24 августа, четверг
«В „тёплых, ламповых“ убийствах присутствует особый шарм. Нет яростных ударов, взрыва адреналина, напряжения мышц, глубокого дыхания и борьбы. Да, можно сказать, что в таких случаях я наношу удар исподтишка, тщательно выбирая момент, когда жертва не в состоянии оказать сопротивления, но разве это важно? Ведь я всё равно убиваю. Я всё равно чувствую вкус отнимаемой жизни. И когда я использую нож или другое оружие, то считаю его не „грязным“, просто другим, доставляющим иное удовольствие. Волнующее меня иначе. Согласитесь, ужин состоит не только из стейка с кровью: есть закуски, салат, десерт, в конце концов, и даже явившись за стол голодным, жаждущим исключительно мяса, зачем отказываться от закусок? Овощей? Десерта? Блюдо, которое нравится больше всего, ты всё равно съешь, но в сочетании с остальными, ужин получится гармоничным. Законченным.
Тем более сейчас я говорю не об ужине, а о Ночи… в которой предусмотрено несколько блюд разной степени насыщенности и пикантности. И каждое из них доставляет своё неповторимое удовольствие. Каждое готовится по-особенному. Например, прелесть этого, „тёплого, лампового“, заключалась в наблюдении. За все месяцы слежки я не приближался к жертве, ни разу не заговорил с ней, никогда не оказывался рядом. Нет, лгу – один раз оказался, но она меня не заметила, хоть я и касался её плечом. Переживая при этом уникальный коктейль потрясающих ощущений: я – Судьба, почти прижимаюсь, а она этого не замечает, не чувствует, не понимает, что можно попробовать упасть на колени и молить, захлёбываясь слезами, молить о пощаде, которой не будет, но всё равно продолжать молить… Она об этом не знала.
Она – это одинокая женщина пятидесяти шести лет. Любительница сериалов и комнатных растений. А вот животных моя жертва терпеть не могла, у неё не было ни кошки, ни собаки, ни даже хомячка. Никого. Только цветы. Она так и не узнала, что кот мог бы спасти ей жизнь, потому что я бы ни за что не убил одинокую хозяйку кота или собаки: ведь животным потом некуда деваться. Они обречены. Мне не трудно найти другую подходящую жертву, а вот чувствовать вину перед несчастным созданием, которое из-за меня останется абсолютно беззащитным, я не хочу. Но сейчас это не важно, потому что выбранная мною женщина не любила животных и тем подписала себе смертный приговор.
Она работала медсестрой в поликлинике. Уходила на работу в одно и то же время, возвращалась в одно и то же время. Казалось бы: что проще? „Случайные“ люди со стабильным распорядком – лакомая цель. Но я решил приготовить это блюдо удалённо и долго думал над рецептом. Женщина жила на четвёртом этаже старого дома в однокомнатной квартире, все окна которой выходили на одну сторону, и я долго наблюдал за её жизнью с крыши соседнего дома. Не с самой крыши, конечно, с чердака, на котором оборудовал относительно удобное „гнездо“. В первую очередь меня интересовал рацион жертвы, и вскоре я узнал, что, возвращаясь домой, она обязательно заходила в один и тот же маленький магазинчик, расположенный на первом этаже соседнего дома, чтобы поговорить с продавщицей – это занимало от двадцати минут до получаса, и купить на ужин какое-нибудь пирожное. Все другие продукты были „долгими“, их ей доставляли курьеры, а вот пирожные женщина обязательно покупала свежие. И это был отличный шанс для меня. Шанс, который я не мог упустить.
Вечером той самой Ночи я показался женщине в первый и последний раз: зашёл в магазин и купил точно такое же пирожное, как то, что уже лежало в пакете жертвы. Порционное пирожное в пластиковой коробочке. Я, разумеется, угодил в прицел магазинной видеокамеры, но зима помогает маскироваться: шапка и шарф затруднят опознание, а когда, или если, полицейские сообразят проверить посетителей магазина, запись наверняка уже будет стёрта.
Совершив покупку, я устраиваюсь в подъезде. Дом старый, в ближайшее время его наверняка будут сносить, чтобы расчистить хорошее место в дорогом районе для более состоятельных людей. А пока в доме живут не самые богатые москвичи, поэтому камера в подъезде всего одна, муниципальная, над входной дверью. Я прохожу мимо неё в другой шапке, в другом шарфе и другой куртке. Я не имею ничего общего с тем человеком, которого записала видеокамера магазина. Я другой.
Лифта нет. Я поднимаюсь на четвёртый этаж, её этаж, и терпеливо жду. Она грузная, поэтому вверх по лестнице идёт очень медленно. Я начинаю спускаться. Мы встречаемся между третьим и вторым этажами, точно посреди пролёта и, поравнявшись с ней, я „поскальзываюсь“.
– Ой!
Я репетировал падение несколько дней и знаю, что со стороны оно выглядит ужасно, кажется, что я почти убился. В действительности, никаких повреждений нет. Но я кривлюсь от „нестерпимой“ боли.
– Что же вы так бежите?!
– Простите, торопился.
– С вами всё в порядке?
– Со мной да… Боже, ваш пакет! – Я разрезал его острейшей бритвой, которую уже спрятал, и из пакета на ступени посыпались продукты.
– Он порвался! – восклицает женщина.
– Или был бракованным.
– Я не заметила.
Я поднимаю со ступенек белый батон и пирожное и протягиваю жертве.
– Давайте я помогу донести продукты до квартиры?
На самом деле я не могу подняться, потому что её пирожное лежит подо мной, а она получила купленное мной. Купленное и уже обработанное. А для того, чтобы женщина гарантированно не заметила подмену, я выкрутил ближайшую лампочку.
– Сама справлюсь. – Она почти вырывает из моих рук свои продукты. Она бы с удовольствием устроила скандал, но видит, что мне больно и сдерживается. – С вами точно всё в порядке?
– Да.
Она уходит. Я слышу, как открывается и закрывается входная дверь. Поднимаюсь, прячу пирожное под куртку, выхожу из подъезда и возвращаюсь на свой пост. Я не тороплюсь, знаю, что сначала она будет ужинать. Нет, сначала включит телевизор – сразу, как окажется в комнате. Переоденется. И только после этого отправится на кухню. Вернётся с тарелкой и устроится перед экраном. Странно, но она не зависает в социальных сетях, оставшись верной старым развлечениям. И старым способам общения. Я терпеливо жду, когда она заварит чай, но подаёт голос телефон, и она говорит двадцать две минуты. Потом звонит сама и говорит сорок семь минут. Я жду. Я терпелив. Я совсем не раздражаюсь и не злюсь, потому что ожидание – главный вкус этого блюда. Но при этом немного волнуюсь, ведь она должна съесть пирожное именно сегодня. Обязательно в эту Ночь. А время идёт. И хотя она всегда съедает пирожное по вечерам, я всё равно волнуюсь. Сегодня слишком важная ночь. Я волнуюсь. А женщина смотрит сериал. А я смотрю на женщину. И уже начинаю поглядывать на часы, потому что меня ждут по другим адресам, другие случайные люди, на встречу с которыми нельзя опаздывать, и хотя я заложил достаточно времени на непредсказуемую медсестру, мне всё равно тревожно.
Я начинаю поглядывать на часы.
Наконец она выходит на кухню и заваривает чай. Достаёт из холодильника пирожное. Разглядывает упаковку, вновь убеждаясь, что всё в порядке и при падении она не повредилась. Разумеется, с упаковкой всё в порядке: я использовал очень тонкую иглу, след от прокола незаметен, к тому же его маскирует этикетка. Женщина распечатывает пирожное, перекладывает его на блюдце, берёт чайную ложку и возвращается к телевизору. Я ёрзаю от предвкушения. Дыхание прерывистое.
Сейчас… Сейчас…
Она начинает есть.
Я шумно выдыхаю и смеюсь. Тихо смеюсь, чтобы меня случайно не услышали обитатели этого подъезда, но я счастлив. Это случилось. Это случилось в мою Ночь. Всё идёт по плану. Я счастлив.
Она доедает пирожное, отставляет блюдце и продолжает смотреть телевизор. А я смотрю на неё – мёртвую. Она ещё не знает, что умерла, а я уже знаю. Я – её Судьба. Я коснулся её плечом и убил. Потрясающий десерт. Я смотрю на мёртвого человека, который смотрит телевизор, выходит на кухню, чтобы помыть чашку и блюдце. Возвращается к телевизору, но не садится на диван, а падает на него… бьётся в конвульсиях… корчится на диване… а я смотрю во все глаза… Она, наверное, хрипит, но очень тихо. Выгибается и затихает.
Всё получилось.
Именно в эту Ночь.
Я прячу оптику в рюкзак, оглядываюсь, убеждаюсь, что не оставил никаких следов, покидаю чердак, снимаю маску и тоже убираю в рюкзак. Я не верю, что полицейские обнаружат мой пост: кто подумает, что за смертью одинокой женщины наблюдали из соседнего здания? Но осторожность превыше всего. Я не хочу, чтобы меня поймали. А то, что меня увидят в этом подъезде – ничего страшного, люди не запоминают случайных встречных. Что же касается двух курток, двух шапок, двух шарфов, обуви и джинсов, завтра они будут уничтожены. Они были куплены специально для этой ночи, мои друзья и знакомые никогда не видели меня в них. И не увидят…»
– И не увидят… – Эту фразу Вербин прочитал вслух, после чего закрыл книгу и потянулся.
Все совершённые Регентом убийства описывались очень тщательно, демонстрируя ум, хладнокровие и беспощадность. Человек-зверь и при этом – человек-машина, чётко следующий разработанному графику. Но Феликса не покидало появившееся ещё при первом прочтении ощущение, что с Регентом что-то не так. Что-то в описании его действий и мыслей не давало Вербину покоя, но что именно, он пока не понимал. И, наверное, поэтому согласился на встречу в книжном клубе.
Что-то не так…
Феликс вздохнул и оглядел двор. Он не любил «холодные» встречи, отнимающие слишком много времени, ведь если человека не оказывалось дома или на работе, приходилось или долго ждать, или уезжать несолоно хлебавши. Но иногда в таких встречах был большой смысл, поскольку первая, неконтролируемая реакция человека на внезапное появление полицейского бесценна. По ней можно понять очень многое. Поэтому Вербин отправился к Карине Дубовой домой без предупреждения. Позвонил в дверь, подождал, позвонил ещё раз, понял, что женщины нет дома, вышел во двор и уселся на лавочку. Ждать пришлось сорок пять минут, которые Вербин посвятил чтению, а вошедшую во двор Карину опознал мгновенно. Яркая, но холодная. Глаза большие, красивые, притягивающие, но взгляд резкий, «ведьминский». Не злой. Не отталкивающий. Притягивающий, но заставляющий поёжиться.
– Карина Максимовна Дубова?
– Я не знакомлюсь на улице. – Голос полон ледяного безразличия.
– Вы не обратили внимания, что я уже знаю, как вас зовут?
– А мне плевать, как зовут вас.
– Тогда называйте меня просто: товарищ майор.
Молодая женщина остановилась и удивлённо подняла брови:
– Майор?
Феликс достал удостоверение.
– Старший оперуполномоченный Вербин, Московский уголовный розыск.
– Ой. – Но прозвучало восклицание неискренне.
Карина сыграла удивление, по-прежнему оставаясь абсолютно равнодушной к происходящему. Так что сорок пять минут ожидания были потрачены впустую – «холодная» встреча не дала результата, на который рассчитывал Вербин. Хотя нет, пожалуй, дала: Дубова переиграла с равнодушием и тем дала понять, что ожидала появления полицейского.
– Можете называть меня Феликсом.
– Нет уж, давайте лучше товарищем майором, – усмехнулась Карина.
– Как вам будет угодно. Не уделите мне несколько минут?
– Я могу отказаться?
– Конечно.
– И что тогда?
– Зависит от того, что вы натворили.
– Вы шутите?
– Частично. – Феликс вздохнул, всем своим видом показывая, что не в восторге от того, что ему предстоит сделать в этом случае, и он бы с удовольствием этого избежал. – Если вы откажетесь, мне придётся вызвать вас официальной повесткой в неудобное для вас время, Карина Максимовна. А так я решил пойти вам навстречу, явился сам и прошу об одолжении в несколько минут. И хочу сразу предупредить, что это не допрос, а опрос. Фактически – разговор. Я, конечно, запомню и даже запишу всё, что сочту нужным, но официального протокола не будет и ваши слова останутся просто вашими словами, а не показаниями.
– То есть я смогу от них отказаться, – поняла Карина.
– И вам за это ничего не будет.
– Тогда давайте поговорим. – Она уселась на лавочку и закинула ногу на ногу. – К чему наша встреча?
– Хочу поговорить о вашей подруге – Таисии Калачёвой. – Феликс достал записную книжку.
– Что она натворила? – Дубова без стеснения ответила Вербину его же вопросом, и тем заставила улыбнуться.
– Вы дружите?
– Можно сказать и так.
– То есть нет?
Карина достала из сумочки тонкие сигареты и щёлкнула красивой зажигалкой.
– Когда-то мы с Таей были очень близки, однако время и разные интересы… Это не сближает. – Она медленно выдохнула облако дыма. – Так что, вы сказали, она натворила?
– Когда вы виделись с Калачёвой в последний раз?
– Неужели Тая умерла?
– Карина, неужели вы до сих пор не догадались, что я не стану отвечать на ваши вопросы? Во всяком случае, не сразу.
– В таком случае прежде, чем отвечать на ваши вопросы, я хочу знать, почему вы ко мне пришли? – Она медленно выдохнула дым чуть правее лица Вербина и улыбнулась. Сейчас она была не ведьмой, а стервой, но это Карине шло.
– Я пришёл, потому что три года назад вы с Калачёвой проходили свидетелями по одному уголовному делу.
– Ах, вот оно что…
– Совершенно верно.
– Я думала, это давно в прошлом.
– Само дело в прошлом, но информация о нём доступна. – Феликс достал сигареты и тоже закурил. А пачку и зажигалку оставил на скамье, показав, что разговор затянется. – Раз уж вы попали в систему, это навсегда.
Три года назад Калачёва и Дубова проходили свидетелями по делу об убийстве, однако Вербин специально не упомянул этот факт в разговорах с Таисией, решил сначала посмотреть материалы того дела и пообщаться с другими свидетелями. И теперь, глядя на Карину, понял, что поступил правильно.
– Да, убийство Вени… – Молодая женщина стала по-настоящему печальной. – Это страшное и странное убийство…
– Почему странное?
Карина не предложила Феликсу почитать материалы дела, стряхнула пепел и грустно улыбнулась:
– Потому что не представляю, кто мог желать Вене зла, товарищ майор. Веня был хорошим. И молодым. Веня только начал жить и не успел никому нагадить так, чтобы кто-то мог пожелать ему смерти. Вы ведь знаете, что убийство до сих пор не раскрыто?
– Да.
– Страшное и странное… – Теперь она, не отрываясь, смотрела на тлеющий кончик сигареты. – Страшное и странное…
Никакого мотива. Никаких следов. Никаких свидетелей. Необъяснимое и бессмысленное убийство обыкновенного человека – несколько ударов ножом в безлюдном подмосковном уголке. Точно так же, как через три года убили Павла Русинова. Только смертельный удар был нанесён не по артериям, а точно в сердце.
– Вы читали материалы дела?
– Да.
– В таком случае, товарищ майор, вы знаете, когда мы с Таисией перестали быть близкими подругами. – Голос Карины похолодел, но в нём всё равно чувствовалась грусть. И затаённая боль. – В тот вечер я ждала Веню на даче… У нас были отношения. Даже больше – я собиралась за Веню замуж. У меня были свободные дни, что-то вроде короткого отпуска, и я поехала на дачу. Веня работал, сидел в Москве, а в тот день должен был приехать. Мы говорили с ним утром, потом днём… Потом он позвонил перед выездом, и я стала ждать. Он не приехал. Я стала звонить – телефон не отвечал. Я запаниковала, стала звонить друзьям, в полицию, в «скорую»…
Феликс видел, что воспоминания даются женщине с огромным трудом, и старался даже дышать беззвучно, чтобы не нарушить её монолог.
– А в два, кажется, ночи, или около этого, мне позвонили и сказали, что нашли машину, которую я… О которой я говорила полицейским… И Веню нашли. Около машины. Его убили. – Карина раскурила следующую сигарету. – А потом я узнала, что Таю тоже вызывают свидетелем. Оказывается, Веня ехал ко мне от неё. Представляете? От неё! – Карина так сжала пальцы, что сигарета сломалась. Пришлось раскуривать ещё одну. – Но это всё в прошлом, товарищ майор, это всё в далёком прошлом.
Всё в прошлом, кроме одного: она до сих пор любит молодого мужчину, бессмысленно убитого три года назад. Любит беззаветно. И страшно тоскует.
– Вы с Таисией ругались?
– Тая всегда была шлюхой, ругаться с ней – себя не уважать. – О бывшей подруге Карина говорила безжизненным тоном. – К тому же я видела, что она сильно расстроена. Возможно, потому, что всё открылось. Возможно, потому, что по-своему любила Веню. Его все любили. Мы не ругались и ничего не обсуждали. Просто перестали знать друг друга.
– Больше не виделись?
– Иногда встречаемся в компаниях, у нас пересекающийся круг знакомых. Раскланиваемся.
«Но перестали знать друг друга…»
– Как вы познакомились с Таисией?
– Почему вы спрашиваете?
– Потому что вы учились в разных университетах и на разные специальности.
– Круг знакомств не обязательно связан с местом учёбы. – Карина поджала губы. – Мы познакомились в каком-то клубе. В каком именно, сейчас не вспомню… Большая компания разных ребят, веселье… Утром проснулись в одной квартире, разговорились… Нашли общих знакомых, понравились друг другу, стали общаться.
А вот сейчас она лгала. Умело, но лгала. Что было очень странно, поскольку вопрос Вербин задал просто так, чтобы выиграть время и продумать дальнейший ход разговора. И на тебе, угодил в «десятку»: Карина почему-то решила солгать. А ведь вопрос совершенно невинный. «Как вы познакомились?» В ответ – ложь.
«Тут есть над чем подумать…»
– Стали общаться и подружились?
– Так бывает. Тогда я не предполагала, какой она окажется.
– И какой же?
– Умной, цепкой, хваткой, самовлюблённой сучкой.
Ругаться с обидчицей Карина, по её словам, не стала, но ругаться она умела. И не стеснялась говорить за глаза то, что накипело.
– И вы не поняли, что она такая?
– Временами из Таи прорывалось нечто гадкое, но мне казалось, что близкие друзья защищены от её скотского характера. Я ошиблась. – Карина глубоко вздохнула и поменяла ноги, забросив левую на правую. – Знаете, прошло всего три года, мало, конечно, но за это время я сильно повзрослела, многое повидала, стала циничнее, но до сих пор не могу понять, зачем она так со мной поступила? А самое ужасное, я не представляю, как долго длилась их связь и сколько времени Веня меня обманывал? – Ещё один вздох. – Теперь вы скажете, почему интересуетесь Таей?
Карина ненавидела бывшую подругу, это чувствовалось в каждой фразе, в каждом жесте, в каждом взгляде и в том, как кривились губы, когда Дубова говорила о Калачёвой. Но она по-прежнему, как когда-то, называла её Таей.
– Вы могли предположить, что она напишет книгу?
– Почему нет? Тая ведь журналистка.
– Вы поняли, что я имею в виду, – мягко надавил Вербин. – Таисия делилась с вами планами? Говорила, что работает над книгой? Ведь во время написания вы ещё были близки. И, судя по вашим словам, очень близки.
– По моим словам… – Карина прищурилась, глядя на Феликса в упор, и, кажется, только сейчас сообразила, насколько опасен сидящий рядом с ней «товарищ майор». – Нет, Тая ничего такого не говорила и не рассказывала.
– То есть появление романа стало для вас неожиданностью?
– Полнейшей. Я узнала о книге, когда она появилась в магазинах. И не от Таи узнала, как вы понимаете, а от наших общих друзей.
Эта фраза тоже показалась Вербину лживой. Но именно показалась – уверенности не было.
– Вы обиделись?
– Когда роман вышел, мы с Таей уже не были подругами, – напомнила Дубова.
– Вам стало всё равно?
– Мне стало неприятно всё связанное с Таей.
– Но книгу вы прочитали?
– Это преступление?
– Это нормально, – пожал плечами Феликс. – Я не сомневался в положительном ответе и просто уточнил.
– Да, прочитала. – Карина щёлкнула зажигалкой и пару секунд смотрела на огонёк. – Книга мне понравилась. Мы ведь сейчас говорим о литературных достоинствах романа, а не о том, кто его написал?
– Совершенно верно.
– Книга мне понравилась. Это хороший, очень качественный триллер, а мне нравится такая литература. Кроме того, он основан на нашем материале, что кажется мне редкостью и особенно заинтересовало. – Пауза. – Так почему вы заговорили о книге? И зачем пришли ко мне?
– Вы верите, что Таисия могла написать такой хороший роман?
И тут Карина не сдержалась – вздрогнула, неожиданный вопрос заставил проявить эмоции, которые молодая женщина тщательно скрывала. И следующая её фраза прозвучала секунд через десять: столько времени понадобилось Карине, чтобы вернуть себе уверенный контроль над голосом.
– Кто-то оспаривает авторство Таи?
– Вас бы это удивило?
– Почему?
– Потому что выход романа стал для вас полной неожиданностью.
– И что?
– Таисия могла написать такой хороший роман?
– Спросите у неё.
Карине расспросы о книге очевидно не нравились. И не просто не нравились – молодая женщина с трудом сдерживала эмоции, ответы становились отрывистыми, ещё чуть-чуть, и станут грубыми, и Вербин резко сменил тему:
– Как думаете, кто убил Вениамина?
– Что?
– Кто убил Вениамина? – Феликс чуть подался вперёд.
– Я не знаю, – растерялась Карина.
– Я понимаю, что не знаете, меня интересует ваше мнение. На кого вы подумали, когда пришли в себя?
– Вы задаёте очень странные вопросы. – Карина ухитрилась быстро взять себя в руки. – Я не могла ни на кого подумать.
Но пауза была. Пауза, которая показала, что женщина снова лжёт. Но сейчас Феликса не интересовала правда. Сейчас ему было достаточно того, что она лжёт.
– Ваши коллеги сказали, что Веня, по их мнению, стал жертвой грабителей, они часто хватаются за ножи. – Голос Карины окончательно похолодел. – Мы закончили?
– Да. Спасибо за встречу.
Феликс убрал записную книжку.
– Вы узнали, что хотели?
– Да.
И тогда Карина сказала то, что Вербин никак не ожидал услышать. Она сказала:
– Значит, это не последняя наша встреча.
Поднялась и направилась к подъезду.
