидеть, услышать, понюхать — и я помню это навсегда. Такое вот мое… умение.
— Хотел бы я иметь такое умение! — с завистью протянул Альгис — Это… замечательно! Только вот голова не лопнет? Столько в нее заложить — как бы не треснула!
— И я иногда думаю об этом, — усмехнулся одержимый, — как бы не треснула! Но пока держится. И вот что, парни… в ваших интересах добиться, чтобы мне разрешили изготовить снадобье памяти, которое вы будете принимать. Это снадобье усилит вашу память многократно. И вы скорее подготовитесь к переносу в наш мир.
Антонис вдруг с тоской подумал о том, что не очень-то и хочется ему переноситься в иной мир, где нельзя ответить ударом на удар, а люди ходят голые, и ничего плохого в этом бесстыдстве не находят. И что пока он учится, пока не подготовился к переходу — может видеться с матерью, со всей своей семьей. Заботиться о них. Честь? Ну да, честь… Вот только теперь все видится по-другому. Что мог сделать человек против одержимого, Мастера единоборств, который легко перебьет целый отряд стражников?! Они-то не одержимые! Они не мастера, владельцы школы единоборств! И в чем тогда их вина?! Это все равно как винить детей за то, что их отца покусала злая цепная собака! Что они могли сделать?! Как защитить?!
Но делать придется. Иначе семья пострадает. Вот что главное! Семья.
Жжжжж….вввв….жжжж….
Проклятая тварь!
Юсас открыл глаза и попытался рассмотреть гадину, которая в который уже раз вцеплялась ему в нос, как только Юсас закрывал глаза и предавался сладкой дремоте. Стоило ему попытаться изничтожить мерзкое насекомое, как то тут же куда-то пряталось и сидело, до тех пор, пока Юсас не оставлял свою охоту. И это ему уже изрядно надоело. Нет, не так! Он ненавидел гадину не меньше, чем того негодяя, что мучил его в темнице! Или того, что отбирал у него деньги на улице! Ууу… когда-нибудь он до них доберется! А пока — до этой твари!
Юсас сел на край кровати, согнул ногу в колене, подтянув ее к груди, и с наслаждением почесал ступню. С огромным наслаждением, тем большим, что ступня теперь БЫЛА! Пока меньше размером, чем ступня на другой ноге, но была! Ах, как хорошо чесать то, что у тебя есть! И как плохо, когда ты не можешь почесать то, чего нет!
Юсас вдруг хихикнул — эту чеканную истину можно было бы записать в какой-нибудь умный трактат! А что? Разве он сказанул менее заумно и непонятно, чем в какой-нибудь умной-преумной книжке? Ученые мужи и не такую чушь заворачивают — аж глаза кровью сочатся, когда читаешь! И мозги кипят!
Юсас потрогал свои новообретенные глаза и снова хихикнул. В последнее время у него постоянно было радостно-приподнятое настроение, такое, какое бывает у любителей наркоты. Но наркоты не было. А хорошее настроение — было! Ведь теперь он с Дегером! Теперь он почти здоров! Сыт, одет, обут! И дальше будет все только лучше! Еще лучше! Намного лучше!
Вот еще бы эту мерзкую тварь извести жестокой смертью, и тогда будет совсем хорошо.
Юсас встал, прихрамывая, пошел к столу с едой, внимательно оглядываясь по сторонам — не видно ли этой зеленой гадины? Не готова ли она принять мученическую смерть? Но тварь, разумная и хитромудрая бестия спряталась, и строила свои козни, сидя где-то в тени. Вот что бы ей не пожрать продукты на столе и не усесться переваривать где-нибудь в тихом, спокойном месте? Например — в сортире! Там тебе и попить, там тебе и поесть — на сладкое, так сказать. Но нет! Гадине надо обязательно сесть на нос Юсасу, терзать его лапами, тыкать хоботком, и именно тогда, когда он забудется сладким послеобеденным сном!
Иногда Юсас думал — а может это напоминание о том, что жизнь не такая уж и сладкая штука? Чтобы не расслаблялся и был настороже? Только вот запоздало это предупреждение. Юсас и сам может порассказать — какая она жизнь бывает полосатая. Черная полоса — белая полоса. И черных полос почему-то всегда больше. Почему? Этого Юсас сказать не может. Это только Создатель знает!
Юсас быстро сунул в рот кусок мяса, зажевал, проглотил. Увидел куриное яйцо, хрупнул им по столу, разбивая скорлупу, очистил, посыпал солью и так же быстро его съел. Прикинул, не хочется ли чего-то еще, а потом взял со стола плоский кусочек хлеба, нашел тарелку с вареньем, сунув в него палец, намазал хлеб розовой пахучей липкой массой, и тут же с удовольствием облизал этот самый палец, чувствуя на языке приятную сладость. На языке! На его длинном, сильном, розовом языке!
Ну как же хорошо, как хорошо! Жить хорошо!
Лег на кровать, прихватив кусочек хлеба с вареньем, положил этот кусок на грудь, закрыл глаза. Нужно было привести себя в такое состояние, когда тебе все равно. На все — все равно! На небо, на землю, на проклятую зеленую тварь, вцепляющуюся в твой нос.
Застыл в ожидании, плавая в тумане безвременья. Такое бывает на границе сна, когда ты еще понимаешь, кто такой, и где находишься, но частью создания уже в мире сна. В мире, где все странно, где сбываются мечты и происходят истории, которых никогда не могло быть в реальном мире. Где дети летают как птицы…
Жжжж…
Шлеп! Села! Она села!
Юсас медленно, очень медленно приоткрыл вначале один глаз, затем другой… ага! Сидит, жрет! Главное, не спугнуть! Главное, не думать о том, как он хочет ее…
Ай! Сука! Взлетела! Но только почему-то медленно-медленно! Будто повисла в воздухе! Он видел, как двигаются крылья мухи — прозрачные, отсвечивающие в лучах солнца, пролетающих сквозь приоткрытое окно. Зеленое брюшко сокращалось в такт движениям насекомого, пульсировало, и казалось — сейчас выплюнет из себя струю белых мерзких яичек, из которых потом разовьются тысячи, сотни тысяч таких же хитрых и подлых тварей!
Рука Юсаса протянулась вперед и буквально вынула муху из пространства — аккуратно, без натуги и особого труда. Вот сейчас она висела в воздухе — а теперь уже между пальцами мстителя — жирная, наглая, полная яиц и надежд на порчу жизни всем человекам, до которых сможет дотянуться!
И тут мир снова стал прежним. Быстрым, ярким, громким! Звуки, которые вдруг стали низкими на пределе слышимости — стали прежними, звонкими. Даже свет, который потускнел — будто в сумерках вечера — вспыхнул прежним солнечным огнем, жарким и пекучим, каким и положено быть солнечному свету.
И только супостатка, зажатая между пальцами Юсаса, осталась прежней — мерзкой поганкой, мучившей его весь этот день. Зеленой, сочной — только надави, и брызнет из нее гной вперемешку с кишками! Пачкая, заражая и пальцы, и всего, чего коснется содержимое ее брюха!
Но Юсас не стал ее давить. Он аккуратно оторвал поганке крылья, и то, что осталось — выбросил из зарешеченного маленького окна. Пущай теперь поползает, попробует — каково это, жить безногому инвалиду! А заслужила! Не надо было мучить, нападать исподтишка, портить ему, Юсасу жизнь! Она и так у него не шибко сладкая! Пока что…
Гордый совершенным злодеянием, Юсас бросился на кровать и заложил руки за голову. Спать уже расхотелось. А вот думать — нет! И думать Юсас умел. Глупым он не был никогда. А теперь — тем более.
Итак, что он имеет? Почти здоровое тело. А еще — внезапно обретенные способности наподобие тех, что есть у Дегера. Скорость! Невероятная скорость движений!
Интересно, а ведь теперь он скорее всего смог бы выступать в Арене!
Наверное. Почему наверное? А потому, что если ему попадется такой же скоростной боец, то он, Юсас, неминуемо получит по башке. Потому что совершенно не владеет единоборствами, в отличие от того же Дегера. Да, обычные бойцы ему не страшны, но…
Хмм… А чего они не страшны-то? Чтобы уложить даже обычного, надо знать — куда ударить! Вот если бы ножик был, тогда — да! Подскочил, ударил — отскочил назад, прежде чем тот сможет его достать. Но чтобы на кулаках, без оружия? Нет уж, пусть другие дерутся!
И зачем Юсасу драться на Арене, когда у него лежит в лесу закопанное богатство? Когда он на это золото может купить лавку, и не одну! Да еще и с товаром!
Да, неплохо было бы организовать торговлю. Вот только один вопрос — а ему дадут это сделать? Ведь он, Юсас, так и числится государственным преступником. И если его вытащили с улицы — так это заслуга Дегера. Юсасу было суждено умереть там, на грязной мостовой. Для того его и лишили всего, что могло бы дать возможность выжить. Обстрогали, как деревяшку.
Нет, все-таки придется улетать с Дегером в его мир. Или как он себя называет — Толей. И в принципе — какая ему разница, где жить? В этом мире, или в мире Толи? Главное — чтобы рядом с ним. Главное — чтобы семья!
Немножко страшновато, конечно — оказалось, что у Толи там мама, жена молодая, брат, такого возраста, как Юсас! А как его примут? Толя говорит — они очень добрые, хорошие. Но кто знает? Может ему только это кажется — что они добрые и хорошие. Вот он, Дегер… хмм… Толя! Вот он, Толя — для Юсаса очень добрый и хороший. А здесь его все боятся и ненавидят! И Толя при случае им головы разобьет! Так он хороший или плохой?! Вот то-то же! Это с какой стороны посмотреть.
Но деваться все равно некуда. Только вот золото все равно надо забрать. Слишком уж оно тяжело досталось, чтобы вот так взять его и бросить! Как только выберемся отсюда — и сразу за золотом! И… домой! Домой!!! Домой?
Громыхнул засов, и Юсас с опаской посмотрел на дверь. Кого еще принесло? Неделю уже взаперти держат, к Дегеру… Толе только один раз отвели! Сколько еще тут можно держать?! С тоски сдохнешь! Ни выйти, ни воздухом подышать!
И тут же усмехнулся — обнаглел, ага! На улице столько этим воздухом надышался — на все свою оставшуюся жизнь! Лучше уж вот так — еда, питье, кровать. Это не под кустом ночевать, дрожа от холода и урча голодным больным желудком.
Вошел «крыса» — человек лет под сорок, с незаметным, невыразительным и каким-то вечно кислым лицом. Вряд ли человек с таким лицом очень уж успешен в своей жизни. Скорее всего — наоборот. Денег не хватает, семья не очень хорошая (небось и жена еще пилит, требует денег и любви), так чего ему не быть кислым?
— Все лежишь? — почти весело спросил «крыса», и вздохнув, добавил. — Я бы тоже так полежал! Жрешь, спишь и ничего не делаешь! Не жизнь, а сахар в меду!
— А давай тебе ногу отрубим, язык вырвем, пальцы откусим и глаза выколем. А потом и выпустим на улицу. Чтобы пожил так месячишко. Или два. Как тебе такое будет?
Юсас на самом деле рассердился. Вот же осел! Чего он несет?! Или это шутка такая, что ли? Так Юсас не расположен к шуткам! Настроения у него для шуток нет! Он от безысходности и раздражения сегодня даже муху пытал! Вместо того, чтобы честно убить. Ползает сейчас где-то зеленая гадина и думает о том, какая злая напасть на нее свалилась. Вместо честного развлечения в виде покусывания носа Юсаса.
— Ну чего ты разбушевался? — добродушно ответил крыса, усаживаясь за стол и хватая куриную ногу с тарелки. — Это я так… шучу! Знаю я, знаю, как тебе тошно пришлось! Кстати, ты представляешь — встретил сегодня твоего недруга! Ну того, что бил тебя в порту! Живехонек, здоровехонек! Ходит, нищих обирает! Редкостная мразь. Я тут навел о нем справки — так мне такого нарассказали — волосы на голове шевелятся! Подонок еще тот! Поговаривают, он и работорговлей промышляет, детишек ворует и на острова продает. Сдает в порту какому-то негодяю. Да и сам развлекается с детьми… дома. Поймать так и не смогли, хорошо прячет. По башке бы ему настучать… скажу напарнику, встретим его вечерком, и…
— Не надо! — твердо ответил Юсас, чувствуя, как душа загорается тяжелым, глухим гневом. — Не трогайте его!
— Не трогать?! — удивился «крыса». — Что это ты так к нему проникся? Ну… как хочешь. Пусть топчет землю. Видать, он сумел добраться до мага-лекаря и денег сумел заплатить. Неплохо он на нищих и рабах денег поднимает. Иному лавочнику такое не снилось! И на лекаря хватит, и на свои маленькие радости.
— Мне книг нужно! — сменил тему Юсас. — Хочу читать! Целыми днями сплю — скоро с тоски сдохну! Сдохну — и тогда вам всем конец. Дегер с вами нежничать не будет! Он за меня всем вам головы пооткручивает!
— От сна еще никто не умирал, — философски, не обратив внимания на угрозы ответил «крыса», — а какие тебе книги? Что-нибудь с картинками? Вроде «Искусство любви в картинах, произведение мастера Дораха»? Хочешь потеребить свой стручок?
— Эээ… ммм… — Юсас не сразу нашелся что сказать. Он так и не понял — шутит «крыса» или нет. У того было специфическое чувство юмора, как и сам этот юмор. Юсасу вообще-то хотелось посмотреть, какое такое там искусство любви, но он не решился попросить эту гадкую книжонку. Скажут еще, что он потихоньку делает то, что делают все, но стыдятся в этом признаться. И он делает, это уж само собой — но признаваться хоть в чем-то — не для профессионального вора!
— Любые книжки. С картинками, без картинок — главное, чтобы интересно. Можно о магии, о приключениях, о мире! Я мало знаю о мире — с удовольствием бы почитал, как у нас тут в мире все устроено! И вот что — я хочу иногда выходить во двор! В сад, например. Вижу из окошка, а выйти не могу! Дворик-то внутренний, куда я денусь? Я что, заключенный? Почему мне не дают выходить? Я пообещаю, что не сбегу — и не сбегу! И вообще — хватит жрать пищу заключенного! Ему и так несладко, а ты еще и обжираешь!
Юсас встал и поковылял к столу, с трудом, хромая и покачиваясь, как больная утка. Не доходя шага до стола и до «крысы», как раз налившего себе в кружку жидкости из кувшина — споткнулся, грохнулся, едва не растянувшись во весь рост. Спасло только то, что он уцепился за «крысу», неловко выбив у того кружку с разведенным вином и залив его розовой жидкостью с головы до ног.
— Да твою ж мать …! — взревел «крыса» и разразился серией отборных ругательств, стряхивая с себя капли питья и разглядывая темное пятно в паху. — Ну как обоссался! Вот теперь — как ходить по управлению?! Обоссанным?!
— А я что, виноват?! — пролепетел Юсас, пожимая плечами. — Я покушать хотел! А то ведь сожрешь все! И мне не достанется! А нога еще плохо держит, она больная, слабая! Еле хожу! Извини…
— Ладно… демоны тебя задери! Пойду сушиться, а то и правда подумают, что спьяну в штаны надул! — «крыса» досадливо махнул рукой, потряс ширинку, будто пытаясь избавиться от мокреди, и снова сплюнув, пошел к двери. Распахнул ее и загромыхал засовом. Затем все стихло.
Юсас выждал с минуту, и достав из-под рубахи нож, внимательно его осмотрел. Хорошая штука! Острый — бриться можно! Лезвие широкое, крепкое, у кончика сходит на конус. Таким можно и располосовать, и кольчугу пробить — кончик острый, как игла, и видать закален по-полной. Гарда не дает руке скользнуть при колющем ударе, уберегая сухожилия руки от пореза. Рукоять толстая, оплетенная кожей. Никаких изысков, никаких украшений — настоящий боевой нож! Боевой нож для «крыс» и воров.
Юсас быстро подошел к стене, прицелился и ловко забросил нож в отдушину наверху. Эти отдушины имеются в каждой комнате, и в воздуховоде он хотя и с трудом, но может передвигаться ползком. Если разденется до трусов. Или совсем нагишом — если трусы жалко пачкать и драть о камни. Кожа? Кожу не жалко! Теперь на нем все заживает за считанные минуты! А то и секунды — проверял. Специально царапал руку — так царапина, даже глубокая, затягивается за секунды! И даже следа не остается! Жаль, что после больших ран все равно шрамы остаются…
Юсас потрогал скулу, глазницу, ямку, оставшуюся от выломанной кости черепа, вздохнул, схватил курицу и оторвав ногу, вгрызся в сладкое мясо.
Это Дегер, точно! Это он устроил так, что его, Юсаса, кормят, как в лучших трактирах! Небось, пригрозил им всякой гадостью! Мол, не сделает того, что они хотят!
Юсас так до конца и не понял, что там происходит, и зачем Дегер… Толя! — отправляет бывших телохранителей в свой мир. Покарать какого-то там мага, который давно уже забыл, кто он такой? Ну не глупо ли? ЗАЧЕМ?! Честь? Какая, к демонам, честь?! Что это такое?! Ее можно потрогать? Ее можно съесть? Она укроет тебя от дождя? Это богачи придумали, чтобы в очередной раз отнять у бедных их деньги, а то и саму жизнь! Так было всегда, и будет всегда! Мошенники, кругом — одни мошенники!
Громыхнул засов, дверь распахнулась, будто от порыва ветра, и в нее ворвался давешний «крыса». Он очумелыми глазами воззрился на стол, за которым только что сидел, на стул, на котором сидел, бросился на колени, заглянул — и под стул со столом, и под кровать. Оглянулся на Юсаса и убитым голосом спросил:
— Ты не видел ножа?!
— Какого ножа? — Юсас сделал лицо глубоко непонимающего и даже оскорбленного человека. — Да вы мне вообще ножей не даете! Как будто я какой-то там профессиональный убийца! Будто я заключенный! Под замком держите, ножей не даете, книжек не даете, никаких развлечений!
«Крыса» подозрительно посмотрел в глаза Юсасу, и тот вдруг почувствовал легкую дрожь — не переиграл ли? Что-то у него взгляд такой… подозревающий! Нужно быть с этим типом поосторожней. Все-таки это «крыса», а не уличный бродяга! Они чуют неправду, как настоящие крысы кровь!
— Ну-ка, встань! — «крыса» решительно подошел к Юсасу, схватил его за руку и буквально сдернул с кровати. Юсас пискнул, фыркнул, и отойдя к столу, уселся на стул. Тогда «крыса» шагнул к нему и быстро, профессионально обшарил с ног до головы, на что Юсас сообщил (когда тот щупал в паху), что он извращенец поганый, и Юсас всегда подозревал, что все «крысы» такие и есть.
Потом «крыса» занялся кроватью — тщательно, вдумчиво осмотрел, ощупал каждый шов, одеяло, снова заглянул вниз, осматривая лежанку. Дальше пришел черед чашек и блюд с едой, потом душ и даже сортирная дырка. «Крыса» не побрезговал, сунул руку и туда. Само собой — ничего не нашел, кроме того, что должно было быть в этой дырке, выругался и долго отмывал руки, тратя мыло, предназначенное для Юсаса — что тот снова не преминул сопроводить комментарием о том, что если кто-то сует руки в дерьмо, то это не означает, что он должен мыть опоганенные руки чужим мылом. Ибо оно стоит денег.
В конце концов «крыса» покинул комнату, где содержался Юсас в совершенно угрюмом, упадническом настроении, сопровождаемый участливыми советами узника о том, что нужно поискать утерянное там, где валялся в непотребном состоянии, нажравшись дешевого вина. Которым от «крысы» несло и до сих пор — перегарище просто с ног сшибал.
После такого ехидства скорее всего Юсасу не видать никаких книжек, как своих ушей, но на душе сильно полегчало. Удовольствие он получил выше всякого предела. Достать тюремщика — это мечта каждого узника на всем белом свете.
Остаток дня он опять спал, ел, ходил в сортир, снова спал и ел. Никто его не беспокоил. Никто не желал узнать о его надобностях и предпочтениях. Плевать всем на его предпочтения. Жратву на весь день принесли — с лихвой. Питья — море. А что еще надо? Жри, да спи — это ли не мечта любого простолюдина? По крайней мере так считают все аристократы.
А потом настала ночь. Одна из тех ночей, после которых чего-то ждешь. Чего именно? Да кто знает… может — жизни. А может и смерти. Но теперь Юсас чуял, верил, знал — хуже, чем у него уже было — быть не может! Потому что хуже просто нельзя.
Юсас встал с кровати через час после полуночи. За все время, что он тут находился, никто и никогда не приходил к нему ночью. Видимо — незачем было. Ведь на самом деле, как объяснил закованный в цепи Толя, Юсас здесь потому, что власть хочет через него заставить Толю сделать то, что им нужно. Сделает — их вроде как отпустят. Не сделает — тогда… тогда все плохо. Что плохо? Да все — плохо! Бошки им поотрубают, и вся недолга!
Он подошел к стене, совершенно не хромая, двигаясь упруго, плавно и экономно, как полный сил лесной зверь. Юсас нарочно не показывал, насколько полно он восстановился. Насколько стал ловок и силен. Лучше пусть думают, что он до сих пор маленький больной уличный попрошайка и не более того.
Но теперь Юсас был совсем другим. Не тем безногим слепым уродцем, который плакал при первой же встряске. О нет! Юсас изменился. Спасибо Толе. А еще — тем, кто Юсаса искалечил!
Снял с себя одежду, оставшись в одних трусах. По-хорошему надо было бы и трусы снять, чтобы не пачкать, но очень уж не хотелось елозить своим мужским достоинством по грязному камню, усыпанному окаменевшим крысиным дерьмом. Вдруг оно заразно? Хотя… что теперь ему зараза? Толя все рассказал! Теперь ему, Юсасу, не страшны ни яды, ни болезни! Живи и радуйся! Даже представить невозможно — неужели правда? Но Толя не врет. Он вообще никогда Юсасу не врал и сейчас не врет. Юсас ему верит. Единственному — во всем мире.
Подпрыгнул, уцепился руками за отдушину, легко подтянулся и втянул тело в узкую щель. Кто вот может подумать, что некто так — рраз! — и заберется в эту узкую нору? Тут ведь как — главное, чтобы голова прошла. А остальное можно подтянуть! Его учили пролезать в такие дырки, не только тому, как срезать кошельки и доставать их из глубины плащей. Воры не только на улице воруют, они еще и в дома забираются.
Вот только Юсасу так и не пришлось воспользоваться этим умением. Не любил он лазить по домам. Не нравилось. Да и опасно — можно угодить в такую жуткую ловушку, что потом сто раз пожалеешь, что в этот дом забрался! Рассказывали, как удачливый вор-домушник Сессиль Рыжий попался в магическую ловушку, установленную в одном из богатых домов. Обычные ловушки такого типа срабатывают, когда ты ставишь ногу в определенное место на полу или на лестнице. Настораживают их обычно на ночь, когда по дому никто не ходит. Или тогда, когда хозяева выезжают из дома, и на месте остается только сторож и слуги, присматривающие за порядком. Вот в такой пустой дом Сессиль и забрался — за богатой добычей, надо думать. Ну вот и… добыл. Ловушка не просто включала трубы и барабаны, которые начинали выть и грохотать, она оказалась еще и с секретом — из стены выскочили клинки и начисто отсекли Сессилю ноги. Он даже пискнуть не успел. Сразу не умер, лежал, истекая кровью возле своих отрубленных ступней. Живучий парень. Но лучше бы умер, потому что когда прибежали сторожа, они схватили вора на месте преступления, перевязали, чтобы палач затем посадил его на кол. Страшная смерть! Вот так медленно умираешь, все понимая, зная, что назад хода нет, и ты считай уже труп, а у тебя в животе медленно пробирается мимо сердца твоя окровавленная смерть. Бррр!
Но лазить по домам Юсас все равно умел и прекрасно знал, что отдушины и воздуховоды — суть воровская дорога. И если ты небольшого роста, худенький и сильный — то всегда можешь пройти по этим воздуховодам туда, куда захочешь. Или туда, куда пустят тебя эти самые воздуховоды, которые все и всегда строят по одному образу и подобию.
Строители — жуткие ревнители старозаветных обычаев. Вот положено так, чтобы воздуховод был определенного размера — значит, так тому и быть. И нечего вносить никаких других изменений! Все изменения — от демонов, и суть наущение поганых! И блажь заказчика-идиота! Что суть одно и то же, что и влияние демонов.
Нащупал нож, украденный у «крысы», ухмыльнулся — красиво вышло! Даже и не почуял тюремщик, как нож покинул свой «дом» за отворотом куртки! «Крыса» без кинжала — это как настоящая крыса без зубов. Только пришлось поломать голову, чтобы понять — где этот нож у него прицеплен. На поясе не было, так что должен был быть прикреплен где-то под курткой. Ну вот и… нашел! Пусть теперь думает, где потерял! Придурок!
Нет, ну так-то Юсас совсем не плохо к нему относится — он ведь с напарником его спас! И даже того гада избил! Но все равно — по чьей вине Юсас потерпел такие страдания? Не «крысы» ли заточили его в темницу, а потом страшно пытали?
Впрочем — пытали-то точно не «крысы». Палач. И Юсас это дело так не оставит. Он не злопамятный. Просто у него память хорошая.
Уже неделю Юсас ползает по воздуховодам. Пока что безрезультатно. Что ищет? Ясное дело — что ищет, Толю ищет! Найдет, и уйдут они вместе из этой проклятой башни! Точно — уйдут! И демон с ним, с этим золотом! Потом за ним вернутся. Выкопают и опять уйдут. А может и не уйдут. Может тут останутся — где-нибудь на окраине империи. Кто там их искать будет? Или будет?
Юсас подумал и пополз вправо от своей комнаты. В этот раз он решил обследовать другую сторону башни. По крайней мере — доступную ему ближнюю часть башни. Ползти далеко пока что не хотелось — передвигаться по маленькому тоннелю довольно-таки трудно, локти обдираются в кровь, и… ох уж это крысиное дерьмо! Такое ощущение, что все крысы со всего мира собрались здесь, чтобы погадить! Сортир тут устроили, хвостатые поганцы!
Раз-раз, раз-раз… локти двигаются, толкают, голое пузо холодит старый камень башни. Сколько ей лет? Сотни? Тысячи? Сколько дыханий людей впитал этот камень? Сколько вздохов умирающих в камерах под башней? Сколько стонов боли слышали эти камни, сколько лихорадочных признаний в том, чего не совершали?
Какой идиот придумал пытки? Ведь если человека пытают, он сознается во всем, даже в том, чего и не совершал! Так какой смысл тогда его пытать? ЗАЧЕМ? Ради удовлетворения своих извращенческих наклонностей?
Юсас считал — именно так и есть. Нормальные люди в палачи не пойдут. Он точно видел — этот проклятый старик наслаждался его муками! Он буквально кончал, когда видел и слышал, как Юсас дергался от боли, исходя криками и стонами! Мерзкая тварь…
Еще, еще вперед… вот и ниша. Интересно сделано! Везде, там, где есть большие комнаты, в которых могут поместиться несколько десятков человек — имеются ниши возле отдушин. Здесь тоннель воздуховода как бы прерывается, расширяясь в довольно-таки широкую нишу, в которой спокойно может встать крупный и высокий человек.
Что это такое? Зачем эти ниши? Да ясное дело — зачем! Лучник тут стоит. Или арбалетчик. Отсюда хорошо видна часть комнаты, а иногда — и вся комната. И эта самая комната прекрасно простреливается именно из такой отдушины. Дельная придумка, точно! Все, кто будет находиться в комнате — под прицелом.
Но что хорошо у этой самой отдушины, это то, что к ней подходит узкий лаз-коридор, явно выводящий уже к общему коридору, по которому передвигаются все люди. И это значит — можно выйти из башни — ежели правильно выбрать свою дорогу.
Дорогу! Вот в этом и весь вопрос, какую дорогу выбрать — чтобы не нарваться на охрану! Чем Юсас уже неделю и занимается — кроме поисков Толи. Толю он найдет, рано или поздно, а вот с дорогой для бегства сложнее. Слишком тяжелая, трудоемкая это работа. И медленная. Попробуй-ка, обползай все эти проклятые тоннели! Вот если бы Толя был таким худым, как Юсас, если бы он мог забраться в тоннель — все было бы гораздо легче! А он, с его плечищами — застрянет в отдушине, даже и не проникнув в воздуховод!
Впрочем — да чего эта ерунда ему в голову лезет!? Зачем Толе по тоннелям крысиное дерьмо в кожу втирать?! Это Юсасу надо найти брата, спуститься к нему, и тот отправит их обоих в иной мир! В свой мир, где не пытают, и люди такие же хорошие, как и Толя! Где у него есть мама, жена и брат! И они конечно же полюбят Юсаса! Ведь он тоже хороший! Его нельзя не полюбить! Его обязательно надо полюбить!
Юсас выбрался из тоннеля в нишу и начал спускаться по ступенькам лаза. Босые ноги ступали тихо, не громче, чем если бы по тоннелю шел кухонный кот. Спускаться было вообще-то скорее всего бесполезно — эти ходы к нишам везде заперты (видимо замки висят снаружи), но кто знает, а вдруг ему повезет?
Юсас толкнул дверь. Вернее не толкнул, а тихо-тихо на нее надавил. Так, чтобы не скрипнула и чтобы не открылась нараспашку. Подождал, прислушался, достал из зубов зажатый в них нож (Противно, кстати! Держать приходится за рукоять, а она воняет — то ли кровью, то ли… не хочется думать — чем!). Ножом Юсас владеть умел. Не мастер, конечно, но подрезать кошель и полоснуть человека так, что ему мало не покажется — это запросто. Старый вор научил его приемам владения ножом, и теперь, при его скорости и силе — Юсас был очень опасным противником.
Ножа ему только не хватало! Ох, как не хватало ножа! А теперь, когда у скорпиона есть жало — попробуйте, возьмите! Это вам не безоружных мальчиков бить!