12
Зима
Алекс знала, что нельзя отправляться в «Волчью морду» с пустыми руками. Если она нуждается в их помощи, сначала необходимо заскочить в «Свиток и ключ» и забрать статую Ромула и Рема. «Волчья морда» донимала Лету, чтобы та добилась ее возвращения с тех пор, как статуя пропала во время их вечеринки в честь Дня Святого Валентина в прошлом году, когда они по традиции распахнули двери для членов других обществ. Хотя Алекс видела, что статуя стоит на полке в гробнице Замочников с повешенной на нее пластиковой тиарой, Дарлингтон отказался вмешиваться. «Лета не снисходит до мелкой грызни, – сказал он. – Мы выше подобных розыгрышей».
Но Алекс нужно было попасть в храмовый зал в сердце гробницы «Волчьей морды», и она прекрасно знала, что президент их делегации Салома Нилс потребует взамен.
Алекс выпила один из отвратительных протеиновых коктейлей Дарлингтона, стоявших в холодильнике. Она была голодна, и Доуз утверждала, что это хороший признак, но ее горло еще не вынесло бы твердой пищи. Ей не слишком хотелось покидать безопасную нору, пока она толком не знает, что случилось с глумой, но она просто не могла сидеть на месте. Кроме того, кто бы ни натравил на нее глуму, он считал, что Алекс лежит где-то, поглощаемая мертвыми жуками изнутри. Что же до ее публичного приступа посреди Элм-стрит, то, по крайней мере, свидетелей было не так много, и, не считая Джонаса Рида, было маловероятно, что кто-то из них знал ее лично. Если кто-то все же ее узнал, то ее, вероятно, ждал звонок от обеспокоенного терапевта из медицинского центра.
Алекс догадывалась, что, когда они с Доуз выйдут в переулок, ее будет ждать Жених. Ее «защитник» шел за ними всю дорогу до «Свитка и ключа», где она нашла издерганного Замочника, пишущего работу, и убедила его впустить ее в гробницу, чтобы поискать там шарф, который Дарлингтон оставил после последнего обряда, за которым они наблюдали. Обычно Лету впускали в гробницы только в ритуальные ночи и во время санкционированных инспекций. «В Андалусии бывает зябко», – сказала она ему.
Пока Алекс притворялась, что разыскивает шарф, Замочник мялся на пороге, глядя в телефон. Когда колокольчик на входной двери снова зазвонил, он выругался. Спасибо, Доуз. Алекс схватила статуэтку и сунула ее в портфель. Она взглянула на круглый каменный стол, где делегация собиралась, чтобы проводить свои обряды – или пытаться их проводить. В столешнице была вырезана цитата, которая ей всегда нравилась: Властвуй над этой темной землей, чтобы освещать ее, и над этим мертвым миром, чтобы его оживлять. Что-то в этих словах казалось ей знакомым, но она не могла вспомнить, что именно. Она услышала, как хлопнула входная дверь, и торопливо вышла из зала, на ходу поблагодарив Замочника, который бормотал что-то о пьяных тусовщиках, что не могут найти собственные проклятые общежития.
Скорее всего, обнаружив пропажу статуэтки, члены «Свитка и ключа» сразу подумают на нее, но об этом можно побеспокоиться и позже. Доуз ждала за углом у готической беседки, служившей входом в библиотеку Басс. Дарлингтон рассказывал ей, что каменные мечи, высеченные в ее украшениях, означали защиту.
– Это неудачная мысль, – сказала завернувшаяся в парку Доуз, излучая неодобрение.
– Зато я последовательна.
Голова Доуз повернулась на шее, как луч прожектора.
– Он здесь?
Алекс знала, что она имеет в виду Жениха, и, хотя она никогда бы в этом не призналась, ее нервировало, как просто оказалось добиться его внимания. Она сомневалась, что избавиться от него будет так же легко. Она обернулась через плечо и увидела, что он следует за ними на расстоянии, которое можно было назвать разве что почтительным.
– За полквартала от нас.
– Он убийца, – прошептала Доуз.
Что ж, тогда у нас есть кое-что общее, – подумала Алекс, но сказала лишь:
– Не до жиру, быть бы живу.
Ей не слишком улыбалось так близко подпускать к себе Серого, но она уже приняла решение и не собиралась сейчас его менять. Если мишень ей на спину прицепил кто-то из обществ, она узнает, кто это, и позаботится, чтобы им не представилось возможности сделать это снова. И все-таки…
– Доуз, – пробормотала она. – Когда вернемся, давай начнем искать способы разорвать связь между людьми и Серыми. Я не хочу, чтобы Морриси всю жизнь заглядывал мне через плечо.
– Проще всего изначально не формировать эту связь.
– Правда? – сказала Алекс. – Дай-ка я это запишу.
Гробница «Волчьей морды» находилась всего в нескольких дверях от «Конуры». Это был величавый серый особняк с неухоженным садом, окруженный высокой каменной стеной. Это было одно из самых волшебных мест в кампусе. Огибавший его переулок граничил со старыми зданиями братств, крепкими кирпичными постройками, давно переданными университету, с древними символами, высеченными в камне над проходами рядом с непримечательными группами греческих букв. Переулок служил чем-то вроде крепостного рва, где плотной поблескивающей мглой собиралась сила. Большинство прохожих объясняли пробирающую их дрожь изменениями погоды или дурным настроением и сразу же забывали о ней, добравшись до Йельского кабаре или Афроамериканского центра. Члены «Волчьей морды» немало гордились тем, что во время процессов над «Черной пантерой» давали приют протестующим, но они также были последними из Древней Восьмерки, кто начал принимать женщин, так что Алекс считала это отмазкой. В ритуальные ночи она часто видела, как во дворе стоит Серый, тоскующий по соседнему офису «Yale Daily News».
Алекс пришлось дважды позвонить в колокольчик у ворот, прежде чем Салома Нилс наконец открыла и впустила их внутрь.
– Кто это? – спросила Салома.
На секунду Алекс показалось, что та видит Жениха. Он подтянулся поближе, шел за Алекс шаг в шаг, и губы его изогнулись в чуть заметной улыбке, словно он слышал стук колибри ее сердца. Затем она сообразила, что Салома говорит о Доуз. Скорее всего, большинство людей из обществ понятия не имели о самом существовании Памелы Доуз.
– Она мне помогает, – сказала Алекс.
Но Салома уже проводила их в темное фойе. Жених последовал за ними. Гробницы оставались без защиты, чтобы не мешать легкому течению магии, но это означало, что Серые могли входить и выходить, когда им заблагорассудится. Именно поэтому защита Леты была необходима во время обрядов.
– Она у тебя? – спросила Салома.
Интерьер был безликим: сланцевая напольная плитка, темное дерево, витражные окна, выходящие на маленький внутренний двор, где рос ясень. Он был здесь задолго до университета и, скорее всего, по-прежнему будет пускать корни, когда камни вокруг него превратятся в пыль. Магнитная доска у двери показывала, кто из членов делегации в данный момент находится в гробнице, – необходимость, учитывая ее размеры. Они указывались под своими именами египетских богов, и только анх Саломы, названной Хефрен, был перемещен в столбик «Дома».
– У меня, – сказала Алекс, доставая из сумки статуэтку.
Салома схватила ее с радостным воплем.
– Идеально! «Ключи» обоссутся, когда поймут, что мы ее вернули.
– Что она делает? – спросила Алекс, когда Салома повела их назад в очередную темную комнату – на этот раз в центре комнаты стоял вытянутый ромбовидный стол, окруженный низкими стульями. Вдоль стен стояли стеклянные ящики, полные египетских диковинок и изображений волков.
– Она ничего не делает, – с уничтожающим взглядом сказала Салома. Она поставила статуэтку назад в ящик. – Это вопрос принципа. Мы пригласили их в наш дом, а они насрали на наше гостепреимство.
– Ну да, – сказала Алекс. – Это ужасно, – но она чувствовала, как злая змея в ней шевельнулась, вибрируя у нее в грудине. Кто-то только что пытался ее убить, а эта принцесса играет в глупые игры. – Давайте начнем.
Салома переступила с ноги на ногу.
– Слушай, я правда не могу открыть храм без одобрения делегации. Внутрь нельзя входить даже выпускникам.
Доуз быстро и энергично выдохнула. Она явно испытывала облегчение от того, что перед ней замаячила перспектива развернуться на сто восемьдесят градусов и пойти домой. Но Алекс не собиралась этого допускать.
– У нас был договор. Ты серьезно пытаешься меня кинуть? – спросила она.
Салома ухмыльнулась. Она ничуть об этом не жалела. Да и с чего бы? Алекс была первокурсницей, ученицей, явно не в своей тарелке. Раньше при Саломе и делегации «Волчьей морды» она была тихой и почтительной и всегда предоставляла в присутствии Дарлингтона вести разговор джентльмену Леты. Возможно, если бы Лета спасла ее от прежней жизни раньше, она могла бы быть такой девушкой. Возможно, если бы глума не напала и декан Сэндоу ее не проигнорировал, она могла бы продолжить притворяться таковой.
– Я достала твою дурацкую фигурку, – сказала Алекс. – Ты мне задолжала.
– Только вот ты вообще-то не должна была так поступать, правда? Так что…
Большинство сделок с наркотой делаются в кредит. Тебя снабжает кто-то с настоящими связями, ты доказываешь, что можешь распродать наркотик по хорошей цене, и, возможно, в следующий раз получишь шанс на кусок пожирнее. «Ты знаешь, почему твой паренек – любитель и любителем останется?» – как-то спросил ее Итан. Он показал большим пальцем на Лена, который хихикал над бонгом, пока Бетча рядом играл в «Halo». – Он слишком занят тем, что курит мой продукт, чтобы обогатить кого-либо, кроме меня». Лен всегда еле сводил концы с концами, ему всегда немного не хватало.
Когда Алекс было пятнадцать лет, она вернулась к Лену без его денег, сбитая с толку и сконфуженная этим инвестиционным банкиром, с котомым она встретилась на парковке «Sports Authority» в Шерман-Оакс. Обычно с ним имел дело Лен, а миловидную Алекс отправлял обходить колледжи и торговые центры. Но в то утро Лен слишком страдал от похмелья, так что он дал ей денег на автобусный билет, и она поехала на местном автобусе на бульвар Вентура. Алекс не знала, что сказать, когда банкир сказал ей, что у него маловато наличных, что прямо сейчас денег у него нет, но он потом отдаст. Никогда раньше никто прямо не отказывался платить. Ребята из колледжей, которым она продавала, называли ее сестренкой и иногда даже приглашали ее покурить вместе с ними.
Алекс ожидала, что Лен разозлится, но он пришел в такую ярость, в какой она никогда еще его не видела, испугался, кричал, что она во всем виновата и будет отвечать перед Итаном. Так что она нашла способ заплатить деньги. Она поехала домой на выходных, украла и заложила бабушкины гранатовые серьги и получила смену в «Club Joy» – худшем из стрип-клубов, полном неудачников, которые почти не оставляли на чай. Им владел коротышка по имени Кинг Кинг, не выпускавший девушек из гримерки, пока не облапает. Это было единственное место, куда ее готовы были взять без документов и с почти плоской грудью. «Кому-то такое по вкусу, – сказал Кинг Кинг, прежде чем сунуть лапу ей в топик. – Но не мне».
С тех пор она никогда не возвращалась с недостачей.
Теперь она смотрела на Салому Нилс – тощую и гладкокожую девицу из Коннектикута, которая каталась на лошадях и играла в теннис, и ее густой бронзовый хвостик лежал на плече, как дорогой мех.
– Почему бы тебе и твоей тетушке-старой деве не пойти домой?
Салома была выше Алекс, но Алекс с силой схватила ее за нижнюю губу и дернула. Та запищала и согнулась вдвое, махая руками.
– Алекс! – вскрикнула Доуз, прижав ладони к груди и словно изображая труп.
Алекс сцепила руки на шее Саломы в удушающем захвате – это прием, которому она научилась у Минки. Рост Минки составлял всего четыре фута пять дюймов и она была единственной девушкой в «Club Joy», которую Кинг Кинг никогда не лапал. Алекс сжала пальцы вокруг бриллиантовой серьги в форме капли, свисающей с уха Саломы.
Она осознавала, что Доуз в шоке, что Жених выступает вперед, словно его обязывает к этому рыцарский дух, что сам воздух вокруг них приходит в движение, меняется, мгла рассеивается, так что Салома, Доуз и, возможно, даже Серый впервые видят ее ясно. Алекс понимала, что ее выпад, скорее всего, ошибка. Лучше оставаться незаметной, не высовываться, быть тихоней, которая хоть и чужачка, но никому не угрожает. Но, как большинство ошибок, эта была приятной.
– Мне очень нравятся эти серьги, – мягко сказала она. – Сколько они стоили?
– Алекс! – снова возмутилась Доуз.
Салома царапала руку Алекс. Она была сильна благодаря спорту вроде сквоша и хождения под парусом, но никто еще не поднимал на нее руку. Скорее всего, она даже никогда не видела драку за пределами кинотеатра.
– Ты не знаешь, верно? Тебе подарил их папа на шестнадцатилетие или выпускной или еще какое дерьмо вроде того? – Алекс толкнула ее, и Салома снова взвизгнула. – Вот что сейчас произойдет: ты впустишь меня в эту комнату или я вырву эти штуки у тебя из ушей и суну обе тебе в глотку, чтобы ты задохнулась, – это была пустая угроза. Алекс не стала бы понапрасну тратить милую пару бриллиантов. Но Салома этого не знала. Она заплакала. – Так-то лучше, – сказала Алекс. – Мы друг друга поняли?
Салома судорожно закивала, влажная кожа заскользила под рукой Алекс.
Алекс ее отпустила. Салома, выставив вперед руки, попятилась. Доуз прижала пальцы ко рту. Даже Жених выглядел взволнованным. Она умудрилась скандализировать убийцу.
– Ты сумасшедшая, – сказала Салома, дотрагиваясь кончиками пальцев до горла. – Ты не можешь просто…
Змея внутри Алекс перестала дергаться и вскинулась. Она завернула ладонь в рукав пальто и обрушила удар на стеклянный ящик, где они хранили свои безделушки. Салома и Доуз вскрикнули. Обе сделали шаг назад.
– Я знаю, что ты привыкла иметь дело с людьми, которые не могут просто, но я могу, так что дай мне ключ от храмового зала и давай рассчитаемся и забудем об этом.
Салома замерла в нерешительности на носках стоп в проеме двери. Она выглядела такой легкой, такой невозможно худой, словно могла попросту потерять связь с землей, взлететь к потолку и парить там, как воздушный шар. Затем что-то в ее взгляде изменилось, весь ее пуританский прагматизм просочился назад в ее кости. Она встала на полные стопы.
– Пофиг, – пробормотала она, выудила из кармана ключи, сняла один из них с кольца и положила на стол.
– Спасибо, – Алекс подмигнула. – Теперь мы снова можем быть подружками.
– Психопатка.
– Так говорят, – сказала Алекс.
Но сумасшедшие выживают. Алекс взяла ключ.
– После тебя, Доуз.
Держась как можно дальше от Алекс и не сводя взгляд с пола, Доуз подошла к коридору. Алекс снова повернулась к Саломе.
– Знаю, ты думаешь, что, как только я войду в храм, ты начнешь звонить своим, постараешься устроить мне неприятности, – Салома сложила руки. – Думаю, именно так тебе и стоит поступить. Тогда я вернусь и вышибу тебе передние зубы этой волчьей статуэткой.
Жених покачал головой.
– Ты не можешь просто…
– Салома, – погрозила ей пальцем Алекс. – Опять эти слова.
Но Салома сжала кулаки.
– Ты не можешь делать такие вещи. Тебя посадят.
– Скорее всего, – сказала Алекс. – Но ты все равно будешь выглядеть, как жертва инцеста.
– Что с тобой не так? – фыркнула Доуз, когда Алекс подошла к ней возле неприметной двери, ведущей в храмовый зал. За ней следовал Жених.
– Я плохо танцую и не пользуюсь зубной нитью. А что не так с тобой?
Теперь, когда волна адреналина прошла, она начала сожалеть о своем поступке. Сняв маску, ты уже не можешь просто вернуть ее на место. Салома не вызовет кавалерию, в этом Алекс не сомневалась. Но она также была уверена, что эта девица заговорит. Психопатка. Сумасшедшая сука. Другое дело, поверят ли ей. Салома сама это сказала: Ты не можешь просто. Люди здесь не ведут себя так, как повела Алекс.
Более важным было то, как хорошо себя чувствовала Алекс. Она будто впервые свободно вдохнула за несколько месяцев, освободившись от удушающей тяжести новой Алекс, которую она пыталась создать.
Но Доуз тяжело дышала. Как будто это она сделала всю работу.
Алекс нажала на выключатель, и в газовых фонарях на красных с золотом стенах вспыхнуло пламя, освещая египетский храм, возведенный в сердце английского особняка. Алтарь был выложен черепами, чучелами животных и кожаной конторской книгой, где подписывался каждый член делегации перед началом ритуала. В центре задней стены был саркофаг со стеклянной крышкой – иссохшая мумия, похищенная из долины Нила. Все это было почти слишком ожидаемо. Потолок был выкрашен под куполообразное небо, в углах были листья аканта и стилизованные пальмы, а центр комнаты пересекал ручей, питаемый водопадом, стекающим с края балкона наверху. Эхо было оглушительным. Жених переместился через ручей, как можно дальше от саркофага.
– Я ухожу, – прокричала Салома из дальнего конца коридора. – Не хочу здесь находиться, если что-то пойдет не так.
– Ничего не пойдет не так! – крикнула ей Алекс. Они услышали, как захлопнулась входная дверь. – Доуз, что она имела в виду?
– Ты читала ритуал? – спросила Доуз, обходя комноту по периметру и изучая детали.
– Частично.
Достаточно, чтобы знать, что он может связать ее с Женихом.
– Ты должна попасть в пограничную область между жизнью и смертью.
– Подожди… Мне придется умереть?
Ей действительно пора начать читать.
– Да.
– И вернуться?
– Ну да, суть в этом.
– А тебе придется меня убить? – Застенчивой Доуз, которая при виде любого насилия забивалась в угол, как ежик в свитере? – И тебя это не смущает? У тебя будут проблемы, если я не вернусь.
Доуз тяжело вздохнула.
– Ну так вернись.
Лицо Жениха было мрачным, но таков уж был его обычный вид. Алекс пристально посмотрела на алтарь.
– Так загробная жизнь – это Египет? Из всех религий правы были древние египтяне?
– На самом деле мы не знаем, какова загробная жизнь. Это лишь один из путей в пограничную область. Существуют и другие. Они всегда отмечены реками.
– Как Лета для греков.
– Вообще-то греки считают пограничной рекой Стикс. Лета – это последняя граница, которую должны пересечь умершие. Египтяне верили, что солнце ежедневно умирает на западных берегах Нила, так что пересечь его с восточного берега к западному значит оставить мир живых позади.
И именно это путешествие предстояло Алекс.
«Река», пересекающая храм, была символической, высеченной из камня, добытого в древних известняковых тоннелях под Турой, на бортах и дне канала были высечены иероглифы из «Книги мертвых».
Алекс замялась. Было ли это перепутьем? Ее последней глупостью? И кто встретит ее по ту сторону? Хелли. Может, Дарлингтон. Лен и Бетча с расколотыми черепами, с мультяшным удивлением, так и застывшим на лице Лена. А может, где-то на том берегу их снова сделали невредимыми. Если она умрет, то сможет ли вернуться обратно сквозь Покров и провести вечность, порхая по кампусу? Или она окажется дома, обреченная на бесконечность в какой-нибудь трущобе в Ван-Найс? Ну так вернись. Вернись или предоставь Доуз держать твое мертвое тело, а Саломе Нилс разделить вину. В последней мысли было нечто приятное.
– Все, что мне надо, – это утонуть?
– Это все, – сказала Доуз без намека на улыбку.
Алекс расстегнула пальто и сняла свитер, а Доуз сняла парку и достала из карманов два тонких зеленых тростника.
– Где он? – прошептала она.
– Жених? Прямо позади тебя, – Доуз подпрыгнула. – Шучу. Он у алтаря, погружен в свои фирменные печальные мысли.
Жених стал еще мрачнее.
– Сделай так, чтобы он встал напротив тебя на западном берегу.
– Доуз, он тебя прекрасно слышит.
– Ой, да, конечно, – Доуз неловко всплеснула руками, и Жених перешел на другой берег ручья. Поток был столь узким, что он пересек его в один длинный шаг. – А теперь оба встаньте на колени.
Алекс сомневалась, что Жених захочет последовать инструкциям, но он это сделал. Они встали на колени. Казалось, он хочет побеседовать с Алекс не меньше нее самой.
Она чувствовала холод пола сквозь джинсы. Она понимала, что на ней белая футболка, которая промокнет насквозь. Ты сейчас умрешь, оборвала она себя. Пожалуй, сейчас не время переживать, что призрак увидит твои сиськи.
– Убери руки за спину, – сказала Доуз.
– Зачем?
Доуз подняла тростинки и сказала:
– Да будут эти запястья связаны стеблями папируса.
Алекс убрала руки за спину. Это было все равно что быть арестованной. Она наполовину ожидала, что Доуз стянет ей запястья пластиковыми стяжками. Вместо этого она почувствовала, как Доуз положила что-то в ее левый карман.
– Это стручок рожечника. Когда захочешь вернуться, положи его в рот и закуси. Готова?
– Давай помедленней, – сказала Алекс.
Алекс наклонилась вперед. Это было неудобно с руками за спиной. Доуз взяла ее за голову и шею и помогла ей упасть вперед. Алекс на мгновение застыла над поверхностью воды, подняла глаза и встретилась взглядом с Женихом.
– Давай, – сказала она.
Она глубоко вдохнула и постаралась не паниковать, когда Доуз сунула ее голову под воду.
Ее уши наполнила тишина. Она открыла глаза, но не увидела ничего, кроме черного камня. Она ждала, дыхание вырывалось у нее неохотными пузырьками, и в груди сжималось.
У нее заболели легкие. Она не сможет это сделать, не таким способом. Им придется придумать что-то еще.
Она попыталась поднять голову, но пальцы Доуз, как когти, сжимали ей затылок. Вырваться из такой позы было невозможно. Колено Доуз давило ей в спину. Ее пальцы казались шипами, вдавливающимися Алекс в скальп.
Давление в груди Алекс стало невыносимым. Паника напала на нее, как сорвавшийся с поводка пес, и она поняла, что совершила очень серьезную ошибку. Доуз работала с «Книгой и змеем». Или с «Черепом и костями». Или с Сэндоу. Или с кем-то еще, кто хотел от нее избавиться. Доуз заканчивала начатое глумой. Доуз наказывала ее за случившееся с Дарлингтоном. Все это время она знала, что в действительности произошло той ночью в Розенфелде и мстила Алекс за то, что та украла ее золотого мальчика.
Алекс брыкалась и билась в тишине. Ей необходимо было подышать. Не надо. Но тело не слушалось. Ее рот судорожно открылся. Вода ударила ей в нос, в рот, наполнила ее легкие. Ее разум кричал от ужаса, но выхода не было. Она вспомнила свою мать, серебряные браслеты, нанизанные на ее предплечья, как перчатки. Ее бабушка прошептала: Somos almicas sin pecado. Ее скрюченные руки впились в кожуру граната, роняя семена в чашу. Мы маленькие безгрешные души.
А потом давление на ее шею исчезло. Алекс метнулась назад, тяжело дыша. Пока ее тело сотрясалось в конвульсиях, изо рта у нее извергся поток песчаной воды. Она поняла, что ее запястья свободны, и поднялась на четвереньки. Глубокий, дребезжащий кашель сотрясал ее тело. Она набирала воздух горящими легкими. К черту Доуз. К черту всех. Она всхлипывала и не могла остановиться. Ее руки подались, и она упала на пол, перевернулась на спину, втягивая в себя воздух, и вытерла лицо мокрым рукавом, размазав по нему сопли и слезы – и кровь. Она прикусила язык.
Она всмотрелась в расписной потолок. По нему двигались серые на фоне неба цвета индиго облака. Над ней мерцали странные звезды. Это не были ее созвездия.
Алекс заставила себя сесть. По-прежнему кашляя, она прикоснулась ладонью к груди и бережно ее потерла, пытаясь сориентироваться. Доуз исчезла. Исчезло все – стены, алтарь, каменные полы. Она сидела на берегу огромной черной реки, текущей под звездами. Вода звучала, как долгий выдох. Тростник обдувал теплый ветер. Смерть холодна, – подумала Алекс. – Разве здесь не должно быть холодно?
Далеко в воде она видела фигуру человека, который приближался к ней с противоположного берега. Воды расходились вокруг тела Жениха. Значит, здесь у него была настоящая физическая форма. Значит, она прошла через Покров? Она по-настоящему мертва? Несмотря на теплый воздух, дрожь пробрала Алекс, когда фигура приблизилась. У него не было причин ей вредить; он ее спас. Но он убийца, – напомнила себе она. – Может, он просто скучает по убийствам женщин.
Алекс не хотелось возвращаться в воду. В груди у нее до сих пор трещало от памяти этого ужасного давления, а ее горло саднило от кашля. Но она попала сюда с определенной целью. Она встала, соскребла с ладоней песок и вошла на мелководье. Ее ботинки хлюпали в иле. Глубина увеличивалась, вокруг ее икр была теплота, течение мягко тянуло на уровне коленей, потом бедер, потом талии. Она прошла мимо колосовидных чаш цветков лотоса, мягко лежащих на поверхности неподвижно, будто сервировка стола. Вода тянула ее на уровне бедер, сильное течение. Она по-прежнему ощущала, как под ногами перемещается ил.
Что-то прикоснулось к ней в воде, и она увидела, как свет звезд отразился от блестящей зубчатой спины. Она отшатнулась, когда мимо проплыл крокодил: единственный золотой глаз покосился на нее, когда он ушел под воду. Слева от нее хлестнул по воде еще один черный хвост.
– Они не могут вам навредить, – Жених стоял всего в нескольких ярдах от нее. – Но вы должны подойти ко мне, мисс Стерн.
К середине реки. Где могут встретиться мертвецы и живые.
Ей не понравилось, что он знает ее имя. Его голос был низким и приятным, произношение почти английским, но с более мягкими согласными, немного похоже на имитацию Кеннеди.
Алекс шла дальше, пока не встала прямо напротив Жениха. Он выглядел точно так же, как в мире живых, серебристый свет лежал на резких чертах его изящного лица, на его темных спутанных волосах – только здесь она была настолько близко, что видела складки узла его галстука, лоск его кителя. Кусочки костей и кровь, забрызгавшие белую ткань его рубашки, исчезли. Здесь он был чист – ни крови, ни ран. Мимо проплыла лодка, легкий челнок, увенчанный павильоном из трепещущих шелков. За тканью двигались тени, смутные формы, которые в одно мгновение были людьми, а в следующее – шакалами. На краю лодки, играя лапой в воде, лежала огромная кошка. Поглядев на нее огромным бриллиантовым глазом, кошка зевнула, показав длинный розовый язык.
– Где мы? – спросила Алекс Жениха.
– В центре реки, в месте Маат, источнике божественного порядка. В Египте все боги являются богами и жизни, и смерти. У нас не слишком много времени, мисс Стерн. Если вы не желаете остаться здесь с нами навсегда. Течение сильно, и все мы неизбежно поддадимся.
Алекс посмотрела через его плечо на дальний берег, к западу, где заходило солнце, темные земли, следующий мир.
Пока нет.
– Мне нужно, чтобы ты поискал кое-кого по ту сторону Покрова, – сказала она.
– Убитую девушку.
– Точно. Ее зовут Тара Хатчинс.
– Это будет непросто. Здесь много людей.
– Готова поспорить, что ты сможешь. И догадываюсь, что ты хочешь чего-то взамен. Поэтому ты и пришел мне на помощь, верно?
Жених не ответил. Его лицо оставалось неподвижным, он словно ждал, пока затихнут зрители. В свете звезд его глаза выглядели почти пурпурными.
– Чтобы найти девушку, мне понадобится ее личная вещь, любимая собственность. Предпочтительно что-то, на чем остались ее миазмы.
– Ее что?
– Слюна, кровь, пот.
– Я раздобуду, – сказала Алекс, хотя понятия не имела, как ей это удастся.
Убедить сотрудников морга еще раз пустить ее внутрь у нее точно не выйдет, а монеты принуждения у нее закончились. Кроме того, сейчас Тара, возможно, уже в могиле или кремирована.
– Вам нужно будет принести эту вещь в пограничную область.
– Сомневаюсь, что смогу сюда вернуться. Мы с Саломой расстались не в лучших отношениях.
– Не представляю, почему, – Жених слегка поджал губы и в это мгновение так напомнил ей Дарлингтона, что она вздрогнула. Она видела, как на западном берегу движутся темные тени – некоторые человеческие, некоторые нет. От них исходило бормотание, но она не могла определить, был ли у этого шума смысл, был ли это язык или просто звуки.
– Мне нужно знать, кто убил Тару, – сказала она. – Имя.
– А если она не знает, кто на нее напал?
– Тогда выясни, чем она занималась с Триппом Хельмутом. Он из «Черепа и костей». И знала ли она кого-то из «Книги и змея». Мне нужно знать, что связывало ее с обществами.
Если она вообще была с ними связана, и это не просто совпадение.
– Выясни, какого черта…
В небе вспыхнула молния. Грянул гром, и река внезапно наполнилась беспокойными рептильими телами.
Жених приподнял бровь.
– Они здесь не любят это слово.
«Кто? – хотелось спросить Алекс. – Мертвые? Боги?» Алекс посильнее вдавила ботинки в песок, когда течение ударило ей по коленям, толкая ее на запад, в темноту. О механике загробной жизни можно поразмышлять и позже.
– Просто выясни, почему кто-то желал Таре смерти. Она должна что-то знать.
– Давайте договоримся, – сказал Жених. – Вы получите свои сведения, а взамен я желаю знать, кто убил мою невесту.
– Как-то неловко вышло. Я-то считала, что это сделал ты.
Жених снова поджал губы. Он выглядел таким чопорным, таким оскорбленным, что Алекс чуть не рассмеялась.
– Мне это известно.
– Убийство-самоубийство? Застрелил ее, потом себя?
– Я этого не делал. Кто бы ее ни убил, он виновен и в моей смерти. Я не знаю, кто это был. И Тара Хатчинс, возможно, также не знает, кто ей навредил.
– Ладно, – с сомнением сказала Алекс. – Тогда почему ты не спросишь свою невесту, что видела она?
Он отвел взгляд.
– Я не могу ее найти. Я искал ее по обе стороны Покрова больше ста пятидесяти лет.
– Может, она не хочет, чтобы ее нашли.
Он сухо кивнул.
– Если дух не желает быть найденным, он может скрыться в вечности.
– Она тебя винит, – сказала Алекс, складывая вместе кусочки пазла.
– Возможно.
– И ты считаешь, что она перестанет тебя винить, если ты выяснишь, кто это сделал на самом деле?
– Надеюсь.
– Или ты можешь просто оставить ее в покое.
– Я в ответе за смерть Дейзи, хоть и не стрелял в нее. Я не сумел ее защитить. Я обязан ей восстановить справедливость.
– Справедливость? Ты же не сможешь отомстить. Кто бы тебя ни убил, он давно покойник.
– Тогда я найду его по эту сторону.
– И что ты сделаешь? Окончательно его убьешь?
Тогда Жених улыбнулся, и во рту его показался ровный, хищный ряд зубов. Алекс стало зябко. Она вспомнила, как он выглядел, когда боролся с глумой. Как нечто не совсем человеческое. Что-то, чего стоит бояться даже мертвым.
– Есть вещи похуже смерти, мисс Стерн.
С западного берега снова донеслось бормотание, и на этот раз Алекс показалось, что она расслышала звучание чего-то похожего на французский. Жан дю Морт? Это могло быть мужским именем или просто бессмысленными слогами, которым ее разум пытается придать значение.
– У тебя было больше ста лет, чтобы найти этого загадочного убийцу, – сказала Алекс. – Почему ты думаешь, что мне повезет больше?
– Ваш коллега Дэниел Арлингтон расследовал это дело.
– Я так не думаю.
Давнее убийство, ставшее хитом «Призрачной Новой Англии» было совсем не в стиле Дарлингтона.
– Он побывал на месте… нашей кончины. С собой у него был блокнот. Он снимал фотографии. Я сильно сомневаюсь, что он осматривал достопримечательности. Я не могу пройти через защиту дома на Оранж-стрит. Я хочу знать, зачем он туда ходил и что нашел.
– И Дарлингтон не… не там? Не с тобой?
– Даже мертвые не знают, где Дэниел Арлингтон.
Если Жених не нашел Дарлингтона по ту сторону, значит, Сэндоу должен быть прав. Он просто исчез, а это означает, что его можно найти. Алекс нуждалась в том, чтобы в это верить.
– Найди Тару, – сказала Алекс. Ей не терпелось выбраться из воды и вернуться в мир живых. – Я посмотрю, какую работу оставил после себя Дарлингтон. Но мне нужно кое-что узнать. Скажи мне, что это не ты натравил на меня эту тварь, глуму.
– Зачем бы я…
– Чтобы создать связь между нами. Чтобы я оказалась у тебя в долгу и чтобы заложить основу для этого маленького партнерства.
– Я не натравливал на вас эту тварь и не знаю, кто это сделал. Как мне вас убедить?
Алекс и сама толком не знала. Она надеялась, что сможет как-то это определить, что существует какая-то клятва, которую она сможет заставить его принести, но она предполагала, что так или иначе скоро это узнает. При условии, что сможет выяснить, что узнал Дарлингтон – если он вообще что-то узнал. На месте фабрики, где произошло двойное убийство, теперь была крытая парковка. Зная Дарлингтона, он наверняка ходил туда, чтобы сделать заметки насчет истории нью-хейвенского бетона.
– Просто найди Тару, – сказала она. – Раздобудь мои ответы, и я раздобуду твои.
– Это не тот пакт, который я бы предпочел, и я не стал бы искать союза с вами, но мы оба постараемся примириться с неизбежным.
– А ты милашка. Дейзи нравилось твое красноречие?
Глаза Жениха почернели. Алекс с трудом удержалась, чтобы не попятиться.
– Какой горячий нрав. Парень из тех, кто готов прикончить леди, которой надоели его выходки. Так ты это сделал?
– Я любил ее. Любил больше жизни.
– Это не ответ.
Он глубоко вдохнул, стараясь вернуть себе спокойствие, и его глаза вернулись к своему обычному состоянию. Он протянул ей руку.
– Назовите свое настоящее имя, мисс Стерн, и давайте заключим наш договор.
Имена обладают силой. Именно поэтому имена Серых были вычеркнуты из летописи Леты. Именно поэтому она предпочитала думать о существе перед ней как о Женихе. Опасность скрывается в связи, в мгновении, когда ты переплетаешь свою жизнь с чьей-то еще.
Алекс нащупала в кармане стручок рожочника. Лучше быть готовой на случай… На какой случай? Если он попытается затащить ее под воду? Но с чего бы? Она нужна ему, а он нужен ей. С этого начинается большинство бед.
Она пожала ему руку. Его пожатие было крепким, ладонь – влажной и холодной, как лед. К чему она прикасается? К телу? К мысли?
– Бертрам Бойс Норс, – сказал он.
– Ужасное имя.
– Это семейное имя, – возмущенно сказал он.
– Гэлакси Стерн, – сказала она, но, когда она попыталась убрать руку, его пальцы сжались крепче.
– Я долго ждал этой минуты.
Алекс положила в рот стручок рожочника.
– Минуты проходят, – сказала она, ощущая его между зубами.
– Ты думала, я сплю, а я слыхал – Слыхал слова, что ты жена плохая.
Алекс опять попыталась вырваться. Его ладонь по-прежнему крепко сжимала ее руку.
– Клянусь не спрашивать тебя о том, Что прячется за этими словами. Тебе я верю вопреки тебе Самой. И я, поверь, скорей умру, Чем в верности твоей засомневаюсь.
Скорей умру, чем в верности твоей засомневаюсь. Татуировка Тары. Это не цитата из какой-то металлической группы.
– «Королевские идиллии», – сказала она.
– Теперь вы вспомнили.
Ей пришлось прочесть всю эту бесконечную поэму Теннисона, когда она готовилась к их с Дарлингтоном первому визиту в «Свиток и ключ». Цитаты из нее покрывали всю их гробницу, дань королю Артуру и его рыцарям – и усыпальнице, полной сокровищ, похищенных во время Крестовых походов. Властвуй над этой темной землей, чтобы освещать ее, и над этим мертвым миром, чтобы его оживлять. Она вспомнила слова, высеченные на каменном столе в гробнице Замочников.
Алекс высвободилась из хватки Жениха. Значит, смерть Тары потенциально связана с тремя обществами. Тара была связана с «Черепом и костями» через Триппа Хельмута, с «Книгой и змеем» через нападение глумы, и – если Тара тайно не увлекалась викторианской поэзией – со «Свитком и ключом» через свою татуировку с цитатой из Теннисона.
Норс слегка поклонился.
– Когда найдете принадлежность Тары, принесите ее к любой воде, и я к вам приду. Сейчас все они для нас – переправы.
Алекс размяла пальцы, стараясь избавиться от ощущения, что она продолжает держать руку Жениха в своей.
– Хорошо.
Она отвернулась от него, закусила стручок рожочника, и ее рот наполнил горький, меловой привкус.
Она попыталась пойти к восточному берегу, но река потащила ее за колени, и она споткнулась. Она потеряла опору, ее ботинки искали опору на дне, а ее потянуло назад и потащило к племени темных теней на западном берегу. Норс был к ней спиной и теперь казался невозможно далеким. Теперь тени вовсе не казались человеческими. Они были слишком ввысокими, слишком тонкими, а их руки – длинными и сгибающимися под неверными углами, как у насекомых. Она видела силуэты их голов на фоне неба цвета индиго, поднятые, словно учуявшие ее носы, открывающиеся и закрывающиеся челюсти.
– Норс! – закричала она.
Но Норс продолжал идти прочь.
– В конечном итоге течение предъявляет права на всех нас, – ответил он, не оборачиваясь. – Если хотите жить, вы должны бороться.
Алекс оставила попытки нащупать ногами дно. Она с силой развернула тело к востоку и энергично поплыла, борясь с течением и загребая руками воду. Она повернула голову, чтобы набрать воздуха. Тяжелые ботинки тащили ее вниз, плечи болели. Что-то тяжелое и мускулистое врезалось в нее, отталкивая назад; хвост ударил ее по ноге. Возможно, крокодилы ей и не навредят, но они делают работу реки. Усталость наполняла ее мышцы свинцом. Она ощутила, что ее темп замедляется.
Небо потемнело. Она больше не видела берег, была даже не уверена, что плывет в правильном направлении. Если хотите жить.
Хуже всего, что она хотела. Она хотела жить, всегда хотела.
– Черт! – закричала она. – Проклятый черт!
Небеса взорвались разветвленной молнией. Немного богохульства, чтобы осветить путь. Долгое кошмарное мгновение перед ней была лишь черная вода, а потом впереди показался восточный берег.
Она гребла вперед, разводя руками воду, пока наконец не почувствовала, что ее ноги отпустило. Дно было рядом, ближе, чем она считала. Она проползла по мелководью, давя цветы лотоса своим мокрым телом, и рухнула на песок. Она слышала позади крокодилов, низкий гул мотора их открытых пастей. Затащат ли они ее назад в хватку реки? Она протащила себя еще на несколько футов дальше, но она была слишком тяжелой. Ее тело тонуло в песке, песчинки ее утяжеляли, попадали в рот, в нос, двигались под ее веками.
Что-то сильно ударило Алекс по лицу, потом еще раз. Она заставила себя открыть глаза. Она лежала на спине на полу храмового зала, выплевывая ил и глядя в испуганное лицо Доуз на фоне расписного потолка – к счастью, неподвижного и без облаков. Ее тело трясло так сильно, что она слышала, как ее собственный череп бьется о каменный пол.
Доуз подхватила ее, крепко прижала к себе, и мускулы Алекс понемногу перестали сокращаться. Ее дыхание пришло в норму, хотя она по-прежнему ощущала во рту привкус ила и горькие остатки рожечника.
– Ты в порядке, – сказала Доуз. – Ты в порядке.
И Алекс невольно рассмеялась, потому что в порядке ей не быть уж точно никогда.
– Давай свалим отсюда, – выдавила она.
Доуз с неожиданной силой забросила руку Алекс себе на плечи и поставила ее на ноги. Одежда Алекс была совершенно сухой, но ноги и руки были ватными, словно она попыталась проплыть целую милю. Она все еще ощущала запах реки, а в горле оставалось саднящее, рыбно-скользкое чувство попавшей в нос воды.
– Где мне оставить ключ? – спросила Доуз.
– У двери, – сказала Алекс. – Я напишу Саломе.
– Как учтиво.
– Забей. Давай разобьем окно и написаем на биллиардный стол.
Доуз хрипло захихикала.
– Все в порядке, Доуз. Я не умерла. В целом. Я была в пограничной области. Я заключила сделку.
– О, Алекс. Что ты сделала?
– То, что собиралась, – но она была не уверена, какие эмоции испытывала по этому поводу. – Жених найдет для нас Тару. Это самый простой способ выяснить, кто ее убил.
– И чего он хочет?
– Хочет, чтобы я восстановила его доброе имя, – она замялась. – Он утверждает, что Дарлингтон расследовал убийство-самоубийство.
У Доуз взлетели брови.
– Что-то не верится. Дарлингтон ненавидел подобные популярные дела. Он считал их… отвратительными.
– Безвкусными, – сказала Алекс.
Губы Доуз тронула чуть заметная улыбка.
– Вот именно. Подожди… Получается, что Жених не убивал свою невесту?
– Он говорит, что нет. Это не одно и то же.
Возможно, он невиновен, возможно, хочет помириться с Дейзи, возможно, просто хочет снова найти девушку, которую убил. Это не важно. Алекс выполнит свою часть сделки. Заключаешь ли ты договор с живым или с мертвым, лучше не терпеть неудачу.
Возможно, нам хочется поскорее миновать «Книгу и змея», и кто нас осудит? В искусстве некромантии есть нечто неприглядное, и это естественное отвращение лишь усугубляется тем, как предпочитают подавать себя Книжники. Входя в их огромный мавзолей, сложно забыть о том, что входишь в дом мертвых. Но, возможно, лучше будет отказаться от страха и предубеждений и вместо этого поразмыслить над определенной красотой их девиза: Все меняется; ничто не исчезает. В действительности мертвецы редко восстают из своих роскошных гробниц. Нет, Книжников кормят сведения, добытые у сети мертвых информаторов, которая торгует всевозможными сплетнями и не нуждается в том, чтобы подслушивать у замочной скважины, ведь они могут просто незамеченными проходить сквозь стены.
Из «Жизни Леты: процедуры и протоколы Девятого Дома»
Сегодня ночью Бобби Вудвард выклянчил адрес заброшенного подпольного бара у обломка позвоночника, сломанной челюсти и клока волос. Никакое количество бурбона века джаза не заставит меня забыть это зрелище.
Дневник Батлера Романо времен Леты (Колледж Сэйбрук, 1965)
