22 августа, вторник
Отыскать в Сети информацию на Таисию Калачёву не составило труда. Современные авторы давно поняли, что «если тебя нет в Интернете – ты не существуешь», и делали всё, чтобы подписчики о них не забывали: рассказывали не только о творческих результатах и литературных планах на будущее, но и обо всём, что им казалось важным или, как они считали, будет интересным подписчикам.
В результате некоторые из них постепенно превращались в блогеров средней руки и принимались высыпать на читателей то, что им самим казалось мудростью. Другие же активно рассказывали, как работается над книгами, делились впечатлениями от прочитанного, просмотренного, прослушанного, от поездок на литературные фестивали и другие мероприятия, так или иначе связанные с книгами. Или никак не связанными – ведь каждый сам определяет, чем ему стоит делиться в Сети и каким уровнем назойливости окутывать подписчиков.
Что же касается Таисии, то в социальных сетях она присутствовала дозированно и фотографий – по мнению Вербина, выкладывала меньше, чем могла бы, поскольку была весьма и весьма привлекательной женщиной.
Однако подобной, весьма редкой для нынешнего времени, скромностью Калачёва «страдала» не всегда. Феликс не поленился, просмотрел все сделанные ею записи и убедился, что несколько лет назад Таисия вела себя куда свободнее, выкладывая фото, которые Вербин определил для себя как «игривые». А когда вышел дебютный роман, фотографии Калачёвой и вовсе стали провокационными, видимо, маркетологи посоветовали «дать жару». При этом одну из фотографий, как с удивлением понял Феликс, он встречал в Сети много раз: изображение «завирусилось», то и дело всплывая в различных пабликах и даже в качестве рекламного постера. Разумеется, без указания авторства и выплаты даже символического гонорара.
На фотографии Таисия лежала на гранитном ограждении набережной Москвы-реки, одетая лишь в синие джинсы с дразняще расстёгнутой пуговицей и белые кроссовки. Очаровательная улыбка, вызывающая ямочки на щеках. Раскрытая книга прикрывает грудь.
«Почитаешь со мной?»
Фото, конечно же, было постановочным, но настолько естественным, что взгляд сам собой на нём задерживался. Хоть на мгновение, но задерживался.
Сейчас Калачёва снизила градус игривости, но по-прежнему не стеснялась периодически демонстрировать отличную фигуру: стройную и почти девичью. Таисии, как узнал Феликс, было почти тридцать, но она сумела сохранить идеальные пропорции, что вкупе с модельной внешностью делало её страничку мало похожей на блог известной писательницы. Тем не менее Таисия ею была, и примерно половина её сообщений посвящалась литературным событиям и роману «Пройти сквозь эту ночь» – её первой и пока единственной книге. Роман вышел два года назад, в наше скоротечное время о нём должны были уже позабыть, поскольку начинающему автору необходимо закреплять успех второй книгой, но Калачёва, судя по всему, сумела наладить отношения с критиками и журналистами, поэтому о ней продолжали писать, роман продолжали обсуждать, а сама она часто появлялась в Сети и на экране. По мнению Феликса, внимание было заслуженным – книга ему понравилась. И не только ему: «Пройти сквозь эту ночь» тепло приняли и критики, и читатели, роман выдержал несколько переизданий, так что дебют не просто удался – он прогремел. Все ждали вторую книгу.
А её до сих пор не было.
На вопросы Калачёва отвечала уклончиво, но с оптимизмом, говорила, что хорошие книги пишутся долго, и обещала в скором времени «удивить», порождая слухи о возможной экранизации нашумевшего романа.
Голос у Таисии тоже оказался приятным, чуть более высоким, чем нравилось Вербину, но не визгливым. И говорила она спокойно: поинтересовалась причиной звонка, узнав, что «ведётся расследование и вы, как мне кажется, можете помочь», хмыкнула: «Так со мной ещё не пытались знакомиться». Но тут же извинилась за неуместную шутку и быстро отыскала для Феликса окно в своём плотном графике.
– О каком расследовании идёт речь?
– Убийство.
– Кого убили?
– Вы позволите рассказать обо всём при личной встрече?
– Вы вызываете меня на допрос?
– Провожу опрос.
– Как социологическое исследование?
– Очень похоже, – согласился Вербин. – Наша встреча не будет официально протоколироваться, и вам не придётся ничего подписывать. Мы просто побеседуем.
– Мне нужен адвокат?
«Господи, откуда у них эта фраза?!»
Разумеется, Феликс знал откуда – из американских художественных фильмов, но не понимал, для чего соотечественники взяли её на вооружение.
– На ваше усмотрение, Таисия Андреевна.
– Таисия Андреевна… – медленно повторила Калачёва. – Так непривычно. Вы тоже не любите, когда вас называют по имени-отчеству?
– Почему не люблю?
– Я неверно выразилась. Вам тоже странно?
Она задала вопрос очень естественно и таким тоном, на который хотелось ответить честно. И Вербин ответил:
– Немного.
– А почему?
Потому что для получения результата Феликсу требовалось обеспечить с человеком близкий контакт, а отчество всегда создаёт дистанцию, делая разговор более официальным и, как следствие, закрытым. Когда же обращаешься к собеседнику только по имени, собеседник расслабляется, особенно если ты мягок, спокоен, внимателен и участлив. В результате в какой-то момент в тебе начинают видеть друга или хорошего знакомого, а люди редко следят за языком в компании друзей или хороших знакомых.
– Наверное, кто-то создан для имени-отчества, ему нравится, когда к нему обращаются уважительно, кто-то к этому приходит постепенно, когда понимает, что действительно заслужил авторитет, а не просто постарел, а кому-то, как мне кажется, до самой смерти комфортнее слышать только имя.
– Вот и мне тоже, – поддержала его Таисия. – Не знаю, как будет со мной в старости или через несколько лет, но пока мне странно слышать обращение по отчеству. Я ведь молода. И буду благодарна, если вы станете называть меня по имени.
– Спасибо. Вы меня тоже.
– Ну, раз так, тогда я без адвоката.
– Где и когда вам удобно будет поговорить?
Затягивать Калачёва не стала, и через пару часов Феликс встретил её у дверей известного фитнес-центра. И убедился, что фотографии, которые Таисия выкладывала в социальной сети, не были ретушированы: молодая женщина действительно была стройной, подтянутой, спортивной, дышала энергией и силой. И не стеснялась одеваться так, чтобы подчеркнуть достоинства фигуры. День выдался жарким, поэтому Таисия явилась на встречу в короткой юбке, открывающей длинные загорелые ноги, белых кроссовках и топе, подчёркивающем красивую грудь. Не очень большую, идеально соответствующую фигуре. Пышные кудрявые волосы стянуты в небрежный хвост. Лицо маленькое, линии тонкие, но резко очерченные, словно старательно нарисованные. Над верхней губой, справа, едва заметный шрам. Маленький. Наверное, его без труда можно убрать, но к пластическому хирургу Таисия не обратилась.
«Почему?»
Тем не менее шрам Калачёву не портил и общее впечатление она производила необычайно приятное: очень улыбчивая, очень светлая женщина, которую можно назвать и девушкой. Очень яркая. Но в первую очередь – светлая. Глаза лучистые, но глаза опытные. Без сомнения, Таисия с лёгкостью могла изобразить «кукольный» взгляд, наполнив свои красивые глаза красивой пустотой, но сейчас не стала. Или не захотела. Или забыла. И именно глаза мешали называть Калачёву «девушкой»: они видели много больше, чем положено легкомысленной красотке.
– Ой, какой вы высокий, – оценила она, поздоровавшись с Феликсом.
– Это от папы.
– А от мамы что-нибудь есть?
– Люблю читать.
– Какие книги?
– Хорошие.
– Могу дать автограф.
– Чуть позже…
Таисия повела Вербина в кафе напротив, «в это время там достаточно тихо», и заказала свежевыжатый сок. Феликс, поразмыслив, взял кофе. Он бы с удовольствием перекусил, но раз спутница от еды отказалась, решил потерпеть.
– Вы не против, если я буду делать пометки? – Вербин достал записную книжку. – Это не протокол, это для памяти.
– Сколько угодно.
– Спасибо. – Он улыбнулся. – Кстати, вы меня заинтриговали, Таисия.
– В смысле?
– Вы совсем не волнуетесь.
Она прищурилась. Но при этом не прекратила тянуть через трубочку сок. Сделала глоток и улыбнулась:
– Может, я хорошая актриса?
– А вы хорошая актриса?
– Вам это предстоит узнать.
Да, не волнуется. А если и волнуется, то настолько хорошо скрывает, что Феликс пока не мог разобраться в её истинных чувствах.
– Только предстоит?
– Вряд ли наше общение прекратится после одной встречи. – Таисия едва заметно пожала плечами.
– Хм…
– Удивлены?
– Чем?
– Что я окажусь настолько проницательной.
– Почему вы решили, что я заранее отказал вам в уме?
– По тому, как вы на меня таращились.
Она ответила небрежно, но уверенно, однако сбить Феликса с толку Таисия не смогла: он умел молниеносно подстраиваться и под новую интонацию, и под новую тему.
– На вас все таращатся.
– Да, я к этому привыкла. – Таисия решила счесть замечание комплиментом.
– Мой же интерес сугубо профессиональный.
– Я так и поняла, – не стала спорить молодая женщина, добавив к ответу тонкую улыбку.
– Вам нравится, когда на вас смотрят, но только не подумайте, что я осуждаю: вы имеете полное право на гордость.
– Спасибо, что не сказали, что мне есть что показать.
– Так себе оборот. – Феликс небрежно махнул рукой.
– Согласна. – Она заказала ещё один бокал сока и спокойно продолжила: – Не ожидала, что полицейский будет говорить настолько чисто.
– Грамотная речь показывает наличие ума. Безграмотность или неумение излагать свои мысли говорят об обратном.
– Нет ума – нет мыслей. Излагать нечего.
– Всё связано.
– А как же знаменитые истории о гениальных учёных, которые не могли двух слов связать?
– Не в тех случаях, когда эти истории служат оправданием глупости или косноязычия, – тут же ответил Вербин. – А исключения лишь подтверждают правило.
Калачёва была не прочь поболтать, и Феликс не видел причин мешать: в таких разговорах человек открывается быстрее, чем отвечая на полицейские вопросы.
– Ваша фраза о том, что я могу гордиться, родилась сейчас или вы изучили мои социальные сети?
– Если бы не изучил, фраза бы всё равно прозвучала.
– Спасибо за комплимент.
– Такие комплименты приятно делать.
– То есть вы полазили по моей страничке?
– Разумеется.
– Профессиональный интерес?
– Исключительно.
Таисия посмотрела на Феликса очень внимательно. Изрядная разница в росте за столиком не исчезла, молодая женщина смотрела на Вербина снизу вверх, но не испытывала дискомфорта, как это часто бывает. Ответила же чуть более серьёзным тоном:
– Из-за старых фотографий меня часто принимают за ту, кем я не являюсь.
– Почему вы их не удалите?
– Чтобы продолжали принимать. – Она слегка удивилась вопросу. – Это даёт определённое преимущество в начале разговора и позволяет выбрать манеру поведения.
– Почему не прикинулись дурочкой в нашем разговоре?
– Мне показалось, что я бы всё испортила. – Таисия вновь улыбнулась. – Я ошиблась?
– Вы дали мне огромный кредит доверия.
– Я ошиблась? – повторила она.
– Нет, – признался Феликс. – Я ведь читал вашу книгу.
– Её не могла написать дурочка?
– Я был бы сильно разочарован.
– Спасибо. – Таисия сделала маленький глоток сока.
Кофе Вербина давно остыл, но он не допивал и не заказывал новый.
– В молодости я наделала достаточно глупостей. Впрочем, не могу сказать, что с тех пор я сильно повзрослела. А вы когда повзрослели? – Она чуть подалась вперёд. – Вы заметили, что повзрослели или до сих пор воспринимаете себя таким, как пятнадцать или двадцать лет назад? Простите мой интерес, но я пишу книги…
– Почему вы говорите о ней во множественном числе?
– Любите использовать в разговоре цитаты? – Калачёва вопросительно изогнула бровь.
– Как интересно, что вы её опознали.
– Я люблю этот фильм. А вы правда полицейский?
– Хотите задержу вас на сорок восемь часов?
– Давайте завтра? – Таисия с лёгкостью поддержала игру. – Сегодня у меня маникюр. И вы до сих пор не ответили, когда повзрослели.
– А я до сих пор не понимаю, почему вы не волнуетесь?
– Может, потому что не чувствую себя виноватой?
– Забавно.
– Что именно?
– Вы не сказали, что ни в чём не виноваты.
– Не придирайтесь к словам.
– Вы пишете книги, вы должны понимать важность слов.
– В наше-то время?
– Даже в наше время читатели ценят хороший слог, – убеждённо ответил Вербин. – Но я не имею в виду чиновников от филологии, которые хотят сделать кофе среднего рода.
– Вы читаете?
– Не без этого.
– И мою книгу читали?
– Я ведь ответил.
– Вы могли солгать.
– Я прочитал, и мы встретились.
– А я думала, мы встретились, потому что ко мне приходил ваш коллега. – Она вновь попыталась надавить, и вновь безуспешно.
– И поэтому тоже, – безмятежно отозвался Вербин. – Видите, у вас уже два внимательных читателя.
– Намного больше.
– Я не хотел вас обидеть, Таисия, – тут же поправился Феликс. – Я говорил о по-настоящему внимательных читателях, о тех, которым важна не только красота слога.
– Ваш друг не производил впечатление такого человека, – прохладно произнесла Калачёва. – Тоже без обид.
– Пашу интересовало другое, – не стал отрицать Феликс.
– А вас? Неужели вы хотите поговорить исключительно о литературных достоинствах моего романа? Или вас интересует то же, что и вашего друга?
– Приблизительно.
– Тогда давайте я отвечу на ваш вопрос так же, как ответила ему. – Для деловой части разговора Калачёва выбрала прохладный тон и больше ему не изменяла: – Можете отправляться в архивы, в которых я провела изрядно времени, отыскать все те дела, которые меня заинтересовали, и проверить, что я выдумала, а что нет.
– Чем вас заинтересовали именно эти дела?
– Тем, что они идеально вписывались в замысел книги.
– Это был ваш первый опыт?
– Да. И что?
– Просто уточнил. – Феликс не хуже Таисии умел говорить отрывистыми фразами. – Почему именно книга?
– А почему нет?
– Мне интересно.
– Ваш вопрос связан с расследованием?
– Напрямую.
Ответ прозвучал настолько жёстко, что молодая женщина вздрогнула и слегка растерянно переспросила:
– Напрямую?
– Да, – прежним тоном подтвердил Вербин. – Так почему книга?
– Амбиции есть не только у мужчин. – Таисия коснулась пальцами бокала, но брать его в руку не стала. – В какой-то момент я поняла, что хочу чего-то добиться. Чего-то значимого.
– Почему не стали искать себя в профессии? В журналистике?
– Люблю новое. Я решила стать писательницей – и я стала. Разве это плохо?
– Нет.
– Вот и я подумала, что нет.
– Любите добиваться своего?
– А кто не любит?
– Большинство хочет получать то, что считает своим, – заметил Феликс. – Не добиваться. Не работать. Получать.
– Спасибо.
– Я не собирался делать вам комплимент.
– Но он у вас получился.
– Рад, что вам понравился.
Таисия ответила чем-то похожим на улыбку.
– Так вот. Я хотела написать детектив, но у меня в голове был только образ сыщика…
– Оперативного сотрудника, – поправил её Феликс.
– Если бы я знала, какими бывают оперативные сотрудники, то обязательно сделала вас прототипом главного героя. – Фраза получилась подчёркнуто язвительной.
– Спасибо, – кивнул Вербин.
– Я не собиралась делать вам комплимент.
Он улыбнулся, но промолчал. Она подождала, поняла, что комментариев не последует, и вернулась к рассказу.
– Благодаря знакомствам я сумела получить доступ к полицейским архивам и стала просматривать дела, в надежде отыскать что-нибудь особенно интересное. Искала долго. Вы наверняка знаете, что основная масса дел – это либо безыскусная бытовуха, как правило, по пьяни или под воздействием веществ, либо криминальные разборки. Ни то ни другое мне не подходило. Я искала нечто особенное и неожиданно наткнулась на ту ночь. Пять лет назад. Три убийства. Ни одно не раскрыто. Трое незнакомых людей убиты в одну ночь. И никаких следов. Никаких мотивов. Ничего! Уверена, вы не представляете, какая это удача для писателя – наткнуться на подобную тему. Замысел книги сложился мгновенно. Я сидела в архиве, но видела не разложенное на столе дело, а свой роман. Там я придумала его от первой до последней строчки. Но при этом сразу решила, что для настоящего триллера трёх убийств будет мало, и добавила ещё два: просмотрела дела за следующие дни и выбрала подходящие.
– Нераскрытые.
– Совершенно верно.
Свою историю Таисия рассказала очень эмоционально, ярко и уверенно, в неё невозможно было не поверить. Ни в словах, ни в тоне Феликс не нашёл ни одной огрехи и потому спросил:
– Каким будет следующий замысел?
– Что? – Он хотел сбить её с толку и сбил: Калачёва явно ожидала продолжения расспросов о книге. – Какой замысел?
– Вы ведь работаете над следующей книгой?
– Обдумываю её.
– Разве двух лет недостаточно, чтобы написать роман?
Таисия ответила избитой фразой из своего блога:
– Хорошие книги пишутся долго.
– Ваша и впрямь хороша.
– Жаль, что вы не захватили её с собой.
– Вы сами сказали, что это не последняя наша встреча.
– Я не ошиблась?
– Думаю, нет.
– Теперь вы скажете, зачем пришли и какое преступление расследуете?
– А вы по-прежнему не волнуетесь.
– Я вам всё объяснила.
– Я помню. – Настало время раскрывать карты, и Феликс, сделав очередную пометку в записной книжке, негромко произнёс: – В начале разговора вы упомянули моего коллегу, Павла Русинова.
– Он приходил ко мне и тоже расспрашивал о книге.
– Пять дней назад его убили.
– Что?!
Показалось, что вопрос не прозвучал, а вырвался. Что изумление Таисии было неподдельным. Но насколько оно могло быть сыгранным? Действительно ли Калачёва хорошая актриса? Она предложила попытаться это определить, но у Вербина до сих пор не было ответа на этот вопрос.
– Как это случилось?
– Предумышленное убийство.
– А при чём… При чём тут я? – Дрожал не только голос, но и пальцы. – Зачем вы пришли ко мне?
– У нас есть несколько версий. – Феликс старался говорить максимально мягко. – В поисках мотива мы тщательно изучаем семью, работу, увлечения…
– Вы решили, что я – его увлечение? – криво улыбнулась молодая женщина. – Поверьте, у нас ничего не было. Мы виделись всего один раз.
– Не в этом смысле. – Вербин говорил мягко, но очень серьёзно. – Я точно знаю, что Пашу очень сильно заинтересовал ваш роман. Точнее, выдвинутое вами предположение, что в ту ночь убили не троих, а пятерых человек и убийца был один.
– Но я всё это придумала, – тихо ответила Таисия.
– Я понимаю, – кивнул Феликс. – Тем не менее мы не можем оставить без внимания его интерес к вашей книге и вашу встречу. Какие вопросы Паша вам задавал?
– Те же, что и вы. – Она дёрнула плечом. Только на этот раз нервно. – Я ещё хотела пошутить, что у вас одна методичка.
– Методичка и правда одна.
– Но шутка получилась бы неуместной.
– Согласен. И ответили вы ему так же, как и мне?
– Мне больше нечего сказать.
В первое мгновение Феликс не понял, слышит ли он ответ на вопрос или Таисия подводит под разговором черту. Но следующая фраза показала, что заканчивать молодая женщина не собирается. Во всяком случае пока.
– Как его убили?
– Это важно?
– Мне интересно.
– Убийца подобрался очень близко и нанёс точный удар ножом. – Вербин выдержал хорошо просчитанную паузу. – В вашем романе описано похожее преступление.
– При чём здесь мой роман?! – выкрикнула Таисия. Но тут же взяла себя в руки и отвернулась к окну, спасаясь от удивлённых взглядов посетителей.
– Я просто отметил…
– В моём романе описано совершённое кем-то преступление, понимаете? – Теперь Калачёва говорила намного тише. Нервно, но намного тише. – Совершённое кем-то преступление, о котором я прочитала в вашем архиве.
– Я понимаю.
– Тогда зачем вы здесь?
– Узнать, зачем к вам приходил Павел.
– Вы узнали.
– И, возможно, предупредить вас, – мягко закончил Феликс.
– О чём предупредить? – не поняла Калачёва.
– О том, что интерес к вашей книге, возможно, стал причиной его смерти.
Некоторое время Таисия молчала, покусывая нижнюю губу – это движение делало маленький шрам заметнее, после чего глухо сказала:
– Неизвестно.
– Поэтому я и сказал: возможно.
– То есть вы понимаете, что можете ошибаться?
– Я могу ошибаться на любом этапе расследования. От этого никто не застрахован.
– Когда, вы сказали, его убили? – Молодая женщина по-прежнему кусала губу.
– Поздно вечером в прошлый четверг.
– Насколько поздно?
– После десяти вечера.
– Где?
– В Подмосковье.
– Я напишу вам, где была в это время.
– Зачем?
– Чтобы не получилось, что вы приходили просто так. – Таисия взяла себя в руки и перестала кусать губу. Шрам вновь стал незаметным. – Это всё?
– Вам больше нечего мне сказать?
– Если у вас закончились вопросы, то нечего.
– А если у меня появятся вопросы?
– Я на них отвечу.
– И книгу подпишите?
– Я ведь пообещала.
– Буду благодарен. – Вербин демонстративно закрыл записную книжку. – Вы не планируете уезжать в ближайшее время?
– Мне запрещено?
– Нет, конечно. – Он посмотрел на кофе, который так и не допил, и вновь перевёл взгляд на женщину. – Таисия, я хочу, чтобы вы полностью и очень точно понимали происходящее. Я понимаю, что встреча вас расстроила, и прошу за это прощения. Но она была необходима. И это была именно встреча, опрос, если называть вещи казённым языком. Не допрос. Я узнал, что Паша интересовался вашим романом и говорил с вами, я не имел права не нанести вам визит. Вопрос о ваших планах я задал на тот случай…
– Если вновь захотите встретиться, – закончила за него Таисия.
– Совершенно верно.
– Но запретить мне отправиться, например, к морю вы не можете.
– Не могу, – подтвердил Вербин. И небрежно добавил: – Пока.
Она поняла намёк. Она на удивление хорошо считывала всё, что Феликс произносил между строк, и потому он не удивился следующему вопросу:
– Вы мне не верите?
– Я не сомневаюсь в том, что на мои вопросы вы дали те ответы, которые должны были дать. Я ожидал эти ответы. Но, возможно, я задал вам не те вопросы, Таисия.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, а затем женщина произнесла:
– Не люблю, когда меня называют полным именем. Вас не затруднит говорить Тая?
– Это слишком по-дружески, – заметил Вербин.
– А вы мне враг? – Она смотрела прямо в глаза.
И услышала честный ответ:
– Я пока не знаю.
* * *
Чем дольше живёшь на свете, тем меньше людей придёт тебя проводить – такова печальная реальность. Закон, который никому не обойти.
Время неумолимо, круг друзей и знакомых уменьшается с каждым годом, и даже известных людей в последний путь провожают отнюдь не те толпы, на которые они могли рассчитывать, будучи на пике славы, поскольку многие фанаты и просто поклонники уже лежат на других кладбищах.
Каждый прожитый день делает нас всё более и более одинокими, но мало найдётся желающих обменять лишние годы на пышные похороны.
Павел Русинов таким желанием точно не горел, но ушёл рано, в расцвете, а поскольку человеком был заметным и дружелюбным, проститься с ним пришло много людей: родственники, знакомые, сослуживцы с Петровки и не только оттуда, сотрудники компании и деловые партнёры, институтские и школьные друзья. Говорили хорошие слова, грустные, конечно, но хорошие, а главное – искренние. Говорили вдове, что поддержат в чём угодно, и в большинстве своём тоже были искренни в эти мгновения. Цветов и венков принесли столько, что деревянный крест, установленный над могильным холмом, утонул в них едва ли не полностью.
Панихиду провели в траурном зале морга, кто хотел сказать – сказал там, поэтому на кладбище только прощались, не коротко, но и не затягивая, после чего отправились на поминки. Работники закончили дела, поправили холм и тоже ушли. Но кладбище, разумеется, не опустело, просто вернулось в обычный ритм: тишина, которая давно стала нарицательной, да редкие посетители, занятые своими делами, мыслями и не особенно смотрящие по сторонам.
На кладбище приезжают не для того, чтобы глазеть на прохожих, поэтому никто не обратил внимания на то, что примерно через двадцать минут после ухода работников к свежей могиле снова кто-то подошёл. И подошёл не с пустыми руками – убийца принёс две тёмно-бордовые розы. Положил их среди других цветов и замер, разглядывая фотографию улыбающегося мужчины. Со стороны могло показаться, что убийца – опоздавший к церемонии друг, примчавшийся отдать дань памяти усопшему, и это впечатление усиливалось из-за того, что губы убийцы шевелились.
Но его слова не предназначались для чужих ушей.
– Мне говорили, что в подобных случаях полицейские любят снимать похороны на видео, в надежде отыскать преступника среди пришедших попрощаться. И они действительно снимали. Но похороны закончились, все уехали, включая оператора, а стационарных видеокамер поблизости нет. Я точно знаю, что они установлены у ворот и на двух перекрёстках, и легко их обойду. Так что здесь только мы, Павел Русинов, только ты и я. Полагаю, ты сейчас злишься и всё бы отдал, чтобы навести своих дружков на мой след, но у тебя нет такой возможности. Ты её потерял, когда оказался глупее меня, и теперь можешь только злиться, а я… Ты не первый, к кому я прихожу, Павел Русинов, и, надеюсь, не последний. – По губам убийцы скользнула лёгкая и довольно злая усмешка. – И знаешь, полицейские правы: мне нравится ходить на похороны, к которым я имею отношение, но у меня не всегда получается. Тебе доводилось убивать? Если нет, ты не поймёшь. И даже, наверное, не поймёшь, если ты убил однажды и случайно, например, защищая свою жизнь или чью-то жизнь, ведь ты был полицейским, ты был обязан защищать не только себя. Ты убил, а потом, наверное, посещал психолога, который ездил тебе по мозгам рассказами о том, как остаться нормальным и жить дальше. Ведь убивать – не твоя работа и даже не хобби. Психолог тебе помог, и ты вернулся на службу. Если так, ты меня не поймёшь, Павел Русинов, хоть и убивал. Потому что я всё делаю по-другому. Я слежу. Я готовлюсь. Я тщательно продумываю охоту, а потом выхожу – и не промахиваюсь. Я убиваю, Павел Русинов, но убиваю так, чтобы ни ты, ни твои коллеги не смогли меня поймать. Только не думай, что я злорадствую: нелепо злорадствовать над теми, кто не способен со мной состязаться. Мой визит – это завершающий штрих, маленький, но очень важный. Это финал охоты, которая привела тебя в землю, а для меня стала ещё одним памятным эпизодом. Да, Павел Русинов, я буду тебя помнить, я помню всех вас. Сюда я больше не приду, но обещаю вспоминать. А ты, возможно, однажды станешь персонажем книги. Не главным, ты уж извини, на главного ты не тянешь, но в историю попадёшь. А возможно, уже попал.
* * *
«Убить случайного человека…
Кажется, легче задачи не придумать. На первый взгляд. Или на первый порыв. Решил убить случайного человека – действуй: вооружись чем-нибудь подходящим и соверши задуманное. Что может быть проще? Ничего. Если не думать ни о чём больше. Например, о том, что нужно остаться безнаказанным. Более того – чтобы на меня не упала даже тень подозрений! Никто не должен знать, что я был на месте преступления, и даже предполагать, что я мог на нём быть. Ведь для того на роль жертвы и выбирается случайный человек – чтобы между нами не существовало никакой связи. Мы незнакомы. Мы никогда не пересекались. Мы – случайные друг другу люди, которым суждено встретиться один раз в его жизни. И я должен точно знать, как покинуть место преступления. Причём должно быть два независимых плана отхода – на всякий случай. Я должен досконально изучить место, где мы повстречаемся, продумать способ убийства и до совершенства отточить его на тренировках. Жертву я выбрал случайную, но должен тщательно подготовиться к нашей, отнюдь не случайной встрече. Которая должна произойти в конкретную, выбранную мной ночь. И не просто в ночь, а строго в определённый временной промежуток этой ночи, потому что другие промежутки будут заняты. И хотя зимняя ночь длинна, успеть нужно многое. Случайная жертва будет не единственной, а одной из пяти. И к каждой должен быть индивидуальный подход. За каждой наблюдать, выбирать способ убийства и продумывать два маршрута отхода. И оставаться незамеченным.
Больше не хочется говорить, что легче задачи не придумать, да?
Да.
А дальше начинается рутина. Сначала нужно выбрать „случайного“ человека из огромного количества по-настоящему случайных людей, и на первый план выходит место его жительства. Или работы. Ведь мне придётся посетить ещё четверых человек, таких же „случайных“, и нужно с неимоверной точностью рассчитать маршрут. Они не должны жить в одном округе, в этом случае уголовные дела будут возбуждены в одном управлении, и полицейские могут догадаться, что я один и убийства связаны. Они не должны жить слишком далеко друг от друга, будет глупо, если Санта-Клаус к кому-то не успеет. Расстояние между жертвами должно быть оптимальным, а маршрут – безопасным, позволяющим избежать ненужных встреч с полицейскими патрулями и видеокамер, которых с каждым днём становится всё больше.
Работы предстоит много.
Но эта работа – часть моей Ночи, и я отношусь к ней серьёзно. Мне нравится искать „случайных“ людей, просеивать возможные кандидатуры, прикидывая, подходят ли они под критерии отбора, но главный вопрос, на который я обязан дать ответ на этом этапе, звучит так: „Хочу ли я убить этого человека?“ Ведь моя Ночь должна быть идеальной, моя цель заключается не только в том, чтобы их убить, но насладиться их смертями. И потому я тщательно взвешиваю кандидатов, как взвешивали египтяне сердца на весах, и ощущаю себя почти богом.
Ведь я определяю судьбу этих людей.
И решаю, как именно умрёт та или иная жертва. Пять смертей – пять разных способов, повторяться нельзя. А поскольку Ночь должна стать идеальной, каждой жертве должно достаться нечто особенное. Подходящее только нам. Не ей, а нам, ведь я получаю удовольствие не только от того, что жертва умрёт, но и от того, как она умрёт. Нам должно быть хорошо: жертве – в последний раз, мне – в очередной. Всё должно быть продумано до мелочей.
Когда выбор сделан, я начинаю подбираться к своим „случайным“ знакомым. И тоже по-разному. За одними наблюдаю издалека, не приближаюсь, не показываюсь и уж тем более не демонстрирую свой интерес. Наша первая встреча станет первой и последней, а некоторые жертвы даже не увидят меня, не узнают, кто взвесил на весах их сердце и определил судьбу. Я не стану для них таинственным незнакомцем, присутствие которого они будут смутно ощущать, только смертью. Что вполне меня устраивает. Однако иногда сближение необходимо, но ни в коем случае нельзя нахраписто навязывать своё общество, чтобы не вызвать подозрений и не спугнуть намеченную жертву. И нельзя, чтобы нас видели вместе, нельзя, чтобы кто-то, кроме жертвы, видел моё лицо. Всё должно произойти естественно, в полном соответствии с планом и абсолютно безопасно. На первой встрече нужно показать себя и внимательно следить за ответной реакцией: есть интерес или нет? Если интереса нет, а без общения не обойтись, придётся выбирать другую цель. Если интерес появится – не показываться пару дней. Но не больше, поскольку жертва не должна забыть встречу…»
Изрядная часть романа «Пройти сквозь эту ночь» была написана от первого лица – от лица серийного убийцы Регента, главного антагониста, который тем не менее имел полное право называться главным героем романа. Таисия не романтизировала его, не оправдывала, но описывала действия Регента намного подробнее, чем работу охотящегося за ним следователя. Который, по словам критиков, получился «яркой, но противоречивой фигурой»: алкогольная зависимость, от которой он без особого рвения пытался избавиться, неудачная личная жизнь и серьёзная детская травма заставляли полицейского часто плакать по ночам и грубить женщинам.
Феликс закрыл книгу, заложил нужную страницу пальцем и попытался натянуть этот «коктейль» на кого-нибудь из знакомых следователей или коллег, но не нашёл никого, кто соответствовал «яркой, но противоречивой фигуре» хотя бы на две трети. Но критики образ хвалили. Возможно, как раз по той причине, что он сильно проигрывал Регенту.
«Для первой встречи я выбрал подъезд, в котором жила жертва. С одной стороны – опасно, ведь на меня мог обратить внимание кто-то посторонний, какой-нибудь сосед, но то был оправданный риск, поскольку консьержа в подъезде не было, только кодовый замок и одна-единственная видеокамера. Единственная! Даже лифты оставили без наблюдения, что, разумеется, сказалось на их состоянии: стенки изрисованы маркерами, в грузовом сожжены две кнопки.
– Подождите, пожалуйста!
Жертва оказалась воспитанной и сразу надавила на кнопку, позволяя мне войти в лифт. Впрочем, если бы не надавила, я бы всё равно успел подставить ногу.
– Спасибо.
– Не за что. – Пауза. – Пришли к кому-то в гости?
„Как интересно: с места – в карьер“.
– Не видел вас раньше.
– Хочу снять квартиру.
– Я тоже снимаю.
В это мгновение ни в коем случае нельзя ответить: „Я знаю“. Едва удержался.
– И как вам район?
– Удобный.
– Сколько платите, если не секрет?
Чуть ниже рынка, видимо, давно снимает и наладил хорошие отношения с хозяевами.
– Однушка?
– Да.
– С меня хотят брать больше.
– Торгуйтесь.
– Спасибо.
Разговор об аренде не был импровизацией, готовясь к встрече, я продумал „легенду“, покопался на специализированном сайте и точно знал, что в доме сдаются две квартиры. Я не был уверен, что жертва в курсе, но рисковать не собирался. Когда же дверцы распахнулись, я вышел на площадку и прекрасно сыграл удивление:
– Разве двести пятая не на этом этаже?
– Двести пятая в соседнем подъезде.
– Чёрт!
– Бывает. Меня зовут Василий. Можно просто Вася. – Жертва протянула руку. – Надеюсь, будем соседями!
– Очень приятно…»
В изложении Таисии Регент представлялся человеком с огромным жизненным опытом, невероятным хладнокровием и железной выдержкой. И при этом – весьма обаятельным человеком. Поразмыслив, Вербин решил, что полностью согласен с тем, как убийца подбирался к жертвам, что все его действия продуманны и точны. Однако их описание в материалах дела отсутствовало. По материалам можно было установить, как действовал преступник, но не с такой точностью. Не с такими объяснениями. Как получилось, что Таисия, в свои двадцать шесть лет, сумела так подробно воспроизвести поведение опытного убийцы? Писательский талант? На него можно списать всё, что угодно, но не доскональное знание психологии и методов серийного убийцы. Журналистская хватка? Хорошие консультанты? Калачёвой позволили копаться в архивах, значит, есть связи, значит, кто-то мог попросить опытного сотрудника помочь начинающей писательнице погрузиться в новый для неё мир.
– Неплохо бы найти этого консультанта, если он существует, – пробормотал Феликс, делая пометку в записной книжке. И ругая себя за то, что не подумал об этом до встречи с Таисией. После чего вернулся к книге.
В романе достаточно подробно описывались все пять убийств, и сейчас Феликс читал истории по отдельности, чтобы составить полное представление о каждом преступлении. Даже не читал, а просматривал, надеясь наткнуться на что-то важное, ускользнувшее от внимания при прошлых прочтениях.
После знакомства в лифте последовало ещё несколько коротких встреч, во время которых убийца сделал всё, чтобы «приучить» жертву к себе и если не подружиться, то установить хорошие отношения. Параллельно читатель узнавал, что Василий живёт одиноко, работает удалённо и увлекается компьютерными играми, то есть спать ложится поздно. Убийца, в свою очередь, знал об этом хобби жертвы, подготовился и с лёгкостью поддержал разговор, рассказав о своей любимой игре. Другими словами, подойти удалось очень близко, и Регент не сомневался, что в ту самую Ночь Василий откроет ему дверь. Конечно, посмотрит в «глазок», но увидит лишь лицо и верхнюю часть тела, не заметит, что на позднем госте надет медицинский комбинезон, приспущенный и завязанный на поясе, и тонкие медицинские перчатки.
«– Привет!
– Ты ко мне?
– Откроешь? Или ты спать ложишься?
– Нет, пока не ложусь.
Не ожидавший подвоха Василий распахнул дверь и сразу же получил удар ножом в шею. Снизу вверх, резкий и быстрый удар, потому что затягивать я не собирался – время поджимало. При этом каждое своё движение я просчитал заранее и отработал до автоматизма. Стремительный и точный удар правой рукой и одновременно – толчок в грудь левой. Не для того, чтобы Василий упал – грохот привлечёт внимание соседей, а мягкий, хоть и сильный толчок, чтобы прижать жертву к стене и помочь медленно опуститься на пол. Удар в шею, а не куда-то ещё, был нужен для того, чтобы не прозвучал крик, хоть испуганный, хоть болезненный, хоть о помощи – только клокотание. К тому же Василий машинально попытался закрыть рану рукой, что отвлекло его от мыслей о сопротивлении. От гипотетических мыслей, ведь какое может быть сопротивление, когда из артерии хлещет кровь? Тем не менее я подстраховался. Дверь я захлопнул ногой, но тоже не резко, плавно. Мысленно отметил щелчок замка, но всё моё внимание было направлено на Василия. На умирающего человека, которому я смотрел прямо в глаза. Не отрываясь. Впитывая в себя его жизнь. В глазах Василия читались недоумение и страх, но не они были мне нужны. Его губы едва заметно шевелились, но мне не были нужны его проклятия и уж тем более глупый вопрос: „За что?“
Мне нужна была его жизнь, и я её взял.
А убедившись, что Василий умер, я выпрямился, медленно натянул комбинезон, маску, закрыл дверь на щеколду – на всякий случай, подхватил тело под мышки, затащил в ванну, заткнул пробку и включил горячую воду. Пока ванна наполнялась, я запустил ноутбук жертвы, к счастью, он не был защищён паролем, просмотрел мессенджеры, отыскал контакт „Мама“, убедился, что чат не особенно активный, Василий порой по два дня не отвечал на сообщения. С рабочей перепиской оказалось то же самое: Василия особо не загружали делами и его молчание в течение одного-двух дней никого не удивит. Что меня вполне устраивало. Я выключил ноутбук, перевёл телефон в бесшумный режим и вернулся в ванную…»
– Да, всё было именно так. – Вербин закрыл книгу и потёр переносицу. – Всё было именно так.
Поскольку роман Таисии официально считался true crime, убийца действовал в точном соответствии с материалами уголовного дела: с порога нанёс удар, дождался, когда жертва умрёт, и перетащил тело в ванну. Затем вытер в прихожей кровь. Не тщательно, конечно, а так, чтобы она не просочилась к соседям.
Обнаружили Василия Рудова третьего февраля, точное время смерти определить не смогли и официально записали, что убийство произошло в ночь на первое февраля. Следов преступника в квартире не обнаружили, мотив для убийства не вырисовывался, опросы соседей и коллег по работе показали одно: Рудов был скромным, одиноким, не особенно заметным человеком. Без страстей. Без тайных увлечений. Без долгов. И без врагов. Никто даже предположить не мог, что он может стать жертвой предумышленного убийства – для этого не было никаких оснований. Но убийство произошло. Убийство очевидное. Убийство бессмысленное. «Висяк».
Так было в реальности. А в романе убийца оставил на дверной ручке след ДНК, который потом подтвердил его виновность. Могли настоящие эксперты ошибиться? Теоретически, возможно всё, но Феликс сомневался, что коллеги пропустили такой след. В реальности убийца оплошности не допустил, пришёл, убил, ушёл, не оставив полицейским ни одной зацепки. Предумышленное бессмысленное убийство. Но если прочитать роман, всё встаёт на свои места: идея не в том, чтобы убить скромного, одинокого Василия Рудова, идея в том, чтобы убить пять случайных, не связанных друг с другом людей в течение одной ночи.
«Серийник».
Павел решил проверить версию Калачёвой и был убит. Совпадение? Или он сумел подобраться к настоящему убийце? Что и где он мог найти такого, чтобы заставить преступника занервничать и нанести удар?
Обдумывая ход расследования, Феликс попытался мысленно воспроизвести действиями Русинова и прикинуть, к кому мог отправиться Павел после встречи с Таисией, чтобы двигаться по его следам. К сожалению, никаких записей о своём расследовании Русинов не оставил: то ли держал всё в голове, то ли держать в голове было нечего и никакой информации, способной подтвердить его подозрения, Павел так и не собрал. Что косвенно свидетельствовало о том, что версия с книгой – ложная. Тем не менее Вербин собирался работать с ней до тех пор, пока не убедится в этом на сто процентов. Или же Шерстобитов не найдёт убийцу. Феликс просмотрел перемещения телефона Павла Русинова и, к своему большому удивлению, не увидел в списке посещений издательства «ТИП», в котором вышел роман Таисии Калачёвой. Если верить этим данным, Русинов к ним не заглядывал. Феликс, считавший разговор с издателем Таисии обязательным, понадеялся, что Павел встречался с ним на нейтральной территории, позвонил, договорился, что подъедет, задал вопрос, но ответ оказался совсем не таким, на какой рассчитывал Вербин.
– Нет, мы не общались, – рассказал Эммануил Тюльпанов, один из основателей компании – владелец первой буквы в аббревиатуре, и, по совместительству, главный редактор издательства.
Тюльпанов оказался худым и довольно высоким мужчиной с большим унылым носом, толстыми очками и медленно уходящей в прошлое шевелюрой: возможно, его знакомые делали ставки, что наступит раньше: он полностью поседеет, или полностью облысеет? Феликса он встретил в кабинете, стены которого до потолка занимали книжные стеллажи – битком забитые, и две полочки с наградами, полученными в различных литературных состязаниях, названия которых Вербину ни о чём не говорили. Гостя Эммануил усадил перед письменным столом и угостил кофе. А ответив на первый вопрос, сразу же, без дополнительной просьбы, добавил:
– И ни с кем из наших сотрудников ваш товарищ не общался, я бы обязательно узнал.
– Уверены?
– На сто процентов, – твёрдо произнёс Тюльпанов. – Вы уж извините, Феликс, но явление ваших коллег для нас, людей мирных и законопослушных, событие экстраординарное. Издательство гудело бы дня два, а если бы я вдруг пропустил визит, мне о нём сразу бы рассказали.
– Спорить не буду, – с вежливой улыбкой произнёс Вербин.
– Даю слово: так и было бы.
Держался Эммануил достаточно спокойно, даже демонстративно спокойно, а говорить старался уверенно, слегка вальяжно, всем своим видом давая понять, что готов к сотрудничеству, но не видит, чем может быть полезен российским правоохранительным органам в лице майора Вербина, старшего оперуполномоченного Московского уголовного розыска. Феликс, в свою очередь, не видел причин не доверять словам Тюльпанова, поскольку высокий Эммануил не вписывался ни в одно из уравнений, которые Вербин мысленно набросал.
– И вы не слышали, чтобы к роману Таисии кто-нибудь проявлял профессиональный интерес? Профессиональный с моей точки зрения, – осторожно уточнил Феликс. – Никто не задавал вопросы, как столь молодой женщине пришла в голову идея написать такое произведение? Почему она выбрала именно эти преступления?
– А почему кто-то должен интересоваться подобными вещами? – искренне удивился Эммануил. – Насколько я знаю, Тая законным образом собрала информацию из… доступных источников… – Он явно хотел сказать «открытых», но в последний момент опомнился. – Из ей доступных источников. В выходных данных указано, что книга основана на реальных событиях, true crime, так сказать… На презентации присутствовали ваши коллеги из пресс-службы МВД, так что нет: никто к нам не приходил и странных вопросов не задавал. По крайней мере, мне об этом ничего не известно. – Он вытащил из ящика стола пачку сигарет, посмотрел на неё и бросил обратно. – Дал себе слово не курить в кабинете, а то по полторы пачки в день улетает. Но мы ведь сейчас не пойдём на улицу, да?
– Не пойдём, – вздохнул Вербин, которому тоже захотелось покурить.
– Так почему кто-то должен был интересоваться романом? Как вы говорите, «профессионально»? И зачем вы ко мне пришли?
– Меня заинтересовала книга.
– Читали?
– Ну, раз я сказал, что заинтересовала…
– Понравилась?
– Я ведь сказал.
– Вы сказали, что она вас заинтересовала, – уточнил Тюльпанов. – В ваших устах это может значить что угодно, вы уж простите за прямоту. Надеюсь, вы не хотите сказать, что обнаружили в тексте какую-нибудь запрещённую тему?
– Например? – не понял Вербин.
– Ну, там, гомосексуализм или наркотики.
– Там нет гомосексуализма, – протянул сбитый с толку Феликс.
– Ну, было бы желание, или поставлена задача… И найдётся, – махнул рукой Эммануил. – Но знаете, как показывает опыт, лучше всего ищут те, кто хорошо разбирается в вопросе. Если вы понимаете, что я имею в виду. То есть я, конечно, никого не имею в виду, просто мысли вслух, безотносительно… Так зачем вы пришли? Поговорить о книге?
В начале разговора Тюльпанов нервничал. Не хотел показывать, конечно, но нервничал, прикрываясь напускной вальяжностью, что, в общем, было естественной реакцией на визит полицейского. Теперь же успокоился, а в том, что иногда начинал говорить слишком быстро, была виновата манера разговора: быть всегда по-настоящему вальяжным у Эммануила не получалось.
– Мне понравился роман, – негромко произнёс Феликс.
– И вы пришли выразить своё восхищение? Лучше бы самой Тае. Авторам нравится, когда поклонники хвалят книги. Помните, у Булгакова: без ласки они хиреют. Ну, или как-то так… Если вдуматься, я тоже своего рода Воланд – пытаюсь управляться с этими демонами, уговариваю сдать рукописи в срок, ругаюсь во время редактуры, из-за обложек… – Тюльпанов резко замолчал, несколько мгновений смотрел Вербину в глаза, после чего улыбнулся: – Простите, увлёкся.
И снова посмотрел на ящик стола.
– Я уже выразил Таисии своё восхищение…
– Вы встречались?
– Да.
– Зачем же вы здесь?
– Поговорить о книге.
– Разговора с Таей вам не хватило?
– Понимаете, я не очень силён в литературе. Книги, конечно, читаю…
– Если не секрет, какие? – заинтересовался Тюльпанов.
– Классику.
– Навёрстываете упущенное?
Шпилька не осталась без ответа:
– Люблю, когда мозги работают, а не засоряются.
– А-а. – Развивать тему Эммануил не стал.
– Так вот, поскольку я в этом деле профан, хотел посоветоваться со знающим человеком.
– Вы сказали, что ведёте какое-то расследование? – припомнил Тюльпанов.
– Занимаюсь одним из тех дел, которое описано в романе, – соврал Феликс. Он понял, что, если скажет правду, завтра его слова станет перевирать вся литературная Москва.
– Что же вы раньше молчали?! – широко улыбнулся Тюльпанов. – И где вы раньше были? Знаете, мы очень хотели, чтобы вы возобновили следствие – для продвижения романа это стало бы настоящей находкой. Но, увы, ваши коллеги сказали, что дела тщательно изучены и смысла к ним возвращаться нет никакого.
– Так иногда бывает.
– Вы не будете против поговорить с шефом нашего отдела маркетинга?
– Можно я сначала закончу расследование? – скромно поинтересовался Вербин.
– Конечно! – Эммануил окончательно повеселел. – Так о чём вы хотели поговорить?
– Таисия не рассказывала, как ей пришла в голову мысль написать книгу?
– Говорила, что читала много детективов, смотрела фильмы, сериалы, и с детства любит этот жанр. Она ведь по профессии журналистка, работала в криминальных новостях, насмотрелась, знаете ли. Ну и скажу, как профессионал: true crime сейчас на подъёме. Людям нравится читать о том, что действительно было, а не выдуманные истории. Настоящее сильнее щекочет нервы.
– Ещё как, – хмыкнул Вербин.
– Вам тоже?
– Я сейчас не о книгах.
– Извините. – Тюльпанов вспомнил, с кем беседует.
– Я задал вопрос, потому что у меня сложилось впечатление, возможно ошибочное, что «Пройти сквозь эту ночь» – глубокое, сильное произведение, написанное опытным человеком. Я был очень удивлён, узнав, что книгу написала молодая женщина.
– Хотите сказать, что в данном случае имеет место парадокс Шолохова?
Феликс не сразу понял, о чём говорит Тюльпанов, затем припомнил разные скандальные высказывания в адрес великого писателя, и согласился:
– Что-то вроде.
– Ваши сомнения абсолютно понятны: трудно поверить, что молодая девушка написала такой роман. Тае тогда было всего двадцать шесть… – Эммануил почесал кончик носа. – И знаете, я тоже был удивлён. Почти три года прошло, а я до сих пор помню эмоции, которые испытал после первого прочтения… Сначала решил, что автор – кто-то из ваших коллег, который взял женский псевдоним. Ну, знаете, есть знаменитые писательницы: Устинова, Маринина, Михалкова… Эти имена на слуху, у них большая аудитория, попасть в которую очень выгодно с карьерной точки зрения, и молодой автор не удержался от соблазна. Или же в этом был расчёт, поскольку «Пройти сквозь эту ночь» – роман совсем не «женский».
– То есть его написал мужчина? – тут же спросил Феликс.
– А у вас есть сомнения в авторстве Таи?
– А у вас?
Тюльпанов вновь посмотрел на ящик стола и вновь отказался от мысли предложить гостю пойти перекурить. Вместо этого объяснил:
– Говоря «не женский», я имел в виду довольно поверхностное, не всегда правильное понимание расхожего выражения «женский детектив». У него есть свои особенности, или правила, которые определяют своеобразное восприятие этих книг. Поймите правильно, я не даю оценочное суждение, это не хорошо и не плохо, это так, как есть. Это как с фантастикой. Кому-то нравится наличие в произведениях фантастического допущения, кто-то бежит от него, как от чумы, но это ни хорошо, ни плохо – это закон жанра, внутри которого есть как плохие, так и хорошие книги. То же самое с «женскими» детективами. Это не значит, что их не могут читать мужчины, это значит, что женщинам они ближе. Всё нормально – мы разные. Что же касается романа Таи, то это классический и очень хороший триллер. И он до сих пор отлично продаётся, что большая редкость в наше время.
– А что с эмоциями? – неожиданно поинтересовался Вербин.
– Извините?
– Вы сказали, что помните эмоции, которые испытали после первого прочтения книги. Вы имели в виду удивление?
– Нет. То есть не только. – Эммануил вновь почесал нос. – Когда я читал, то видел происходящее как наяву, переживал его, находился внутри текста, а я, поверьте, читал много книг, в том числе – детективов и триллеров, меня трудно «пробить», но Тае удалось. Она заставила меня пережить свой текст. – Пауза. – Неужели вы ничего не почувствовали?
– Чтобы «пробить» меня, требуется чуть больше, чем книга. Даже хорошая.
– А-а. Понимаю. То есть, наверное, понимаю, – смутился Тюльпанов. – Я просто хотел подчеркнуть, что книга написана необычайно сильно.
С этим Вербин был согласен.
– И раз уж мы заговорили о парадоксе Шолохова… У вас не возникала мысль, что книга могла быть написана не Калачёвой?
– А кем?
– Я не знаю, – развёл руками Феликс. – И это сейчас не важно. Я хотел поговорить именно об авторстве.
– Странный вопрос. – Тюльпанов снова заволновался и передвинул несколько лежащих на столе бумаг.
И Вербин прекрасно понимал причину охватившего собеседника волнения: ни один профессиональный издатель не останется спокойным, услышав от полицейского сомнения насчёт авторства бестселлера.
– Феликс, давайте откровенно: первый тираж вышел два года назад, книга изрядно нашумела, о ней много говорили, если бы существовал настоящий автор, он бы давно уже появился и обратился к нам.
– Эммануил, я сейчас спрашиваю не о фактах, а о ваших ощущениях, – очень мягко произнёс Вербин. – У меня нет доказательств и даже весомых подозрений. Мой вопрос вызван исключительно вашими словами: вы сказали, что, прочитав книгу, решили, что автор – мой коллега, взявший женский псевдоним.
– А вы так не решили?
– Я не профессионал в вашей области. Я пришёл за консультацией.
Пауза продлилась почти полминуты, после чего Тюльпанов покачал головой:
– Нет. Говорю это на основании долгого общения с Таей: я уверен в её авторстве. Она знает книгу, как никто другой. Она её выстрадала, это чувствуется. Что же касается моего ощущения… – Эммануил покачал головой. – Оно быстро развеялось.
Издатель всегда должен оставаться на стороне своего автора. Как гласит первое правило бизнеса: «Защищайте свои инвестиции». С другой стороны, Тюльпанов хорошо знает Калачёву, много говорил с ней о книге, возможно, сам её редактировал, у него есть все основания быть уверенным в своих словах.
– Таисия не говорила, когда напишет следующую книгу? – легко поинтересовался Вербин, давая понять, что деловая часть встречи окончена.
– Ждёте её? – Эммануил шумно выдохнул ответ, не скрывая радости от того, что неприятная тема осталась позади.
– Почитал бы.
– Я бы тоже, – коротко рассмеялся Тюльпанов. – К сожалению, следующей книги нет. Сначала Тая говорила, что перегорела при написании романа, в это можно поверить, ведь «Пройти сквозь эту ночь» и в самом деле эмоционально очень тяжёлая книга. Потом сказала, что ищет новый сюжет и… И с тех пор – тишина. Между нами, я думаю, у Таи классический случай боязни второй книги. Этим страдают многие молодые авторы, особенно те, чьи дебютные книги были приняты хорошо. А «Пройти сквозь эту ночь» не просто хорошо приняли – роман стал открытием года, как и сама Тая. Она получила славу, деньги и много авансов и теперь боится их не оправдать. Кстати, вы слышали, что роман будет экранизирован?
– Чудесная новость.
– Замечательная новость, – без особого энтузиазма отозвался Эммануил. – Тая будет работать над сценарием, а значит, вторая книга откладывается на неопределённый срок.
Что, разумеется, его совсем не радовало.
Тюльпанов посмотрел на часы и поднял брови.
– Жаль, что я не смог вам помочь. – Показав, что разговор закончен.
– Может, припомните что-нибудь ещё? – Вербин не пошевелился, показав, что не удовлетворён беседой.
– Да, вроде, мы обо всём поговорили… Хотя… – Эммануил побарабанил пальцами по столешнице, размышляя, что нужно сделать, чтобы избавиться от визитёра, после чего произнёс: – Есть такой журналист, литературный критик, редактор… Сергей Блинов… Слышали?
– Боюсь, что нет.
– Потому что вы из разных миров.
– Не сомневаюсь.
– Так вот, к Серёже Тая пришла с самого начала, с самым первым вариантом рукописи, и он помог Тае доработать текст. Насколько сильно, не знаю, я видел уже результат, но Серёжа очень плотно работал над рукописью, из-за чего мы заключили с ним договор и поставили его имя в выходных данных романа. Если вас не удовлетворили мои объяснения – поговорите с Серёжей, думаю, он окончательно развеет ваши сомнения.
* * *
– Ты кажешься задумчивой, – обронила Карина, бросив быстрый взгляд на сестру и вновь сосредоточившись на меню.
Они встретились после работы, решив устроить внезапный семейный ужин. И поговорить. И сидели на открытой веранде модного в этой части города ресторана, в самом дальнем углу, наслаждаясь свежим вечером и привычным столичным шумом. Внутри, конечно, было тише, но в том, чтобы ужинать на улице, было особенное, понятное лишь горожанам, наслаждение.
– Немножко задумчивая, да, – не стала скрывать Дарина.
– В чём причина?
– А ты не догадываешься?
– Неужели у тебя были виды на Гришу?
– Каринка! – со смехом возмутилась Дарина.
– Что? – притворно удивилась Карина.
– Не думаю, что сейчас уместны шутки. – Дарина стёрла с лица улыбку.
– Никто не умер.
– Неужели?
– А ты слишком серьёзная.
– Обычно в этом обвиняют тебя.
– Как видишь, я над собой работаю.
Дарина внимательно посмотрела на сестру, после чего покачала головой:
– Это маска.
Настала очередь Карины быть честной:
– Зато хорошая, очень естественная.
Ответила честно и немного грустно.
– Когда ты со мной, могла бы и не надевать.
– А кто сказал, что я её снимаю?
Ужин, не сговариваясь, решили сделать лёгким: сёстры заказали закуски, салаты и бутылку белого – вечер был свежим, но летним, и холодное белое прекрасно его оттеняло.
– Не помню, чтобы раньше ты носила маски.
– Раньше – это когда? – уточнила Карина.
– Не начинай, – качнула головой Дарина.
– Ты сама попросила быть серьёзной.
– А тебе легче быть такой?
– Какой?
– Ненастоящей.
– Да, Дарька – легче, – призналась, после короткой паузы, Карина. – Неужели непонятно? Я не хочу показывать, что на самом деле творится у меня на душе. Не хочу и не буду, потому что это только моё. И маска помогает избегать ненужных и болезненных расспросов. Маска делает меня похожей на всех, поэтому я никогда её не снимаю. А о том, что это маска, знаешь только ты.
Возникла короткая пауза, а затем Дарина очень тихо сказала:
– Прости.
Ответом стало спокойное:
– Твоё здоровье.
Бокалы соприкоснулись, на некоторое время сёстры сосредоточились на закусках, после чего Карина поинтересовалась:
– Как твои дела?
– По-разному, – ответила Дарина. – Иногда кажется, что всё хорошо, а иногда заглядываешь в ту помойку, что у меня внутри, ужасаешься и поскорее захлопываешь крышку, чтобы никто не вырвался.
– Что чаще?
– Второе.
– То есть как у всех нас.
Дарина посмотрела на плачущий в ведёрке лёд, отдающий бутылке свой последний холод, и согласилась:
– Как у всех. – И тут же задала свой вопрос: – Что ты ответила Грише?
– Окончательно ещё ничего. – Карина подняла руку, и сёстры некоторое время разглядывали кольцо. – Но обнадёжила.
– Специально тянешь время или действительно не решила?
– Если бы я знала его хуже, то решать нечего – нужно соглашаться, – грустно улыбнулась Карина. – Но мы с тобой знаем, что Гриша ничего не делает просто так. И его слова, а он был очень убедителен и говорил очень красиво… Но его слова – это в лучшем случае половина правды. А меня такой процент не устраивает.
– Всю правду никто не скажет, её нужно выдавливать. – Дарина долила в бокалы вина. – Или вынюхивать.
– Раньше ты такой не была, – заметила Карина.
– Раньше мы все были другими.
– Жизнь нас изменила.
– Не жизнь, а решения, которые мы принимали, – уточнила Дарина. – Жизнь – это цепочка принятых решений и выбора, сделанного на развилках. И все эти решения можно увидеть в том, как мы изменились, Каринка. Как они изменили нас.
– Хорошо, что внутренние шрамы не отражаются на наших лицах. – Карина подняла бокал. – Пусть и дальше так будет.
– А знаешь, мне, пожалуй, нравится твоя маска.
– Поэтому я её и ношу, сестрёнка. Поэтому и ношу…
Они были и похожи, и не похожи одновременно. Брюнетка с тёмными глазами – Карина, и тёмно-русая обладательница серых глаз – Дарина. Серых глаз и веснушек, которых у Карины отродясь не водилось. И лицо у неё было уже, чем у сестры, и лоб не такой большой. Но при этом у них было нечто неуловимо общее, делающее молодых женщин настолько похожими, что, когда они находились рядом, даже невнимательный наблюдатель понимал, что перед ним близкие родственницы. Сёстры, разумеется. А вот для тех, кто их хорошо знал, Карина и Дарина были не похожи, точнее, вызывали удивление непохожестью, ведь если сёстры родились в один день, с разницей в несколько минут, все считают, что они обязательно должны быть близнецами. Но нет. Поэтому для родственников и друзей они были абсолютно разными. И у них были абсолютно разные характеры. Карина с детства считалась «генералом в юбке»: деловая, очень уверенная в себе, она не просто любила командовать – она не представляла, как можно вести себя как-то иначе. Руководить для Карины было так же естественно, как дышать. Но при этом она достаточно быстро поняла, что детские истерики с воплями: «Хочу!» или «Сделай так!» – плохой стиль руководства и, поскольку умом её Бог не обидел, изменила стиль общения, со временем превратившись в ловкого командира, жёсткого, но умеющего маневрировать, чтобы добиться желаемого. Что же касается Дарины, она отнюдь не была забитой тихоней, во всём подчиняющейся сестре, скорее, «тихим омутом»: никто не знал, что творится внутри, но если сделаешь что-то не то – купаться в него не лезь. А ещё лучше – просто убегай. Карина прекрасно изучила эту сторону характера сестры, поэтому после обязательных – в детстве – скандалов они постепенно притёрлись друг к другу и научились взаимному уважению.
– Если бы ты не хотела за него, сразу бы сказала. Не стала бы юлить и обнадёживать.
– Ты знаешь меня так же хорошо, как я – тебя, – со вздохом ответила Карина. – И наверняка уже поняла, что я на распутье, и при этом понятия не имею, чего хочу. Я точно знаю, в чём Гриша не врёт – я ему удобна. Нет… – Она невесело усмехнулась. – Ладно, теперь честно: он сказал не так. Он сказал, что я для него идеальна, и это действительно так. Я умна, хороша собой, хочу детей, мы прекрасно удовлетворяем друг друга в постели. Мы амбициозны, у нас есть общее прошлое, из-за которого мы всегда будем прикрывать друг друга, и настоящее, которое устраивает нас настолько, что оно начало нам нравиться. Всё шло очень хорошо и вдруг – это предложение. Я не понимаю, что задумал Гриша, хочу разобраться и только после этого приму окончательное решение.
– Если тебя всё устроит – выйдешь за него? – осторожно спросила Дарина.
– Если меня всё устроит – я начну серьёзно об этом думать. – Карина помолчала. – Но меня смущает, что Гриша сделал предложение именно сейчас.
– А чем «сейчас» отличается от «тогда»? – не поняла Дарина. – Или «потом»? Время пришло – заговорил. Такое у мужиков случается. А Гриша… Он обычный мужик.
– Может, ты права, и я действительно накручиваю себя. – Карина улыбнулась и разлила по бокалам остатки вина. Ужин заканчивался, но ей хотелось побыть с сестрой подольше. – Закажем кофе?
– Обязательно, – кивнула Дарина. – И по коктейлю?
– Здесь или в каком-нибудь баре?
– В баре могут начать знакомиться, а я не в настроении.
– Я тоже.
Решили остаться, а когда официант принёс коктейли, Дарина негромко поинтересовалась:
– А с ним ты говорила?
– Ещё нет. – Карина сразу поняла, кого имеет в виду сестра.
– Поговоришь?
– Придётся.
– Но ты не хочешь, – догадалась Дарина.
– А ты бы захотела? – Ответ прозвучал не грубо, но прохладно, совсем не так, как Карина говорила до сих пор. Было видно, что вопрос ей не понравился. – Ты пойдёшь к нему, когда придёт твоя очередь?
– Надеюсь, к тому времени Гриша уже будет занят, – криво пошутила Дарина.
– Ты поняла, что я имею в виду.
Они сделали по глотку, после чего Дарина неохотно ответила:
– Придётся идти. Ему не понравится, если я этого не сделаю.
– Вот и ответ на твой вопрос.
Фраза прозвучала безрадостно.
– Брось Гришу, – тихо попросила Дарина. – Мы обе знаем, почему у вас всё началось, только я не понимаю, почему до сих пор не закончилось. Брось. – Она перегнулась через столик и положила руку на ладонь сестры. – Он тебе не нужен.
– Не нужен, – эхом повторила Карина.
– Брось его и начни заново.
– Я пыталась, Дарька, ты же знаешь, что я пыталась. Но не получается.
– Время прошло. Получится.
– Ты не поняла. – Карина очень-очень тепло посмотрела сестре в глаза. И очень-очень грустно. – Я пыталась бросить Гришу, но не смогла. Ты права, он мне не нужен, но и другие не нужны. Для меня они все одинаковы, но Гриша уже со мной, а я хочу быть с кем-то. Пусть даже с ним.
Дарина по-прежнему удерживала её руку.
– Моя сестра страдает, и я хочу это прекратить.
– Вряд ли я заслуживаю такую сестру, как ты, Дарька, – мягко ответила Карина.
– Никто из нас ничего не заслуживает, всего нужно добиваться самим. – Дарина помолчала. – Это твои слова.
– Значит, считай, что я сломалась.
– Если ты сломалась, я не приду на вашу свадьбу.
– Придёшь. – Карина допила коктейль, тоже потянулась и поцеловала сестру в щёку. – Придёшь, чтобы держать меня, сломанную, за руку.
