Глава 14

В гостиной заметно потемнело, когда огромная туша «Сына вьюги» закрыла собой изрядный кусок неба. Снижая скорость, дирижабль медленно проплыл мимо окон и окончательно остановился, достигнув причальной вышки. Даже через закрытые окна до нас донёсся лязг причального захвата. Я посмотрел на бело-синий корпус, порядком заслоняющий вид, и недовольно заметил:

— Всё-таки надо было строить порт подальше.

— Кто же мог предвидеть, что этот дирижабль окажется таким большим? — пожала плечами Ленка. — Ну, то есть, кто кроме тебя? И ты ведь сам хотел сделать новый порт поближе к дому, чтобы не ездить к вышке? Прикажи перенести его обратно к старой вышке, раз уж тебе это не нравится.

— Будто это так просто, — проворчал я. — Может, и прикажу.

Встречать герцогскую семью у причальной вышки мы не пошли. Хотя формально герцог Баварский Оттон XII по положению был выше меня, играли свою роль и другие факторы: я не был его вассалом, да и вообще моё имперское дворянство в данном случае никакой роли не играло. Я принадлежал к высшему дворянству другой страны, а он прибыл в частном порядке как мой гость. Герцог и сам удивился бы, вздумай я вдруг встретить его у трапа. Однако мне всё же полагалось встретить его у входа, как почётного гостя сравнимого с моим статуса.

Прилетели они несколько позже, чем мы первоначально договаривались. Когда я поделился с Ленкой своим недоумением насчёт того, зачем он тянет с обещанным приездом и что это задержка может означать, она вздохнула и покачала головой:

— Кени, что меня больше всего в тебе поражает, так это то, как при всём своём уме ты временами не понимаешь самых элементарных вещей. Ты разве не знаешь, что женщина может зачать не в любое время? Или ты просто забыл, зачем они прилетают?

— Мне никто не сообщал, что задержка визита вызвана этим, — хмуро сказал я.

— Зачем сообщать очевидные вещи, до которых легко догадаться самому?

Я сначала хотел довольно резко ответить, что мои мысли обычно занимают более важные вещи, чем вопрос фертильности герцогини Альмы, но потом махнул рукой. Скорее всего, список важных вещей у нас заметно различается, так зачем вступать в пустые споры? Не говоря уж о том, что спорить с женщиной само по себе занятие пустое.

— Пойдём встречать, что ли? — предложил я

В вестибюль мы спустились как раз вовремя — ждать пришлось не больше пары минут. Наконец, слуги открыли двери, и в вестибюль вошло — а частью даже ввалилось, — семейство герцога Баварского. Если сам Оттон и герцогиня Альма держали лицо и смотрелись совершенно невозмутимо, то дочери выглядели порядком ошарашенными русской зимой — сегодня как раз ударил лёгкий морозец с ветерком.

— Ваши высочества, фройляйн, — я обозначил лёгкий поклон. — Семейство Арди радо приветствовать вас в нашем поместье.

— Взаимно, барон, баронесса, — добродушно отозвался герцог. — Мы благодарны вам за приглашение и рады им воспользоваться.

— Была ли лёгкой ваша дорога? — осведомился я.

— О, безусловно, — прощебетала герцогиня с улыбкой. — Мы долетели просто чудесно. Ваш дирижабль — это нечто, дорогая баронесса.

Лицо герцога непроизвольно сделалось кислым и он еле заметно поморщился.

— А где же ваша мать, барон? — спросил он. — Надеюсь, мы её увидим?

— Разумеется, — подтвердил я. — Вы непременно встретитесь с сиятельной за обедом, который состоится через полтора часа. Вам будет достаточно этого времени, чтобы отдохнуть после перелёта? Если нет, то мы могли бы немного отложить обед.

— Нет-нет, времени вполне достаточно, — подтвердил герцог с видом лёгкой задумчивости.

— В таком случае слуги сейчас проводят вас в ваши апартаменты и зайдут за вами перед обедом, — я повелительно махнул рукой дворецкому и тот немедленно начал отдавать распоряжения.

Оттон так же задумчиво кивнул, и вся семья двинулась вслед за слугой к арке, ведущей в западное, гостевое крыло.

Его, похоже, слегка выбило из колеи то, что мама не сочла необходимым встретить их лично. Ну, ему будет полезно осознать, что для нашей матери общественное положение пациента абсолютно ничего не значит и что она относится к его титулу совершенно безразлично. Впрочем, она на самом деле вовсе не собиралась преподавать герцогу какой-то урок, просто мама и в самом деле относится к любым титулам с полным равнодушием. Ну а что — может себе позволить. Я вот пока не могу.

За обедом мы встретились снова. Герцогское семейство держалось с мамой весьма почтительно — я всегда завидовал её способности продемонстрировать безразличие к положению собеседника — причём без малейшего неуважения, всего лишь держась совершенно естественно и доброжелательно. Надеюсь, что и я когда-нибудь так научусь, но для этого надо бы сначала стать Высшим и перестать зависеть от кого-либо. Пока что я этим похвастать не могу, а вот в маме уже начала слегка ощущаться некая отстранённость от дел земных и простые смертные это хорошо чувствовали. Будь ты хоть императором, твой титул не значит ровным счётом ничего, когда ты разговариваешь с тем, кто уже прошёл полпути до высшей сущности. Вот и герцог совсем не вспоминал, что он герцог.

За столом говорили на разные темы и мне доставляло истинное удовольствие наблюдать, как Ленка руководит разговором — поскольку гости приехали по её приглашению, то их развлечение как раз и являлось её обязанностью. К тому же как жена главы семейства, она считалась и, по сути, являлась старшей женщиной дома — маму эта ситуация порядком забавляла, но ничего против она явно не имела. И надо заметить, с обязанностями хозяйки Ленка справлялась превосходно — весьма умело направляла застольный разговор и давала возможность высказаться каждому, не забывая и дочерей герцога, но при этом говорила меньше всех. Только став взрослым, я начал осознавать, какое прекрасное воспитание дала нам мать — почему-то, будучи ребёнком, я совершенно этого не замечал. Возможно, непосредственному объекту воспитания слишком сложно разглядеть подобные вещи.

— Сейчас мы с вами, герцогиня, поедем в мою клинику, там уже всё подготовили для первичного обследования, — сказала мама после того, как мы закончили с обедом. — Полагаю, моя дочь вполне сумеет занять девочек чем-нибудь интересным, ну а мужчины и сами прекрасно обойдутся без нас.

Мы с Оттоном переглянулись и дружно встали из-за стола.

— Дамы, дамуазели, — галантно сказал я, — позвольте вас покинуть.

Мама царственно кивнула, и мы с некоторым облегчением оставили женщин одних.

— Должен признаться, ваша мать и в самом деле производит очень сильное впечатление, барон, — заметил Оттон, когда мы устроились в маленькой гостиной с бокалами в руках. — Кстати, здесь нормально будет обращаться к вам таким образом?

— Не вполне, — честно сказал я. — Для нашего общества такое обращение будет выглядеть некоторым принижением. «Господин Кеннер» будет смотреться более подобающе.

— Даже так? — удивился герцог. — В самом деле принижением?

— Барон — титул весьма скромный, — пожал я плечами. — Он слабо соответствует моему реальному положению в княжестве. Я понимаю, что в империи к нашему дворянству относятся с некоторым пренебрежением, но здесь всё наоборот.

— Я бы не сказал, что с пренебрежением, — Оттон покрутил рукой в воздухе, пытаясь сформулировать мысль. — Скорее, мы просто плохо понимаем, кто у вас чего стоит. Титул всё же позволяет как-то ориентироваться — если мне представляют кого-то как графа, я сразу понимаю, чего от него можно ожидать.

— А понимаете ли? — усмехнулся я. — Графы бывают очень разные. А у кого-то и вообще титул из вежливости, по жене. Кто-то по богатству и влиянию способен посоперничать и с герцогом, а другой не сравнится и с иным бароном.

— С вами, например? — улыбнулся он.

— Чепуха, — отмахнулся я. — Барон я достаточно заурядный и баронство у меня вовсе не выдающееся. Просто я планирую, что у меня будет второй сын, которому я это баронство и оставлю, вот и пришлось вложить туда кое-какие деньги, чтобы довести его до более или менее пристойного состояния. Для нашего семейства это баронство совершенно ничего не значит. Но возвращаясь к моим словам: я имел в виду, что титул — это всего лишь некая начальная заявка. Прежде чем иметь дело с представленным вам графом — да даже прежде, чем просто дать ему аудиенцию, — вы сначала наведёте о нём справки.

— Пожалуй, соглашусь с вами, — кивнул он. — Сам по себе титул говорит не так уж много.

— Так ведь и у нас точно так же. Золотой значок гербового дворянина — это заявка на внимание, а дальше надо выяснять, что это за личность.

— И всё же наша система титулов кажется мне понятнее и удобнее, — заметил Оттон.

— Вы правы, она во многом лучше, — несколько неожиданно для него согласился я. — Но она лучше для дворян, а вот для государства наша система намного выгоднее.

Брови у герцога поползли вверх и он, не скрывая удивления, попросил:

— Поясните, пожалуйста, ба… господин Кеннер.

— Извольте, ваше высочество, — охотно согласился я. — Вам знакома история Новгородского княжества? Как оно стало тем, чем является сейчас?

— Боюсь, что крайне смутно, — с некоторой неловкостью признался он.

Можно было и не спрашивать. Меня всегда удивляла эта самодовольная зацикленность европейцев на себе и полное отсутствие интереса к соседям — хоть в том, хоть в этом мире. При этом то, что соседи могли им при случае крепко навалять и время от времени это проделывали, никак не помогало европейцам осознать, что подобная дурацкая уверенность в собственном превосходстве вредит прежде всего им самим. Впрочем, это их дело — соседям это скорее выгодно.

— У нас не сложилась многоуровневая феодальная структура — в ней просто не было необходимости. Русь большая, но отдельные княжества не настолько велики, да и общий уровень развития в те годы у нас всё же был существенно ниже, чем у остатков Римской империи. Структура власти у нас была довольно простой: князю непосредственно подчинялись владетели земель, которых можно было считать аналогами ваших баронов. Впрочем, бóльшая часть земель всё-таки принадлежала самому князю. Система неплохо работала и так продолжалось до тех пор, пока князь Любослав не начал процесс изъятия земель у дворянства.

Герцог слушал внимательно и выглядел искренне заинтересованным.

— У нас есть памятник ему, но потомки до сих пор его не особенно любят и учебники истории упоминают князя довольно неохотно, можно сказать, сквозь зубы. Процесс изъятия был долгим и очень трудным; иногда земля просто отбиралась под каким-то предлогом, порой принудительно выкупалась — но в основном князь давил экономически, высокими налогами на землю и различными штрафами вынуждая владельцев продавать землю казне. В целом методы князя Любослава были довольно спорными, отчего память о нём осталась очень неоднозначная, но именно благодаря ему Новгород в развитии стремительно рванулся вперёд, превращаясь в мощную промышленную державу.

— Я всё-таки не понимаю связи, — заметил Оттон. — Каким образом уничтожение феодов могло вызвать развитие промышленности?

— Позвольте мне это прояснить, ваше высочество, — улыбнулся я. — Так вот, изъятие земель запустило два важных и дополняющих друг друга процесса. Попробуйте поставить себя на место такого владетеля земли. Князь вынудил вас продать землю, но заплатил более или менее справедливую цену. Что вы будете делать дальше?

— Очевидно, вложу эти деньги куда-нибудь, — пожал плечами герцог.

— Другого варианта не просматривается, — согласился я. — Не считая, конечно, варианта бездарного проедания этих денег. Однако в деревне деньги вкладывать некуда и вам приходится задумываться о переезде в город. И вот вы оказываетесь в городе и начинаете искать надёжное вложение вашего состояния. Торговля отпадает…

— Почему? — удивился Оттон.

— Нашему дворянству запрещено заниматься торговлей, — объяснил я. — Этот закон, кстати, продавил всё тот же князь Любослав незадолго до того, как начать изымать земли. Точно по той же самой причине отпадает ростовщичество. И что вам остаётся? Только вложение в какое-нибудь производство.

— В самом деле, — задумчиво отозвался герцог. — Интересно…

— Другой стороной этого процесса явилось освобождение крестьян, — продолжил я. — Хотя крестьяне у нас всегда были свободными, у владельца земель хватало способов привязать крестьянина к земле и некоторые из этих способов были довольно близки к закабалению. А после того как земля отошла в казну, у крестьянина появилась возможность для свободного передвижения. И лишние вторые-третьи сыновья хлынули в город, дав новым производствам остро необходимую им рабочую силу. Специалисты считают князя Любослава величайшим реформатором в нашей истории, несмотря на то, что в обществе его не очень любят.

— Интересно, — повторил Оттон. — Но мне кажется, в своём пересказе вы довольно сильно упростили реальную картину. Не думаю, что такую реформу было действительно возможно провести именно в таком виде.

— Разумеется, я опустил множество деталей, — не стал возражать я. — Например, одновременно с изъятием земель происходило создание крестьянских общин — по сути, кооперативов. По сравнению с крестьянином-единоличником, крестьянин, входящий в общину, платил в два, а то и в три раза меньше налогов. Кроме того, казна давала общине ссуду и землю в аренду за довольно скромную плату — правда, исключительно денежную, натуральная оплата не принималась. Оказалось, что крестьяне прекрасно справляются и без землевладельца — о голодных годах никто с тех пор не слышал, а доходы казны заметно увеличились.

— Действительно, чрезвычайно интересная история, — задумался герцог. — Однако мне неясно, как ваш князь сумел настолько точно предвидеть последствия. Такая масштабная реформа, которая буквально переворачивает всю страну, с тем же успехом могла всё разрушить.

— А вот это очень правильный вопрос, ваше высочество, — с уважением заметил я, — но на него никто не даст вам ответ. Хотя у меня есть кое-какие подозрения на этот счёт.

— Подозрения? — он с любопытством посмотрел на меня.

— Мне кажется, я знаю, кто это организовал, но я не могу обсуждать эту тему, — покачал головой я. — Скажу только, что наше общество гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Я и сам не уверен, что знаю о нём всё. Впрочем, это можно сказать про любое общество.

— Верно замечено, — кивнул он.

— А в дополнение князь Любослав начал масштабную военную реформу, которая была продолжена всеми его потомками. Причём что любопытно, никто из современников эту реформу не заметил. То, что фактически имела место большая военная реформа, историки начали подозревать только во время правления его внука, когда появилось много исследований по правлению Любослава.

— Как такое возможно? — поразился Оттон, глядя на меня с недоумением. — Вы не разыгрываете меня, господин Кеннер?

— Ни в коем случае, ваше высочество, — категорически отказался я. — У меня нет склонности к дурацким розыгрышам. Скажу честно — я и сам этому поражаюсь. Князь Любослав был, вне всякого сомнения, гениальным правителем, и моя уверенность в этом разделяется многими исследователями.

— Так в чём же состояла эта тайная реформа?

— Она была совершенно явной, ваше высочество, — усмехнулся я. — При князе Любославе институт дворянства как раз и принял современную форму. Был создан Дворянский совет, который регулировал конфликты дворян и превращал вражду в упорядоченный и формальный процесс. Для этого князь издал основополагающий акт «О разрешении конфликтов» и ввёл понятие права на защиту. Нападения на собственно дворян, а тем более убийства, категорически запрещались — были разрешены только действия, направленные на имущество противника.

— И как это связано с военной реформой?

— Другой стороной реформы было то, что князь фактически отказался защищать имущество дворян. Его защита касалась только их жизни и, с некоторыми оговорками, личного имущества. За убийство дворянина казнят, но отобрать его предприятие можно совершенно безнаказанно — княжество не станет рассматривать подобную жалобу. Княжьи люди такую жалобу просто не примут.

— Кажется, я начинаю понимать, — задумчиво сказал герцог.

— Именно так, ваше высочество, вы правильно поняли, — согласно кивнул я. — Дворяне начали создавать дружины для защиты своего имущества. Процесс этот был, конечно, длительным, и более-менее завершился только при внуке Любослава, и лишь тогда потомки смогли оценить масштаб замысла. Так что мы имеем сейчас в результате? Взять, к примеру, наше семейство — всего лишь одно из гербовых семейств, пусть и не последнее. Наша дружина составляет более двух тысяч ветеранов с приданными боевыми магусами и полным оснащением техникой, вплоть до сверхтяжёлых бронеходов и дирижаблей воздушной разведки. Конечно, наша дружина не способна выстоять против ваших войск, но победа далась бы вам нелегко, а ведь наше семейство невозможно даже сравнивать с герцогством Баварским.

— Ваша дружина действительно оказалась для нас довольно неприятным сюрпризом, — признал Оттон. — Идея штурма Трира не вызывала у меня никакого энтузиазма, но если бы вы не прислали свои войска, то я, скорее всего, выполнил бы просьбу архиепископа Бопре и осадил Трир. Давление на меня было достаточно сильным, да и некоторые выгоды тоже имелись. Но вы предоставили мне весьма удобный аргумент для отказа. Не могу забыть реакцию архиепископа, когда ему доложили, что именно вы прислали вместо вольного отряда, которого он ожидал, — засмеялся герцог. — Лицо у него было очень выразительным, жаль, что вы этого не могли видеть.

— И заметьте, ваше высочество, что при этом наша дружина всего лишь одна из многих дворянских дружин. Большинство, правда, слабее, но есть дружины и посильнее.

— То есть, вы хотите сказать, что князь Яромир может на эти войска рассчитывать? — утвердительно спросил герцог.

— В случае угрозы княжеству все дворянские дружины немедленно переходят в распоряжение князя, — кивнул я. — В этом и состояла суть военной реформы, которая оказалась совершенно незамеченной современниками. По сути, дворяне содержат для князя войска, причём не просто содержат, а прилагают все силы для поддержания их высокой боеспособности.

— И князь не боится, что…?

— У князя хватает и своих войск, — улыбнулся я. — И их достаточно, чтобы раздавить практически любую дворянскую группировку. На самом деле, как мне кажется, замысел был не столько в том, чтобы переложить на дворян часть расходов на войска, сколько в том, чтобы иметь и в мирное время хорошо слаженные части высокой боеспособности, готовые немедленно отреагировать на любую угрозу. Экономия на содержании здесь, как мне кажется, вторична — княжество достаточно богато и самостоятельное содержание этих войск не добавило бы заметной нагрузки на бюджет. Впрочем, это всего лишь моё мнение, которое многими не разделяется.

— А что говорит сам князь Яромир?

— Князь это со мной не обсуждает, — хмыкнул я. — Это вообще запретная тема, куда никому лезть не стоит.

Герцог немного подумал, а потом взглянул на меня с лёгким лукавством:

— А вы не боитесь рассказывать всё это вашему, можно сказать, конкуренту? Вдруг мы тоже используем такой способ?

Я искренне засмеялся.

— Это открытые данные и в империи монографии о реформах князя Любослава прекрасно известны. Мнения в вашем экспертном сообществе насчёт этого были разные, но в целом сводились к тому, что добрым христианам языческие глупости ни к чему.

— Вы утрируете, — с досадой заметил Оттон.

— Немного утрирую, — признал я. — Но для вас этот опыт и в самом деле малоприменим. Дело в том, что реформы стали возможны благодаря простоте общества, где крупные землевладельцы подчинялись непосредственно князю. Ваша многоуровневая структура гораздо устойчивее, и вряд ли удастся сломать её без серьёзных потрясений.

— Пожалуй, вы правы, — вздохнул он. — Тем не менее ваш рассказ был чрезвычайно интересен, и всё это стоит как следует обдумать. Но давайте сменим тему — я просил вас организовать встречу с князем Яромиром. Вы договорились о ней?

— Договорился, — подтвердил я. — Князь Яромир встретится с вами завтра.

— А вы-то любите рассказывать, что у вас нет никакого влияния, — с улыбкой попенял он.

— У любого гербового дворянина есть прямой доступ к князю, — пожал я плечами. — А учитывая, что князь в этой встрече тоже заинтересован, организовать её мог кто угодно. Но это будет завтра, а сегодня мы можем устроить для вас экскурсию на военный завод или, скажем, в наше хранилище. Или туда и туда, если, конечно, будет время. Как вам такая идея?

— С удовольствием посмотрю, — отозвался он. — Сам хотел вас об этом попросить.

Отправить