Глава 18
Что ж так хреново-то, а?
Семён со стоном пошевелился.
Что-то с глухим стуком упало на пол.
Вот чёрт!
Он кое-как разлепил опухшие веки и огляделся, близоруко щурясь. Что-то бордовое маячило перед самым лицом.
Семён взмахнул рукой. Пальцы ощутили плотную ткань, похожую на штору.
Что за херня?
Он крепко зажмурился и растёр ладонями лицо, пытаясь прийти в себя. Затем снова открыл глаза и огляделся.
Огромная кровать была окружена плотным бордовым балдахином. Бельё скомкано, подушки разбросаны по необъятному ложу.
Во дворец, что ли занесло?
Какой, на хер, дворец в СССР? Откуда?
Семён спустил босые ноги с высокого матраса. Оглядел себя — совершенно голый, даже трусов нет.
Так. Вроде, вчера были девки. Семён припомнил весёлый визг, потом — жаркое дыхание на шее...
Точно! Вчера они с Рыжим подобрали двух девок возле общаги на Бассейной. С девками поехали в ресторан, а потом... и куда девки делись теперь?
Смылись, что ли? Ну, и хер с ними!
Голова невыносимо гудела, во рту пересохло.
Семён рывком отодвинул бордовую штору и встал на ноги. Ноги погрузились во что-то мягкое. Высокий потолок с лепной розеткой покачнулся, норовя завалиться набок. Уцепившись за плотную ткань, Семён кое-как устоял на ногах.
В огромное окно с полукруглым верхом лился мягкий дневной свет. Семён глянул вниз — он стоял на бордовом ковре. Ворс у ковра был настолько мягкий и пушистый, что ноги тонули в нём, словно в траве.
Возле кровати лежала квадратная бутылка с чёрной этикеткой и завинчивающейся пробкой. В бутылке плескалось немного коричневой жидкости.
Семён, кряхтя, словно столетний дед, поднял бутылку и открутил пробку. Поднёс горлышко ко рту, запрокинул бутылку над головой. Жгучая струйка потекла по пищеводу.
Семён поперхнулся, и закашлялся. Кашель вызвал спазмы в желудке. Семён согнулся, уронив бутылку, и его вырвало прямо в пушистый ворс ковра.
Голова кружилась, но в желудке стало чуть полегче.
Выпрямившись, Семён толкнул тяжёлую дверь с резными филёнками и оказался в просторной гостиной.
На широком кожаном диване спал Рыжий. Волосы его были всклокочены, джинсы сползли с бёдер, показывая чёрные сатиновые трусы.
Большой дубовый стол был завален объедками и окурками. Тут и там в тёмное дерево впитывались пятна от виски и кока-колы.
Семён огляделся и понял, что они на хате у Рыжего. То есть, конечно это хата предков Рыжего, а сам Рыжий здесь просто живёт. Но сейчас предки в ГДР — папаша Рыжего кем-то там служит при консульстве.
Семён в это не вникал. Хата свободна — и ладно! Есть, где побухать, и куда притащить сговорчивых студенток меда или педа. Чего ещё надо?
Не будя Рыжего, Семён через широкий проём отправился на кухню. Охренеть, кухня! У Семёна с матерью комната в коммуналке меньше! Вдоль стен — строгие серые столешницы под мрамор. В углу негромко гудит двухкамерный финский холодильник «Розенлев».
Семён открыл верхнюю дверцу. На специальной полке призывно звякнули бутылки.
«Боржоми»!
Сковырнув пробку взятым со стола ножом, Семён жадно припал к бутылке. Солёный холод омыл измученное жаждой горло. Напившись, Семён рыгнул, сделал ещё глоток и поставил почти пустую бутылку на стол. Пивка бы!
Он снова заглянул в холодильник. Продуктов было полно — об этом заботилась приходящая домработница. Семён не сомневался, что основной её обязанностью было вовремя стучать на Рыжего его предкам. Ну, и следить, чтобы Рыжий не помер с голоду.
Пива в холодильнике не было. И хрен с ним! Вроде, в баре ещё что-то оставалось — какое-то мартини. Семён не любил эту сладкую хрень, но похмелье не выбирает, чем поправляться. Сейчас он сделает хороший глоток, а потом разбудит Рыжего. И они вместе рванут в какое-нибудь кафе.
Или в баню?
Точно, в баню! Там и пиво свежее, и пар хорошо выгоняет похмелье. А потом можно и в кафе.
Семён вернулся в гостиную. Посмотрел на дверь спальни, в которой ночевал, и ухмыльнулся. Значит, это предков Рыжего спальня. И он сегодня кувыркался с девчонками в их супружеской постели.
Вольготно живут партаппаратчики! Не то, что простой народ! Но вот и народу в лице Семёна перепало кое-что от их благ.
Потому, что не надо быть дураком! Два года назад, когда он увидел, что гопники с их района зажали Рыжего в углу — он всё мгновенно сообразил, и вступился за дрожавшего от страха мажора. Всё удалось решить миром. Бабки, гопота, конечно, забрала. Но бить Рыжего не стали, благодаря Семёну.
С тех пор они держались вместе. У Рыжего водились деньжата — предки подкидывали ему нехилые суммы на карманные расходы. А Семён знал жизнь на районе и снисходительно учил этим премудростям своего нового приятеля.
Когда в прошлом году Семён случайно нашёл прибыльную тему — он подумал, и вписал в неё Рыжего. Так было безопаснее.
Полумрак гостиной давил на глаза. Семён поморщился, отдёрнул шторы на высоком окне, выходящем на проспект, и замер.
В арку дома въезжала милицейская машина.
Забыв про мартини, Семён опрометью метнулся в кухню. Окна кухни выходили во двор. Семён осторожно выглянул.
Милицейская машина притаилась в арке, и это не сулило ничего хорошего. А во дворе стояла чёрная «Волга», и рядом с ней — двое плечистых мужиков в серых костюмах. Они что-то втолковывали милиционеру с капитанскими погонами на плечах.
Один из мужиков вдруг повернул голову и посмотрел прямо на Семёна.
Семён испуганно отпрянул от окна. Это за ними, понял он! Значит, Михрю взяли, и он раскололся!
Михря сидел у Семёна на сбыте. Он знал людей, которым было нужно оружие. А Семён знал, где его достать.
Прошлое лето он прожил у бабки в Светлом. Мать в очередной раз привела домой нового мужа, и Семён оказался лишним. Да и не по хрену ли? Он даже не стал лаяться с матерью — пожал плечами, собрал сумку и перебрался к бабке. Та хоть и ворчала, но кормила внука.
Делать в деревне было нечего. Девки наперечёт, и за каждую местные мужики ноги переломают. От безделья Семён повадился болтаться в лесу. И однажды нашёл в сосняке схрон с немецким оружием.
— Рыжий! Вставай!
Семён за ногу сдёрнул приятеля с дивана. Рыжий шлёпнулся на пол. Подскочил, испуганно хлопая белёсыми глазами и пытаясь подтянуть джинсы.
— Менты за нами! Рвать надо!
Не дожидаясь, пока Рыжий придёт в себя, Семён метнулся в спальню. Схватил одежду, которая кучей валялась на ковре. Одеваться не было времени. Семён натянул только трусы и выскочил обратно в гостиную.
Из карманов, звеня, посыпалась мелочь.
— Валим, быстро! — прошипел Семён в ошарашенную рожу Рыжего.
— Куда? — проблеял Рыжий.
— На чердак! Крышами уйдём!
В прихожей Семён прижался ухом к двери. Тишина! Посмотрел в глазок — площадка была пуста. Он прихватил туфли, повернул ручку замка и вышел на лестничную клетку.
Рыжий в одних носках пёрся за ним.
— Обуйся и дверь запри, дубина! — прошептал Семён. Лицо его было таким страшным, что Рыжий отпрянул.
Они бегом поднялись на два этажа выше. Здесь в потолке площадки был квадратный люк, а к нему вела вертикальная металлическая лестница. Люк был заперт на замок, но Семён уже давно оторвал одну из проушин и приладил всё так, что запор казался целым.
— Давай!
Семён глазами показал Рыжему на люк. Тот быстро вскарабкался по лестнице, откинул крышку. Его ноги, смешно дрыгаясь, исчезли в темноте чердака.
Далеко внизу лязгнула дверь подъезда.
Семён встал сразу на третью ступеньку лестницы.
— Шмотки мои возьми!
Из темноты протянулась тонкая рука, вцепилась в вещи. Семён отпустил их и сам вскарабкался на чердак.
Уже опуская крышку люка, он услышал, как двумя этажами ниже настойчиво прозвенел звонок.
Вокруг испуганно хлопали крыльями поселившиеся на чердаке голуби. Один раз тугое крыло задело Семёна по лицу, и он зло отмахнулся. Чёртовы твари!
Возле открытого слухового окна, одна створка которого была давно сломана, он быстро натянул одежду. Рыжий громко сопел рядом.
Боится, понял Семён. Но пока ничего не соображает — молчит.
Он сунул ноги в туфли и осторожно выглянул из окна. На пологой железной крыше никого не было.
Раззявы! Понадеялись неожиданно взять.
Выбравшись на нагретую солнцем крышу, он протянул руку Рыжему.
— Давай!
Тот уцепился за его кисть и вылез вслед за Семёном.
Перепрыгивая с одной крыши на другую, они миновали четыре стоявших вплотную друг к другу дома. Хорошо раньше строили, удобно!
Добрались до ржавой пожарной лестницы и по ней спустились в глухой двор-колодец с двумя низкими арками.
Семён повис на нижней ступеньке пожарной лестницы, качнулся, разжал пальцы и мягко приземлился на брусчатку двора.
Ушли!
— Куда теперь? — спросил Рыжий, когда они уже шагали по Лиговке. — К Михре?
Вид у Рыжего был несчастный. Понятно — в первый раз влип паренёк!
— Дурак! — снисходительно ответил Семён. — Михря нас и сдал, чтобы ему срок поменьше был.
— Откуда ты знаешь?
— А кто ещё? Сам подумай! От кого менты могли узнать, что мы ему пушки привозим?
— Тогда куда?
— У тебя деньги есть? — вопросом на вопрос ответил Семён.
— Вот!
Рыжий вытащил из кармана горсть смятых бумажек. Негусто.
— Убери пока. Из города надо валить — наши адреса менты уже знают. К вечеру вычислят все места, где мы бывали.
— В-валить из города? — переспросил Рыжий.
От страха он начал заикаться.
— А ты как думал? — зло ответил Семён. — Отсидимся пару месяцев в глуши, потом что-нибудь придумаем.
— У меня же родители на следующей неделе прилетают! — испуганно пролепетал Рыжий.
— Вот с ними и свяжемся. Твой батя нас как-нибудь вытащит!
Семён старался говорить уверенно, чтобы хоть немного успокоить Рыжего. Его батя — их единственный шанс. Иначе придётся бегать до конца жизни.
Впереди показалась автобусная остановка, к ней как раз подъезжал автобус.
— Бежим!
* * *
Вжих-вжих! Вжих-вжих! Вжих-вжих!
Левая рука крепко упирается в шершавую, разлохмаченную кору берёзового ствола. Правая — тянет на себя пилу, свободно зажав отполированную ладонью деревянную ручку. Блестящие крупные зубья впиваются в дерево, выбрасывая наружу влажные жёлтые опилки.
— Андрюха! Долго ещё пилить?
Брат останавливает пилу, выпрямляется. На его лбу блестят крупные капли пота.
— Устал?
Он мнётся.
— Да нет. Надоело просто.
— Так дрова-то нам нужны. Кроме нас их никто не напилит. Быстрее закончим — быстрее освободимся.
— Погоди, у меня кисть свело!
— А ты не толкай пилу. Держи свободно и просто тяни на себя.
— Давай воды попьём!
Я кивнул. Брат с радостью бросил пилу и пошёл в дом. Долго там возился, наконец, вышел с ковшиком воды.
— Будешь?
— Давай.
Холодная колодезная вода ломила зубы. Я пил её маленькими глотками, чтобы не простудить горло.
Колодец был выкопан за домом. Иногда я про себя называл его домом Жмыхина. Но тут же останавливался и поправлял себя. Это дом охотобщества. И сейчас в нём живу я.
— Куда тебе столько дров? — продолжал ныть брат. — Ты же сам говорил, что надолго здесь не останешься.
Я пожал плечами.
— Баню топить. И сменщику оставить, когда приедет.
— Что он, сам себе не напилит?
Я вздохнул и посмотрел на брата.
— Серёга, давай прямо. Что происходит?
Брат ковырял носком ботинка сочную береговую траву.
— Скучно здесь. Только ты, да я. Даже телевизора нет.
— Книжки есть.
— Да ну их!
Серёжка пренебрежительно махнул рукой.
Я еле сдержался, чтобы не прочитать брату нравоучительную лекцию о том, как губят человека лень и отсутствие любопытства. Но сдержался. Он таких лекций выслушал до чёрта, и больше. А что толку?
— Ладно! Давай договоримся так: ещё час пилим дрова, а потом поедем в гости.
— А к кому? — заинтересовался Серёжка.
— Увидишь. Обещаю — будет интересно.
— А за руль пустишь?
— Конечно, пущу. Взялся учиться — так уж учись.
— Тогда давай пилить? Чего мы стоим? Время-то идёт!
Серёжка поднял пилу и протянул её мне.
Вжих-вжих! Вжих-вжих!
Через час мы сложили напиленные дрова в кучу, умылись у крыльца, поливая друг другу из ведра, и наскоро перекусили яичницей.
— Надень другую рубашку, — сказал я брату. — В гости же едем.
И протянул ему ключи от машины.
— Заводи! Только не гони сильно.
Брат уверенно вырулил на дорогу и повернул налево. С каждым днём он водил всё лучше и лучше.
— Куда поедем? — спросил он, направляясь в сторону Светлого.
— Сначала в Черёмуховку. За магазином поверни налево — там лесная дорога будет.
Через час Серёжка остановил машину возле сельсовета Черёмуховки. Я вытащил из кузова ведро с лениво трепыхающимися карасями, которых мы наловили с утра.
— Фёдор Игнатьевич! Добрый день!
— А, Андрей Иваныч! Как дела? Ты позвонить приехал?
— Ага. Держите!
Я протянул председателю ведро с рыбой.
— Спасибо, Андрей Иваныч! Побаловал! Пойду — отнесу супруге, пусть на обед поджарит.
— Как её здоровье? Травка помогает?
— Помогает, всё хорошо.
— Фёдор Игнатьевич, а почему вы мне ничего не рассказывали про Трифона?
Фёдор Игнатьевич нахмурился.
— А что про него говорить? Живёт себе и живёт. Людей лечит травами. Человек тихий. А ты с чего про него спрашиваешь?
Я пожал плечами.
— Да так просто. Интересно. Давно он здесь живёт?
Фёдор Игнатьевич задумался.
— Года три... или четыре. Не помню точно. А может, и подольше.
Я представил, каково это — несколько лет прожить в одиночестве посреди леса. И поёжился.
Что заставило Трифона поселиться здесь? Какая беда, какая тайна?
— Ладно, ты звони, а я побегу. А кто это у тебя в машине?
— Брат.
— Похож, — улыбнулся Фёдор Игнатьевич.
Подхватил ведро с рыбой.
— Ты не уезжай пока — сейчас ведро принесу.
Пользуясь отсутствием председателя, я плюхнулся на его место. Вытащил из кармана бумажку с номером и, поглядывая в неё, набрал пять цифр.
— Алло! — ответил мне серьёзный девчоночий голос. — Кто говорит?
Я улыбнулся.
— Здравствуйте! Позовите, пожалуйста, Дмитрия Николаевича! Скажите ему, что это егерь Андрей с Елового озера.
— Хорошо, сейчас.
Затем тот же голос прокричал:
— Вовка! Позови Дмитрия Николаевича, быстрее! Его к телефону!
Её командирский тон снова заставил меня улыбнуться. Сочувствую я бедному неведомому Вовке!
— Подождите, пожалуйста! — сказала в трубку девчонка, снова переходя на вежливый тон.
Минут десять я слышал только треск помех на линии. Затем зазвучали торопливые шаги, и запыхавшийся Сюзин спросил:
— Алло! Андрей, это вы?
Буквально за пять минут мы договорились с Дмитрием Николаевичем об экскурсии по крепости.
— Мы только сегодня раскопали остатки мастерской, в которой изготовляли упряжь! — похвастал Дмитрий Николаевич. — Это потрясающе! Подъезжайте прямо к клубу — я вас встречу и познакомлю с ребятами!
— Хорошо! Ждите нас минут через сорок.
Я повесил трубку и вышел на крыльцо. Фёдор Игнатьевич уже был здесь — курил на крыльце сельсовета.
— Держи, Андрей Иваныч!
Он протянул мне чисто вымытое ведро.
— Спасибо за рыбку! Люблю её — страсть!
— Так приезжайте на рыбалку, — улыбнулся я.
Фёдор Игнатьевич только махнул рукой.
— Да когда мне? Дел по горло!
Я подошёл к машине, забросил ведро в кузов и сказал Серёжке:
— Пересаживайся! Сам поведу — нас уже ждут.
Он надул губы, но послушно перебрался на пассажирское сиденье.
Дмитрий Николаевич с ребятами встречал нас на крыльце клуба. В большинстве своём волонтёрами в экспедиции были студенты. Но я увидел и несколько школьников старших классов.
Мы с археологом пожали друг другу руки, и я чуть подтолкнул Серёжку вперёд.
— Мой брат, Сергей! Впрочем, вы уже виделись.
— Мельком, — улыбнулся Дмитрий Николаевич. — Как хорошо, Серёжа, что ты приехал. Мы здесь столько всего раскопали — ты не поверишь!
Серёжка недоверчиво взглянул на меня.
— Да ты сперва посмотри и послушай, — сказал я ему. — Дмитрий Николаевич! Вы можете устроить парню экскурсию по крепости?
— Конечно, — улыбнулся Сюзин и энергично тряхнул рыжими кудрями. — Правда, у меня не очень со временем. Но попрошу кого-нибудь из девочек. Таня! Подойди сюда, пожалуйста!
— Да, Дмитрий Николаевич!
Это была та самая девочка из электрички. И голос её я узнал — она только что разговаривала со мной по телефону.
Таня.
Вот чёрт!
— Таня, покажи, пожалуйста, молодому человеку наши находки, — попросил её Сюзин.
— Хорошо, — серьёзно ответила девочка, и протянула брату руку.
— Таня!
Брат торопливо вытер ладонь о штаны.
— Сергей!
— Идёмте, Сергей!
Я поневоле проводил их взглядом.
Андрей, вы не очень торопитесь? — спросил меня Дмитрий Николаевич.
— Не очень, — ответил я.
— Тогда прошу в мой кабинет!
