Так говорил Карандаш

– Цирковая наука никак иначе восприниматься не может, кроме как носом и – в опилки.

* * *

– Никулин, я вам многое чего расскажу такого, чему вас никогда не научат в вашей разговорной конторе (имел в виду студию. – М.З.). Ведь это же уму непостижимо. За пятилетку строили Днепрогэс, и Магнитку, и метро, а эти оболтусы лучшие свои годы сидят, как матрешки на чайниках. А надо сразу и – носом в опилки!

* * *

– Запомните: репетировать и придумывать надо по ходу.

* * *

– Всякий уважающий себя артист обязан приходить как минимум за полчаса до репетиции. Учтите: точность – вежливость не только королей, но и клоунов.

* * *

– Никулин, попросите Романова, чтобы он не привязывал чайник к чемодану. Все-таки вы солидные люди, работаете в группе Карандаша, а тут – чайник. Не позорьте фирму.

* * *

– Как только клоун появляется на манеже, публика уже должна принимать его смехом. Клоун обязан сказать зрителям свое смешное «Здрасте!»

* * *

Высшая похвала из уст Карандаша звучала так: «Сегодня вы делали все правильно». И после паузы добавлял: «Спасибо, крошки!» – любимое, часто повторяемое его слово.

* * *

Из воспоминаний Никулина: «Эти три недели 1949 года и стали решающими в моей судьбе. Видимо, Карандаш, как опытный профессионал и психолог, заметил, что мы с Мишей удачно сочетаемся на манеже. Мне действительно с Шуйдиным работалось легко, но ничего особенного в этом я не видел. Карандаш же решил нас объединить, и ему понадобилась неделя для того, чтобы меня уговорить остаться в группе. Среди многочисленных доводов, которые приводил Михаил Николаевич, уговаривая меня остаться, были обещания помочь в скорейшем повышении зарплаты, заверения в помощи при подготовке самостоятельного репертуара, заманчивые гастроли. Слушал я Карандаша, а сам думал о Борисе Романове – он-то не только партнер, но и мой друг. Приняв твердое решение остаться у Карандаша, я всячески оттягивал разговор с Борисом, ощущая себя почти предателем. Наконец разговор наш состоялся. К моему великому удивлению и облегчению, Борис выслушал меня спокойно и сказал: «Ты не переживай, Юра. Тебе виднее, с кем работать. Шуйдин так Шуйдин. А я найду себе другого партнера. Тебе же от души, – Романов говорил искренне, – желаю успеха. Только помяни мое слово, недолго ты у Карандаша продержишься».

– Что я от вас буду требовать? Прежде всего дисциплины и трудолюбия. Вы, Шуйдин, теперь не просто ученик, но и партнер. Вы, Никулин, не временный работник. Вы работаете вместе со мной. Я не потерплю опозданий на репетиции и отлынивания от дела. Вот вам тетрадки. В них, пожалуйста, записывайте все мои замечания и задания, а также вопросы, если они у вас возникнут. Потом вы мне будете их задавать, а ответы записывать. Но пока что запишите двадцать два условия нашего содружества.

* * *

– И запомните навсегда: я – Карандаш! Карандаш! Румянцев – это для домоуправления.

* * *

– Публика, глядя в спину клоуна, должна догадываться, о чем он думает.

* * *

«Не поняв розыгрыша, Брайм завопил:

– Да видал я его безрукую Венеру в гробу!

– Кто видал в гробу мою Венеру? – выскочил из гардеробной в одних трусах Карандаш.

– Да это я так, к слову.

– Ах, к слову?! Завтра же запишитесь в местную библиотеку! Два часа в день акробатики, два часа – в читальне. Никулин, возьмите у меня список книг, которые вам надо прочитать. И чтобы в цирке без дела не болтались. Никулин, вам поручаю новеньких. (Новенькие – это Шуйдин, Брайм и я)». (Из книги Леонида Куксо «Неизвестный Никулин»).

* * *

– Вся клоунада построена на проверенных тысячу раз трюках. Никулин, поймите это. Нужно только правильно, четко и вовремя все делать.

* * *

– Никулин, надо выдерживать паузы. Публика должна смаковать момент, когда вы беретесь за рубашку. Дайте зрителю отсмеяться, не торопитесь. Чувствуйте, когда смех затихает, тогда и продолжайте говорить.

* * *

Из воспоминаний Ю.В. Никулина: «Самым трудным и в то же время полезным для нас становились репетиции. Карандаш тщательно репетировал каждую репризу или клоунаду. Каждый кусочек он отрабатывал часами, обращая наше внимание на мельчайшие детали. Так на практике мы познавали тонкости клоунского ремесла. Мне казалось тогда, что Карандаш забывает о внутреннем состоянии актера. Он тщательно отрабатывал только внешний рисунок действия и манеру подачи текста. Манеж и зрительный зал цирка обязывают артиста двигаться и говорить не так, как на сцене. Десятки раз Михаил Николаевич рассказывал нам о том, как в одном из цирков в годы войны давали концерт (сбор шел в фонд обороны) крупнейшие мастера эстрады: Хенкин, Гаркави, Русланова. Такие большие артисты вдруг потерялись на манеже и покидали его под жидкие аплодисменты. «Лучше б я пять раз выступил на эстраде, чем раз в этом сарае», – говорил с досадой Владимир Хенкин, уходя с концерта. Эти слова Хенкина любил напоминать нам Карандаш. Оказывается, в цирке можно подавать текст, совершенно не напрягая голоса, и тебя все услышат. Важно только знать места, откуда звук не будет гаситься куполом цирка. Да и сам звук нужно посылать несколько вверх одновременно с поворотом головы. Поэтому-то клоуны, произнося текст, находятся в постоянном движении. Сами движения и проявления эмоций должны быть несколько преувеличенными, чтобы зритель их и с галерки увидел. Всегда надо учитывать, что часть звука поглощается боковыми проходами, а часть уходит под купол цирка и искажается. На манеже есть такие места, где можно кричать во все горло, а зрители тебя все равно не услышат».

* * *

«Вечером, перед представлением, директор цирка, как всегда, подошел к Михаилу Николаевичу и спросил:

– Ну как, начинаем? Почти аншлаг.

– Как почти?! – встрепенулся Карандаш.

– Да не волнуйтесь. Осталось только четыре билета, и те от брони. Дождь публику отпугнул.

Михаил Николаевич резко встал, подошел к вешалке, достал из висевшего пиджака деньги и, протянув их мне, распорядился:

– Никулин, быстро в кассу и купите эти четыре билета.

Когда я принес билеты, он сказал:

– Возьмите их себе на память, – и доба- вил весело: – Вот теперь аншлаг. Можно начинать.

Так и хранятся у меня четыре билета Владивостокского цирка с неоторванным контролем». (Из книги «Почти серьезно»).

* * *

– Вот вы, Никулин, в чем-то, я вижу, сомневаетесь, не верите, копаетесь в себе, а не надо этого. Зачем? Смотрите, Шуйдин. У него все правильно идет. У Миши ясный взгляд. Он схватывает все хорошо и спокойно работает.

* * *

– Реквизит клоун обязан делать себе сам. Пока им занимаешься, привыкаешь к нему. Думаешь над реквизитом, в руках его вертишь, теребишь. И трюки тогда придумываешь, и реквизит становится тебе родным. С ним потом и работается в удовольствие.

* * *

– Не станет тот артистом, кто не был униформистом.

* * *

– Чем больше у клоуна реквизита, тем лучше. Кашу реквизитом не испортишь.

Отправить