Глава 18

После заседания суда мы с Драганой сразу разъезжаться не стали, а остановились в сторонке немного перевести дух. Что ни говори, а подобное мероприятие — дело очень нервное. Для меня-то уж точно нервное, и подозреваю, что и для Драганы всё было тоже достаточно напряжённо. Она, конечно, разбирается во всех внутренних течениях гораздо лучше меня, но князь у нас известен тем, что всегда решает сам, и порой очень неожиданно.

Мы посмотрели друг на друга, заговорили разом, тут же замолчали и засмеялись.

— Ты довольна? — спросил я её, когда приступ нервного смеха у нас прошёл. — По-моему, для тебя суд очень неплохо закончился.

— Ты про виру? Да, неплохо, но это не так важно. Главное, что всё прошло правильно, и решилось правильно. Яромир и сам не был уверен, что получится провести всё, как надо. А насчёт себя что скажешь? Яромир меня, признаюсь, удивил — я знала, что он к тебе хорошо относится, но чтобы настолько?

— Да? — неуверенно сказал я, пытаясь сообразить, чем же конкретно князь меня облагодетельствовал.

— Ты что, сомневаешься? — поразилась Драгана.

— Ну, не то чтобы сомневаюсь… — промямлил я.

— Просто покажи себя, — посоветовала она. — Я знаю, что ты можешь.

— Попробую, — отозвался я, стараясь, чтобы в голосе не было слышно сомнения. — Кстати, а что там сейчас творится на четвёртом механическом?

— Да ничего особенного, надзорные уже закончили работу и ушли, буквально на днях там начнут постепенно запускать производство. Много документов испорчено, но всё важное сохранилось в архиве. В общем, дела обстоят не так уж страшно, как на первый взгляд казалось.

— А это не повторится снова? Ну, та самая флюктуация Силы?

— Какая ещё флюктуация Силы, Кен? — засмеялась Драгана. — Это же полная чушь, просто объяснение для публики. На самом деле это всё дело рук человеческих. Мы знаем точно, что было сделано, и как это было сделано. Не знаем только, кто это сделал, но решили не выяснять.

— Знаете как, но не знаете кто? — переспросил я в замешательстве.

— Ну да. Пришёл к нам некий профессор из университета и подробно всё рассказал — что, как, откуда. Повезло, что он пришёл к правильным людям, и те ему объяснили, что это было — ха-ха, — стихийное бедствие, и чтобы он не смел распространять ложные измышления. В общем, заставили его подписать обязательство о неразглашении и отпустили.

— А почему решили не выяснять кто это сделал?

— Поначалу-то собирались — там был имперский след, и мы думали, что есть смысл это раскопать, чтобы предъявить империи претензии. Но потом оказалось, что след к имперцам не очень надёжный, и вообще непонятно, зачем бы им это понадобилось. Подумали-подумали и пришли к выводу, что скорее всего, это сделал всё-таки кто-то из наших. И теперь представь, что вот мы взялись расследовать, а расследование привело вместо имперцев к достойным людям — к тебе, например. Зачем нам такое нужно? Лишняя информация — это лишний риск, что она уйдёт куда-нибудь не туда. Раз уж решили, что это стихия, значит, стихия, и точка.

Я почувствовал, что окончательно перестал понимать, что произошло.

— А князю-то что за интерес свалить ответственность на Грека и Лахти? Ему что — настолько был нужен этот завод?

— Знаешь, Кен, ты, конечно, очень молодой, и до определённого предела тебе будет многое прощаться, но ты всё-таки на это не полагайся, — осуждающе сказала Драгана, и я почувствовал, что покраснел. — Лучше уж промолчать, чем сказать глупость. Неужели ты сам не понимаешь, что князю этот завод даром не нужен? Вот ты много знаешь казённых заводов?

— Нет, совсем мало, — с удивлением признался я, немного покопавшись в памяти.

— Вот именно. Яромир наоборот, старается передавать казённые заводы в хорошие руки. Он когда-то сказал, что нет твари ленивее и жаднее, чем государственный чиновник.

— Как-то очень уж резко сказано, — хмыкнул я.

— Он это в сердцах сказал, — улыбнулась Драгана. — Но повод для этого у него тогда был. Вообще это известный факт, что если чиновника посадить на финансовые потоки, то он неизбежно начнёт воровать. И хорошо, если при этом будет хотя бы как-то работать. Это закон природы, исключений нет.

— Хочешь сказать, что честных чиновников не бывает?

— Почему же, есть и честные. Только честные выше столоначальника обычно не поднимаются, а столоначальнику никто не позволит серьёзными финансами распоряжаться.

Определённо, мне не хватало информации. У меня был позыв сделать понимающий вид и больше не позориться с глупыми вопросами, но я всё же решил, что надо спрашивать. Раз уж Гана расслабилась и разговорилась — надо это использовать на полную, другая такая возможность может подвернуться нескоро.

— Знаешь, Гана, я всё же немного запутался. Ты можешь мне на пальцах объяснить, что и как в этом деле? Пусть это глупый вопрос, но ты делай скидку на то, что я в политических течениях не разбираюсь, и плохо понимаю мотивы участников.

— Пожалуй, ты прав, я слишком многого от тебя ожидаю, — подумав, согласилась она. — Надо всё же учитывать, что ты не знаешь всех раскладов. В общем, если коротко, есть большая группировка, куда как раз и входит Остромир Грек. Эта группировка обычно в мягкой такой оппозиции к князю, но в последнее время они зарвались. Очень сильно зарвались. Только тронуть их непросто, даже для Яромира. Это Матиаса Лахти он может в кашу размазать, а Грек — птица совсем другого полёта. Его и с должности так просто не снимешь, потому что ключевые должности делились соглашением, и это соглашение нельзя так просто взять и разорвать, слишком многое на нём основано. И вдруг подвернулся какой-никакой повод скинуть Грека, и такой повод никак нельзя было упустить. Ну а что касается Лахти, то это сигнал для разной мелочи, которая поддерживает группировку Грека. Сейчас многие, глядя на Лахти, задумаются, во что им может обойтись такая поддержка.

* * *

— Итак, подведём итоги, — начал я и обвёл глазами присутствующих. — Я считаю, что мы полностью выполнили свои обязательства перед Драганой Ивлич. Мы провели полное оздоровление предприятия, все сомнительные схемы вычищены, у регулирующих органов не может быть никаких претензий. У меня есть договорённость с сиятельной о компенсации наших расходов и выплате вознаграждений за счёт виры, выплаченной Гаврилом Коршевых, так что подавайте списки отличившихся сотрудников. И начинайте передавать дела людям Драганы.

— А что будет с Гораном Ивлич? — спросила Кира.

— Совершенно не интересовался этим вопросом, — честно ответил я. — Даже знать не хочу, как там Драгана будет разбираться со своим жульём. Да пусть хоть снова его управляющим ставит, её дело. У нас и без этого забот хватит.

Эту фраза незамеченной не прошла — перешёптывания тут же прекратились, и расслабившиеся было сотрудники подобрались.

— Я думаю, все вы помните о проблемах четвёртого механического завода, — продолжил я, убедившись, что меня внимательно слушают.

Все закивали в ответ. Собственно, о них просто невозможно было забыть — вот уже две недели газеты с таким упорством долбили публику о проблемах четвёртого механического, что публика от этого уже порядком подустала.

— Вот и хорошо, что вы все об этом помните, и никому ничего объяснять не надо, — продолжил я свою речь. — Потому что именно нам и придётся эти проблемы как-то расхлёбывать.

Я заметил, что у Ленки округлились глаза. Что-то слишком сильно она реагирует — у меня опять зародилось подозрение, что она всё-таки каким-то образом к этому причастна. Можно было бы и прямо спросить, и она бы ответила, вот только я совсем не был уверен, что мне это знание пойдёт на пользу.

Впрочем, в той или иной мере удивились все, так что я не стал тянуть и сразу перешёл к конкретике:

— Князь изъял этот завод в собственность княжества и возложил на наше семейство обязанность доверительного управления предприятием. Входите в курс дела и начинайте работать. Сразу скажу, что задавать мне вопросы практически бесполезно — я ничего не знаю об этом предприятии, и распоряжение князя было для меня полной неожиданностью.

— Господин, у меня всё же есть вопросы, — подала голос Зайка.

— Спрашивай, Кира, — кивнул ей я.

— Должны ли мы выделить какое-то финансирование для этой цели?

— Нет, это же казённое предприятие, а не наше. Если собственных средств предприятия не будет хватать на первоочередные нужды, следует от имени завода обратиться за кредитом в один из банков, работающих с казёнными предприятиями.

— А в чём будет состоять наш интерес?

— Мы будем получать десять процентов прибыли предприятия до тех пор, пока княжество не снимет с нас обязанность доверительного управления.

У Зайки в глазах сразу же промелькнула мысль.

— Скажите, а может ли так случиться, что нас от этой обязанности освободят сразу же, как только мы добьёмся стабильной прибыли?

— Хороший вопрос, Кира, — засмеялся я. — У меня он тоже немедленно возник. Был у меня после суда небольшой разговор с Драганой Ивлич, в том числе поговорили и о четвёртом механическом. Напрямую я этот вопрос, конечно, не задавал, но там проскользнули кое-какие намёки. Так что после того разговора этот вопрос для меня больше вопросом не является. Я думаю, что понял замысел князя, и я абсолютно уверен, что именно так он и поступит.

— И как нам быть? — растерялась она.

— Praemonitus, praemunitus, — ответил я. — Мы будем готовы.

* * *

Не успел я толком отойти от суда, и вообще от непростого общения с непростыми людьми, как Мира обрадовала меня снова:

— Господин, вам пришло послание от главы наших христиан, — в некотором замешательстве доложила она. — Епископ Новгородский и Псковский Эдмунд Ройтер готов дать вам аудиенцию, поэтому вам надлежит прибыть в резиденцию епископа завтра к четырём часам пополудни.

Хотя Новгород отличался религиозной свободой, христиан у нас не любили ещё с тех пор, как они попытались устроить религиозный переворот. Не сказать чтобы их сейчас особо притесняли, но даже простейшее выделение участка под храм было для них задачей практически невыполнимой. А в Пскове, где тогда и развернулись основные события, христианские храмы были вообще под запретом, и немногочисленные прихожане собирались по домам, как в Древнем Риме. Тем не менее, в княжестве у них оставалось достаточно старинных храмов, и здешнее католическое епископство по-прежнему носило историческое название «Новгородское и Псковское». Да и прихожан было хоть и не так много, но всё же достаточно для того, чтобы власть была вынуждена принимать их во внимание.

— Ты просто не представляешь, Мира, как меня раздражают святоши, — со злостью отозвался я. — Даже когда они сами жаждут встретиться, они всё равно пытаются представить дело так, будто это я умоляю об аудиенции. Он написал, что ему нужно?

— Нет, там только о том, что назначена аудиенция, и всё.

— Ответь ему, что текущие дела не позволяют мне встретиться с ним в обозримом будущем. Вежливо, но чтобы не оставалось никаких сомнений, что я в этой встрече не заинтересован.

Это не очень помогло — уже через пару дней епископ прибыл сам. Причём прибыл без всякого предупреждения — наверняка для того, чтобы не дать мне возможности отказаться от встречи. Такая настойчивость в сочетании с нежеланием сообщить о теме беседы сразу наводила на мысль, что ему эта встреча очень нужна, а мне, скорее всего, наоборот. Но делать нечего — это не тот человек, которого можно выставить за порог, тем более что с христианами у меня с некоторых пор отношения особые.

— Здравствуйте, ваше преосвященство, — я приветствовал его вежливо, но без какого-либо радушия. — Чем я могу вам помочь?

— Здравствуйте, господин Кеннер, — произнёс епископ, устраиваясь на стуле. — Помочь, говорите? Помочь вы могли бы прежде всего себе. Не теряю надежды, что вы в конце концов придёте к Господу нашему Иисусу Христу.

— Если в этом и состоит цель вашего визита, то вы напрасно потратили своё время, — с изрядной долей удивления ответил я. — Вы же знаете, кто я, и из какой семьи. Для меня любое поклонение богам неприемлемо.

— Но вы теперь христианский барон, — с намёком сказал он.

— Позволю себе напомнить вам, ваше преосвященство, что барон — это светский титул, а не церковный. Я барон в христианской стране, а не христианский барон, это совсем разные вещи. К тому же насколько я помню, в истории церкви были случаи, когда язычнику давался даже титул аббатграфа.

— Церковь не гордится папой, при котором подобные вещи дозволялись, — ответил заметно помрачневший епископ.

— Тем не менее они дозволялись. И если уж поклонник Одина может быть настоятелем христианского монастыря, то барон-Владеющий — это мелочь, не стоящая упоминания.

— Даже формальное заявление о приверженности вере очень помогло бы вам при подтверждении инвеституры, господин Кеннер, — попробовал зайти с другой стороны епископ.

А вот это уже похоже на шантаж. Причём шантаж глупый, потому что угроза чрезмерно сильная. Подобный шантаж никогда не работает — просто по той причине, что другая сторона в него не поверит. Это примерно как угроза ядерным оружием — она хорошо работает, когда надо избежать нападения, но при обсуждении торгового соглашения может вызвать только ироническую улыбку.

— Я полностью выполнил условия инвеституры, ваше преосвященство, — заметил я в ответ. — Отказ в её подтверждении под каким-то надуманным предлогом лишь нанесёт урон репутации церкви. Наша семья, конечно, понесёт убытки, но мы их переживём.

— У меня и мысли не было угрожать вам, или того пуще, шантажировать, — тут же сдал назад Ройтер. — Это был всего лишь отеческий совет.

— Благодарю вас за совет, ваше преосвященство, но боюсь, что не смогу им воспользоваться.

Епископ помрачнел, почувствовав по моему тону, что решение окончательное. Вообще-то это уже не первая попытка затащить меня в какую-то веру, и меня начинает удивлять такая непонятная настойчивость святош. Поначалу я полагал, что их интересует мама, и они пытаются подобраться к ней через меня. Но почему-то из всей семьи они обхаживали только меня, полностью игнорируя Ленку, да и саму маму, так что в конце концов я начал склоняться к мысли, что им зачем-то нужен именно я.

— Печально, печально, — покачал головой епископ. — Но кто знает, возможно, с годами вы найдёте свой путь к Господу. Однако сегодня я посетил вас по иному делу. По очень деликатному делу.

Я изобразил максимальное внимание.

— Дело в том, господин Кеннер, что я получил приказ организовать встречу с вами.

Как-то слишком уж таинственно это звучит, и я порядком удивился.

— Приказ архиепископа? — спросил я с недоумением. Вряд ли со мной жаждет увидеться папа, так что остаётся только архиепископ Рижский, к чьему архиепископству и относится епископство Новгородское и Псковское. Непонятно только, зачем нужны такие сложности — договориться о встрече можно было гораздо проще. Достаточно было отправить обычное письмо — я вряд ли отказал бы сюзерену моего сюзерена, епископа Дерптского.

— Нет, — заколебался он. — Видите ли, встретиться с вами пожелала одна из высших сущностей.

— Не Христос же? — переспросил я уже в полном замешательстве.

— Не сочтите за обиду, господин Кеннер, — покровительственно улыбнулся Ройтер, — но вы далеко не столь значимая личность, чтобы рассчитывать на беседу с Господом. На это может надеяться разве что папа, наместник Его.

Ну, не очень-то и хотелось, точнее, совсем даже не хотелось.

— Встретиться с вами пожелал посланник Его, но ни имя, ни ранг его мне неизвестен. Я прошу вас посетить в ближайшее время любой из соборов или церквей. Представляться там никому не надо, посланник сам найдёт вас.

Я так и не могу толком привыкнуть к тому, что здесь кроме людей, существуют и разнообразные духовные сущности. Они нам даже служат в поместье, а мне всё кажется, что это как бы не совсем взаправду.

— Боюсь, что это невозможно, ваше преосвященство, — покачал головой я. — Я не собираюсь посещать христианские церкви. Мне это категорически не советовали делать, да я и сам считаю, что это может быть для меня небезопасно.

— Я могу гарантировать вам безопасность, — немедленно заявил епископ.

— Епископская гарантия вряд ли будет обязывающей для этой вашей сущности.

Особенно если учесть, что данное слово для духов не значит ровным счётом ничего. Я хорошо выучил этот урок, и больше никаким духовным сущностям доверять не собираюсь.

— Вы сомневаетесь в Господе нашем? — нахмурился тот.

— В слове Христа я не сомневаюсь, но он-то никаких гарантий и не даёт. Вы же сами только что объяснили, что Христос здесь ни при чём. Ваше преосвященство, я готов встретиться с этой вашей сущностью, но только в нашем поместье. И я в свою очередь готов гарантировать его или её безопасность.

* * *

Разумеется, я не рассчитывал, что посланник придёт к нам в поместье. Он ещё меньше хотел оказаться возле нашего источника, чем я в храме. Так что после некоторого периода ритуальных танцев, где епископ служил мальчиком, бегающим с сообщениями, мы договорились встретиться на нейтральной почве. Никаких ресторанов, разумеется, хотя это было бы забавно. Просто одинокая лавочка в заброшенном парке, где не было никаких свидетелей, а случайных прохожих мои люди направляли в другую сторону.

— Я принёс тебе слово Господа твоего, — пафосно заявил посланник.

— Да? — бесцеремонно прервал я его. — Давай-ка уточним — Христос тебе так и сказал: иди к Кеннеру Арди и скажи ему то-то и то-то?

— Ты слишком много о себе вообразил, смертный, — гневно посмотрел на меня он.

— Стало быть, это всё-таки слово твоё, а не Христа, — сделал я вывод.

— Моё слово и есть слово Его.

— Ты слишком много о себе вообразил, дух, — ответил я его же словами. — И прежде чем мы продолжим разговор, уясни для себя одну важную вещь: твой Господь — это не мой Господь.

— Твоя душа принадлежит Ему, и я это вижу.

— Ты видишь не это, и не пытайся меня обмануть, — усмехнулся я. — Крещёным был другой человек из другого мира, а то что ты видишь — это всего лишь воспоминание о той связи. Да и неясно, является ли Христос того мира твоим Христом. Лично я в этом не уверен.

— Связь может и слаба, но она есть, и ты не можешь это отрицать.

— Тень старой связи, всего лишь тень, да и та скоро пропадёт окончательно. Посвящение Силы смыло бы и настоящую связь, а уж эти жалкие остатки вскоре исчезнут без следа. Христос не мой бог, прими это.

— Ты непочтителен, — в голосе посланника послышалась угроза.

— Ничего подобного, — возразил я. — Я отношусь к твоему богу с должным почтением, но ты не он. Ты всего лишь дух, и такие, как ты, служат и нашей семье. Так что убавь пафоса, дух, и говори что хотел.

Глаза его буквально метали молнии, и если бы он действительно мог что-то сделать, то для меня эта встреча могла бы закончиться плохо.

— Можешь не изображать гнев, — презрительно добавил я. — Мне известно, что духам незнакомы эмоции, и что вы лишь имитируете их. Оставь своё представление для прихожан, на меня оно не действует. Говори, я тебя слушаю.

Ещё немного посверкав глазами, он мгновенно успокоился и заговорил по-деловому. Меня постоянно поражает такое моментальное переключение настроения у духов. Оно здорово сбивает с толку, даже когда понимаешь, что это всё просто актёрская игра. Очень уж мастерски они играют, и в эту игру в той или иной мере всё равно хоть немного, но веришь.

— Я хочу предложить тебе вернуться к Господу нашему, пока ещё не поздно, — заявил он.

Я настолько поразился, что некоторое время не знал, что сказать. Он что, затеял эту встречу только затем, чтобы очередной раз предложить мне то, от чего я уже не раз отказался?

— Тебе достаточно всего лишь войти в храм, и заявить о своей принадлежности перед ликом Его, — продолжил он, по всей видимости решив, что моё молчание говорит об открытости для подобного предложения.

— Забудь об этом, — прервал его я. — К богам я не приду, и это окончательное решение. Если хочешь продолжать разговор, скажи прямо, чем я вам всем интересен. Тогда, возможно, у нас появится тема для обсуждения.

Он замолчал, хмуро на меня глядя. Когда я уже было решил, что он так ничего и не скажет, он, наконец, решился:

— Ты знаешь, почему ты здесь появился?

— Знаю. Мою душу призвала Сила из-за того, что у меня сохранилась связь с тем миром.

Посланник поперхнулся от неожиданности. Он явно не подозревал, что мне это известно, и наверняка уже придумал, что будет врать, и тут вот такой сюрприз.

— И ты знаешь, зачем пришельцу нужна эта связь?

— Догадываюсь, но я уже достаточно отвечал, теперь твоя очередь. Удиви меня своим ответом.

— Он хочет уйти туда, чтобы царствовать там безраздельно.

— Ну, это нетрудно предположить, ничего нового ты мне не открыл. А скажи мне, зачем мне становиться поклонником твоего бога?

— Если твоя связь с Господом восстановится, то пришелец не сможет воспользоваться твоей связью с тем миром.

Теперь всё стало немного понятней. Похоже, что после путешествия в пещеру связь с Христом от того крещения начала быстро разрушаться, вот эта божественная команда и засуетилась.

— А с чего ты взял, что Сила действительно хочет уйти? Вряд ли она поделилась с тобой своими планами.

— Зачем бы иначе ты был нужен?

— Всё равно что-то тут не сходится, дух, — заметил я. — Ты хочешь сказать, что моя душа единственная во всей Вселенной заблудилась между мирами? Я не верю в свою уникальность.

— Ты не уникален, — неохотно признал тот. — Такие души очень редко, но всё же встречаются. Но не каждая из них способна возвыситься, а из тех, что способны, не каждая имеет возможность или желание. У тебя есть возможность и есть желание, поэтому мы не хотим, чтобы ты стал проводником. Возвращение к Господу — это самый простой и надёжный путь.

— Но для меня неприемлемый. Значит, для того чтобы Сила сумела воспользоваться этой связью, мне надо стать Высшим? Но ведь возвышение стирает все старые связи.

— Только если ты не пожелаешь их сохранить.

— То есть мало возвыситься, надо ещё и пожелать стать проводником, так?

— Так, — поморщившись, согласился дух. Он явно не был счастлив, сообщая мне подобную информацию. Основной принцип манипуляции состоит в том, что чем меньше человек знает, тем легче им управлять, а здесь и не ответить нельзя, и соврать не получается.

— Ну хорошо, пусть так, — согласился я. — Но в чём состоят ваши мотивы? Я бы мог понять, если бы вы хотели выпроводить пришельца, и снова иметь безраздельную власть, но вы почему-то желаете наоборот, задержать Силу здесь. Как-то это не вяжется.

— Ты не понимаешь. Пришелец уже часть этого мира. Ты не в состоянии осознать его роль в масштабе Вселенной, но задумайся, что произойдёт с людьми. Человеческое общество рухнет, и человечество будет отброшено далеко назад.

Задуматься? Да здесь и задумываться не нужно, последствия я и так легко могу себе представить. Здешняя цивилизация давно уже полагается на Силу, а некоторые общины, вроде лесных, физически неспособны существовать без неё. Исчезни Сила, и всё рухнет, а бывшим Владеющим — моим родным, кстати, — придётся плохо. Зная людские обычаи, легко можно предположить, что за ними начнут охоту. Точно так же, как пролетарии в революцию убивали дворян, причём даже тех, кто им раньше всячески помогал.

С другой стороны, и для того мира пришествие Силы тоже подарком не будет. Земная цивилизация в тысячном году была слишком примитивной, чтобы это событие заметить, а вот та же цивилизация двухтысячных вряд ли сумеет такое выдержать. Современное общество, в котором внезапно прекратили работать все приборы — от мобильной связи до канализационных насосов, — рухнет за несколько дней, а города-миллионники станут гигантскими могилами.

Я конечно, не собираюсь допускать подобное, но вот так ли чисты мотивы этого посланника? В божественный гуманизм я не поверю ни на секунду — примеров в истории полно, один только Крестовый поход детей чего стоит. В чём же состоит их настоящий интерес?

Чем дольше я думал, тем сильнее склонялся к мысли, что объяснение здесь очень простое — духи и боги научились сосать изначально чуждую им энергию Силы. Кто-то получает её из структурированных источников, как духи нашего поместья, а кто-то приспособился делать это через верующих. Они сумели ослабить железную хватку Сияния, и теперь узнавшие вкус воли собачки совсем не рвутся возвращаться к хозяйке.

В общем-то, наши интересы совпадают, и для меня другого варианта нет. Но это же не повод помогать им даром, как они привыкли.

— Какие-то трудности, несомненно, будут, — согласился я. — Но развитие человечества состоит из трудностей, которые оно преодолевает, становясь сильнее. В этом мире останутся боги, которые смогут помогать людям без помех со стороны Силы, — я едва удержался, чтобы не улыбнуться при мысли о помощи от богов, — а в тот мир придёт магия, которая подстегнёт индивидуальное духовное развитие. В конечном итоге выиграют все.

— А что выиграешь ты? — мрачно осведомился посланник.

— Я прожил одну жизнь там, я проживу ещё одну жизнь здесь, а потом я вернусь в тот мир как Высший, избранник Силы, — улыбнулся ему я. — Я выиграю больше всех.

— Ты можешь и умереть раньше, — предположил он.

— Я приму меры, чтобы этого не случилось, — пообещал я. — А если я вдруг умру, мои родственники наверняка позаботятся о тех, кто в этом виноват. Впрочем, я согласен, что в уходе Силы есть и некоторые минусы, но пока что я не понял суть твоих предложений.

Которых у него, естественно, нет. Природный паразит не привык платить за то, что получает, для него концепция оплаты вообще слабо постижима.

— О каких предложениях ты говоришь? — спросил он, пытаясь уловить смысл моих слов.

— О предложениях, которые ты мне сделаешь, — непринуждённо пояснил я. — Что я получу взамен за то, что откажусь от ещё одной прекрасной жизни в том мире? Жизнь — вещь недешёвая, знаешь ли, и я не собираюсь отказываться от неё даром.

— Твои близкие тоже пострадают, если пришелец уйдёт, — указал он.

— О них я позабочусь, — улыбнулся я. — Когда знаешь о проблеме заранее, к ней можно как следует подготовиться.

Посланник завис. До него начало доходить, что придётся заплатить, но идея была для него слишком уж чуждой, и пока что плохо умещалась в голове.

— Что. Ты. Хочешь? — в голосе его было что-то, что заставило меня заподозрить, что он впервые за своё существование испытывает реальное, а не наигранное бешенство.

— Всем служителям церкви, что имеют, или будут иметь дело со мной, ты сообщишь, что мои дела угодны богу, и что они должны оказывать мне содействие. Взамен я поклянусь, что не стану проводником Силы в иной мир.

— Что помешает тебе нарушить клятву?

— Я не дух, клятвопреступление перекроет мне путь к возвышению. А не возвысившись, я не смогу стать проводником. Так что я просто не сумею эту клятву нарушить, даже если захочу.

— Ты просишь слишком многого. Ты можешь злоупотребить моим поручительством.

— Я поклянусь, что стану использовать божественное поручительство только в делах, которые идут на пользу церкви. Я не смогу нарушить клятву, да и вообще трудно придумать что-то глупее, чем нарушать подобную клятву.

Не скажу, что это было легко, но в конечном итоге мы всё-таки сумели договориться.

Отправить