После отказа от оффера я некоторое время рефлексировал над тем, чего вообще хочу. Перечитал эссе, которое написал в бизнес-школе. В нем я описывал лидера как человека, кто «сам для себя ролевая модель во всех аспектах». В эссе был список из девяти конкретных принципов и коллекция цитат, идей и убеждений, которые я надеялся пронести через всю карьеру. Некоторые из них были о важности проявлять эмпатию, сохранять скромность, использовать юмор, чтобы избежать чрезмерной серьезности, о важности обучения, независимого мышления и возможности проявлять креативность во всем, что я делаю.

Я решил провести самоанализ и оценить актуальность этих девяти принципов по шкале от 1 до 10. Часть получила оценку ниже минимума. Во-первых, любопытство и страсть к изучению нового на работе просто испарились. Во-вторых, возникли трудности с позитивным независимым мышлением. Я стал более циничным и упрямым, чем искренне заинтересованным в поиске чего-то хорошего в происходящем. И, наконец, стал слишком серьезен. В какой-то момент я потерял свое чувство юмора и слишком много внимания уделял политике компании.

Проще говоря, я стал скрягой, который не интересуется ничем, кроме рабочих сплетен.

Глубоко внутри я все это осознавал, но еще не был готов столкнуться с этим лицом к лицу. Когда заполнял рейтинг по принципам, я понял, что не стал тем, кем хотел стать. Джерри Колонна, инвестор, коуч, спрашивал своих клиентов: «Как вы замешаны в создании обстоятельств, которых хотели меньше всего на свете?» Я точно знал, что сам создал эти обстоятельства и только я могу изменить свою жизнь.

В бизнес-школе я нарисовал образ того лидера, каким хотел стать. Спустя пять лет увидел, что сбился с пути. Когда писал то эссе, моя модель идеального мира включала все девять главных принципов. И если эти принципы все еще были важны, что правда, нужно было поднапрячься, чтобы вновь впустить их в свою жизнь и карьеру.

«Думаю, пришло время идти дальше».

Я написал это предложение в номере отеля в Сарасоте, Флорида. Там проходила свадьба моего друга. Я открыл ноутбук, чтобы проверить рабочую почту перед походом в бассейн, и наткнулся на парочку писем от руководителя.

В них не было ничего особенного, но в тот день я не смог притвориться, что мне есть дело до проблем клиента. Те, кто работает с клиентами на постоянной основе, знают: львиная доля работы заключается в решении маленьких кризисов. Почти все понимают, что эти конфликты не так уж и важны, но почти никто не может удержаться от участия в них.

Я ответил руководителю, что письма слишком агрессивны. Он не согласился, и мы начали спорить. В конце я выдохся и признался: «Думаю, мне пора двигаться дальше».

Он воспринял мой комментарий как официальное заявление и, скорее всего, уже был к нему готов с момента, как я разрыдался у него в офисе. Тогда я не собирался уходить, но не смог совладать с собой и сделать вид, что у меня хватает энергии продержаться еще хоть немного.

Я сидел в номере и не знал, что и думать. Ощущал спокойствие и возбуждение. Был рад, но и растерян. Я только что уволился? У бассейна я встретил своего друга и неуверенно сказал: «Кажется, я только что бросил работу».

Многие события в жизни происходят именно так. В моменте мы удивляемся, но, оглядываясь назад, понимаем, что все к этому вело.

Смерть дедушки, постоянные отказы от компаний, бесконечные поиски идеальной работы, проблемы со здоровьем и тяжелые экзистенциальные вопросы – все это привело к состоянию, которое я осознал только честно взглянув на себя.

Когда я уволился, осталось только одно дело.

На работе я задержался на три месяца, чтобы обучить своего преемника и помочь команде сориентироваться. На три месяца дольше, чем я мог вынести.

Ни одного светлого момента. Я увяз в рутине, каждый день приезжал на платформу к семи утра. Ехал из Квинса в Манхеттен, втискивался в переполненное метро и становился частью потока таких же работников, с тяжестью ожидая начало очередного рабочего дня.

Каждый день цеплялся за любые признаки жизни. Выдавливал улыбку и следил, заметит ли кто фальшь. Никто не замечал. В итоге я сдался и перешел на незаинтересованную ухмылку в ответ на все происходящее. И всем казалось, что так и должно быть.

На центральном вокзале вялая толпа оживала и начинала соревнование, кто быстрее доберется до лестницы и проскочит в тоннель. У меня был особенный маршрут – я знал, как максимально быстро и эффективно добраться до своего стола. Помню, как в первый день работы в Нью-Йорке я замер в центре вокзала. Все казалось особенным. Все и правда было особенным. Теперь ничего из этого мне больше не нужно. Но каждое утро я продолжал двигаться по инерции. Здание, в котором я работал, известное как MetLife, было построено в 1963 году рядом с Центральным вокзалом. Архитектурный критик Ада Луиз Хакстейбл обозвала это здание «хорошим уроком по посредственности».

В последние месяцы я находился между двух миров. Решение перейти на другой путь было принято, но я еще не выбрал направление. Я не понимал, что чувствовать, испытывал только фрустрацию и тревогу. При мыслях о будущем в голове была только пустота. Я старался притвориться, что понимаю, что делаю, но впервые в жизни действовал совершенно не по сценарию.

Правильно ли я поступал?

Это уже не имело значения. Пути назад не было, я ступил на новую тропу, оставалось только выяснить, куда она приведет. В последний день на работе я притворялся радостным, но тогда я уже не жил, а просто существовал.

Я убедил себя, что умнее других. Я знал, что хорош в своем деле, всегда брал отпускные, не перерабатывал, находил время для друзей и семьи. Менял работу, когда переставал учиться чему-то новому. Делал это с уверенностью, что так избегу выгорания. Я хотел обмануть систему. Но в последний рабочий день что-то подсказало: я переоценил свои силы.

Первый день без работы начался как обычно: с пробуждения и кружки кофе. Из окна я смотрел на небоскреб, где был мой офис, и чувствовал себя странно. Внезапно я стал внешним наблюдателем, без доступа к тому, что когда-то имел.

Следующие несколько часов бездумно бродил по квартире, потом сел за компьютер. Захотелось что-то написать, и как только начал печатать, на меня нахлынули эмоции. Годы подавленного сопротивления, фрустрации и растерянности вырывались наружу.

Во время работы я всегда ощущал присутствие этих чувств, но ежедневная рутина их притупляла. Без возможности заглушить эмоции я почувствовал их на себе в тишине квартиры.

Я собрался с мыслями и стал писать. Слова шли от сердца.

И посреди первой страницы в голове прозвучало слово:

Не может быть, чтобы я выгорел. Я слишком умен для этого! Выгорание – для тех, кто работает по 80 часов в неделю, для банкиров и адвокатов. Я пытался оправдать себя, но не смог. Это было единственное слово, которое точно описывало мое состояние.

Термин «выгорание» возник в 1970-х в исследованиях Герберта Фройденберга, американского психолога. Он выяснил: выгорание свойственно тем, кто «максимально включен», пытается сбалансировать свою потребность отдавать, удовлетворять окружающих и усердно работать. Он заметил, что люди часто ломаются после достижения пика своих возможностей.

В 1980-х выгорание начали изучать среди разных профессий, и к концу десятилетия у термина появились сотни определений. Фройденберг все еще не понимал точный источник выгорания. Больше всего его заинтересовало описание профессора Кэри Чернисс: «бюрократическое нарушение профессиональной автономности». Согласно этому, выгорание возникает при разрыве между личными ценностями человека и культурой компании.

Это также означает, что выгорание может быть неизбежным, поэтому Фройденберг сформулировал два провокационных вопроса:

Что, если система ценностей индивида диаметрально противоположна ценностям его рабочей среды?

Что, если индивид пытается соответствовать общепринятым критериям успеха, но просто не способен это сделать?

Люди хотят быть «хорошими работниками», для них успех – это удовлетворение клиентов и руководителей, соблюдение корпоративных норм. К сожалению, успех компании не всегда равен личному счастью, и эти два понятия могут конфликтовать. В моем случае так и произошло.

На последней должности я не был командным игроком, но мог бы постараться: говорить правильные вещи, соответствующе одеваться и больше беспокоиться о том, как угодить руководителю. Однако нормы организации слишком отличались от того, каким человеком я хотел быть.

Немецкое исследование показало, что при выгорании люди становятся более циничны к себе и своим коллегам. Они могут эмоционально дистанцироваться от своей работы. В этом и заключается главная опасность выгорания. Если вы страдаете от него, вы вряд ли сможете быть успешными в своем деле, а со временем начнете видеть в себе источник всех проблем. Добавьте к этому чувство вины за несоответствие ожиданиям компании – и попадете в ловушку.

К счастью, я нашел выход. Закончив писать, я почувствовал, как по телу разливается спокойствие. Я смог простить себя за ошибки и теперь был готов двигаться дальше.

Я решил отметить увольнение поездкой в Европу. При бронировании билетов по привычке отметил даты ровно на две недели, но вдруг осознал: меня никто не ждет. До этого я всегда уезжал только на полмесяца, в этот раз продлил поездку до пяти недель. Это было одно из первых значимых событий на новом пути.

Первую неделю я наслаждался невероятными закатами во Флоренции, распивал дешевое вино с новым другом из Эквадора. Когда небо над нашими головами взрывалось фейерверком красок, я чувствовал только радость и вдохновение перед новым этапом жизни.

На другой день я проснулся с одной из сильных простуд, которые когда-либо были. Как будто тело говорило: «Не так быстро!» Герберт Фройденберг в своем исследовании отметил, что некоторые люди сталкиваются с динамикой горевания после утраты прежних идеалов. Я не учел этот фактор, когда отправлялся в путешествие, и не ожидал, что он ударит меня, словно кувалда по голове. Я замедлился, и триумфальное путешествие по Европе превратилось в процесс восстановления.

В последние дни поездки я отметил 4 июля в маленькой деревушке Прайано в Италии. Со мной были несколько новых знакомых, среди них – дизайнер из Чикаго. Она спросила, почему я уволился. Я рассказал, что хотел изучать новое и не работать на кого-то еще. Она не поняла и уточнила: «Почему ты просто не нашел другую работу?»

Год назад я бы поделился с ней своими карьерными амбициями и добавил ее в LinkedIn. Но вместо этого я просто ответил: «Хороший вопрос. Пока не знаю, как на него ответить». Я жил настоящим, день за днем, и мне было хорошо. Но я переживал.

На обратном пути в США я думал о том, как превратить свои намерения в реальность.

Реальность поджидала меня в Нью-Йорке. Я уволился, и на горизонте не предвиделось никаких вакансий. После десяти лет на «пути по умолчанию» я чувствовал себя обезоруженным.

Жизнь в одном из самых дорогих городов мира не помогала. Стабильная зарплата давала иллюзию, что взаимосвязь между деньгами и мотивациями малозначима. Но когда регулярные чеки исчезли, неуверенность в завтрашнем дне, страх и желание развиваться привели к новым выводам. Я погрузился в период бешеной активности, которая свойственна людям без стабильной работы.

Я стал активно искать фриланс-проекты, соглашался на любую возможность.

Моя первая халтура за 1000$ заключалась в том, чтобы ходить по городу в поисках людей в обуви Allbirds и приставать к ним с вопросами о бренде. В первый день было трудно подмечать потребителей. На второй день попробовал другой подход – сделал табличку с надписью «У вас есть Allbirds?» – и процесс пошел. Несмотря на некоторое стеснение, я смог посмеяться над собой и даже получить удовольствие от процесса. За то, что я побыл дураком с табличкой, мне выдали первый чек. Эта задача научила проще относиться к себе и к работе.

Спустя пару месяцев я взялся за более серьезный проект. Боялся, что не справлюсь, но – ура! – я закончил несколько маленьких проектов и оказался продуктивнее, чем за последний год на прежней работе. Проект в Бостоне вдохновил переехать из Нью-Йорка, что помогло сократить расходы на проживание. Этот опыт убедил осмелиться экспериментировать со своим потенциалом.

Как только финансовые тревоги прошли, я начал копать глубже. Не столько в работе, сколько в жизни. В первые полгода я испытывал невероятную свободу, был хозяином своей жизни. Большую часть времени сам выбирал, когда, где и как работать, и невольно стал исследовать свои отношения с работой в целом.

В первые месяцы самозанятости я наткнулся на статью, которая изменила взгляд на жизнь. Под названием «Если бы работа определяла всю вашу жизнь, стоила бы жизнь того, чтобы ее прожить?» Философ Эндрю Таггарт задал мощный вопрос, который говорил о глубинном напряжении. Я жил с ним большую часть взрослой жизни.

Под конец третьего десятка вся моя жизнь крутилась вокруг работы. Я постоянно думал о том, как получить более престижную должность и повысить зарплату. Подрабатывал, помогая людям разобраться в своей карьере, и мог позволить себе квартиру в Нью-Йорке только благодаря большому доходу. Круг общения состоял из друзей с аналогично высокими зарплатами.

В то время я не мог представить себе другой стиль жизни. Где я жил, что делал, как думал о деньгах и с кем проводил время – все это определяла рабочая идентичность. Но если бы кто спросил, не заняла ли работа все мое пространство, я бы уверенно ответил: «Конечно нет!»

Я чувствовал вину, когда не работал в обычные рабочие часы с понедельника по пятницу. Начал с полной независимости, но в итоге сорвался и стал ходить в коворкинг пять дней в неделю.

Многие замечают, что даже если они не работают на кого-то, «руководитель» все еще сидит у них в голове.

Когда я стал экспериментировать с тем, как провожу свое время, вопрос Таггарта не выходил из головы. Мне нравилось его утверждение. Идея тотального захвата работы была вдохновлена немецким философом Йозефом Пипером, который впервые описал этот феномен в книге Leisure, The Basis of Culture («Досуг – основа культуры»). Пипер готовил книгу в послевоенной Германии и был шокирован тем, как много людей погружаются в работу и не задумываются, чего хотят добиться. Для него это было свидетельством того, как немецкое общество отказалось от идеи досуга вне работы.

Пипер утверждал, что на протяжении всей истории человечества досуг был одним из важнейших аспектов культуры. Он отметил, что в древнегреческом языке «работа» означала что-то вроде «не-досуг». По словам Аристотеля, «мы не в досуге, чтобы быть в досуге». И здесь возникает парадокс: мы работаем, чтобы заработать время для досуга. Пипер подчеркивал, что люди часто путают досуг с бездельем, а на самом деле досуг даже важнее работы. Это «деятельность души» и «способ индивидуальной связи с реальностью».

Пока я радовался свободе самозанятости, открывался досугу и боролся с концепцией всепоглощающей работы, которая очень крепко в меня вцепилась. Вопрос Таггарта так и преследовал меня:

Ответ «нет» становился все увереннее, но я не знал, что это значит для меня. В конце концов я написал Таггарту лично, и он ответил тремя конкретными вопросами:

1. Вы – рабочий?

2. Если нет, то кто вы?

3. Если это вы, ваша жизнь того стоит?

Вопросы ужасно пугали, но я решил отнестись к ним серьезно. По словам Таггарта:

И пока я набирался уверенности на своем новом пути, способность задавать себе такие вопросы крепла и открывала новые возможности.

Спустя полгода фриланса я решил уйти в творческий отпуск. Я откинул ответственность «работника» и каждый день занимался тем, что считал важным. Чаще всего просыпался по будильнику, иногда тренировался и бродил по городу – это был «типичный» рабочий день. Впервые я осознал смысл досуга, о котором говорил Пипер.

Иногда я был в замешательстве. Когда люди интересовались рабочими успехами, я уклончиво отвечал, пытался спрятать чувство вины за свой эксперимент. Но мое воодушевление росло, а с ним и любопытство. Меня тянуло в креативные проекты, и одним из них стал блог. Я давно хотел привести в порядок записи, которые вел под названием «Без границ», но постоянно отвлекался на работу. С помощью моего друга Грега я наконец-то создал полноценный сайт и одноименный подкаст. У меня не было цели заработать на этом проекте. Такая позиция казалась неправильной, но я работал над тем, что мне действительно нравилось. Было весело.

Впервые я жил по интенциям, которые каждое утро всплывали в телефоне: здоровье, отношения, веселье, креатив, а затем карьера. Официально я занимался консалтингом, но на самом деле был в творческом поиске и учился жить, не ставя работу в центр жизни.

Проекты начали менять мое отношение к труду. Я привык работать с понедельника по пятницу больше половины дня. Но теперь было неважно, когда я работаю над проектами. Они давали больше энергии, чем забирали. Долгое время я думал, что, если хочу быть счастлив в работе, нужно просто найти работу получше. Хотя на самом деле надо было изменить отношение к работе. Радость от труда не зависела от зарплаты.

Много заблуждений о работе основаны на идеях осмысленного труда и убеждении: мы всегда сможем зарабатывать на том, что любим. Блогер Марк Винн сделал из этой идеи мем. Он адаптировал диаграмму Андре Зузунаги, созданную в 2011 году, и заменил испанский перевод слова «цель» на «икигай». В его версии икигай – это пересечение того, что ты любишь делать, в чем ты хорош, что нужно миру и за что тебе готовы платить.

Пока многие старались найти икигай, я понял, что это мечты. В Японии икигай означает нечто другое – «причина жить» или «то, ради чего стоит жить». Слишком многие ограничивают свое воображение в попытке попасть во все эти рамки. Если бы я ограничивал себя так же, то потерял бы всю свою энергию для исследования собственного пути. Я обнаружил, что главным достижением был сам процесс творчества. Философ Эрих Фромм называл это «творческим единением», которое помогает познать любовь. Раньше я бы счел эту идею совершенно абсурдной, но теперь ощутил ее на себе.

Спустя пару месяцев я полностью открылся миру, но стал переживать о заработке. Несмотря на это, я забронировал поездку в Азию. За неделю до отъезда появилась возможность расширить свое представление о новом пути.

Поступило предложение от компании по управлению фрилансерами с просьбой решить срочную задачу для клиента – разработать программу обучения навыкам консалтинга. Сначала я очень расстроился, ведь проект заинтересовал меня, но я должен был уехать. Мой собеседник предложил выполнить проект удаленно, даже из Азии. Я уточнил, что буду работать 10–15 часов в неделю, и, к моему удивлению, они согласились.

Следующие пару недель я работал из разных мест: маленькой квартиры в Сингапуре, в люксовом отеле в Куала-Лумпуре, в кафе на Бали и с пляжа в Таиланде. В промежутках пил вкусный кофе и наслаждался видом на море. Еще месяц назад я не мог даже представить такую странную жизнь.

Я отошел от идентичности «свободного консультанта» и продолжал идти по неизвестному пути. Путешествуя по Азии, я осознал множество новых возможностей. Если я могу работать на Бали с ноутбуком, на что еще я способен?

Воображение было открыто ко всему, и я был готов пойти за ним куда угодно.