В 1983 году двое американских ученых, Эндрю Мельцофф (р. 1950) и Кит Мур (р. 1925), провели эксперимент, призванный проверить способность человека имитировать чужую мимику. Они взяли 40 здоровых испытуемых (18 лиц мужского пола и 22 женского), в задачу которых входило наблюдать за ведущими и копировать их гримасы — те высовывали язык и разевали рот. Оказалось, что осуществить этот эксперимент не так-то просто. Сначала участников было более сотни, но, как сообщается в докладе, сделанном по итогам исследования, 67 из них выбыли по следующим причинам: «уснули (30 %), расплакались (27 %), неконтролируемо плевались или давились (24 %), начали икать (15 %), в ходе эксперимента опорожнили кишечник (4 %)».

Столь асоциальное поведение объясняется тем, что все испытуемые были очень малы. Самому младшему была всего 41 минута от роду, а самому старшему — 72 часа, так что во внезапном опорожнении кишечника, в общем-то, нет ничего удивительного. Экспериментаторы поставили перед собой задачу разобраться в феномене, который многие подмечали у младенцев, — в их странной способности копировать мимику склонившегося над ними взрослого. Странность заключается в том, что новорожденный младенец с его минимальным или даже вовсе никаким опытом жизни в большом мире способен установить концептуальную связь между розовым кусочком плоти, шевелящимся в дыре на лице взрослого (движения языка), и мышцами, управляющими его, младенца, собственным языком, которого он и не видел-то никогда.

Прежде для изучения этой способности брали детей постарше. Психологи предполагали, что у них вырабатывается нечто вроде условного рефлекса. Якобы ребенок сначала совершает целый ряд случайных движений, и наконец его движение произвольным образом совпадает с движением взрослого, после чего взрослый сразу начинает улыбаться, смеется и спешит позвонить бабушке — поделиться новостью. Такой результат служит для младенца поощрением, и, когда взрослый в следующий раз высунет язык, ребенок с большей охотой скопирует его действия. Мельцофф и его коллега решили, что в действительности все не так просто. Они задумались, не врожденная ли это способность. Чтобы докопаться до истины, им нужно было поставить эксперимент на младенцах, у которых почти или совсем не было возможности выработать какие-либо условные рефлексы, а также любые другие стили поведения, то есть дети должны быть как можно моложе. А значит, испытуемых нужно было брать прямо из родильной палаты или из отделения для новорожденных — разумеется, с разрешения родителей.

Этот эксперимент положил начало длительной программе исследований, подразумевавших наблюдения за маленькими детьми разных возрастов и их способами подражания взрослым. Со всей серьезностью и максимальной осторожностью, положенными хорошим исследователям, ученые часами корчили перед малышами забавные рожи и играли в игрушки, при этом тщательно контролируя ситуацию, чтобы получить надежные и не вызывающие разночтений данные. Например, двое ученых садились рядышком напротив младенца, а за ребенком висели два видеомонитора. Один монитор показывал малыша и его действия в процессе возни с игрушкой, а другой демонстрировал запись предыдущего испытуемого — другого ребенка, игравшего с той же игрушкой. Один ученый повторял действия нынешнего испытуемого, а второй — предыдущего. Ребенок неизменно проявлял больше интереса к ученому, имитировавшему его собственные действия, а не движения предыдущего испытуемого. Однако без второго ученого мы так и не узнали бы, что ребенка привлекает сам факт имитации.

Ученые уверены: результаты их опытов показывают, что на базовом уровне способность воспринимать других как «похожих на меня» дается ребенку с рождения и играет важную роль в развитии личности и восприятии ребенком самого себя. Эта способность нужна человечеству, поскольку делает возможным сопереживание и позволяет представлять себя на месте другого.

Ученые подытожили полученные результаты следующим образом: «Наши опыты дают возможность предположить, что дети уже в раннем младенчестве регистрируют эквивалентность своих действий действиям другого. Они умеют делать это еще до того, как научатся говорить или сравнивать себя и других в зеркале. Эта базовая эквивалентность окрашивает первичное восприятие младенцами мира и позволяет им наделять поведение других людей смыслом, хотя бы на уровне ощущений».

Параллельно с этими опытами в области поведения специалисты из совсем другой отрасли науки обнаружили особый тип клеток мозга, которые могут отвечать за эту способность. Открытие произошло случайно. Ученые, изучавшие мозговую активность обезьян, нашли в мозге особый участок, возбуждавшийся в тот момент, когда обезьяна совершала определенное движение рукой, чтобы достать порцию еды. В один прекрасный день ученые, к своему удивлению, зафиксировали сигнал в мозге обезьяны, когда она не совершала нужного движения, зато его поблизости совершала другая обезьяна. Выходит, даже наблюдение за определенными действиями вызывало сигнал в том участке мозга, который обычно был активен, если обезьяна совершала действие сама. Мозговые клетки, отвечавшие за эту функцию, были названы «зеркальными нейронами», а их открытие сочли одним из самых значительных достижений неврологии за последнее десятилетие. Хотя за работой зеркальных нейронов в человеческом мозге нельзя следить напрямую, исследования мозговой активности посредством функциональной магнитно-резонансной томографии выявили участки мозга, отвечающие одновременно за активность самого испытуемого и за наблюдения за сходной активностью у других. Это дало благодатную почву для исследований, и теперь неврологи и психологи пытаются установить связь между зеркальными нейронами и речью, сопереживанием и даже аутизмом.

В археологии и антропологии понимание механизма работы зеркальных нейронов поможет разобраться в вопросе передачи культуры — того, как люди перенимают друг у друга навыки и поведенческие модели. Не исключено, что зеркальные нейроны не просто облегчают подражание, но могут также помочь нам проникать в намерения других людей и даже в их умонастроения, — а ведь это ключевой аспект того, что отделяет нас от животных.