Глава 3

Тум! Тум! Тум!

Топор взлетал вверх и опускался размеренно и точно, со звоном разлетались поленья, спина парня, перевитая узлами сухих, твердых мышц, блестела на солнце капельками пота.

Энд уже не был таким бледным, как тогда, когда впервые пришел в трактир. Работая на заднем дворе под лучами палящего солнца, он давно уже стал смуглым, хотя и не таким смуглым, как большинство людей вокруг. Его выдавал цвет загара – золотистый, а не красновато-черный, как у других, а еще глаза – синие, яркие, как драгоценные камни.

За то время, что парень жил в трактире, он почти не изменился – если не считать прически и загара. Такой же добродушный, улыбчивый и… худой, как раньше. Он мог съесть невероятное количество еды в любое время суток, но не добавил ни грамма жира на своих поджарых боках.

Как оказалось, Энд был невероятно силен и быстр. Лайам знал толк в силачах, сам был сильнее многих и в молодости раскидал бы человек пять обычных парней, даже не запыхавшись, но этот вечно улыбающийся парень… Каждый раз, когда трактирщик видел случайные проявления способностей своего работника, – поражался. Например, тот походя, даже не задумываясь, успевал поймать кружку, сбитую со стола неловким посетителем, – мгновенно, как ловил муху в полете. А он ловил! Трактирщик видел это сам – летит муха, жужжит себе, ни о чем не подозревает, и… щелк! Она уже в пальцах погубителя! И тот так ловко ее хватает, что даже не видно движения!

А бочка, скатившаяся с возка? Бочка с дорогим вином, бочка, в которой не меньше десяти ведер красной жидкости стоимостью серебреник за кружку! Если бы не Щенок, как его прозвали за глаза (прижилась кличка с легкой руки Ламии и Лайама), он легко подхватил бочонок, уберегая от удара о булыжную мостовую, и без натуги поставил на землю. А потом по приказу трактирщика отнес его в зал, и по парню не было видно, чтобы он особенно надсадился. Другой бы на его месте катил бочку, рискуя ее разбить, а этот просто вскинул на худой загривок и пошел, даже не шатаясь и не краснея от натуги. И таких случаев было несколько.

Лайам человек наблюдательный, умный, он подмечал все, что происходило вокруг его заведения. Тот, кто не следит за флангами, рискует проиграть битву – нередко говорил командир, и Лайам запомнил эту простую, но жизненно важную истину. И теперь, когда воинская служба давным-давно закончилась, применял это правило в повседневной жизни, ведь жизнь – борьба! Не уследишь – погибнешь, мало ли врагов мечтает нанести вред успешному человеку!

А в том, что его трактир будет успешным, Лайам теперь не сомневался. Месяц прошел с того времени, как Ламия предложила переоборудовать помещение трактира, изменить политику в отношении клиентов, и три недели понадобилось, чтобы воплотить ее идеи в жизнь.

Зал трактира сиял чистотой, столы и стулья, хотя и остались прежними, были украшены причудливой резьбой и покрыты светлым лаком.

От скатертей решили все-таки отказаться, трактир – место, где проливают, пачкают, вытирают руки попавшейся под них тряпкой. Расходы на скатерти, на их стирку, замену выливались в такие деньги, что это могло быть сравнимо с самыми большими трактирными расходами, например – на приобретение дорогого вина. Лучше за эти деньги купить лишнюю бочку драгоценного напитка, чем выбрасывать их в пустоту на безнадежно испорченные посетителями тряпки. И неважно, что посетители теперь в основном обеспеченные и даже богатые люди, – пьяный человек, даже если у него имеется несколько поместий и кругленький капитал в банке, превращается в такую же скотину, как и какой-нибудь пропахший конским потом возчик, который читать и писать не умеет и лишь виртуозно владеет самыми причудливыми оборотами площадной ругани.

Были сооружены отдельные кабинеты – для тех, кто не хотел, чтобы их видели в общем зале, когда они пришли заключить сделку или потискать жену делового партнера. А для особых клиентов, тех, кто принадлежал к местной элите, имелись кабинки и получше – на втором этаже, над входом, на балконе. Пришлось строить этот балкон, благо позволяла высота потолков. Этот трактир тем и отличался от многих других, что огромный зал и высокие потолки позволяли перестроить его так, как хочешь.

Часть пространства на втором этаже занимали комнаты постояльцев – двадцать комнат, из которых большинство пустовало. Их использовали девицы – водили туда клиентов, за что отдавали трактирщику половину полученной от клиентов платы.

Впрочем, платили они не только и не столько за комнату, хотя и это было важно, ведь не под куст же вести горящего желанием мужика (хотя и такое случалось). Это была плата за разрешение работать в трактире, подцеплять клиентов. Да и охрана тоже кое-чего стоит. Будешь работать на улице – живо окажешься в подвале у какого-нибудь извращенца. Либо на цепи в низкопробном портовом борделе, удовлетворяя самые низменные и грязные прихоти мерзких, прогнивших от дурных болезней клиентов.

Девушки еще и раскручивали посетителей на покупку дорогих вин, имея свой процент с оплаты заказа. Трактирщик всегда зорко следил за тем, как в зале работают допущенные к делу девицы, исправно выплачивая им то, что положено выплатить.

Теперь и девицы здесь были другие. Прежним – беззубым, потасканным, с лицами, на которых отразилась вся их печальная, бурная жизнь, – Лайам от места отказал. Они просили, даже рыдали, потом проклинали и сулили жестокому трактирщику неисчислимые беды, говоря, что пойдут к колдуну и тот напустит на негодяя мор, черный понос и другие гадкие страдания, но… Лайам был непреклонен. Дело есть дело. Здесь будут работать только те девушки, на которых приятно взглянуть, молодые, красивые… дорогие. Те, ради которых человек может прийти не раз и не два, те, которые не заливают свое женское горе литрами дешевого вина и настойкой наркоты.

Наркота вообще была под запретом. Лайам сразу предупредил персонал – заметит, выгонит с треском, без жалованья и со сломанными ребрами. Это заведение не для наркош, и персонал будет работать так, как требует хозяин, или идет куда подальше!

Персонал, конечно, пришлось набрать в несколько раз больший.

Начали с повара – благодаря Ламии, не потерявшей связи с персоналами других трактиров, где она работала раньше. Вышли на повара, который самоучкой стал одним из лучших поваров в королевстве, если только не самым лучшим.

Этот парень работал в приличном трактире купеческого квартала, не так далеко от трактира Лайама, и получал очень неплохие деньги, однако мечтал совсем о другом – о самовыражении, о том, как будет создавать эксклюзивные блюда, достойные королевского стола, блюда, которыми прославится на весь мир! Суровая действительность не давала ему развернуться как следует – мрачные трактирщики, похожие на Лайама своим отношением к клиентуре, гасили души прекрасные порывы и не давали ему создавать блюда типа: «Змея гангута, вымоченная в вине и пряностях, запеченная на медленном огне, на ароматных дровах южного дерева нугс» или «Печень дикой гуготы, томленная с чернилами каракатицы, в соусе из пряных семян травы езз, которую собирают только в дни весеннего равноденствия на южном побережье океана». Презренная баранья нога со специями, да похлебка и пироги с олениной – вот предел мечтаний купчишек и возчиков! Нет простора фантазии, нет возможности показать себя, возвысившись над тупой толпой кухарок и поваров, неспособных правильно снять шкуру со змеи или приготовить торт, тающий во рту, как снег на вершинах гор под палящим летним солнцем!

Настоящий мастер всегда мечтает перейти на другой уровень, обрести такое мастерство, чтобы о нем говорили как о Великом Мастере, гордости королевства! А как этого добиться, если ты изо дня в день смотришь на глупые физиономии посетителей, не различающих, если вместо хорошего меларнского – серебреник за маленькую кружечку – им налили бросовое хинское, по медяку за кружку! У этих людей нет вкуса. Только воспитанные на качественном продукте могут понять, что такое настоящее качество! Богатые купцы, дворяне или сама королевская семья!

Увы, о королевском столе Магусу Калеросу мечтать не приходилось – куда ему, с его происхождением из семьи башмачника, молодому, двадцатисемилетнему парню мечтать о том, чтобы готовить для королевского стола? Там работают потомственные повара, целые династии поваров! Его же участь – готовить для серого быдла. И читать старые свитки, книги, фолианты, в которых описывались древние способы приготовления пищи, отличавшиеся большой изысканностью и прихотливостью.

Магус все свободное время посвящал изучению кулинарного искусства и был уверен, что далеко ушел вперед от тех, кто славился по стране изысканной кухней. Просто у него не было возможности себя показать!

Так что зерна упали на давно уже подготовленную, взрыхленную, унавоженную почву, – когда Ламия явилась к Магусу с деловым предложением, рассказала, чего от него хотят, молодой повар сбросил фартук, молниеносно собрался и покинул трактир, где он работал, – под вопли, стенания и туманные угрозы теперь уже бывшего хозяина.

Подавальщицы – молодые, красивые девушки в специальных нарядах, что-то вроде формы (тоже задумка Ламии), – были похожи не на простых подавальщиц, а на фрейлин императрицы, обязанность которых – не посуду грязную таскать, а составить компанию высочайшим особам в их повседневных забавах – играх, балах и политических интригах.

Девушек набирали отовсюду – с улиц, с рынка, по трактирам, наскоро обучили, как и что им следует делать, и скоро они уже работали, не без ошибок, но вполне уверенно, довольные хорошим жалованьем и щедрыми чаевыми.

Ламия была уверена, что часть из них точно придется отсеять в процессе работы, но, пока не начнут работать, все равно не узнаешь, чего стоят эти работницы.

Нашли и музыкантов, договорились и с комедиантами. Девушек для постельных утех тщательно отбирали – ну какой трактир без девиц-профессионалок? Секс должен возбуждать аппетит и жажду, увеличивая доход заведения, да и деньги, что платили девушки за «рабочее место», совсем даже не были лишними.

Чего не было в трактире, так это рабов. Лайам считал, что от рабов нет в его делах никакого прока. Они работают из-под палки, со страхом, а потому работа их всегда плоха. Лучше набрать настоящих работников, за жалованье, а если будут плохо трудиться – выгнать и набрать новых. А что делать с рабом, если он плохо работает, глуп и безответствен? Истязать, пока не начнет работать как следует? А если он не может? Продать нерадивого? А зачем тогда покупал?

И кроме того, раб, какой он ни есть, стоит очень даже приличных денег, а с деньгами у Лайама было уже не слишком хорошо. Он потратил все – и заначку на черный день, и даже заначку, которую прятал на «совсем уж черный день». Хорошо, что с ремонтом уложился всего в месяц, иначе пришлось бы идти к процентщикам, а они так просто денег не дают, только под залог. Закладывать трактир? А если прогоришь?

Но пока что все показывало – Ламия не ошиблась. После того как мальчики-посыльные разнесли приглашения по богатым домам, в трактир потянулись важные клиенты. Вначале осторожно, любопытствуя, а потом…

Буквально за неделю слух о новом заведении разнесся по всему городу, и теперь вечерами здесь было не протолкаться, хотя вышибалы пропускали не всех. Если человек не нравился, если был одет не так, как полагается быть одетым в приличном заведении, – его не пропускали, даже если он грозился «разнести эту лавочку по камешкам!», «разбить башку поганому трактирщику!» и даже совершить с хозяином заведения гнусные мужеложские и натуральные деяния, описываемые со вкусом, с упоминанием родственников супостата – женского и мужского пола и любого возраста. Но это не действовало. Вышибалы, бывшие бойцы Арены, умели держать удар и в прямом, и в переносном смысле. Особо буйных быстро укладывали рядком под соседним деревом в очень даже бессознательном состоянии, остальные буяны, убоявшись изборожденных шрамами рож и могучих плеч, покидали место сражения бесславно, чтобы вновь явиться в самых своих лучших одеждах. Или чтобы не приходить сюда уже никогда, довольствуясь более простыми и непритязательными заведениями.

Ламия теперь не ходила между столами, разнося еду и напитки, она руководила персоналом, налаживая работу, обычно сидя в углу, где у нее имелся свой персональный столик. С этого места хорошо был виден зал во всех его подробностях, так полководцу видно место сражения с высокого холма или специального помоста.

Лайам занимался поставками, обеспечением. Ну и всем остальным, чем всегда занимается трактирщик. Теперь он не стоял в зале и… не разливал вино. Этим занимались специальные люди.

Персонал трактира увеличился в несколько раз. Как и доходы. И эти доходы продолжали расти.

Энд легко подхватил тяжеленный чурбак, даже не изменившись в лице. Поставил его на попа… удар! Сырая сучковатая древесина захватила топор, не желая выпускать его из своих крепких объятий, парень перехватил рукоять, расставив пошире ноги, одним движением вскинул топор с чурбаком вместе над головой и, резко опустив, ударил обухом по бревну. Чурбак не выдержал и все-таки разлетелся, а Ламия выдохнула воздух, вдруг поняв, что с минуту стояла, затаив дыхание.

– Красиво, правда? – с непонятной интонацией спросил бесшумно подкравшийся Лайам, и Ламия вздрогнула, бросив на трактирщика сердитый взгляд. – Извини, я думал, ты меня слышала.

Лайам усмехнулся и подмигнул порозовевшей девушке:

– Что, засмотрелась на молодого парня? Соблазнительно выглядит, а? И я когда-то был таким же молодым, шустрым и… добрым. Хороший парнишка. Только странный. Очень странный!

– Тебе все, кто не пьет вино и не бьет морду, кажутся странными! – фыркнула Ламия. – Тебе не кажется это не очень нормальным?

– Но-но! Не так уж много я и пью! – ухмыльнулся трактирщик и тут посерьезнел. – Понимаешь… он слишком силен для своих лет. Двигается так, будто долго занимался боевыми искусствами – поверь, я знаю в этом толк. Видел таких мастеров – они не просто двигаются, они экономно двигаются, ни одного лишнего движения… все точно, четко… умело… хмм… не знаю, как передать! Смотришь и понимаешь, что против него моя сила, мое умение – ничто! И этот парень такой же. Ты видела, как он разбил чурбак. Знаешь, сколько тот весит? А он его одним движением! Представь, если ударит мечом! Или тем же топором. А помнишь ту драку, когда возчик тебя попытался изнасиловать? Как Щенок сумел сбить его с ног? А ведь и пальцем до буяна не дотронулся! Я уже некогда видал такое. Только лучшие из мастеров, высшие мастера обладают такой способностью. И то – за всю свою жизнь я встретил только одного такого человека. И вот этот – второй. Я спрашивал его. Но он лишь улыбается, как ненормальный, смотрит на меня своими дурацкими голубыми глазенками! Иногда мне хочется врезать ему по башке…

– Знаешь, почему он тебя раздражает? Иногда и меня, – Ламия улыбнулась уголками губ и вздохнула. – Потому что он напоминает нам, как мы несовершенны, грубы, злы, жадны! Как ангел, слетевший с небес, – сравнивать себя с ним все равно как класть новую рубаху рядом с половой тряпкой. Понимаешь?

– Эк ты завернула! – Трактирщик широко улыбнулся и привлек Ламию к себе, обняв за плечи левой рукой. – Откуда же ты такая умная взялась-то, а?

– Откуда и все, – ухмыльнулась девушка. – У мамы спроси! Она тебе точно расскажет, откуда!

– Кстати, как она? – тут же спросил Лайам, теребя прядь волос Ламии, вырвавшуюся из-под шляпы, укрывавшей лицо от солнца.

– Лучше, гораздо лучше! – живо ответила девушка. – Ей бы лекаря-мага! Он бы точно поставил ее на ноги!

– Вот немного подзаработаем, найму хорошего мага! – кивнул Лайам. – Погоди немного. Сейчас с деньгами плоховато, каждый медяк на счету. Деньги идут, но… закупки все съедают. Дорогое вино денег стоит, пряности, редкости всякие… сама знаешь.

Они помолчали, глядя на то, как Щенок расправляется с очередным чурбаком, и через минуту Лайам бесстрастно бросил:

– Заработаем – вылечим твою мать и… свадьбу устроим. Настоящую свадьбу! Хочешь?

Ламия отстранилась, грустно поджала губы, вздохнула:

– Может, не надо? И ты уже не молоденький мальчик, и я… не девочка. Глупо будем выглядеть. И… ты уверен, что нам нужно стать официальными мужем и женой? Может, пока подождать?

– А чего ждать? – пожал могучими плечами трактирщик. – Я тебя люблю, хочу, чтобы ты была моей женой! Готов в любой момент пойти с тобой в храм Создателя и закрепить наши отношения!

– Лайам, я же тебе говорила – я не люблю тебя! Я к тебе очень хорошо отношусь, считаю своим другом, что странно, – мы и знаем-то друг друга всего ничего, несколько месяцев! Да, за этот месяц мы сдружились, мне интересно с тобой общаться, ты мне приятен, но… любви нет! Сердцу не прикажешь любить, Лайам, пойми!

– Это из-за него? – трактирщик кивнул в сторону Щенка и свел насупленные брови. – Ты в него влюблена?

– В него? – задумалась девушка. – Если только как в младшего брата. Ты посмотри на него – он же… Щенок! Ну да – тело, как у настоящего мужчины, но душа… он же настоящий ребенок! Нет, если бы я и влюбилась, то в такого, как ты, – ты настоящий мужчина, да. О таком мужчине женщина может только мечтать – ты сильный, ты умный и добрый тоже, да! Я знаю – ты добрый, но…

– Так за чем дело-то стало?! – выходи за меня замуж, и все! Ты не пожалеешь! – горячо выдохнул Лайам, хватая девушку за плечи. – Моей любви хватит на нас обоих! Я знаю, ты меня все равно полюбишь! Я хочу, чтобы ты была со мной! Никого, кроме тебя, не хочу!

Ламия посмотрела в покрасневшее лицо Лайама и вдруг подумала: «А правда, чего я кобенюсь?! Другая бы на моем месте прыгала от радости – одинокий, обеспеченный, любит – чего еще надо?! И матери поможет, и дети, когда будут… тоже не оставит! Дура я все-таки, ей-ей… не зря мне мама это говорила! И за башмачника не вышла, и за пекаря – мол, не по любви ведь! Так всю жизнь любви и прожду. А есть ли она, любовь-то?»

Ламия невольно снова посмотрела на Энда, покусала губу и тихо сказала:

– Я подумаю. Наверное, ты говоришь все правильно. Только вот…

– Да ничего не «вот»! – Трактирщик взмахнул рукой, и лица Ламии коснулся порыв ветра, возникшего от энергичного движения огромной ручищи. – Через неделю праздник урожая, начинается неделя свадеб – вот мы с тобой и поженимся! Ну, соглашайся! Чего думать?! Сама знаешь – это правильно!

– Хорошо, я согласна. – Девушка кивнула и наклонила голову, пряча глаза. – Надеюсь, у нас получится.

– Получится! Обязательно получится! – Трактирщик сграбастал взвизгнувшую от неожиданности девушку в могучие объятия и, подняв на руки, пошел к трактиру. Ламия лежала на его руках, улыбаясь в синее небо, и думала о том, что, возможно, жизнь не так уж и плоха. И она, Ламия, – не такая уж неудачница! А еще – что Эндел, как настоящий ангел, принес ей удачу, и скоро мать будет здорова.

Эндел, Эндел… если бы она была моложе! Если бы ты не был таким добродушным улыбающимся дурачком… Эх, никогда не бывает так, как хочется! И надо принимать жизнь такой, какая она есть. Хватит фантазий. Двадцать шесть лет – ни семьи, ни детей… хватит!

* * *

– Куда он ее потащил? Он что, напал на нее? Хочет загрызть?

– Хе-хе… глупенький! Он любит ее! Почему сразу – загрызть?

– Люди злые. Они всех убивают. Вот я и подумал…

– Злые. А ты пришел в город, хотя я тебе и запретил! Ну и вот как ты себя ведешь, а? Мы как с тобой договорились – через три месяца я к тебе прихожу и все рассказываю! А ты что сделал?!

– Я соскучился, братец! – ментальный голос гарма выразил обиду, хотя Щенок сам не знал, как это получается – чувствовать эмоции в беззвучном голосе. Вероятно, тот, кто передавал, специально накачивал эмоции в передачу. Или же Щенок незаметно для себя стал эмпатом, чувствующим настроение окружающих, особенно если те связаны с ним кровными узами.

– Ладно, ладно! – Щенок отбросил топор, шагнул к водосточной яме, уходящей под булыжную мостовую, туда, откуда светились желтые глаза гарма.

Холодный влажный нос ткнулся в щеку человека, и горячий шершавый язык облизал лицо.

– Наконец-то! – Рагх радостно рыкнул и еще раз прошелся по лицу человека красным языком. Понюхал воздух, поводя носом, и, коротко фыркнув, сказал:

– От тебя пахнет самкой! Ты нашел себе самку? Ты решил завести своего щенка?

И получил в ответ картинку: злобный человек, оскалившись, несет в вытянутой руке гарма, держа его за хвост. У гарма выпучены от страха глаза, он пустил струйку.

Рагх радостно зафырчал, отправляя такую картинку: человек бежит, вытаращив глаза, в его зад вцепился гарм с огромными зубами.

– Вот почему ты не любишь вопросов о размножении? – поинтересовался гарм. – Что такого? У вас, людей, какое-то странное отношение к этому делу! Я же просто спросил, интересно же! Я бы учил твоих щенков ходить под землей, охотиться, научил бы их нашей магии. Воспитал бы из них настоящих гармов!

– А сам-то?! – Щенок хохотнул и потеребил гарма за ухо. – Ты когда заведешь свою самку, сделаешь своего щенка?

– Рано еще. У меня еще пятна на шкуре не сошли, какие мне щенки! Мне эти самки вообще пока не интересны! Вот когда войду в силу… тогда – да! Самая лучшая самка будет моя! Я лучший лекарь, что есть у гармов! Даже сейчас. Мама сказала! А она никогда не врет. Вот подрасту, тогда…

– Чтобы подрасти, тебе нужно ходить там, где надо, и не лазить в город! – досадливо бросил Щенок, глядя на то, как к нему спешит Ламия. – Все, скройся, сюда идут! Ночью увидимся! Я буду ждать тебя возле горы, там, где становятся на стоянку корабли, у порта! Днем не появляйся, хорошо? Боюсь я за тебя. Не нужно, чтобы тебя видели! Уходи!

Гарм будто растворился в темноте дождевого стока, а за спиной Энда появилась запыхавшаяся девушка:

– Щен… хмм… Энд! Скорее беги в порт, найди купца Херга, срочно – мы согласны взять два мешка специй. Пойдем за мной – я дам тебе денег, рассчитаешься. И смотри, чтобы не обокрали! Следи за карманами! Возьмешь извозчика, привезешь. Да побыстрее, у нас сегодня будет банкет купеческой гильдии! Заказали на сорок персон, а мы не готовы! Скорее, поторапливайся! Да оденься поприличнее, не голышом! И вымойся, а то с черной шеей небось рубаху натянешь, потом не отстираешь!

Ламия повернулась и помчалась обратно в трактир – запыхавшаяся, потная, раскрасневшаяся. Щенок улыбнулся, быстро, за пару минут сложил наколотые дрова в более-менее пристойную поленницу и, подобрав топор, положил его под навесом так, чтобы не намочило дождем.

Ламия зря говорила про черную шею – уж чего-чего, но у Энда, как выяснилось, имелась патологическая страсть к аккуратности. Все разложено по полочкам, все чистое, аккуратное – до отвращения, как сказала прошлой ночью Анга.

Девчонка из профессионалок, она положила глаз на Щенка сразу, как появилась в трактире, – молодая, лет около двадцати, не больше, худенькая, гибкая, как свежая лоза, страстная – до ненормальности. Анга пришла к Щенку десять дней назад и оставалась у него регулярно, через ночь, иногда чаще. Зачем ей это надо было? Девушке, которая зарабатывает тем, что занимается сексом с клиентами?

Щенок как-то спросил ее об этом, но она лишь хихикнула и щелкнула его по носу ухоженным, тонким пальчиком: «А тебе какая разница? Пользуйся, пока есть возможность, дурачок!» И он пользовался. Умело пользовался. Странно, но Щенок откуда-то знал, что и как нужно делать с женщиной. И делал это так, что девчонка кричала, визжала, стонала, зажимая рот шелковой рубахой и… приходила к нему при первой же возможности, будто наркоман за очередной дозой черной жвачки.

В трактире посмеивались – чем же приворожил опытную девицу этот малахольный? Но смеялись беззлобно – во-первых, Щенка на самом деле любили. Он готов был помочь всем, чем мог, отдать последние деньги, последнюю рубашку тому, кто в ней нуждался, со своей извечной полуулыбкой на загорелом, на удивление совершенном лице.

Во-вторых, все знали, что Щенок что-то вроде талисмана для хозяина и управляющей Ламии, и, если кто-то начнет плохо говорить об этом парне, – порвут, как гнилую тряпку!

Любили его и клиенты – в основном клиентки, они просили, чтобы их столик обслуживал именно Энд, говорили, что его добродушная физиономия настраивает их на хороший лад.

Вранье, конечно, большинство из них просто мечтали залучить паренька в свою постель и делали для этого все, что возможно, – задаривали подарками, оставляли огромные чаевые, от которых у других подавальщиков и подавальщиц просто скулы сводило от зависти. Пытались действовать и через хозяина трактира, требуя предоставить «особые» услуги юноши, но… безуспешно. Щенок будто не понимал намеков и прямых заигрываний, лишь улыбаясь в ответ на особо непристойные предложения, трактирщик же был прям и груб, посылая озабоченных дам и их посыльных туда, откуда все они когда-то появились.

Впрочем, степень «послания» зависела от социального статуса клиента или клиентки – только глупый трактирщик оскорбит сильных мира сего. Отказать можно и вежливо, не рассказывая в подробностях о странных сексуальных предпочтениях предков глупого клиента.

И он отказывал, придумывая какие-нибудь удобоваримые объяснения, – например, что парень совсем не любит женщин, что ему по сердцу мужчины (тут трактирщика аж перекашивало! Но что делать?!).

В общем и целом жизнь в трактире Щенку нравилась. Он был сыт, его никто не обижал, у него даже появилась женщина, с которой ему очень нравилось кувыркаться в постели и которая учила жизни – в промежутках между любовными упражнениями.

Щенок впитывал все, что ему рассказывали, чему его учили, с жадностью изголодавшегося путника. Он уже вполне сносно общался с людьми, многое понимал, а чего сам не мог понять, спрашивал у тех, кому доверял, – у Ламии, у Лайама, у своей шустрой подружки, не оставлявшей его своим вниманием. Он не гнушался никакой работы, а всем служебным занятиям предпочитал колку дров – ему было приятно чувствовать свою силу, здоровье, приятно нюхать запах свежей древесины, наслаждаться лучами солнца или дождевыми каплями, ощущать на коже прикосновение свежего ветра, прилетевшего с морских просторов.

Отсюда, со двора трактира, было видно море – голубое, сверкающее под солнцем и такое волнующее, что сердце начинало стучать, как топор дровосека. Особенно когда Щенок смотрел на север… Ему казалось, что там, на севере, за морем, что-то для него важное, то, что он забыл, но обязательно должен вспомнить. Обязательно!

И вспомнит. Когда-нибудь…

Щенок быстро оделся – свободные длинные штаны, белая рубаха, сандалии на босу ногу – все новое, качественное, украшенное строгой, но очень красивой вышивкой.

Энду все равно, в чем ходить, он относился к одежде довольно-таки наплевательски и мог бы вообще ходить голым, нагота его совершенно не стесняла, но… голыми могут ходить только рабы, и то – только у совсем уж жадных хозяев, жалеющих денег для своего «разумного скота». Свободные люди ходили только в приличной одежде.

Одежда – это не только возможность укрыться от палящего солнца или ночного холода. Это еще и статус. Глядя на одежду, на украшения, можно понять, к какой социальной среде принадлежит человек. Покрой одежды, узоры на рубахах и штанах, оружие, его наличие или отсутствие, качество оружия – по всем этим приметам опытный человек мог сразу сказать, купец перед ним или дворянин, крестьянин или горожанин.

Довольно-таки удобная система, и Щенок понял ее быстро, можно сказать, с лету. Он вообще все понимал с лету, да так, что у Ламии и Лайама глаза на лоб лезли от удивления: мог с ходу повторить длинный текст, который прочитал на бумаге и запомнил с первого раза, мог повторить его даже через неделю. Подними посреди ночи, спроси – и он повторит слово в слово. Мог запомнить на слух такие сложные тексты, что другой и выговорить бы их не смог.

Оказалось, Энд прекрасно читает, пишет и считает, может в уме перемножать и делить такие числа, которые тот же трактирщик мог делить и перемножать только на бумажке, да еще и как следует над ними попыхтев.

* * *

Через двадцать минут, с увесистым мешочком на поясе, Щенок весело шагал по булыжной мостовой к порту, спускаясь по кривой улочке, петлявшей между массивными двухэтажными домами купеческого квартала. Светило солнце, одуряюще пахли крупные белые цветы на деревьях, растущих вдоль дороги, – эти цветы свисали гирляндами, и над ними жужжали сотни насекомых, погружая хоботки в вожделенный сладкий нектар.

По улице шагали десятки людей, торопившихся по своим неотложным делам, катились тележки, телеги, возы, важно вышагивали вьючные караваны, охранники которых подозрительно осматривали прохожих на предмет злонамеренности, бегали и вопили мальчишки, стреляя шкодливыми глазами направо и налево. Большинство, как рассказали Энду, промышляли воровством и попрошайничеством, и не стоило обманываться их детским лицом и жалким видом – многие из них работали настолько виртуозно, что неосторожный человек мог лишиться своих денег так просто и быстро, что не смог бы понять, в какое из своих недобрых мгновений он лишился прибыли за месяц работы. Ведь кошель был припрятан за пазухой, и только волшебство могло изъять его оттуда так, чтобы несчастная жертва не почувствовала руки вора.

Хорошо! Ноги несут быстро, душа поет, а в голове вертится песенка, что вчера слышал в трактире. Назойливая мелодия – трень-брень, трень-брень…

В порту забавно – огромные, будто надутые изнутри корабли, стоящие у причала, медленно, почти незаметно покачиваются на морской волне, отдыхая после бурь, исторгая из своего нутра бесчисленные мешки, ящики, бочки и корзины.

Десятки полуголых и совсем голых грузчиков носятся по сходням, снуют, как муравьи в муравейнике, перетаскивая на своих плечах все, что привезли в своих трюмах деревянные монстры.

Чуть поодаль, у других причалов, охраняемых солдатами, стоят боевые суда – остроносые, узкие, защищенные по бортам листами сверкающей на солнце начищенной меди. Грозно смотрят в небо поворотные стрелометы, способные выбросить стрелу длиной в рост человека и сбить ею даже дракона – если попадут в него, конечно. Камнеметалки, возле которых в специальных стальных корзинах лежат груды снарядов. Бойцы из экипажа корабля тренируются, звеня мечами, подбадривая себя громкими истошными выкриками. Все как всегда. Все как обычно.

Щенок был в порту уже не первый раз, а если точнее – пятый раз. Два раза с Лайамом. Три раза – самостоятельно. Этот раз – шестой.

Суета! Крики! Шум!

Запах пряностей, шибающий в нос, запах дыма – сжигают опилки, куски бочек, ящиков, мусор.

Запах моря – водорослей, рыбы, особенно возле причала с рыболовецкими шхунами, пропитанными рыбным соком с днища до мачты.

Сейчас у причала всего две шхуны – видать, остались на ремонт, чтобы подновить потрепанные снасти, подремонтировать разбитое волнами снаряжение.

К ним подъехал возок с досками, и моряки вопят, размахивают руками, выторговывают скидки у красного от жары и ярости лесовозника – обычная картинка, повседневная жизнь.

Еще дальше, за высоким забором, стук молотков, визг множества пил – это верфь. Здесь строят корабли, отсюда они отправляются в плавание, чтобы когда-нибудь сгинуть в море или упокоиться на кладбище кораблей, за верфью, на берегу, там, где некогда гордые корабли, бороздившие океан, вспоминают свою бурную молодость и спят, медленно подтачиваемые временем и немилосердными древесными жучками. Старые корабли – любимое место обитания портовых «детишек», той самой шпаны, от которой нужно беречь карманы. Шустрые, как кровососущие насекомые, они так и ждут, чтобы облегчить твой пояс от излишних денежных накоплений!

Щенок оглянулся по сторонам, нашел взглядом портовые склады, оглянулся на море, чтобы еще раз насладиться видом водной глади, и внезапно замер, разинув рот, – такого он еще не видел! Откуда-то издалека, из-за порта, медленно, тяжело поднималась, летела стая самых необычных существ, которые он видел в своей жизни! Длинные, вытянутые шеи, на которых сидели уродливые рогатые головы, еще более длинные хвосты, раздвоенные на конце, прижатые к брюху узловатые лапы – задние, мощные, и передние, небольшие, похожие на руки.

Крылья впечатляли! Огромные, похожие на крылья летучих мышей, они закрывали солнце и сверкали, будто драгоценные камни! И сами эти существа сверкали, переливались, отблескивали чисто вымытой чешуей, прекрасные и странные, чуждые человеку больше, чем лесной зверь или морское чудовище. Откуда они взялись?! Как могут держаться в воздухе, при таком-то размере?!

Похоже, что последние слова Щенок сказал вслух, потому что кто-то рядом с ним ответил:

– Боевые драконы пятого подразделения. За портом у них казармы. На маневры полетели, тренируются. Никто не знает, как они летают, – только Создатель. Магия какая-то, не иначе!

Щенок машинально кивнул, взглянув на говорившего, – мальчишка лет двенадцати, в забавном ярко-красном платке на голове, отвернулся и снова принялся разглядывать драконов. А они уже прошли над головой, уходя в сторону открытого моря, поднимаясь все выше и выше, так, что скоро стали казаться не огромными чуждыми пониманию тварями, а маленькими птичками, коих в небесах неисчислимое множество.

Возможно, что Щенок видел их и раньше, но принимал именно за птиц, не пытаясь особо вглядеться в силуэты пролетавших существ. Но теперь, когда драконы пролетели так низко над головой…

Были видны и наездники – они сидели уверенно, держа в руках что-то вроде поводьев, привязанных к рогам чудовищ. Похоже, что таким образом они управляли полетом зверей. И в сравнении с тушей дракона наездники казались маленькими-маленькими, как муха на спине собаки! Только это сравнение позволяло осознать размер невероятных чудовищ – они огромны! Когда читаешь о драконах в книгах, летающие ящеры кажутся чем-то далеким, фантастичным, сказочным. Прочитал, принял к сведению – и забыл. Но когда видишь их воочию – сердце трепещет, норовя выскочить из груди, а мозг будто засыпает, завороженный прекрасной картиной!

Звери растворились в небесной сини, Щенок вздохнул и… хлопнул себя ладонью по поясу, скрытому под подолом свободной рубахи, – на нем ничего не было! Вместо кошеля, набитого серебрушками, – обрезанные кожаные ремешки!

Щенок подобрался, выкинул из головы все лишнее – драконов, столпотворение людей, все, что мешает чутью следопыта, крутанулся вокруг оси и… вовремя! За толпой снующих туда-сюда грузчиков мелькнул знакомый красный платок!

Мальчишка бежал так, что не было сомнения – он спасается от кого-то или чего-то, или уносит что-то ценное, боясь, что его догонят.

Щенок рванул с места так, как когда-то бегал с гармом, – из всех сил, на пределе возможностей, «кто добежит первым?»!

Гарм обычно все-таки выигрывал, четыре ноги – это не две, четырехногие созданы для того, чтобы догонять и убегать, но в первые секунды человек обычно вырывался вперед, чтобы уступить уже на последних метрах, когда гарм входил в режим бега и был похож на черный сгусток темноты, мчащийся вдоль тоннеля. Впрочем, если бы не низкие своды тоннелей! Гарм был очень хитер. Инстинктивно хитер.

Здесь не было низких тоннелей, не было узких ходов, но и без того хватало препятствий – люди не успевали отпрянуть от мчащегося человека, приходилось их огибать, уворачиваться от них, толкать под вопли и ругань едва не сбитых с ног грузчиков, купцов и возчиков.

В одном месте пришлось перемахнуть через телегу с бочками так, что возчик только ойкнул и подавился вином, которое пил из горлышка бутылки. Мужчина долго кашлял, отсмаркивая рубиновую жидкость, хлынувшую в нос, и костерил проклятых придурков, отнявших у него добрую порцию вожделенного пойла.

Щенок мчался так, как никто не смог бы бежать ни в этом порту, ни во всем городе. Если не считать Рагха, засевшего где-то в канализационных тоннелях. И все равно едва успел – красный платок мелькнул возле каменной стены порта и будто растворился в пространстве. Когда же Энд подбежал к забору, он увидел, что под стеной сделан подкоп, в который никогда не пролез бы ни один взрослый мужчина – здесь проскользнул бы только мальчишка двенадцати лет, спасающийся от преследования и справедливо опасавшийся жестокой мести.

Каменная стена, как и многие стены в городе, была «украшена» ржавыми пиками-прутьями, чтобы тот, кто задумал попасть на территорию порта, не смог бы так просто это проделать. Зачем так охраняли порт, в который мог свободно пройти любой человек? Для Щенка это была большая загадка – ворота в порт открыты, заходи, не мешкай! На кой демон стена с остриями наверху? Вероятно, это нужно было спросить у того, кто эту стену строил – крепкую стену из камней, связанных известковым раствором.

Как умудрились ее подкопать, как сумели сделать в ней такую, пусть даже и небольшую дырку, – загадка. Не меньшая, чем сама стена.

Оглянулся – до выхода из порта бежать далеко…

Он вдруг сообразил: за стеной – верфь! Вот почему тут такой забор – чтобы с территории порта на верфь не влезли, ничему не навредили во время постройки. Наверное, так.

Сунулся к дырке, прикинул – голова пролезет! А раз голова пролезает…

Лег на землю, сунул в дырку руку, с трудом, обдирая уши и щеку, просунул и голову. Наискосок, выдохнув, ввинтился в щель, как некогда ввинчивался в узкие проходы подземелий. Вот только там был Рагх, а тут… застрянешь – как вылезешь?

Рубаха затрещала, разорвалась, зацепившись за выступ камня, на спине вспухла красная кровавая полоса через всю спину. Камень оказался острым, как нож! Еще несколько судорожных движений, и… голова показалась с другой стороны массивного забора.

Уперся правой рукой в стену, рванулся… есть! Готово! Вылез, кривясь и ругаясь словами, которых наслышался в трактире и за которые его порицала Ламия, объяснив, что это непристойные слова и нельзя их повторять в приличном обществе. Осмотрелся.

Справа, дальше от берега моря, кипела работа – три корабля возвышались под огромными навесами, укрытые от дождя и солнца, два в состоянии скелета, лишь ребра, наполовину обшитые досками, третий – почти готовый, люди стояли и ходили на палубе, не обращая внимания на то, что происходит возле ворот спуска на воду. А именно тут оказался сейчас Щенок.

Красный платок мелькнул у противоположной стены, в двухстах шагах от него, и снова исчез, как и несколько минут назад. Не раздумывая, Щенок бросился в то место, где исчез мальчишка. И та же история – снова дырка под стеной, снова мучительные попытки пролезть на ту сторону. Только все вышло еще хуже – несчастная рубаха совсем развалилась, и ко всему прочему треснули штаны, разлезаясь прямо по бедру.

Но теперь воришка был на виду, он мчался со всех ног к старым кораблям, лежавшим на берегу, – их тут было не менее двух десятков, а может, и больше – большие и маленькие, совсем развалившиеся и еще крепкие, с остатками снастей. Кажется, спусти их сейчас на воду, поплывут, разбивая грудью крутые волны, зашипят морской пеной, подхватят свежий ветер ладонями парусов! Увы, нет… они давно рассохлись, древоточцы выели в дубовых просоленных морской водой досках систему ходов, оставив лишь хрупкую видимость былого могущества некогда гордых судов, бороздивших моря вдоль всего Южного континента. Плававшие и до Северного, славного своими рабами и заморскими драгоценностями.

Мальчишка успел прошмыгнуть на корабельное кладбище, прежде чем трактирный посыльный успел его догнать, и забежал за громадное судно, почему-то заставившее сердце Щенка вздрогнуть, будто он где-то уже видел подобные корабли, – где-то в прошлой жизни, в той, которую ему почему-то не очень хотелось вспоминать.

Не останавливаясь ни на секунду, Щенок бежал следом за воришкой и… вдруг встал как вкопанный. Перед ним оказалась целая толпа – человек десять парней, парнишек и совсем юных мальчуганов. Они стояли молча, выстроившись плечо к плечу, а позади них «красный платок», упершийся руками в колени, тяжело дышал после яростного бега. Он таращил глаза на Щенка, хрипя, захлебываясь дыханием.

Щенок знал, как это бывает, когда неопытный, нетренированный человек вдруг вынужден бежать долго, на пределе сил и возможностей, так, что едва не падает с ног от усталости, когда в глазах темнеет и перед лицом начинают вертеться красные круги. Он сам был такой – после болезни, когда, восстанавливая силы, бегал по тоннелям с неугомонным гармом. Явно этот мальчишка не занимался бегом так, как Щенок, хоть слегка и запыхавшийся, но вполне бодрый и совсем не уставший. Вот что значит – постоянная тренировка на пределе возможностей! Парню нужно больше бегать и получше есть. Худой очень…

Все эти мысли мелькнули в голове, чтобы оставить только одну – деньги! Это не его деньги, а он позволил себя обокрасть! Как самый распоследний идиот!

– Чё надо?! – вперед шагнул высокий парень лет семнадцати. – Чё прилез сюда?!

– Он забрал мои деньги, – Щенок кивнул на вора и примиряюще улыбнулся. – Верните, пожалуйста! Это не мои деньги, и они очень нужны. Я не могу вернуться без них!

– Нам они тоже нужны, – ухмыльнулся парень, оглядываясь на воришку. – Ты вообще-то в своем уме? Ты какого хрена сюда пришел? Чтобы башку тебе набили? Это наша территория, никто не может зайти сюда безнаказанно!

– Точно! Не может! – позади Щенка раздался густой взрослый голос, из-за корабля появился не очень высокий, но невероятно широкоплечий парень лет двадцати пяти в сопровождении двух парней помладше, с тоже крепкими, жесткими, обожженными на солнце лицами. Такие лица бывают у тех, кто большую часть жизни проводит под открытым небом.

– Я прошу вернуть деньги. Они принадлежат очень хорошим людям! – терпеливо повторил Щенок, безмятежно глядя на новых слушателей. – Вы должны меня понять! Ну… нельзя же так!

Воришки вытаращились на Щенка, потом один из них, парень лет пятнадцати, вдруг истерично, громко захохотал. Вслед за ним начал смеяться другой, третий, пятый, и вот уже хохотали все – смеялся даже широкоплечий вожак, обнажая великолепные белые зубы. Само обладание такими зубами уже было очень странно для уличного бродяжки. Такие зубы могут иметь лишь обеспеченные люди, у которых есть деньги на мага-лекаря, а не какой-то там уличный вор, командующий толпой мелких воришек. У обычного горожанина, да и крестьянина тоже, к тридцати годам отсутствуют минимум процентов двадцать зубов, а то и больше. Плохая еда, плохая вода, болезни, ну и войны-драки, само собой.

– Ну, повеселил! – Главарь вытер глаза, пошмыгал носом, потом ловко высморкался, используя для того большой палец правой руки. Сопля из ноздри вылетела ловко, как снаряд из камнеметалки, главарь задумчиво проследил за ее полетом, растер ногой, негромко спросил:

– Эй, Микс, ты подрезал кошель? Много там?

– Не знаю, – шмыгнул носом «красный платок», – так-то увесистая штука! Я его просек, когда этот придурок любовался на драконов – так вперился в них, что про все забыл! Я его с самых ворот выпасал! Еле дождался, когда отвлечется!

– А как получилось, что он тебя догнал?! Почему ты его сюда привел, не смог оторваться? Почему не передал кошель бригаде? Подойди сюда. Давай кошель.

Микс снова шмыгнул носом, неспешно, вразвалку подошел, протянул крепышу кошель Щенка. Тот взвесил его на руке, развязал. Заглянул, присвистнул:

– Хороший куш! Молодец!

И тут же, без перехода, со скучающим выражением на лице наотмашь ударил мальчишку по лицу так, что тот свалился на землю и заскулил, размазывая по лицу кровь:

– За что?! Морда, за что?!

– Ты должен был передать кошель бригаде! Ты не должен был бежать сюда, прежде чем сбросишь кошель братьям! Ты не должен был привести этого придурка сюда!

Морда с размаху пнул паренька по ребрам, и Щенок поморщился – его чуткие уши услышали хруст. Он недовольно покачал головой, но ничего не сказал, глядя лишь на кожаный мешочек в руках вора.

И после секундной заминки Щенок решился: он бросился вперед, с места, с максимальной скоростью, на которую был способен. Через полсекунды, а может, и меньше, кошель перекочевал в руку его хозяина, а еще через полсекунды Щенок уже бежал прочь, набрав такую скорость, которой позавидовал бы и гарм.

Только секунды через три воришки поняли, что произошло, пустились бежать следом, но где там! Разве можно соревноваться в беге с тем, кто обгонял гарма?! С человеком, скорость движений которого выше, чем у нормального человека, как минимум раза в два, а то и больше!

Щенок уходил все дальше и дальше, пока запыхавшиеся парни совсем не отстали, видя бесперспективность погони. Главарь вообще не бегал – он отправил за наглым «клиентом» телохранителей, а когда увидел, что погоня закончилась бесславно, уселся на толстый брус – остаток киля старого корабля – и стал дожидаться возвращения своей команды, кривясь и кусая губы от ярости и возбуждения.

Так его унизить! Выставить дураком! Его, Морду, которого знают все парни в порту! Которого знают и опасаются и купцы, и даже взрослые бандиты, обитающие в припортовых трактирах!

Когда мальчишки вернулись, задыхаясь от бега, потные и взлохмаченные, Морда холодно и грозно спросил:

– Кто он?! Откуда?! Кто его знает?!

Все молчали, не глядя на вожака, потом из задних рядов подал голос тот же «красный платок»:

– Я вроде видел его…

– Где?

– Он вроде как в трактире работает…

– В каком, болван?! Да не тяни кота за хвост, придурок!

– «Добрый стол». Это в купеческом квартале, ближе к рынку. Я видел, как он оттуда выходил… вроде как.

– Так вроде или выходил?!

– Я узнаю… – Мальчишка шмыгнул носом, высморкал кровь. – Я все узнаю, Морда!

– Узнай, – зловещим голосом бросил бандит и прищурил правый глаз. – Иначе я тебя выпотрошу, придурок! Это из-за тебя мы потеряли хорошие деньги! Все братья потеряли!

– Вообще-то это ты деньги просрал! – Парень, который встретил Щенка сразу после прихода «красного платка», смело глянул в глаза вожаку. – Деньги у тебя в руке были. И ты не смог их удержать! Микс ни при чем! Твоя вина!

– Моя? – Главарь встал, подошел к парню, посмотрел ему в глаза. – Что-то ты слишком разговорчивый стал, Амир. Что, хочется попробовать стать вожаком? Занять мое место? Чешутся руки? Ладно, потом разберемся. На сходе. Завтра. Или послезавтра. А сегодня – найти мне этого козла, выследить, куда он пойдет, где живет, узнать все, что можно узнать! Бегом в порт! Ищите! Он должен сейчас быть там!

Толпа быстренько рассосалась – старшие пошли верхом, вдоль забора, младшие поднырнули в дырку забора. На месте остались только трое – Морда и два его бойца. Они молча переглянулись, и тот, что повыше, фыркнув, бросил:

– Заматерел Амир. Пора его на место поставить. Может, втихую подрежем, и все?

– Нет. Не поймут. Все нужно обставить как следует. Сделать так, чтобы никто не подкопался, чтобы авторитету ничего не угрожало. Соберем сход, и… я его вызову. Он ловкий, но до меня ему еще далеко. Если сейчас Амир такой наглый, что будет, когда наберет силу?

– Мне говорили – он воду мутит. Подговаривает против тебя. Мол, слишком большой процент забираешь, а сам ничего не делаешь. Что проку от тебя никакого, что можешь только деньги общины прогуливать. Мутят Амир, Рохан, Хеш и еще двое. Малышня уже стала к ним прислушиваться! А сегодня, с этим кошельком… брат, как ты его упустил?! Ну, демоны задери, что, не мог удержать в руке?! Теперь пойдут разговоры, мол, он болван – он и денег удержать не может! Посмотришь, что завтра на сходе будет!

– Будет, демон вас задери! Само собой – будет! – рявкнул Морда, стукнув по брусу, на котором сидел. – Наша задача – отбиться! И положить гадов! И похоже, что ты прав, – подрезать козлов, чтобы их не было! А еще – найти проклятого олуха, с которого все началось, и отрезать ему башку! Ничего… найдем! Куда он денется?!

* * *

Купец с сомнением осмотрел парня с ног до головы, слегка поморщился:

– Тебя что, в помойке изваляли?

– Ну… вроде того! – безмятежно улыбнулся Щенок, оглядывая склад.

Помещение было небольшим, но крепким, сухим, на стенах – стальные решетки. Вероятно, такие же стоят в темницах, где держат опасных преступников. Да в общем-то и понятно – пряности стоят больших денег! Украл мешочек, продал – хватит безбедно прожить месяц или, экономя, полгода, а то и год. Без специй ни один трактирщик не рискнет готовить любое блюдо, за исключением молочной каши. Даже в торт добавляют горячительные специи, а что говорить о пирогах с мясом или о бараньей ноге, которые просто немыслимы без дающих вкус пряностей!

Ламия рассказывала, что прочитала в какой-то старой книжке – пряности люди полюбили не только за то, что они придают вкус блюдам. Это еще и безопасность – во-первых, в жаре продукты быстро портятся, их нужно крепче солить и посыпать пряностями для предотвращения порчи, во-вторых, если еда все-таки чуть-чуть подпортилась, но еще пригодна, пряности отобьют дурной запах и вкус. Ну и самое главное – в животе не заводятся черви, если употреблять много пряностей.

В старые времена вода в городе была не очень хороша – на улицах грязь, нечистоты, все это гнило, разлагалось, с улиц стекало в колодцы, откуда потом грязную воду брали люди. Как результат – болезни. Случалось, люди заражались червями, которые съедали человека изнутри. И тогда же заметили – те, кто ест много острого, пряного, меньше болеют, в отличие от тех, кто не может есть специи. Вот и прижилась такая острая пища.

Щенку нравилась острая, пряная еда, в отличие от Рагха, который считал, что портить мясо какими-то дурными приправами просто глупо. Кроме того, эти приправы отбивают нюх так, как если бы по носу врезали здоровенной палкой.

Приправы – не для гармов. И в этом Щенок был с ним полностью согласен.

Пересчет монет занял минут пять – каждая была осмотрена, к каждой приложен амулет, раскрывающий суть предмета. На недоуменный взгляд Энда купец с усмешкой пояснил, что слишком много теперь стало фальшивых монет, на которые с помощью магии навели маску серебра и золота. На вид – вроде нормальная монета, а коснешься амулетом – хлоп! – и вместо честного серебра или золота грязная медяшка! И неважно, кто расплачивается монетой, даже если такой уважаемый человек, как Лайам. Он может сам не знать, что ему подсунули фальшивку. Для того чтобы сразу ее опознать, нужно быть магом, видящим суть вещей. А такое немногие маги умеют. Для того и существуют «амулеты сути».

Щенок вполуха слушал бормотание купца и думал о своем – впервые сегодня он почувствовал ярость. Впервые с тех пор, как вышел из подземелий. Впервые даже с тех пор, как оказался под землей. Он сожалел, печалился, радовался, был удовлетворен, но чтобы вот так ощутить ярость, которая застит глаза, заставляет кипеть кровь, это впервые. И случилось это после того, как он увидел негодяя, избивающего мальчишку.

Щенку в тот момент показалось, что он уже видел такую картину. Где, когда – он не помнил, но видел. И ненавидел людей, которые бьют детей. Ненавидел так, что в глазах краснело и хотелось разорвать негодяя на части.

Щенок сам испугался своей безумной вспышки, заставил себя успокоиться и, уже будучи спокойным, сумел принять нужное решение – забрать свое и убежать.

А что он мог еще сделать? Бить этих детей, как тот широкоплечий негодяй? Морда, вроде так его звали… Да какая разница, как его звали, – лучше бы никак! Совсем никак! Лучше, чтобы таких людей совсем не было!

Щенок знал, что мог бы убить их всех. Был уверен в этом всей своей душой и боялся сам себя. Ему казалось, что, тронь он хоть одного из людей, ударь его, пусти кровь, и… не будет того Щенка, какой он есть сейчас. Доброго парня, которого любят все в трактире, который живет весело и безмятежно, не задумываясь о будущем.

Кто появится на его месте? Кем будет этот человек? Другим – это точно. Совсем другим…

Два мешочка, совсем небольших – можно поднять одной рукой. Пряный запах, сладкий и такой густой, что глаза слезятся.

Мальчишка-рассыльный сбегал за извозчиком, и скоро Щенок уже сидел на кожаном диване, наслаждаясь путешествием. За бортом коляски мелькали дома, люди, повозки и деревья – пышные, больше похожие на метелки без черенка. В центре «метелок» висели крупные, очень твердые плоды. Щенок любил сок, который хранился в глубине этих шершавых шаров, каждый из которых был размером с голову человека и даже больше. Во время ночных вылазок, когда они бродили с Рагхом, Щенок влезал на деревья, срывал как можно больше плодов, пробивал в них дырочку, стуча об острый камень, а потом они с гармом пили сладковатый густой сок, напиваясь им «от пуза» так, что животы раздувались, как пузыри.

Рагх однажды даже заболел, перепив сока, его рвало и несло так, что он загадил все тоннели по дороге в логово. Мама ругалась, а папа смеялся, говоря, что сын пошел в него – он тоже с детства любит сладкое. Правда, не до такой степени.

Сладкое перепадало гармам нечасто, в основном это были перезревшие плоды да гнезда пчел. Однако разорение пчелиных гнезд дело довольно-таки опасное, можно нарваться на черных пчел, от которых одно спасение – с головой забраться в воду и просидеть там до тех пор, пока глупые насекомые не успокоятся и не улетят. Укус такой пчелы невероятно болезнен, и опухоль долго не спадает.

И первое, и второе обстоятельства хорошо были известны Щенку – однажды они с Рагхом нарвались на такое гнездо и спаслись только благодаря быстроте ног, а еще – водопаду, возле которого они нашли гнездо. Проклятые пчелы не спали даже ночью и утыкали друзей здоровенными жалами, торчавшими из кожи, как иглы дерева нуг.

Рагха тогда разнесло так, что он стал в два раза толще, и, если бы не мама, снявшая отравление, и если бы не Щенок, выдернувший жала, скорее всего, молодой Рагх давно бы упокоился в земле, в ямке, выкопанной лапами сородичей.

На удивление, Щенка яд почти не брал, хотя и ему было очень, очень больно – он до сих пор помнил эту ослепляющую, невероятную боль от укусов, не сравнимую ни с чем на свете! Больше они пчелиных гнезд не разоряли…

Щенок усмехнулся, вспоминая похождения с братом-гармом, и на сердце потеплело – скоро он с ним увидится! Поваляются на траве, поборются, поболтают всласть! Может, и правда зря он не взял Рагха с собой? А что – сказать Лайаму, что подобрал собаку и что теперь это его собака, Энда! Что, выгонит? Точно нет. Поворчит, конечно, но никуда не денется.

И тут же отбросил шальную мысль – хорошо, конечно, когда друг рядом, а вдруг кто-то узнает в «собачке» «ночного демона»?! Да не дайте боги!

И мысль вдруг перескочила на… богов. Ему уже не раз высказывали – почему не ходит в храм? Почему не жертвует на Создателя, на богов? Ведь разозлятся, точно. Обязательно нужно хотя бы раз в неделю заходить, возносить молитвы – как все порядочные люди. Только супостаты всякие, разбойники и воры не молятся в храме. Но и у них есть свой бог, покровитель воров, они ему возносят хвалу.

Но что-то не пускало Щенка в храм. При мысли о том, что он взглянет в глаза Созадателя, его охватывала дрожь, перехватывало дыхание, мутнело сознание. Будто, как только войдет в храм, на него падет месть богов за какие-то страшные преступления. Какие – Щенок не знал и знать не хотел. Если они и были в прошлом – остались в прошлом. Теперь – новая жизнь. И никто не сможет ее разрушить!

Катилась коляска, громыхали стальные ободья огромных колес, а сзади, на полочке для дорожных чемоданов, сидел неприметный чумазый мальчишка. Он был такой маленький, такой безобидный, такой серенький, как мышь, которую и захочешь увидеть – едва рассмотришь. Даже если ты Щенок, способный видеть в темноте.

Отправить