22

Алекс попятилась, едва не сшибив поднос со стола, куда поставила его Доуз. Она схватилась за грудь, ожидая найти там открытую рану. Ее рот был набит едой, и она осознала, что стояла перед подносом, засовывая в рот макароны и заново переживая смерть Норса. Она по-прежнему чувствовала его у себя внутри – забывшегося, отдавшегося вкусовым ощущениям впервые за сто лет. Собрав всю свою волю, она вытолкнула его из себя и снова замуровала брешь, которая позволила ему проникнуть внутрь.

Она выплюнула макароны, набрала в легкие воздуха, оперлась о стенку горна. Единственным лицом, глядящим на нее из поверхности воды, было ее собственное. Она ударила по нему ладонью и смотрела, как расходится рябь.

– Ты ее убил, – прошептала она. – Я видела, как ты ее убил. Я это чувствовала.

Но, еще не успев произнести эти слова, она поняла, что в то мгновение не была Норсом. Внутри него находился кто-то еще.

Алекс, спотыкаясь, сходила в спальню Данте и достала спортивный костюм Дома Леты. Казалось, прошло много дней, но прошло всего несколько часов. Она продолжала ощущать остаточную боль там, где у нее были сломаны ребра – единственное напоминание об избиении. И все же она ужасно устала. В последнее время каждый день казался длинным, как год, и она не знала, что ее так изматывает – физические травмы или встречи со сверхъестественным.

В витражи падал дневной свет, оставляя на полированных досках пола яркие синие и желтые узоры. Может быть, сегодня ночью она поспит здесь, хоть это и означает, что ей придется пойти на лекции в спортивном костюме. Она буквально исчерпала свой запас одежды. Эти покушения на ее жизнь изрядно подпортили ей гардероб.

В ванной, смежной с большой спальней, было два умывальника-стойки и глубокая ванна на львиных ножках, которыми она никогда не пользовалась. Пользовался ли Дарлингтон? Ей было сложно представить, как он расслабляется в ванне с пеной.

Она набрала воду из раковины в ладонь, чтобы попить, но сплюнула в раковину. Алекс отшатнулась – вода была розовой и казалась грязной. Прежде, чем она утекла, Алекс заткнула стив.

Она смотрела на кровь Норса. В этом она была уверена. Кровь, которой он наглотался почти сотню лет назад, умирая.

И петрушка.

Маленькие кусочки петрушки.

Она вспомнила Майкла Рейса, без сознания лежащего на операционном столе в окружении Костяных. Голубиное сердце для ясности, корень герани и блюдо горьких трав. Диета жертвы перед предсказанием.

В тот день на фабрике в Норса вселился чужак – человек, которого «Кости» использовали для предсказания задолго до того, как появился Дом Леты, чтобы за ними наблюдать. Они меня вскрыли. Хотели увидеть мою душу. Они позволили ему умереть. Она была в этом уверена. Безымянному бродяге, которого никто бы не хватился. БНМБ. Больше никаких мертвых бездомных. Эту надпись она видела в книге «Лета: наследие». Шуточка для своих между парнями из Девятого Дома. Раньше Алекс не до конца в это верила даже после того, как увидела, что Майкла Рейса вскрывают на столе. Надо его проведать, убедиться, что он в порядке.

Алекс спустила воду. Она снова прополоскала рот, обернула мокрые волосы в чистое полотенце и села за антикварный столик у окна.

«Кости» были основаны в 1832 году. Свою гробницу они построили только двадцать пять лет спустя, но это не значило, что до этого они не пытались проводить ритуалы. В то время за обществами никто не приглядывал, и она вспомнила слова Дарлингтона о том, что ритуалы высвобождают неконтролируемую магию. Что, если то раннее предсказание пошло не так? Что, если какой-то Серый нарушил ритуал и послал дух жертвы летать на свободе? Что, если этот дух сумел вселиться в Норса? Похоже, он даже не понимал, что держит пистолет – тень в моей руке.

Объятая ужасом жертва в Норсе, Норс внутри Алекс. Они походили на матрешку сверхъестественного. Возможно, дух почему-то предпочел скрыться в теле Норса, или Норс и Дейзи просто оказались не в том месте не в то время – двое невинных людей, скошенных силой, которую и близко не могли понять? Не это ли расследовал Дарлингтон? Магию, вызвавшую убийство Норса и Уитлок?

Алекс поднялась по лестнице на третий этаж. Она уже там бывала, но нашла спальню Вергилия лишь со второй попытки. Она находилась прямо над комнатой Данте, но была куда роскошнее. Алекс полагала, что, если переживет еще три года «Леты» и Йеля, однажды она станет принадлежать ей.

Она подошла к столу и выдвинула ящички. Она нашла записку с несколькими поэтическими строками, канцелярские предметы с эмблемой с гончей «Леты», а больше почти ничего.

На столе лежал учебник по статистике. Оставил ли его здесь Дарлингтон в ночь, когда они отправились в подвал Розенфелд-холла?

Алекс спустилась вниз по лестнице к книжной полке, охраняющей библиотеку. Она достала Книгу Альбемарле. От ее страниц исходил запах лошадей, стук копыт по мостовой, обрывки иврита – память ее запроса о големах. Дарлингтон регулярно пользовался библиотекой, и книга была полна его запросов, но большинство из них, казалось, были посвящены его одержимости Нью-Хейвеном – истории промышленности, торговли земельными участками, градостроительству. Были и запросы от Доуз – все о таро и древних мистических культах, и даже от декана Сэндоу. Но вот и оно – в начале осеннего семестра – два имени зубчатыми каракулями Дарлингтона – Бертрам Бойс Норс и Дейзи Уитлок. Жених был прав. Дарлингтон действительно интересовался его делом. Но где же его заметки? Лежали ли они в ту ночь в Розенфелде в его портфеле и были поглощены со своим хозяином?

– Где ты, Дарлингтон? – прошептала она. И сможешь ли ты меня простить?

– Алекс.

Она подпрыгнула. На вершине лестницы стояла Доуз с наушниками вокруг шеи и кухонным полотенцем в руках.

– Тернер вернулся. Хочет нам что-то показать.

Алекс забрала из оружейной свои носки и вышла к Тернеру и Доуз в гостиную. Они сидели плечом к плечу перед тяжеловесным с виду ноутбуком, одинаково хмурясь. Тернер переоделся в джинсы и рубашку с пуговицей на воротнике, но все равно умудрялся выглядеть стильно, особенно рядом с Доуз.

Он взмахом руки подозвал Алекс к себе. Рядом с ним лежала стопка папок.

На экране Алекс увидела черно-белое видео с изображением чего-то, похожего на тюремный коридор. Вдоль камер шла череда заключенных.

– Взгляните на временную метку, – сказал Тернер. – Примерно в это время вы направлялись на мое место преступления.

Тернер нажал на «play», и заключенные двинулись вперед. В поле зрения появилась огромная фигура.

– Это он, – сказала Алекс. Ошибки быть не могло – это был Ланс Грессанг. – Куда он идет?

– Сворачивает за угол, а потом просто исчезает, – он нажал на несколько клавиш, и на экране показался другой коридор, но Грессанга Алекс нигде не увидела. – Он номер один в длинном-длинном списке того, чего я не понимаю. Зачем он вернулся? – Тернер снова нажал несколько клавиш, и Алекс увидела больничную палату.

– Грессанг вернулся в тюрьму?

– Точно. Он в лазарете со сломанной рукой.

Алекс вспомнился хруст костей, когда она ударила его паттером. Но какого хрена Грессанг вернулся в тюрьму, чтобы дожидаться суда?

– Это для меня? – спросила Алекс, показывая на папки.

Тернер кивнул.

– Это все, что у нас сейчас есть на Ланса Грессанга и Тару Хатчинс. Смотрите, сколько хотите, но сегодня вечером они возвращаются вместе со мной.

Алекс перенесла папку на бархатный диван и устроилась поудобнее.

– С чего такая щедрость?

– Я упрям, но не глуп. Я знаю, что я видел, – Тернер откинулся в кресле. – Что ж, давайте выслушаем вас, Алекс Стерн. Вы не считаете, что убийца – Грессанг. Тогда кто?

Алекс открыла верхнюю папку.

– Этого я не знаю, но знаю, что Тара была связана как минимум с четырьмя обществами, а людей не убивают из-за пакетика травы за двадцать баксов, так что дело не в зелени.

– Как вы насчитали четыре общества?

– Я принесу маркерную доску, – сказала Доуз.

– Это волшебная доска? – кисло спросил Тернер.

Доуз недобро взглянула на него:

– Все доски волшебные.

Она вернулась с несколькими маркерами и доской, которую поставила на каминную полку.

Тернер потер лицо рукой.

– Ладно, давайте свой список подозреваемых.

Алекс внезапно смутилась, словно ее попросили решить сложную математическую задачу перед всем классом, но она взяла у Доуз синий маркер и подошла к доске.

– С Тарой, возможно, связаны четыре общества из Древней Восьмерки: «Череп и кости», «Свиток и ключ», «Манускрипт» и «Книга и змей».

– Древней Восьмерки? – переспросил Тернер.

– Это Дома Покрова. Общества с гробницами. Вам надо было прочесть вашу «Жизнь Леты».

Тернер отмахнулся.

– Начните с «Черепа и костей». Тара продавала траву Триппу Хельмуту, но я не вижу, где тут мотив для убийства.

– Она также спала с Триппом.

– Думаете, это был не просто секс?

– Сомневаюсь, – признала Алекс.

– Но, возможно, Тара считала иначе? – робко предположила Доуз.

– Думаю, Тара знала, что к чему.

Это было необходимо. Все время.

– И все-таки Трипп из старой богатой семьи. Она могла попытаться чего-то от него добиться.

– Звучит, как мотив из мыльной оперы, – сказал Тернер.

Убедить его будет непросто.

– Но что, если они толкали наркоту посерьезней, не только траву? Я думаю, что старшекурсник Блейк Кили брал у них наркотик под названием «Счастье».

– Это невозможно, – сказала Доуз. – Он растет только…

– Знаю, на вершине какой-то горы. Но Блейк покупал его у Ланса и Тары. По словам Триппа, он видел Тару с Кейт Мастерс, а Кейт из «Манускрипта» – единственного общества, имеющего доступ к «Счастью».

– По-твоему, Кейт продавала «Счастье» Таре и Лансу? – спросила Доуз.

– Нет, – подумав, сказала Алекс. – Я считаю, что Кейт заплатила Таре, чтобы та нашла способ его выращивать. Ланс с Тарой жили в двух шагах от Лесного института и теплиц Марша. Кейт хотела избавиться от посредника. Добыть «Манускрипту» собственный запас.

– Но тогда… как наркотик оказался у Блейка?

– Может, они начали выращивать собственное «Счастье» и продавали его Блейку. Деньги – это деньги.

– Но это было бы…

– Неэтично? – спросила Алекс. – Безответственно? То же самое, что выдать малышу-социопату волшебное мачете?

– Каково действие этого наркотика? – неохотно спросил Тернер, словно сомневался в том, что хочет знать.

– Он делает тебя… – Алекс замялась. Слово послушный не подходило. И усердный тоже.

– Служителем, – сказала Доуз. – Твоим единственным желанием становится служение.

Тернер покачал головой.

– И – дайте угадаю – это не зарегистрированное вещество, потому что о нем никто не слышал, – на лице у него появилось та же гримаса отвращения, которая исказила его черты, как когда он увидел, что горн исцелил Алекс. – Все вы дети, играющие с огнем и удивляющиеся, когда сгорает ваш дом, – он поскреб рукой щетину. – Вернемся к доске. Тару связывает с «Костями» Трипп», с «Манускриптом» – Кейт Мастерс и этот наркотик. Колин Хатри – ее единственная связь со «Свитком и ключом»?

– Нет, – сказала Алекс. – У нее на руке были вытатуированы слова из поэмы под названием «Королевские идиллии», а слова из этой поэмы высечены по всей гробнице Замочников, – она передала Доуз папку, полную фотографий. – На правом предплечье.

Доуз взглянула на сделанные при аутопсии фото татуировок Тары и поскорее их перелистнула.

– Не похоже на случайное совпадение, – сказала Алекс.

– Что это? – спросила Доуз, постучав по фотографии спальни Тары.

– Просто инструменты для изготовления ювелирных украшений, – сказал Тернер. – У нее был небольшой дополнительный бизнес.

Разумеется. Этим и занимаются девушки, когда разрушается их жизнь. Пытаются найти окно, через которое можно было бы выбраться. Муниципальный колледж. Самодельное мыло. Небольшой дополнительный бизнес по изготовлению ювелирки.

Доуз сильно прикусила нижнюю губу, и Алекс подумала, что наверняка до крови. Алекс наклонилась и уставилась на фотографию, на дешевые поддельные драгоценные камни и блюдца с крючками для сережек, на щипчики. Но одно из блюдец выглядело иначе, чем другие. Оно было меньше, металл был кованым и необработанным, и вокруг дна виднелись остатки чего-то вроде пепла или извести.

– Доуз, – сказала Алекс. – Что тебе это напоминает?

Доуз отбросила папку так, словно отправляла ее в ссылку.

– Это горн.

– Но для чего он мог пригодиться Таре? Чтобы обрабатывать «Счастье»?

Доуз покачала головой.

– Нет. «Счастье» используется в своей естественной форме.

– Эй, – сказал Тернер. – Может, на минуту притворимся, что я не знаю, что такое горн.

Доуз заправила прядь рыжых волос себе за ухо и, не глядя на него, сказала:

– Это сосуды, созданные для магического и алхимического применения. Обычно они изготовлены из чистого золота и чрезвычайно реактивны.

– Эта большая золотая ванна, в которую меня только что помещала Доуз, – горн, – сказала Алекс.

– То есть вы утверждаете, что эта штука в квартире у Тары из настоящего золота? Она размером с пепельницу. Грессанг и эта девушка не смогли бы позволить себе что-то вроде этого.

– Может, это был подарок, – сказала Алекс. – И, может, то, что они изготовляли в ней, было дороже самого металла.

Доуз спрятала ладони в рукава свитера.

– Существуют истории о праведниках, которые использовали псилоцибин – грибы, – чтобы буквально открывать двери в другие миры. Но наркотики должны были быть очищены… в горне.

– Двери, – сказала Алекс, вспоминая ночь, когда они с Дарлингтоном наблюдали за неудавшимся ритуалом в «Свитке и ключе». – То есть порталы. Ты говорила, что, по слухам, магия «Свитка и ключа» иссякает. Возможно, с этим помог секретный соус Ланса и Тары?

Доуз тяжело выдохнула.

– Да. Теоретически наркотик мог облегчить открытие порталов.

Алекс взяла фотографию крошечного горна.

– Эта штука у вас… под охраной или что?

– Среди вещественных доказательств, – сказал Тернер. – Да, она у нас. Если на этой штуке остался осадок, мы можем провести его анализ и проверить, соответствует ли состав галлюциногену, найденному в крови у Тары.

Доуз сняла с шеи наушники. Она сидела, положив их на колени, будто спящее животное.

– В чем дело? – спросила ее Алекс.

– Ты говорила, что Ланс проходил сквозь стены и, возможно, воспользвовался магией порталов, чтобы на тебя напасть. Если кто-то из «Свитка и ключа» впускал в их гробницу чужаков, если они приводили Ланса с Тарой на свои ритуалы… Дома Покрова считают это непростительным. Nefandum.

Алекс и Тернер переглянулись.

– Каково наказание за разглашение такой информации чужакам? – спросила Алекс.

Доуз стиснула наушники.

– Общество лишат гробницы и распустят.

– Знаете, на что это похоже? – спросил Тернер.

– Ага, – ответила Алекс. – На мотив.

Неужели Колин Хатри посвятил Ланса и Тару в тайны общества? Было ли это что-то вроде платежа долга, от которого он хотел избавиться? Не из-за этого ли убили Тару? Алекс сложно было представить чистенького, неунывающего Колина совершающим жестокое убийство. Но он был парнем с большим будущим, а значит, ему было что терять.

– Сегодня вечером я иду в салон профессора Бельбалм, – сказала Алекс. Она предпочла бы уснуть прямо здесь, перед камином, но не собиралась раздражать единственного человека, который, казалось, заботился о ее будущем. – Колин работает на Бельбалм. Я могу попытаться выяснить, как долго он оставался в ее доме в ночь, когда умерла Тара.

– Алекс, – тихо сказала Доуз, наконец подняв глаза. – Если бы Дарлингтон узнал о наркотиках, о том, чем Колин и другие Замочники занимались с Лансом и Тарой, возможно… – она умолкла, но Алекс поняла, что она хочет сказать: возможно, за портал в подвале Розенфелда, в котором исчез Дарлингтон, в ответе «Свиток и ключ».

– А, собственно, где Дарлингтон? – спросил Тернер. – Если скажете, что он в Испании, я заберу свои папки и пойду домой. Сейчас моя кровать кажется мне очень привлекательной.

Доуз сжалась в кресле.

– С ним что-то случилось, – сказала Алекс. – Мы не знаем, что именно. Существует ритуал, который может помочь его найти, но его можно проводить только в новолуние.

– Почему в новолуние?

– Время имеет значение, – сказала Доуз. – Чтобы ритуал сработал, его нужно проводить в благоприятную дату или в благоприятном месте. Новолуние символизирует момент, когда открывается скрытое.

– Сэндоу хотел, чтобы вы это скрывали? – спросил Тернер. Алекс кивнула, чувствуя себя виноватой. Ей тоже пока не хотелось разносить эту новость. – А как же семья Дарлингтона?

– Мы отвечаем за Дарлингтона, – резко сказала Доуз, до последнего защищая «Лету». – И мы его вернем.

Тернер подался вперед.

– Вы утверждаете, что «Свиток и ключ», возможно, замешан в убийстве и похищении?

Алекс пожала плечами.

– Ну да. Можно назвать это так. Но мы не можем сбросить со счетов «Манускрипт». Возможно, Кейт Мастерс выяснила, что Тара продавала «Счастье» Блейку Кили, а тот применял его на девушках, или, возможно, что-то пошло не так с их сделкой. Если Ланс не убивал Тару, значит, над кем-то поколдовали, чтобы он выглядел как Ланс. У «Манускрипта» есть множество фокусов и уловок, которые могли бы позволить Кейт несколько часов носить его лицо. И ничто из этого не объясняет, почему кто-то натравил на меня глуму, – Алекс сунула руку в карман и ощутила успокаивающее тиканье часов.

Тернер выглядел так, словно может совершить самоубийство.

– Что-что?

– Эта тварь, которая гналась за мной на Элм. Блядь, не надо так на меня смотреть. Это правда.

– Ладно, это правда, – сказал Тернер.

– Глумы – это слуги мертвых, – сказала Доуз. – Они – мальчики на побегушках.

Алекс сердито посмотрела на нее.

– Это был очень агрессивный мальчик на побегушках.

– Они успешно выполняют простые задания. «Книга и змей» использует их как посланников и отправляет по ту сторону Покрова. Они слишком агрессивны и непредсказуемы для других задач.

За исключением того, что они способны выставить девушку сумасшедшей и, возможно, заткнуть ей рот навсегда.

– Значит, «Книга и змей» под подозрением, – сказал Тернер. – Мотив неизвестен. Вы же понимаете, что это нельзя считать доказательствами? Мы не можем достоверно подтвердить вмешательство этих обществ, если не считать слов Триппа. У меня слишком мало улик даже для того, чтобы получить ордер на обыск этих лесных теплиц.

– Я бы предположила, что Центурион может подергать свое начальство за ниточки, – лицо Тернера помрачнело. – Только вы не хотите дергать за ниточки.

– Так происходить не должно. И я не могу просто пойти к своему капитану. Он не знает о «Лете». Мне придется идти к самому начальнику.

А этого Тернер делать не собирался, пока не убедится, что все их версии не сводятся к безумным каракулям на доске. И Алекс его не винила.

– Я запрошу распечатку звонков из алкогольного магазина рядом с квартирой Тары. Возможно, они пользовались телефоном в магазине, чтобы вести свои дела. Контактов Кейт Мастерс не было ни в мобильнике Тары, ни в мобильнике Ланса. Как и контактов Колина Хатри и Блейка Кили.

– Если Тара с Лансом пользовались теплицами, то работали с кем-то из Лесного института, – сказала Доуз. – С ордером или без него, но нам нужно попытаться выяснить, с кем.

– Я студентка, – сказала Алекс. – У меня есть право там находиться.

– Я думал, вы хотите, чтобы я начал дергать за ниточки, – сказал Тернер.

Так и было, но теперь она передумала.

– Мы с этим сами разберемся. Если вы обратитесь к начальству, кто-то может рассказать об этом Сэндоу.

Тернер приподнял бровь.

– Это проблема?

– Я хочу знать, где он был в ночь убийства.

Доуз резко выпрямилась.

– Алекс…

– Доуз, он велел мне прекратить расследование. Задача «Леты» – следить за порядком в обществах. Почему он с такой силой дергал за поводья?

Мы пастыри. Это всегда было миссией «Леты». Или нет? Должна ли была «Лета» действительно кого-то защищать? Или предполагалось, что они будут соблюдать статус кво, делать вид, что Дома Покрова под присмотром, что действуют какие-то стандарты, и при этом не проверять силу обществ по-настоящему? Это год пересмотра финансирования. Возможно, Сэндоу как-то узнал, что, если они будут искать слишком пристально, то найдут связь с обществами? «Кости», «Книга и змей», «Свиток и ключ», «Манускрипт» – четыре из восьми обществ финансировали «Лету». Это половина денег, необходимых, чтобы поддерживать Девятый Дом, – нужно даже больше, поскольку «Берцелиус» свою часть так и не выплатил. Была ли «Лета» настолько ценна для Сэндоу?

– Какую зарплату декан Сэндоу получает в «Лете»? – спросила Алекс.

Доуз моргнула.

– Вообще-то я точно не знаю. Но у него есть постоянная должность в университете. Он немало получает.

– Азартные игры? – предположил Тернер. – Наркотики? Долг?

Спина Доуз, казалось, выпрямилась еще больше, как антенна, настраиваемая, чтобы принимать информацию.

– Развод, – медленно, неохотно сказала она. – Два года назад от него ушла жена. С тех пор они продолжают судиться. Но…

– Скорее всего, это здесь ни при чем, – без всякой уверенности сказала Алекс. – Но не помешало бы узнать, где он был той ночью.

Доуз снова пожевала губу.

– Декан Сэндоу никогда не сделал бы ничего, что могло бы навредить «Лете».

Тернер встал и начал собирать свои папки.

– Почему нет, если ему предложили хорошую цену. Как по-вашему, почему я согласился быть Центурионом?

– Это почетно, – возмутилась Доуз.

– Это работа, а у меня и так дел по горло. Но благодаря этим деньгам я выплатил ипотеку своей матери, – он положил папки в портфель. – Посмотрим, что я смогу выяснить о Сэндоу так, чтобы ему не стало об этом известно.

– Лучше это сделаю я, – тихо сказала Доуз. – Я могу поговорить с его домработницей. Если вопросы начнете задавать вы, Елена сразу пойдет к Сэндоу.

– Думаете, у вас получится? – недоверчиво спросил Тернер.

– Она справится, – сказала Алекс. – Нам нужно только взглянуть на его расписание.

– Мне нравится денежный мотив, – сказал Тернер. – Ясно и четко. Без всего этого фокуснического дерьма, – он набросил пальто и направился к задней двери. Алекс и Доуз последовали за ним.

Открыв дверь, Тернер приостановился. За ним Алекс видела, как небо становится закатно-синим и включаются уличные фонари.

– Мама не могла просто взять у меня чек, – с печальной улыбкой сказал он. – Она знает, что копы не получают бонус. Она хотела знать, откуда у меня деньги.

– И вы ей сказали? – спросила Алекс.

– Обо всем этом? Конечно, нет. Я сказал, что мне повезло в «Foxwoods». Но она все равно знала, что я впутался во что-то нехорошее.

– Матери – они такие, – сказала Доуз.

Так ли это? Алекс вспомнила фотографию, которую мама прислала ей неделю назад. Она попросила одну из подруг снять ее в квартире. Мира была в йельском свитере, а каминная полка за ее спиной была заставлена кристаллами.

– Знаете, что сказала мне мать? – спросил Тернер. – Она сказала, что не существует дверей, о которых неизвестно дьяволу. Что он всегда поджидает, чтобы вставить в проем стопу. Я никогда не верил ей до этого вечера.

Тернер поднял воротник и вышел в холод.