Книга: Врачи из ада. Ужасающий рассказ об экспериментах нацистских врачей над людьми
Назад: 3. Последующие (Малые) Нюрнбергские процессы
Дальше: 5. Эксперименты по воздействию перепадов давления
4. Дело № 1, Нюрнбергский процесс по делу врачей
25 октября 1946 года Соединенные Штаты Америки предъявили обвинение двадцати немецким докторам и трем их сообщникам по четырем пунктам по делу «Соединенные Штаты Америки против Карла Брандта и др.». Так начался первый и самый страшный из последующих двенадцати процессов.
Первый пункт обвинения: общий умысел и заговор по совершению военных преступлений и преступлений против человечности.
Второй пункт обвинения: участие в военных преступлениях.
Третий пункт обвинения: совершение преступлений против человечности, жестокое и безжалостное отношение, пытки, садистские и прочие бесчеловечные деяния.
Четвертый пункт обвинения: членство в организации, известной под аббревиатурой «СС» и объявленной Международным военным трибуналом преступной.
Члены Трибунала
Состав первого Международного военного трибунала включал несколько высокопоставленных лиц.
Уолтер Б. Билс, председатель суда (председатель Верховного суда штата Вашингтон).
Судьи Гарольд Л. Себринг, Уолтер Б. Билс (председатель), Джонсон Т. Кроуфорд и заместитель Виктор К. Свиринген, в зале судебных заседаний Дворца правосудия во время Нюрнбергского процесса по делу врачей
Гарольд Л. Себринг (член Верховного суда штата Флорида).
Джонсон Т. Кроуфорд (в прошлом судья Окружного суда штата Оклахома).
Виктор К. Свиринген, заместитель (в прошлом специальный помощник генерального прокурора США).
Обвинительное заключение по каждому из обвиняемых было вынесено на немецком языке 5 ноября 1946 года. Я оказалась в Нюрнберге уже на следующий день после этого.
Официальное предъявление обвинения в суде
Официальное предъявление обвинения в суде состоялось 21 ноября 1946 года. Председатель Уолтер Билс призвал присутствующих к молчанию таким сильным ударом своего молотка, что звук эхом пронесся по огромному залу заседаний. Он заговорил:
– Сейчас ответчикам по делу, находящемуся в настоящий момент на рассмотрении данного трибунала, будет предъявлено обвинение. По мере того как мы будем называть имена ответчиков, ответчики должны встать со своих мест и не садиться, пока не получат соответствующего распоряжения. Господин генеральный секретарь Трибунала сейчас назовет ответчиков поименно.
Ответчики поочередно вставали со своих мест по мере того, как секретарь называл их имена. Я смотрела на каждого из них.
Они выглядели потрепанными и были одеты либо в мятые костюмы, куртки и брюки, либо в военную форму, лишенную каких бы то ни было знаков различия. На ногах у многих были военные сапоги выше колен. Ответчики выглядели заносчиво: сжатые губы, жесткие взгляды и упрямо стиснутые зубы. Самыми зловещими мне показались доктор Карл Брандт с его пронзительным взглядом и Вольфрам Зиверс, обладатель черной бороды и заостренных усов. Я мысленно присвоила ему прозвище «Синяя Борода». Когда ответчики поднимались на ноги, в зале судебных заседаний царила полная тишина.
– Уважаемый суд, все ответчики присутствуют в зале суда.
– Прошу ответчиков садиться, – сказал судья. – Слово предоставляется представителю со стороны обвинения для официального вынесения обвинения.
Бригадный генерал Телфорд Тэйлор зачитал вслух четыре обвинительных пункта, приведенных в тексте выше, и затем продолжил:
– В период с сентября 1939 года по апрель 1945 года все обвиняемые по настоящему делу добровольно и сознательно, а также с нарушением законодательства, совершали военные преступления в соответствии с определением, предусмотренным статьей 2 Закона № 1 °Cоюзнического Контрольного совета, в которых они являлись основными исполнителями, соучастниками, а также отдавали приказы о совершении таких преступлений, содействовали им и добровольно принимали в них участие, а также были причастны к планированию и осуществлению деятельности, касающейся проведения медицинских экспериментов над гражданскими лицами, лицами, входящими в состав вооруженных сил стран, находившихся на тот момент в состоянии войны с Германским Рейхом, а также над лицами, взятыми в плен Германским Рейхом во время военной оккупации территорий этих стран, без получения согласия участников таких экспериментов.
Во время проведения экспериментов обвиняемые совершали убийства, проявляли безжалостное отношение к своим жертвам, а также осуществляли пытки и прочие бесчеловечные деяния.
Эти деяния включали в себя, но не ограничивались рядом экспериментов.
• Эксперименты по воздействию перепадов давления. Опыты проводились в камерах с низким давлением, в которых воссоздавались атмосферные условия и давление, характерные для большой высоты (вплоть до 20 000 метров над уровнем моря). В результате этих экспериментов многие жертвы погибли, а другие получили тяжкие повреждения и подверглись пыткам и жестокому обращению.
• Эксперименты с гипотермией. Жертв помещали в резервуары, наполненные ледяной водой, где им приходилось находиться до трех часов подряд, либо заставляли находиться голыми на улице в минусовую температуру, в результате чего множество людей погибло.
К этому моменту мне уже требовалось прилагать массу усилий, чтобы эмоционально отстраниться от описаний Тэйлора и сохранить спокойствие. Генерал продолжал.
• Эксперименты с малярией. Более тысячи человек подверглись принудительному заражению с помощью укусов малярийных комаров или инъекций с содержанием плазмодий из слюнных желез комаров-переносчиков болезни, в результате чего жертвы подхватили малярию. Значительная часть пострадавших погибла, в то время как остальные столкнулись с сильными болями и пожизненными нарушениями ряда функций организма.
• Эксперименты с горчичным газом (также известным под названиями «иприт» или «LOST»). Жертв намеренно подвергали воздействию токсичного газа, вызывая серьезные химические ожоги. Некоторых из вынужденных участников опыта ждала смерть, а остальные жертвы в результате нанесенных повреждений испытывали ужасные боли.
• Эксперименты с сульфаниламидом. Подопытным наносили раны, заражая их бактериями стрептококка, анаэробной гангрены и столбняка и помещали в них древесную стружку и куски стекла, в результате чего жертв ждали тяжелые телесные повреждения, ужасные страдания и смерть.
• Эксперименты по регенерации костей, мышц и нервных волокон, а также по трансплантации костной ткани. У жертв извлекали фрагменты костей, мышц и нервов, что приводило к страшным мучениям, увечьям, пожизненной инвалидности и смерти.
• Эксперименты с морской водой. Подопытных лишали пищи, выдавая для питья лишь химически обработанную морскую воду, в результате чего жертвы страдали от ужасных болей и мучений, серьезных физических увечий и даже помрачения рассудка.
• Эксперименты с эпидемической желтухой (гепатит А, болезнь Боткина). Подопытных специально заражали эпидемической желтухой, причиняя боль, страдания и вызывая смерть жертв.
• Эксперименты по стерилизации. Тысячи жертв подверглись стерилизации при помощи радиационного облучения, хирургического вмешательства и различных лекарственных средств, испытывая при этом ужасные физические и душевные страдания.
• Эксперименты с сыпным тифом. В результате опытов по заражению тифом погибли сотни жертв – более 90 % всех подопытных.
• Эксперименты с ядами. Яд тайно добавляли в пищу подопытным. Все они либо погибли, либо были специально убиты для последующего вскрытия. В других подопытных также стреляли отравленными пулями, в результате чего жертвы испытывали ужасные мучения и впоследствии погибали.
• Эксперименты с зажигательными смесями. На кожу подопытных наносили фосфор из зажигательных бомб, что приводило к невыносимым болям, страданиям и серьезным телесным увечьям.
В ходе военных действий и оккупации территорий происходили убийства мирных граждан и служащих вооруженных сил тех стран, которые на тот момент находились в состоянии войны с Германией. Были отобраны и убиты сто двенадцать евреев, с которых сняли плоть для пополнения коллекции скелетов в Страсбургском анатомическом университете СС во время оккупации Франции нацистской Германией.
Десятки тысяч польских граждан, якобы больных неизлечимой формой туберкулеза, были безжалостно уничтожены, в то время как остальных заключили в лагеря смерти с совершенно некорректным отношением к медицинскому уходу.
Вследствие претворения в жизнь программы Германского Рейха по «эвтаназии» были убиты сотни тысяч человек.
В рамках этой программы систематически и в обстановке строжайшей секретности в домах для престарелых и инвалидов, больницах и психиатрических лечебницах совершались казни людей преклонного возраста, страдающих психическими заболеваниями и неизлечимо больных, детей-калек и многих других несчастных посредством отравления газом, смертельных инъекций или при помощи других методов. Этих людей прозвали «лишними едоками» и тяжким бременем для немецкой военной машины. Родственникам жертв сообщили, что те умерли от естественных причин вроде сердечной недостаточности. Немецкие врачи, замешанные в программе по «эвтаназии», также отправлялись на восточно-европейские оккупированные территории для того, чтобы содействовать массовому истреблению еврейского населения.
– А теперь я предоставляю слово ответчикам, чтобы узнать, признают ли они себя виновными в предъявленных им обвинениях, – провозгласил судья Билс. – Каждый ответчик при упоминании своего имени должен встать и говорить в микрофон. Данный этап заседания не предусматривает споров, речей или любого рода обсуждений. Каждый ответчик должен лишь признать себя виновным либо невиновным в преступлениях, в которых его обвиняют согласно настоящему обвинительному заключению.
Начал Билс с Карла Брандта.
– Карл Брандт, вам предоставлен адвокат для данного судебного процесса?
– Да.
– Вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях, перечисленных в обвинительном заключении?
– Нет, не признаю.
– Прошу садиться. Зигфрид Хандлозер, вам предоставлен адвокат по этому делу?
– Нет, пока у меня нет адвоката.
– Вы хотите, чтобы Трибунал назначил вам адвоката?
– Я надеюсь сегодня или завтра получить положительный ответ от одного адвоката защиты о представлении моих интересов.
– Вы готовы на данный момент ответить на вопрос о вашей виновности в предъявленных вам обвинениях?
– Да.
– Вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях, перечисленных в обвинительном заключении?
– Не признаю.
– Прошу садиться.
Точно так же к ответу призвали и остальных обвиняемых. Интересы каждого ответчика представляли адвокаты. И все они отказались признавать свою вину.
Будучи судебной стенографисткой, хотя до Нюрнберга у меня за плечами было лишь три года работы в судах по уголовным делам в Детройте, я совсем не удивилась заявлениям ответчиков о непризнании своей вины. Скорее меня бы поразило, если хоть один из них признал бы себя виновным в предъявленных обвинениях.
Подсудимые
Значительная часть подсудимых была представлена выдающимися немецкими учеными, главными врачами и хирургами медицинских учреждений, институтов, больниц и университетов, разбросанных по всей территории Германии. Они были врачами или их помощниками в концентрационных лагерях, ставившими или участвовавшими в проведении зверских медицинских экспериментов в Освенциме, Дахау, Бухенвальде, Равенсбрюке, Заксенхаузене, Нацвейлер-Штрутгофе, Берген-Бельзене, Треблинке и других концлагерях.
Далее я привожу краткую справку о каждом из обвиняемых.
1. Карл Брандт, генерал-майор СС; личный врач Адольфа Гитлера и главный архитектор программы, которая обращала врачей в мучителей и убийц несмотря на данную ими клятву Гиппократа и обязательство лечить и помогать людям.
2. Зигфрид Хандлозер, генерал-лейтенант СС, руководитель медицинской службы вермахта.
3. Пауль Росток, хирург и руководитель хирургической клиники в Берлине.
4. Оскар Шредер, начальник медицинской службы Люфтваффе (Военно-воздушных сил Германии).
5. Карл Генцкен, руководитель медицинской службы войск СС.
6. Карл Гебхардт, генерал-майор войск СС и председатель Немецкого Красного Креста.
7. Курт Бломе, полномочный представитель по онкологическим исследованиям.
8. Рудольф Брандт, личный референт рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.
9. Иоахим Мруговский, руководитель института гигиены медицинской службы СС.
10. Гельмут Поппендик, начальник личного штаба медицинской службы СС.
11. Вольфрам Зиверс, генеральный секретарь исследовательского общества «Аненербе» («Ahnenerbe» – «Наследие предков», полное название – «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков»).
12. Герхард Розе, бригадный генерал медицинской службы Люфтваффе.
13. Зигфрид Руфф, директор департамента авиационной медицины Немецкого экспериментального института авиации.
14. Ганс-Вольфганг Ромберг, штатный врач Немецкого экспериментального института авиации.
15. Виктор Брак, руководитель административного отдела Канцелярии фюрера НСДАП.
16. Герман Беккер-Фрейзенг, начальник департамента авиационной медицины.
17. Георг Август Вельтц, директор института авиационной медицины.
18. Конрад Шефер, штатный врач института авиационной медицины.
19. Вальдемар Ховен, главный врач концентрационного лагеря Бухенвальд.
20. Вильгельм Байгльбёк, врач-консультант Люфтваффе.
21. Адольф Покорный, врач-специалист по кожным и венерическим заболеваниям.
22. Герта Оберхойзер, врач концентрационного лагеря Равенсбрюк.
23. Фриц Фишер, врач, помощник обвиняемого Карла Гебхардта.
Двадцать человек из тех, кто сидел на скамье подсудимых, были врачами. Трое таковыми не являлись: это были Рудольф Брандт, Вольфрам Зиверс и Виктор Брак.
Всех подсудимых можно было условно разделить на три основные группы. Восемь человек были сотрудниками медицинской службы Люфтваффе (Военно-воздушных сил Германии). Семеро представляли медицинскую службу войск СС. И еще восемь человек, включая тех троих, что не являлись медиками, занимали высокие посты в медицинских структурах нацистской Германии.
Эти врачи нарушили заповеди, провозглашенные в клятве Гиппократа, – в том числе верность основополагающему принципу медицинской этики, который гласит: «Не навреди» (primum non nocere).
Одного из нацистских врачей, которого я буду довольно часто упоминать в этой книге, – врача Люфтваффе (Военно-воздушных сил Германии) Зигмунда Рашера, – не оказалось на скамье подсудимых. Незадолго до окончания войны его вместе с женой казнили за мошенничество и обман руководства. Помимо прочего, супруга Рашера похищала младенцев, впоследствии выдавая их за своих.
Фотография предоставлена канцелярией председателя Совета по расследованию военных преступлений армии США
Скамья подсудимых.
Первый ряд: Карл Брандт, личный врач Гитлера (смертная казнь); Зигфрид Хандлозер (пожизненное заключение); Пауль Росток (оправдан); Оскар Шредер (пожизненное заключение); Карл Генцкен (пожизненное заключение); Карл Гебхардт (смертная казнь); Курт Бломе (оправдан); Иоахим Мруговский (смертная казнь); Рудольф Брандт (смертная казнь); Гельмут Поппендик (10 лет заключения); Вольфрам Зиверс (смертная казнь).
Второй ряд: Герхард Розе (пожизненное заключение); Зигфрид Руфф (оправдан); Виктор Брак (смертная казнь); Ганс Вольфганг Ромберг (оправдан); Герман Беккер-Фрейзенг (20 лет заключения); Георг Август Вельтц (оправдан); Конрад Шефер (оправдан); Вальдемар Ховен (смертная казнь); Вильгельм Байгльбек (15 лет заключения); Адольф Покорный (оправдан); Герта Оберхойзер (20 лет заключения); Фриц Фишер (пожизненное заключение).
Нижний правый угол: немецкие адвокаты защиты;
Верхний правый угол: переводчики-синхронисты.
Также в документах и свидетельских показаниях по этому делу будет часто фигурировать Генрих Гиммлер. Он был рейхсфюрером СС (то есть «имперским вождем охранных отрядов») и начальником немецкой полиции. Следуя приказам фюрера Адольфа Гитлера, он претворял в жизнь идею истребления евреев в рамках «окончательного решения еврейского вопроса» и уничтожения других «нежелательных» групп населения. В конце войны, в мае 1945 года, Гиммлер пытался бежать с помощью поддельных документов, но был пойман и вскоре свел счеты с жизнью.
В июле 1942 года Гитлер издал постановление о создании должности уполномоченного в области здравоохранения и медицины, который должен был находиться в прямом подчинении у фюрера. На эту должность он назначил Карла Брандта. С 1934 года Брандт был личным врачом Гитлера, а на момент принятия новой должности ему было тридцать восемь лет. В августе 1944 года он стал главным лицом здравоохранения и медицинской службы нацистской Германии и был единственным из обвиняемых, кто непосредственно подчинялся Гитлеру.
21 ноября 1946 года Брандт, в возрасте сорока двух лет, оказался на скамье подсудимых во Дворце правосудия города Нюрнберга.
По приблизительным оценкам, преступления, противоречащие принципам медицинской этики, совершали 350 врачей.
Лишь 20 из них, а также трое чиновников предстали перед судом во время Нюрнбергского процесса.
Остальные врачи были преданы суду, признаны виновными и приговорены к смерти через повешение во время других американских процессов в Дахау. Многим медикам удалось бежать. В числе последних оказался и печально известный доктор Йозеф Менгеле по прозвищу «Ангел смерти», который ставил эксперименты и убивал детей (часто близнецов) в Освенциме. Он смог скрыться в Баварии, впоследствии сбежав в Южную Америку.
Рассмотрение дела врачей, как и остальные Нюрнбергские процессы, проходило в открытом режиме. Каждый из обвиняемых выбрал себе немецкого адвоката. После того как 21 ноября состоялось официальное предъявление обвинения, а обвиняемые отказались признавать свою вину в совершении преступлений, судебное разбирательство было отложено до 9 декабря 1946 года.
Временная передышка от первых потрясений
Эта передышка дала нам возможность привыкнуть к новой обстановке и познакомиться с коллегами, которые съехались в Нюрнберг с самых разных уголков Соединенных Штатов.
Мне также предоставился шанс подготовиться к жизни и работе в разбомбленном городе-призраке.
С местным населением мы почти не контактировали, а о неформальном общении речи и вовсе не шло, хотя действие приказа о запрете общения военнослужащих с гражданским населением уже прекратилось. Мы обитали в замкнутом сообществе военных и гражданских сослуживцев из Америки и союзнических стран, не выходя за пределы территории Германии от Нюрнберга до Фюрта.
За время двухнедельного перерыва между заседаниями я смогла окончательно приспособиться к нюрнбергской зиме, которая, как оказалось, выдалась самой холодной и снежной за последние годы. Хотя в доме на Бюловштрассе (моем первом доме в Нюрнберге) и имелась кухня, я не помню, чтобы я хоть как-то ею пользовалась за исключением тех многочисленных случаев, когда хотелось выпить чашку горячего чая.
Время от времени я заводила короткие беседы с моими соседками – англичанкой и француженкой, – но в нашей работе было мало общего. Они были офисными сотрудниками и трудились в отделе документации. Однако у нас случались интересные разговоры, когда девушки рассказывали о своей жизни в Лондоне и Париже до поездки в Нюрнберг. Я никогда не бывала в их странах, а они не бывали в моей.
Мне повезло, и я быстро подружилась со стенографистками Пиилани Ахуной из Гонолулу и Дороти Фитцджеральд из Кливленда, штат Огайо. Они обе работали на Нюрнбергском процессе над бывшими главными руководителями нацистской Германии, также известном как процесс в отношении Геринга. Эти стенографистки остались в Нюрнберге и продолжили трудиться на последующих процессах. Через них я завела еще одного приятеля в лице Зигфрида (Зиги) Рамлера из Лондона, который тоже работал на процессе Геринга и свободно говорил на нескольких языках.
Найти лингвистов, которые бы обладали достаточной квалификацией, чтобы устно переводить с немецкого языка на английский и наоборот, было очень сложно, однако Зиги соответствовал всем требованиям и стал одним из переводчиков процесса по делу врачей. Он был высокого мнения о судебных стенографистах и ценил наш труд, и я довольно быстро усвоила, насколько сильно переводчики и стенографисты зависели друг от друга.
В первые выходные после объявления перерыва в заседаниях 21 ноября, Лани, Зиги и Дороти пригласили меня разделить с ними завтрак и ужин в «Гранд-Отеле» и немного прогуляться по близлежащим районам. Я взяла с собой фотоаппарат и сделала свои первые снимки превращенного в руины города: вокруг были одни развалины и частично сохранившиеся остовы зданий. Со второго этажа одного из домов свисала ванна.
Чуть позже мы встречались в коктейльном баре «Гранд-Отеля», который, кажется, служил местом всеобщих сборищ, и ужинали в ресторане. Лани и Зиги обладали достаточно высоким положением, чтобы их разместили в самом «Гранд-Отеле». Дороти же жила в огромном и изящном трехэтажном доме, располагавшемся по адресу Хебельштрассе № 8, где компанию ей составляла Энн Дэниелс из Вашингтона, округ Колумбия. На процессе Геринга Энн была главной стенографисткой и прибыла в Нюрнберг прямо после работы на Потсдамской конференции, участниками которой были председатель Совета народных комиссаров СССР Иосиф Сталин, президент США Гарри Трумэн и премьер-министр Великобритании Клемент Эттли.
«Гранд-Отель»
Будучи единственным сохранившимся зданием в центре Нюрнберга, «Гранд-Отель» гордо возвышался над развалинами поблизости. Когда-то он был одним из лучших отелей Европы и служил штаб-квартирой Гитлеру и прочим высшим чинам нацистской Германии во время их визитов в Нюрнберг на съезды Национал-социалистической немецкой рабочей партии. Рестораны, лобби и величественный бальный зал были пышно украшены и обставлены солидной немецкой мебелью.
Во время бомбардировки Нюрнберга отель практически раскололся на два отдельных здания.
Чтобы попасть из службы приема и размещения в задние помещения, нужно было пройти по двум доскам, соединявшим расщелину на третьем этаже.
Уорент-офицер и судебный стенографист Джек Рунд из Вашингтона, округ Колумбия, одним из первых прибыл в Нюрнберг после войны для того, чтобы работать над созданием стенографического отчета свидетельских показаний во время досудебных допросов Германа Геринга и других бывших руководителей нацистской Германии, еще до того, как 20 ноября 1945 года начался процесс по их делу.
Джек рассказал мне, что во время одного из своих выступлений от имени Объединенных организаций обслуживания вооруженных сил для солдат в Нюрнберге Боб Хоуп поставил стул прямо в центр этих досок, уселся на него и заявил, что это «лучший номер во всей Германии, поскольку вид отсюда открывается на все четыре стороны света!».
В 1945 году армия США потратила более миллиона долларов на восстановление и ремонт отеля и приведение его в приемлемое для жилья состояние. Открыв свои двери для гражданских и военных сотрудников оккупационных держав, отель превратился в центр социальной жизни американцев.
Через дорогу от отеля располагались разбомбленные останки старой крепостной стены. Сохранились лишь небольшие ее участки и чудом уцелевшая орудийная башня. Высохшие рвы внизу были завалены обломками. Черно-серый скелет главной железнодорожной станции тоже находился через дорогу, и зияющие провалы выбитых окон неотрывно глядели на отель.
«Гранд-Отель». Снимок сделан во время войны, но до того, как 90-минутная бомбардировка города союзниками уничтожила прекрасную крепостную стену, окружающую Старый город (на снимке слева).
Прямо за дверью главного входа за полукруглой стойкой вестибюля сидел полицейский Вооруженных сил США, проверяя пропуска всех входящих. Помогали ему в этом и другие охранники.
В большом ресторане находился один круглый стол, судя по всему, закрепленный за моими новыми приятелями – стенографистами, переводчиками и представителями прессы. Для меня было честью оказаться в их рядах.
Нашим официантом был допущенный к работе немец по имени Генри, высокий и приветливый мужчина с приятной искренней улыбкой. Жестокую бомбардировку союзнических сил пережил только сам Генри и один из его младших сыновей. Его жена и пятеро остальных детей погибли. Он был благодарен за возможность здесь работать. Мы стали его друзьями. Каждую неделю мы покупали в гарнизонном магазине разные мелочи и полезные припасы вроде мыла, зубной пасты и зубных щеток для него и сына. Я помню, как однажды отдала ему заказанный на ужин стакан молока. Он отнес его на кухню и приберег для сынишки. А еще мы всегда оставляли чаевые.
Было принято оставлять две сигареты, которые немецкие официанты впоследствии могли использовать в качестве обменной валюты.
Я не имела ни малейшего понятия об их жизнях. Жили ли они в подвалах разрушенных зданий, сбившись в кучу с другими выжившими немцами и делясь всем, что удалось раздобыть? Об этом я никогда не спрашивала.
В выходные мы частенько ужинали в обеденной зоне элегантного бального зала, носившего название «Мраморного». Иногда там даже можно было послушать выступления оркестра или музыкальной группы. Высшее командование вооруженных сил США, осознавая, какие кошмарные истории нам приходилось слышать каждый день, организовало в Мраморном зале прекрасную развлекательную программу выходного дня. Довольно часто приглашали датский выездной цирк – воздушных гимнастов и танцоров. Неизменно были и танцы с оркестром, который играл не только великолепные венские вальсы и энергичную польку, но и самые популярные американские хиты той эпохи. Вряд ли можно было сделать больше, чтобы приблизить окружающую нас действительность к нормальной жизни, которую мы когда-то вели в Штатах. А короткие поездки по Баварии и соседним странам почти примиряли нас с необходимостью каждый раз возвращаться в зал судебных заседаний за очередной порцией кошмаров.
Без этих активностей выходного дня, благодаря которым я могла психологически отстраниться от услышанного в зале заседаний за неделю, все мои усилия по сдерживанию эмоций на процессе пошли бы прахом. Чем дольше я находилась в Нюрнберге, тем лучше себя чувствовала, ведь у меня была возможность обсудить свои ужас и потрясение с другими судебными стенографистами и представителями прессы, которые пребывали здесь уже больше года, успев поработать еще на самом первом международном Нюрнбергском процессе. В конце концов, у меня был заключен контракт на целый год, и я не могла себе позволить просто взять и все бросить. Чем больше злости я ощущала от услышанного, увиденного и записанного во время заседаний, тем больше во мне росла мотивация продержаться до конца. Я была не одинока, – подобные чувства испытывали многие мои коллеги, – но я была самой юной из всех стенографистов: некоторые из них были ни много ни мало на двадцать лет старше меня.
День благодарения в 1946 году
Наша небольшая компания из стенографистов, переводчиков-синхронистов и журналистов встретилась в коктейльном баре «Гранд-Отеля», чтобы немного выпить (самым расхожим напитком был горячий ром с маслом), после чего мы устроили в ресторане настоящий американский ужин в честь Дня благодарения – с индейкой, клюквенным соусом и благодарственными молитвами. Пусть на улице было холодно, и под тяжестью сугробов земля превратилась в ледяную глыбу, зато нас согревал дух товарищества, царивший в ресторане отеля. Мы праздновали, а снег падал с унылых небес подобно замерзшим слезинкам.
В пятницу 29 ноября группа судебных стенографистов и работавших в нашем офисе солдат забралась в автобус армии США и отправилась в небольшое путешествие на знаменитый баварский курорт Гармиш-Партенкирхен. Это была моя первая поездка с момента прибытия в Нюрнберг, сулившая открытия и приключения. Гармиш-Партенкирхен оказался маленьким и красивым высокогорным городком с невероятно живописными пейзажами.
Все выглядело так, словно этого места и вовсе не коснулась война.
Фронтоны пасторальных домов были украшены фресками. Наиболее ярко был декорирован дом на улице Цугшпитцштрассе, скульптурные композиции и фрагменты фресковой живописи на котором восходили к 1690 году. Этот небольшой отдых вдали от разрушенного Нюрнберга очень помог мне восстановить силы.
Мы поднялись на вершину Цугшпитце, самой высокой горы на территории Германии, и насладились видом на уютно расположившееся у ее подножия озеро Айбзее. В самом центре оно было глубокого синего цвета, а у берегов сверкало изумрудной зеленью. Местные лавочники с радостью откликнулись на наше желание приобрести сувениры: деревянные резные фигурки и гравюры с изумительными видами. Они знали, что мы были частью американских оккупационных войск, а потому держались с нами вежливо, но несколько скованно. Однако некоторые так страстно хотели продемонстрировать свое дружелюбие, что буквально рассыпались в любезностях.
9 декабря 1946 года
Во Дворце правосудия было ужасно холодно. В офисе стенографистов я набросила на себя пальто и, прихватив паркеровскую ручку и специальным образом разлинованную тетрадь для стенографии, прошла длинным коридором до огромных двустворчатых дверей зала судебных заседаний на втором этаже восточного крыла. Тогда я впервые оказалась в этом грандиозном помещении, где мне предстояло провести добрую часть последующих девятнадцати месяцев моей жизни. Перед тем как войти, я сняла пальто, положив его на скамью за пределами зала, предъявила свой пропуск американскому военному полицейскому, после чего он отворил передо мной двери. Сделав глубокий вдох и дрожа от волнения, я шагнула внутрь и прошла мимо нацистских врачей и их помощников, сидевших на скамье подсудимых, и немецких адвокатов защиты. Все они расположились по левую сторону от меня. По правую находились американская сторона обвинения и прочий судебный персонал. Рабочее место стенографистов представляло собой длинный стол под высоким помостом, который занимали четверо американских судей. Я развернулась и села на свое место. Было 10:00 утра.
Я оглядела огромный зал. Несмотря на внушительные размеры, помещение было набито битком.
Стены были обшиты чудесными панелями из красного дерева, а потолок поддерживали мраморные колонны. Слева от меня, на том же ярусе, сидела публика. Места для представителей прессы располагались на основном ярусе. Застекленная будка переводчиков-синхронистов находилась на небольшом возвышении справа от скамьи подсудимых. Справа от меня стояла свидетельская трибуна. Рядом с ней сидел маршал США, полковник Чарльз У. Мэйз. Военные полицейские США в белых подшлемниках и с ремнями поверх камуфляжной формы несли караул по обе стороны от скамьи подсудимых, прямо за ней, а также у главного входа в зал судебных заседаний, который находился слева от скамьи подсудимых. Над каждой дверью, ведущей в зал судебных заседаний, красовалось по внушительному барельефу с символикой немецких апелляционных судов разных регионов Германии.
Фотография предоставлена канцелярией председателя Совета по расследованию военных преступлений армии США
Судебное заседание по делу нацистских врачей. В верхнем левом углу помещения – два оператора кинохроники. Две судебных стенографистки США сидят на левом дальнем конце стола, находящемся перед помостом судей. Вивьен Шпиц – стенографистка, которая сидит с самого края, приложив руку ко лбу. Рядом со стенографистками сидят двое немецких наблюдателей. Генерал Телфорд Тэйлор (запечатлен стоящим) выступает в качестве обвинителя. На переднем плане снимка запечатлены немецкие адвокаты защиты, сидящие перед скамьей подсудимых.
Я взглянула на обвинителей слева от меня. Военнослужащие были облачены в форму, гражданские – в костюмы. Потом я перевела взгляд на свидетелей защиты, облаченных в черные мантии. Многие из них заталкивали под мантии смятые газетные листы, надеясь защититься от царившего в помещении холода. Стоило им пошевелиться, как неизменно слышался шорох (я же старалась одеваться многослойно: блуза, шерстяной свитер, пиджак и юбка).
Мой взгляд упал на обвиняемых: 23 человека – врачи и чиновники – были одеты в форму немецкой армии без знаков различия либо в гражданские костюмы.
Я внимательно обвела взглядом их всех, пока наконец не остановилась на обвиняемом номер один, который сидел на скамье подсудимых в первом кресле слева. Это был доктор Карл Брандт, личный врач Гитлера и изобретатель тех самых программ медицинских экспериментов, из-за которых обвиняемые и оказались на скамье подсудимых.
Фотография предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США
Обвиняемый Карл Брандт, генерал-майор СС и личный врач Адольфа Гитлера
Пока я разглядывала Карла Брандта, он вдруг пристально посмотрел на меня с такой яростной и пронзительной ненавистью, что я вздрогнула и приросла к своему месту, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Разорвав этот зрительный контакт, я опустила глаза и приготовилась начать записи.
Вступительное заявление генерала Тэйлора
Бригадный генерал Телфорд Тэйлор, председатель Совета по расследованию военных преступлений и весьма привлекательный мужчина военной выправки, встал за кафедру и выступил со вступительным заявлением стороны обвинения:
– Ответчикам по этому делу вменяются в вину убийства, пытки и прочие акты жестокости, совершенные ими во имя медицинских целей. Жертвы этих преступлений исчисляются сотнями тысяч.
Этих безымянных, обреченных людей сгоняли, как скот, в группы, состоящие из двух сотен евреев в хорошей физической форме, пятидесяти цыган, пяти сотен больных туберкулезом поляков или одной тысячи русских.
Одним лишь наказанием обвиняемых… никогда не исправить тех кошмарных увечий, нанесенных нацистами этим несчастным. Для жертв этих преступлений гораздо важнее будет установить подлинность этих событий с помощью публичной огласки и наглядных доказательств, чтобы никто никогда не смог усомниться в том, что это не выдумка, а истинная правда… И сделать так, чтобы этот суд… выступая в роли защитника человечности, заклеймил эти деяния и породившие их убеждения варварскими и преступными.
Генерал Тэйлор отметил, что бомбы союзников сровняли с землей дома, башни и церкви Нюрнберга, однако истинная Германия была уничтожена гораздо раньше – с посеянными в медицину семенами идей, разрешающих эвтаназию и проведение экспериментов над людьми и означающих полное моральное разложение медицинской практики.
После этого Тэйлор в общих чертах обозначил доказательства того, что сам он назвал медицинской проституцией Германии под властью нацистов. Нападения на еврейских врачей начались в Берлине в апреле 1933 года. Тогда их внесли в отдельный список, озаглавленный: «Враги государства, или евреи». Страховым компаниям запретили делать выплаты еврейским врачам, их исключили из научного и профессионального сообществ. У них изъяли сертификаты и лицензии, заставив носить поверх одежды голубые опознавательные знаки с изображением Звезды Давида. На витринах аптек появились таблички: «Евреям вход воспрещен». В конце концов евреям и вовсе запретили заниматься медициной.
Все принципы медицинской этики начали подчиняться нацистской политике НСДАП и расовым идеям, популярным среди населения.
В 1935 году доктор Артур Гютт, начальник департамента общественного здравоохранения Имперского министерства внутренних дел, в книге, озаглавленной «Структура общественного здоровья в Третьем Рейхе», провозгласил: «Совершенно неоправданная идея “возлюби ближнего своего” должна исчезнуть, особенно применительно к низкосортным или асоциальным созданиям. Первостепенный долг любого национального государства – даровать жизнь и средства к существованию исключительно здоровой и генетически полноценной части населения, чтобы поддержать генетически полноценный и расово чистый генофонд нашего народа на веки вечные. Жизнь отдельного человека имеет значение только в контексте этой высшей цели – иначе говоря, в контексте значения этого человека для его семьи и его национального государства».
Массовые уничтожения людей
Деградация медицинской науки и медицинских исследований началась с развития теорий о совершенстве арийской расы.
Слабых, а также физически или психически неполноценных людей окрестили «недостойными жизни». Немецкий губернатор северо-западной части Польши, территорию которой Германский Рейх поглотил в начале 1942 года, истреблял евреев десятками тысяч. С помощью Адольфа Гитлера он получил разрешение Генриха Гиммлера, рейхсфюрера СС, уничтожить более 230 000 больных туберкулезом поляков. Гиммлер предупредил губернатора, чтобы тот осуществлял свои планы, не привлекая к ним излишнего внимания. Обвиняемые Рудольф Брандт и Курт Бломе были замешаны в программе так называемого «особого обращения», которая проводилась путем беспощадного уничтожения жертв или их отправки в уединенные лагеря, где несчастные гибли тысячами.
Незаконная эвтаназия
В сентябре 1939 года Гитлер в письменной форме возложил на Карла Брандта ответственность за реализацию широкомасштабной программы по эвтаназии – якобы для того, чтобы обеспечить «милосердную смерть» тем, кого посчитали неизлечимо больными. По оценкам исследователей, в результате этого распоряжения были убиты около 5000 психически и физически неполноценных людей, а также тяжело больных детей.
Обвиняемые Карл Брандт, Вальдемар Ховен, Виктор Брак и Курт Бломе обрекли на смерть от трех до четырех сотен евреев, в основном негерманского происхождения, отправив их на фабрику убийств в Бернбурге. Министерство внутренних дел высылало специальные списки обреченных пациентов в психиатрические лечебницы, чтобы впоследствии перевезти их в нужные места.
Фотография предоставлена Мемориальным музеем Холокоста США
Обвиняемый Курт Бломе, полномочный представитель по онкологическим исследованиям
В свою очередь, родственники несчастных получали сфабрикованные свидетельства о смерти, в которых утверждалось, что смерть наступила в результате естественных причин.
К лету 1940 года об этих секретных манипуляциях стало известно всей Германии. Церковные власти и различные судебные чиновники тщетно выражали свой протест, обращаясь к министру юстиции и министру внутренних дел, встревоженные новостями об убийствах людей. Родственники погибших, получившие поддельные свидетельства о смерти, зачастую подвергали сомнению причины смерти своих близких.
В декабре 1940 года Гиммлер заявил Браку, что им придется отказаться от продолжения работы центра эвтаназии в замке Графенек, поскольку «народ знает, что происходит» в непрерывно дымящем крематории.
Идея о «милосердной смерти» начала жить своей собственной жизнью.
Престарелые, умалишенные и неизлечимо больные пациенты домов престарелых, психиатрических лечебниц и больниц были немногими, кого убивали без всяких на то причин. Чехословацкая комиссия по расследованию военных преступлений подсчитала, что в общей сложности были убиты не менее 275 000 подобных пациентов, а также людей, неугодных нацистскому режиму.
Защита животных
Ирония заключалась и в том, что во время описания всех преступлений, в которых обвинялись нацистские врачи и их пособники и которые включали в себя обморожение, утопление, сожжение и отравление жертв, генерал Тэйлор также процитировал строки из закона, принятого нацистами 24 ноября 1933 года и направленного на защиту животных. Закон был недвусмысленно призван <…> предотвращать жестокость и безразличие человека по отношению к животным, а также пробудить и развить понимание и сострадание как одну из важнейших моральных ценностей человеческого рода. Духовная природа немецких граждан должна противиться принципу одной лишь утилитарности, не принимающей во внимание моральные аспекты.
Далее в законе оговаривается, что все операции и процедуры, которые влекут за собой причинение боли или увечий, в особенности эксперименты, связанные с использованием слишком низких и высоких температур или инфицирования подопытных животных, запрещаются.
Судебно-медицинские экспертизы, вакцинация, отбор образцов крови для диагностических целей, а также испытания вакцин, разработанные в соответствии с общепризнанными принципами проведения научных исследований разрешены лишь при условии, что после проведения подобных экспериментов подопытные животные будут немедленно и безболезненно умерщвлены.
Врачам не разрешалось проводить эксперименты на собаках, чтобы оттачивать свои хирургические навыки, однако использование для этих целей людей, судя по всему, допускалось.
После этого трибунал объявил о перерыве в судебном заседании до 10 декабря 1946 года.
10 декабря 1946 года
В этот день заседание началось с того, что Джеймс МакХэйни, обвинитель со стороны США, сделал вводное заявление, объяснив, когда и как именно особые подразделения американской армии обнаружили и сохранили документальные свидетельства, отчетные данные и архивные материалы.
Когда армия США вошла на территорию Германии, специальные поисковые отряды захватили вражескую документацию, отчеты и архивные материалы, после чего передали их в центры по обработке документации. Далее выездные группы отправились в эти центры для того, чтобы отсортировать, изучить и выполнить перевод на английский язык тысячи документов, которые должны были впоследствии отправиться в Нюрнберг.
МакХэйни описал, как строилась иерархия медицинской службы Германии, опираясь на список обнаруженных документов, имеющих непосредственное отношение к двадцати трем обвиняемым по делу, их должностям и обязанностям. Среди этих документов в числе прочего были указы Гитлера о предоставлении обвиняемым полномочий, указы о субординации и правомочиях, штатные расписания, а также документы под грифом «секретно», подписанные Карлом Брандтом. Это были важные информационные документы, к которым обращались множество раз как до начала, так и после окончания судебного процесса.
Назад: 3. Последующие (Малые) Нюрнбергские процессы
Дальше: 5. Эксперименты по воздействию перепадов давления
