Я нашел способ заглянуть в будущее. Действительно нашел. Я встретил человека, который способен переправить меня туда. Это невероятно просто и одновременно до ужаса сложно.
А я всего лишь хотел проверить утверждение Дина Радина и Брайана Джозефсона, что ученые не любят рисковать своей репутацией. Они могут верить в самые удивительные вещи, но, если они хотя бы заикнутся об этом в присутствии коллег, те тут же поднимут их на смех. Пытаясь подтвердить это заявление, я нашел тайный путь в глубь научного сообщества и узнал такое, о чем раньше и помыслить не мог. Ученые, оказывается, верят в совершенно сумасшедшие вещи. Чем безумнее идея, тем лучше. Главное — суметь ее доказать. А у других мечты и фантазии еще удивительнее, чем у авторов детективов. Наука, как я выяснил, вовсе не скучна, а очень даже интересна.
Профессор Рональд Мэллет, физик-теоретик из Коннектикутского университета в США, как раз один из обладателей бурного воображения. Но и он волновался о своей репутации, когда несколько лет назад выступал с речью на конференции перед ведущими физиками мира.
— Я был готов в подробностях рассказать, как я намерен совершить свое главное открытие. Но мало было бы сообщить, что я верю: нынешний век станет веком путешествий во времени, как двадцатый был веком воздушных и космических путешествий. Нет, им нужны были бы доказательства, — говорит он, описывая день, когда он рассказал миру о разработке машины времени.
Людей, собравшихся в Говардском университете в Вашингтоне, не устроили бы научно не подтвержденные данные. Вот что пишет профессор Мэллет в книге «Путешественник во времени»: «Им нужны были уравнения и вычисления, которые доказали бы, что я совершил теоретический прорыв в науке, способный привести к созданию первой в мире машины времени».
Даже ему, профессору, было страшно браться за такой проект.
— Если бы я допустил ошибку в вычислениях, меня бы попросту прервали посреди выступления и сказали: «Профессор, ваши вычисления неверны». Никто бы мне не помог. Таков уж мир физиков. Мы ученые, а не психотерапевты.
В отличие от Дина Радина, превратившего теорию запутанности в метафору парапсихических способностей, профессор Мэллет занялся серьезными математическими вычислениями, берущими начало в теории относительности Эйнштейна. Они были настолько сложны, что складывалось впечатление, будто бы профессор Мэллет на грани великого открытия… или нервного срыва.
Много недель он провел за вычислениями, работая по двенадцать — пятнадцать часов в день, чтобы полностью подготовиться. В его жизни не было ничего, кроме работы. Он ел и спал тогда, когда вспоминал, что это необходимо, и зачастую ночи напролет просиживал за рабочим столом. Собственное здоровье отошло для него на второй план. Его волновало только одно: решить самую сложную научную задачу всех времен и народов — найти способ путешествовать во времени.
Ради осуществления своей мечты профессор Мэллет поставил на карту академический статус, добытый тяжким трудом. Все могло бы закончиться трагично. Однако причина, по которой ученый зашел так далеко, была в том, что его мечта родилась после трагедии.
«Для меня время застыло в ночь на 22 мая 1955 года», — пишет Мэллет.
Его отец, трудяга-ремонтник, умер во сне от сердечного приступа в возрасте тридцати трех лет. Будущий ученый боготворил его.
— Мой отец был красивым здоровым мужчиной, говорил мягким, приятным баритоном. Он хорошо ладил с людьми благодаря хорошим манерам и сдержанному любопытству. Папа работал с утра до ночи, но у него всегда находилась минутка, чтобы ответить на мои вопросы, — говорит профессор.
Мэллет был в отчаянии. Пытаясь утешиться, он обратился к чтению, и «Машина времени» Герберта Уэллса воспламенила его воображение. Двенадцатилетний Мэллет прочел с замиранием сердца, что ученые знают, время — это всего лишь разновидность пространства; мы можем перемешаться вперед и назад во времени точно так же, как перемещаемся в пространстве.
По его признанию, это были «самые невероятные и удивительные слова, которые я когда-либо слышал; они наполнили меня надеждой».
Прочитав книгу, Мэллет при помощи старых труб, проводов и прочих запчастей попытался собрать свою первую машину времени в надежде снова увидеться с отцом. Это желание не угасло до сих пор.
В то время как многие люди, надеясь снова свидеться с умершими, обращаются к медиумам и парапсихологам, профессор Мэллет стремился узнать как можно больше, чтобы исполнить свою мечту. Это привело его к одержимости физикой в общем и теорией относительности Эйнштейна в частности. Профессор с головой ушел в работу.
Впрочем, ему то и дело приходилось откладывать свою мечту в долгий ящик — для начала нужно было добиться хорошей репутации в научных кругах.
— Чтобы подняться вверх по академической лестнице от ассистента до младшего сотрудника, а потом и профессора и не растерять уважения, я скрывал свой интерес к путешествиям во времени. Плохо, когда тебя считают сумасшедшим, — объясняет он.
Его план был разумным и верным.
— Делая академическую карьеру, я должен был работать над путешествиями во времени в одиночку. Потом, уже став уважаемым профессором, я смог бы опубликовать результаты своего исследования и рассказать о нем во всеуслышание. Именно поэтому я поступил в колледж, напряженно работал и стал физиком.
И вот, когда профессор Мэллет наконец вышел на сцену перед собравшимися физиками, у него в руках были вычисления, понятные лишь горстке передовых специалистов. Те же самые вычисления он опубликовал в одном из ведущих журналов, «Физике леттерс». Его исследование было вполне обоснованным.
Идеи Мэллета сложны для восприятия, но и машину времени построить непросто. Из теории Эйнштейна ученый вынес то, что силе тяжести подвластны и время, и пространство.
«Солнце искажает пустое пространство (или же материю вокруг него), а Земля движется вдоль искривленного Солнцем пространства», — говорит он. Планеты не могут двигаться в иные стороны, потому что сила притяжения Солнца удерживает их на одной и той же траектории. Сила притяжения, по сути, и есть искажение пространства массивным объектом.
Эйнштейн обнаружил, что часы в гравитационном поле крупных объектов, таких, например, как планеты, идут медленнее, чем в открытом космосе. И если этот объект большой массы, например Землю, начать быстро вращать, он потянет на себя пространство и время, создавая воронку. Попробуйте покрутить палкой в воде — жидкость потянется вслед за палкой. А если вращать массивный объект, пространство и время перестанут течь равномерно и рано или поздно создадут петлю. И это самое главное. Вы сможете вернуться в тот момент, когда была образована петля. К примеру, если вы создадите временную петлю во вторник в одиннадцать утра возле местного индийского ресторана, то потом в любой момент сможете вернуться в ресторан во вторник в одиннадцать. Как на старт беговой дорожки.
Революционная теория Мэллета, подкрепленная сложными вычислениями, должна была заставить фотоны (лучи света) закручиваться по спирали, создавая водоворот пространства и времени. Через эту воронку можно было бы отправиться прямо в прошлое. Но сможет ли профессор снова встретиться с отцом?
В конце презентации Мэллет поведал собравшимся физикам о причине, побудившей его начать исследования, — о смерти отца.
— Повисло долгое молчание. Я уже не знал, что думать, — признается Мэллет. Он не сомневается, что его неожиданное откровение тронуло даже таких сухарей, как физики-теоретики.
Потом, когда аплодисменты стихли, Брайс Девитт, легендарный создатель теории квантовой гравитации, которого профессор Мэллет бесконечно уважал, поднялся на кафедру и обнял коллегу за плечи.
— Не знаю, увидите ли вы своего отца снова, — сказал Девитт, пристально глядя на профессора. — Но не сомневаюсь: он бы вами гордился.
Зачарованный историей Мэллета и его планом создать настоящую, работающую машину времени, я звоню ему в Коннектикут. Для человека с такими большими идеями и таким глубоким пониманием физики он себя сильно недооценивает. Мэллет оказывается очень умным, трудолюбивым и приятным человеком. Я интересуюсь, собрал ли он машину времени. Оказывается, профессор все еще пытается найти спонсоров — этим он и занимался, когда раздался мой звонок. К тому же Спайк Ли купил права на его книгу и собирается снимать по ней фильм. Мэллет признает, что машину не удастся построить еще пять или даже десять лет и, к сожалению, человека она в прошлое отправить не сможет, только информацию. Но ведь, в сущности, физики только этим и занимаются — получают из будущего искаженную информацию, в которой не так-то много смысла. Однако я уверен: профессор Мэллет отправит в прошлое лишь самые полезные данные.
Впрочем, его изобретение станет машиной времени только с момента включения. Иными словами — если профессор Мэллет включит машину в следующий вторник, то люди из будущего смогут возвращаться только в этот самый вторник. Все остальное по-прежнему останется недоступным. Вот вам и ответ всем тем, кто твердит, что мы никогда не изобретем подобную машину, поскольку до сих пор к нам на огонек не заглянул ни один путешественник во времени. Но на самом деле путешественники до нас пока не добрались только потому, что первая машина времени еще не была включена. Как только мы ее включим, будущие поколения начнут отправлять нам сообщения.
— Полагаю, главное ее достоинство в том, что человечество сможет использовать ее как систему своевременного оповещения. Если мы будем знать, что вскоре должна произойти катастрофа, нам удастся спасти тысячи жизней, — говорит ученый. Он предполагает, что мы сможем получать из будущего предупреждения о цунами и землетрясениях задолго до их начала.
— Мы будем использовать информацию из будущего, чтобы управлять судьбой человечества, — добавляет он. Я с восторгом внимаю словам человека, который знает способ заглянуть в будущее. — В ответ мы будем посылать бинарные коды, нули и единицы, в зависимости от того, в каком направлении вращается частица, — объясняет Мэллет.
Я мало что в этом понимаю, но его открытие меня завораживает.
— Так, значит, это первая в мире машина, способная предсказывать будущее? — спрашиваю я, ожидая, что он посоветует мне посмотреть на вещи серьезно.
— Да, — к моему изумлению отвечает профессор. — Предсказание будущего станет наукой, позволяющей нам получать информацию из будущего.
Профессор Мэллет — первый настоящий предсказатель, которого я встретил на своем пути, и он не мнит себя медиумом. Вот куда может завести разум.
У него есть идея, как попасть еще дальше в прошлое.
— Если мы встретимся с цивилизацией, более развитой, чем наша, может быть, у них уже построена машина времени. Таким образом, теоретически, мы сможем вернуться в то время, — поясняет он.
Работа профессора Мэллета заставила меня снова обратиться к книгам. Нет, я не собираюсь создавать собственную машину времени, я просто хочу проверить предположения Дина Радина. До сих пор его теория, объясняющая предвидение, была самой убедительной. Радин верит: раз элементарные частицы могут связываться друг с другом на больших расстояниях, значит, на это способны и наши сознания. Я хочу еще раз убедиться, что все происходит именно так, как он сказал.
Я объясняю профессору Мэллету идеи Радина. И надеюсь, что человек, воплощающий в жизнь собственную мечту, их поймет. Но меня ждет сюрприз.
— Не верю, — возражает он, объясняя: теория запутанности как метафора пси-энергии совсем не то же самое, что его проект. — Это совершенно разные вещи. Я просто говорю, что у меня есть идея, и подтверждаю ее вычислениями. Я тщательно разработал математическую модель. Мои материалы были опубликованы в известных журналах. Чтобы понять мое открытие, потребуются несколько лет и множество передовых физиков, — добавляет он.
Я рассказываю профессору Мэллету о том, что считаю авторов вроде Жюля Верна и Герберта Уэллса медиумами, потому что в своих книгах они смогли предсказать то, что было впоследствии изобретено.
Мне кажется, он закатывает глаза.
— Это издевательство над научной традицией, — сообщает он. — Я хотел построить машину времени с самого детства. Да, меня впечатлила фантастика, написанная Жюлем Верном и Гербертом Уэллсом, но без указания необходимых математических и физических основ для воплощения этой идеи в жизнь она не более чем художественный вымысел и должна оставаться таковым. Все, что не включает в себя множество лабораторных экспериментов, не может называться наукой, — добавляет профессор, раздражаясь, что его достижения могут сравнивать с чепухой из фантастических книг.
Пусть Мэллет отмел теорию Дина Радина, но мне все равно хочется понять, что он думает об элементарных частицах в наших мозгах и их связи с остальной Вселенной. Все это время я и сам отчаянно пытался расшевелить частицы в своем сознании.
— Сознание — стихийное взаимодействие нейронов, которое пока нам не ясно, — отвечает профессор. Он считает, что наш мозг слишком теплый и слишком влажный для квантовой запутанности.
Слишком теплый? Так, значит, идея с переплетенными сознаниями куда дальше от реальности, чем я полагал. Мне не хочется оставлять надежду. Я выслушиваю второе, третье, четвертое мнение. Но все ответы, увы, одинаковы.
Первым я обращаюсь к Дэвиду Дойчу, профессору квантовой физики из Оксфордского университета. Я пишу ему о запутанности и физике, и он откликается так быстро, что я понимаю: эта тема ему надоела.
Я спрашиваю, может ли теория запутанности объяснить предвидение, предчувствие и телепатию.
— Даже если бы такие вещи в самом деле существовали, они действовали бы не на основе теории запутанности в том виде, в каком она известна квантовой механике. К тому же эксперименты — это единственное, что подтверждает наличие теории запутанности в целом, — говорит профессор Дойч.
— А как же то, что два атома могут взаимодействовать на больших расстояниях? Разве это не свидетельствует о чем-то необычном?
— Только потому, что вы можете связать два атома, наши сознания не свяжутся. Запутанность очень нестабильна, а мозг слишком влажный и слишком горячий для нее, — возражает Дойч, повторяя слова профессора Мэллета.
Я очень хочу, чтобы теории Дина Радина подтвердились. В конце концов, это моя последняя надежда найти научное объяснение парапсихической энергии.
— Хорошо, — соглашаюсь я, — но Дин Радин утверждает, что мы все связаны в квантовой сети реальности и наши сознания в курсе всего, что происходит во времени и пространстве. Иногда Вселенная связывается с нами при помощи элементарных частиц.
— Законы квантовой механики исключают подобное, — кратко отвечает Дойч. — Теория «квантовой нелокальности» запутала всех, даже некоторых физиков.
Затем я беру книгу Роберта Парка, профессора физики из Мэрилендского университета. Его слова еще резче, чем реакция профессора Дойча. Думаю, озлобленность объясняется тем, что он слишком много думал о квантовой механике. В книге «Суеверие» он заявляет, что квантовую механику «Бог послал всему парапсихическому сообществу. С ее помощью фантазии „нового века“ — от телепатии до фен-шуя — стали „научно“ оправданными. Все околонаучные разговоры нового времени стали пестреть словами „квантовая нелокальности“, „теория запутанности“ и „амплитуда вероятности“… на вопрос: „Как такое может быть?“ ответ теперь один: „Это квантовая механика“».
Маркус Чоун, космологический консультант журнала «Нью сайнтист», пишет еще лучше. В книге «Квантовая теория вам не повредит» Чоун окончательно хоронит идею о том, что запутанность или квантовая теория могут объяснить принципы действия парапсихических талантов. Все очень просто. Атомы связаны в микроскопическом мире элементарных частиц только потому, что там они изолированы от окружающего мира. Как только новый атом вторгается в замкнутое пространство, эффект запутанности рушится. «Так что цена квантовой шизофрении — изоляция, — пишет Чоун, с каждым словом облегчая мою головную боль. — Однако в нашем крупномасштабном мире это невозможно, потому что с объектами ежесекундно сталкивается бесчисленное множество фотонов». При таком раскладе никто в нашем большом реальном мире не может даже приблизиться к элементарной частице.
Дин Радин сравнил парапсихическую запутанность с построением квантового суперкомпьютера. Но, если верить Чоуну, ученые доказали, что построение квантового суперкомпьютера также затруднено, поскольку он должен быть изолированным от окружающей среды. «До сих пор крупнейший квантовый компьютер состоял из десяти атомов и хранил всего 10 квантовых битов. Основная сложность в том, что эти десять атомов должны оставаться изолированными от окружающей среды. Если хоть один фотон столкнется с этим суперкомпьютером, 10 соединенных атомов тут же превратятся в десять разрозненных», — считает Маркус Чоун.
Единственная проблема с разоблачением теории запутанности в том, что Дин Радин при помощи своего уникального метаанализа доказал существование экстрасенсорного восприятия и предвидения. Значит, теория может ошибаться, а эффект по-прежнему существует, верно?
Дальше я обращаюсь к работам Роберта Тодда Кэррола, автора «Словаря скептика», создателя сайта skepdic.com и декана факультета философии в калифорнийском Городском колледже Сакраменто. У Кэррола есть отвратительная привычка моментально опровергать сложные теории с, казалось бы, неопровержимыми доказательствами.
Напоминаю, что, по словам Кэррола, «метаанализ — это такой способ анализа информации, в котором данные множества не связанных между собой исследований, в отдельности не показавших убедительных результатов, обрабатываются вместе и анализируются так, будто бы они — показатели одного общего исследования».
Дин Радин отвергает критику, намекая, что исследователи могут получить положительные результаты, доказывающие наличие пси-энергии, только если им удастся закрыть глаза на отрицательные. В таком случае для одного такого метаанализа, говорит Дин, у него должно было быть 423 неопубликованных отрицательных результата. То есть пятнадцать неопубликованных исследований и один большой ящик, куда бы он их прятал. Радин предположил, что ни у кого не хватило бы времени на такое количество исследований. Но Боб Кэррол нашел в метаанализе Дина Радина совсем другую погрешность. Он заключил, что хватило бы и «62 неопубликованных исследований, что не на много больше опубликованных». Таким образом, фальсификация результатов снова становится возможной.
Затем Кэррол совершенно выбивает меня из колеи. Он приводит в пример эксперимент, который, как доказала психолог Сьюзан Блэкмор, был мошенничеством, но при помощи метаанализа Дина он показывает реальное существование экстрасенсорного восприятия.
Кэррол сомневается, что Радин справедливо оправдал Дж. Б. Райна, исследователя из Дюкского университета, который в 1930-е годы провел эксперименты, доказывающие существование предвидения и телепатии. По предположению Кэррола, Райн был «хорошим парнем» и не подозревал, что объекты исследования обманывают его.
На деле ни один из экспериментов Райна не был успешно повторен, несмотря на попытки сотрудников Принстонского, Колгейтского Брауновского и прочих университетов. Единственный, кому удалось их повторить, — математик из Лондонского университета Сэмюэл Соул, — как мы знаем, был мошенником. Так значит ли это, что идеи Дина Радина не подтверждаются? Кэррол говорит, что использование метаанализа как минимум странно и не внушает доверия. Например, Радин цитирует 142 статьи, опубликованные в промежутке между 1880 и 1940 годом, и утверждает, что представляет 3,6 миллиона независимых исследований 4600 объектов в рамках 185 экспериментов, таким образом доказывая, что экстрасенсорное восприятие существует. Но эти исследования проводились учеными, верившими, что в мире есть эктоплазма, а стол можно поднять в воздух одним лишь взглядом. Не самые достоверные источники, не находите? И главное — Дин Радин не упомянул мошенника Соула, проигнорировав самое четкое доказательство того, что парапсихических способностей не существует.
Раз уж метаанализ Дина сомнителен, а это единственное научное обоснование парапсихических способностей, что же нам остается? Лучшее место для поиска ответов — мозг. Мне хочется, чтобы последней остановкой в моем путешествии навстречу будущему стал именно он. Я хочу сорвать все покровы и заглянуть внутрь. Мозг большой, странный и сложный, но больше всего я боюсь, что, заглянув внутрь своей головы, я ничего там не обнаружу.