Глава 2

Императрица только теперь выпрямилась, с обалдевшим видом похлопала глазами и чихнула.

Быстрее всех снова сориентировался Иосиф Дмитриевич. Я уже понял, почему именно он занимает должность главы службы безопасности. Это был человек невероятной решимости. И при этом он быстро думал и безошибочно действовал.

— Схватить всех, кто рядом с императрицей! — приказал он. — Обоих Зоричей, Вихрева и на всякий случай Ермолова, который слишком уж вовремя появился.

Все были мгновенно закованы в антимагические наручники. Причём, когда доставали обожжённого Зорича из огневицы, стало ясно, что никакой это не Зорич. Личина с него слезла. И хоть человек был отдалённо похож на Слободана, но абсолютно точно не был им.

Пока всех перечисленных выше упаковывали, Светозаров бросил быстрый взгляд на нас:

— Вы двое, — указал он на меня и Тагая, — за мной!

Мы двинулись вслед за Иосифом Дмитриевичем, понимая, что показания давать придётся долго и основательно.

Тут Креслав пытался пробиться к нам, но его не пускали. Однако увидев, что я иду вслед за главой службы безопасности, дед всё-таки прорвался к нему.

— Иосиф Дмитриевич, — пробасил он. — Я иду с вами.

— Ты-то куда? — проговорил тот. — И так народу полно.

— Он — мой внук, — указал он на меня. — Разговаривать при мне будете. Я выступлю его опекуном.

Следом за ним, судя по всему, уже по проторенной дорожке, в истерике примчалась Радмила:

— Папа! Папа! — кинулась она к отцу. — Что случилось?

— Всё нормально, — ответил Слободан. — Сейчас во всём разберутся. И меня отпустят. Не переживай. Я ни в чём не виноват.

После этого Радмила сразу же подбежала ко мне:

— Можно, я пойду с вами? — спросила она.

— Я не против, — ответил я. — Главное, чтобы тебя пустили.

Но на данный момент, как я понял, Светозаров руководствовался правилом: «Греби всех подряд, там разберемся». Поэтому Радмилу взяли с нами в экипаж.

Подозреваемых же везли в других экипажах.

Зато я посмотрел со стороны, как обращаются с задержанными. Нет, со мной тоже обращались примерно так же, но тогда это был взгляд от первого лица. А сейчас наблюдать, как пакуют подозреваемых, будто мешки с картошкой в антимагических наручниках, было, конечно, занятно.

Радмила села напротив меня и нервно теребила невероятно дорогой браслет на руке.

Я смотрел на её рваные, истеричные движения и понимал: кроме отца, у неё вообще никого больше нет. Она здесь совершенно одна.

Последнее, что мы увидели возле дендрария, как чихающую государыню посадили в экипаж и быстро увезли в сторону дворца.

Нас же доставили в столичное управление Тайного сыска. Это было ожидаемо. Допрашивать, в том числе и нас, будут самые умелые в этом деле люди. Меня допрашивали в присутствии Креслава. Особо не давили, только на том месте, где я сказал о предупреждении от Тагая, задали пару дополнительных вопросов: как он это заметил? И почему мы решили действовать?

На оба этих вопроса я ответил лаконично.

На первый, что мой друг — следопыт. Это даже есть в его академическом деле. Он видит следы магии и следы воздействия. На второй, что мы просто не стали задумываться. Когда поняли, что жизни императрицы угрожает опасность, мы предпочли действовать.

Следователь попался довольно лояльный. Возможно, Светозаров распорядился, чтобы на нас не давили сильно.

В любом случае, мы оба поставили подписку о неразглашении, и нас перевели в другую комнату. Потом нас снова вызвали на допрос, и повторили те же самые вопросы.

Я понимал: допрос в Тайном сыске не может быть коротким. Нас будут мурыжить до последнего. Но делали это довольно корректно, поэтому никаких претензий у меня не было. В конце концов, тут дело государственной важности. Так что всё даже очень логично.

Затем нас вызвали на третий допрос. Теперь вопросы были сформулированы иначе. Отвечать нужно было только «да» или «нет» для проверки на артефакте правды. Поскольку скрывать мне было нечего, я прошёл проверку быстро. После этого ещё раз записали все показания, теперь уже в самом развернутом виде.

И только после этого нас отпустили.

В небольшом коридорчике, предназначенном для ожидания посетителей, нас встретила Радмила Зорич.

Увидев меня, она сразу вскочила и кинулась мне на шею. Я успел заметить только, что браслет на её руке уже был разорван.

— Что-нибудь известно⁈ — спросила она. — Об отце! Хоть что-нибудь?

Я слышал прорывающиеся истеричные нотки в её голосе. Хотя раньше она никогда не была замечена в подобном.

— Извини, — проговорил я, отстраняясь и глядя ей прямо в глаза. — К сожалению, я ничего не могу тебе сказать.

— Ну хоть что… — начала она. — Что там случилось? О чём вы говорили? Ты можешь рассказать?

— Нет, — покачал я головой. — Только что подписал подписку о неразглашении, усиленную аналогичной клятвой. Да, мы рассказали там всё, что знаем. Но, во-первых, мы сами мало что знаем. А тебе, прости, ничего уже рассказать не можем.

В её глазах блеснули слёзы. Она держалась из последних сил.

— Может быть, тебя подвезти? — предложил я, чувствуя за спиной пыхтение деда.

— Я бы хотела остаться здесь. Дождаться отца, — ответила девушка.

— Радмила, — положил я руку ей на плечо. — Пока идёт следствие, ты его не увидишь. А закончится оно точно не сегодня. И даже не завтра.

— Что же мне делать? — прошептала она. — Что делать?

— Слушай, — сказал я ей. — Сейчас я тебе рекомендую ехать домой. Уснуть ты, конечно, вряд ли сможешь, но хотя бы немного отдохни, наберись сил. А потом попробуй как-то добиться встречи с императрицей, упади ей в ноги. Попроси, чтобы хотя бы пустили к отцу. Объясни, что, кроме него, у тебя никого больше нет. Думаю, это сработает.

Пока мы разговаривали, в коридор вышел Тагай. Измотанный, но, судя по всему, довольный.

Нас с ним вместе дед уже на своём экипаже довёз до академии. А Радмила осталась в управлении Тайного сыска ожидать вестей от отца.

Пока всё это происходило, наступил вечер. Все разговоры вокруг были только о том, что случилось в дендрарии. О покушении на императрицу. Скажем так, весь народ пребывал в шоке. Не успели мы зайти в общежитие, как ко мне сразу подбежала Морозова, заглянула в глаза и спросила:

— Всё нормально? Всё хорошо? — спросила она.

— Да, — ответил я. — Не переживай.

Костя тоже осмотрел нас с Тагаем подозрительным взглядом, но вопросов не задавал. Он понимал, что сейчас вслух мы ничего не скажем.

Я подумал о том, что и его надо будет подключить к нашему мысленному каналу связи и научить общаться.

На все вопросы однокурсников мы отвечали одно и то же: мы дали подписку о неразглашении. Поэтому, извините, ребят, ничего не можем сказать.

Я прикинул, что ехать в старую резиденцию Рароговых сегодня бессмысленно сразу по двум причинам: мы устали и морально истощены. А резиденция требовала собранности и бодрого состояния духа.

* * *

На следующий день эта самая усталость всё ещё давала о себе знать. Вернее, это было общее моральное утомление. Не было сил ни на что.

Сегодня на занятия не пришли ни Зорич, ни Голицын. Это сразу же бросалось в глаза. Более того, вся Академия гудела о случившемся. Естественно, что по поводу Николая, что по поводу Радмилы говорили: «Не пришли, потому что их родные — фигуранты дела».

Естественно, все косились на нас, пытаясь выведать какие-то тайны и секреты. Но нам было плевать. На все вопросы мы открыто и честно говорили:

— На нас подписка о неразглашении. И не просто подписка, а целая магическая клятва. Не хотим, знаете ли сдохнуть из-за того, что сболтнули лишнего.

Поэтому все, кто к нам подкатывал, оставались ни с чем.

На первой же паре нам объявили, что занятия сегодня укорочены. И, по сути, у нас будет продолжение выходных.

Затем, совершенно ожидаемо, нас вызвал к себе Путилин.

Когда мы вдвоём с Тагаем зашли в его кабинет, он смотрел на нас с нескрываемым сарказмом.

— Скажите мне, друзья мои хорошие, — начал он, — можете ли вы выйти за пределы Академии так, чтобы ни во что не вляпаться?

— Мы же не виноваты! — развёл руками Тагай. — Это не мы создавали пастекусуса. И не мы чудили в дендрарии. Мы вообще-то императрицу спасали.

— Именно так, — согласился я с другом. — Мы только претворяем в жизнь то, чему вы нас учите тут. То есть для чего нас учат? — теперь уже я развёл руками. — Для того, чтобы беречь империю. Империю и, в том числе, императрицу. Что нам нужно было делать? Стоять и смотреть?

— Нет конечно, — поспешил ответить Путилин. — В этом случае вы, безусловно, молодцы. Среагировать так, как вы это сделали… надо было ещё постараться. Так что, конечно, хотел бы услышать от вас подробности.

— А подробностей не будет, — ответил я.

Аркадий Иванович слегка склонил голову, выражая удивление и вопрос.

— У нас магическая клятва о неразглашении, — сказал я. — Никому нельзя рассказывать. Даже вам. И так уже сказано больше, чем надо. А вы вообще откуда знаете, что мы там причастны? — уточнил я.

— Ну как же! — ответил Путилин, принимая правила игры. — У меня вот здесь, на столе, запрос по вам обоим от Тайного сыска. Причём, по целой куче документов. Начиная от вступительных экзаменов и справок о здоровье и до характеристик по благонадёжности и всего прочего. И если по Виктору у меня всё давно готово, как-никак четвёртый раз по нему такой запрос, то по Тихомиру Добромыслову такое впервые. Пришлось собирать всё, что есть, со всех мест. И выдавать всё, что смогли.

— Ну что поделать, — взмахнул я руками. — Вот так вот.

— Видите, Виктор, — усмехнулся Аркадий Иванович, — получается, вы не только сами перешли на тёмную сторону, что вами Тайный сыск постоянно интересуется, но и друга своего перетащили в эти приключения.

— Я же не виноват, — ответил я с лёгкой улыбкой. — Они сами ко мне прибились.

— Ну да, — кивнул Путилин. — Такие же отмороженные, как и ты. Константин, вон, голыми руками пастекусуса этого скрутил. А теперь вот, надо было додуматься, Тихомир тоже решил отличиться. Только, судя по всему, пастекусусы ему показались слишком мелкими. Поэтому сразу замахнулся на спасение императрицы. Ладно, пока свободны, — сказал он, вставая и пожимая нам руки. — Молодцы, конечно. Престиж академии вы нам поднимаете день ото дня. Только будьте аккуратнее. Такие вещи просто так не проходят. Сами понимаете, что должны молчать. Никому ничего не говорить.

— У нас клятва, — пожал я плечами. — Понятно, что никому ничего не скажем.

— И ждите вестей из Тайного сыска. Понятно, что один допрос вы уже пережили. Но там люди работают не так. Скорее всего, вызовут ещё раз. Может быть, и не один.

Путилин нам дружелюбно кивнул.

— До встречи на учёбе, — закончил он.

* * *

После разговора с Путилиным мы решили съездить к Костиному отцу, Игорю Вениаминовичу Жердеву. Хотели поговорить насчёт минерала.

— О, пропавшие души! — обрадовался он, увидев нас. — Давненько вы не баловали меня своим вниманием. Уж думал, совсем меня забыли!

— Да у нас постоянно какие-то дела, — ответил Костя, махнув рукой. — Только они организуются совершенно случайным образом.

— Наслышан, наслышан, — усмехнулся Игорь Вениаминович. — Вы точно не любите скучать, — а потом спохватился. — Вы чайку попить или по делу?

— Вообще, по делу, — ответил я.

— Ну вот за чаем и обсудим, — сказал Жердев-старший и повёл нас в гостиную пить чай.

Как всегда, у него было заварено что-то оригинальное и невероятно вкусное. За столом он посмотрел на нас и произнёс:

— Итак, молодые люди, я вас слушаю.

— Меня интересует минерал, — сказал я, надеясь, что столь сильный алхимик сможет мне помочь.

— Какой? — спросил отец Кости.

— В том-то и дело, — ответил я, доставая амулет Аденизов. — Названия я не знаю. Но могу показать, как он выглядит.

Снял амулет с шеи и протянул его Игорю Вениаминовичу. Тот внимательно рассмотрел минерал. И на несколько минут над столом повисла тишина.

— Знаешь, Виктор… — задумчиво проговорил он. — Мне кажется, я где-то такое уже видел. Что-то похожее. Но точно сказать пока не могу. Можешь дать мне образец? — спросил Игорь Вениаминович.

— К сожалению, нет, — покачал я головой. — Это родовой амулет. Практически бесценный. Сковырнуть оттуда камень, как вы понимаете, не получится.

— Понимаю, — Игорь Вениаминович покивал. — Ничего страшного. Наши поиски немного усложнятся, но будем искать.

— Узнать бы, что за минерал такой и где его добывают, — осторожно высказал я собственные хотелки.

— Я поищу, поищу, Виктор, — пообещал мне Игорь Вениаминович. — У меня есть справочники по разным минералам… Но пока даже я в некотором недоумении…

Потом мы ещё немного посидели, допили чай.

— Кстати, — спросил Костин отец, перед тем как встать из-за стола, — когда собираетесь за паутиной?

— Не раньше, чем через три недели. Проблемы с доступом к месту, — честно ответил я.

— И всё равно три недели — это быстрее чем добраться на Мадагаскар и обратно, пошутил Игорь Вениаминович и больше не стал акцентировать внимание на этом вопросе. Моего ответа ему хватило.

Мы допили чай и вернулись в общежитие.

* * *

— Ребят, — сказал я друзьям около входа, — я к Аграфене Петровне, скоро буду.

— Что-то не так с самочувствием? — обеспокоились друзья.

— Нет, контроль состояния после случая с капищем. Иногда бегаю на проверку, — схитрил я. Объявлять о цели своего визита не стал. Мало ли, как к просьбе отнесётся сама Аграфена Петровна.

Друзья ушли в общежитие, а я направился в лечебный корпус.

Там достаточно быстро нашёл Аграфену Петровну. На удивление, она была на месте и ничем критическим занята не была. Поэтому сразу усадила меня перед собой на стул и внимательно выслушала. Но перед тем, только увидев меня, она встрепенулась:

— Витя! Что-то случилось? Тебе плохо? Нужны лекарства? Давай, я посмотрю, что с тобой не так!

— Нет, нет, нет! — поднял я руки ладонями вперёд и усмехнулся. — Сегодня я в порядке. Вообще не по поводу себя пришёл. По другому вопросу.

— По какому? — переспросила она.

— Мы вчера были на открытии дендрария…

— Да-да-да, — проговорила Аграфена Петровна. — Вся столица сейчас гудит. Чем там дело закончилось? Расскажи, а то я не в курсе.

— Я не по этому поводу сейчас пришёл, да и подписка на мне о неразглашении, — снова усмехнулся я, но на этот раз невесело. — В дендрарии мы познакомились с бабушкой курсанта Артёма Муратова. Мне показалось, что ей совсем худо. Она не ходит. Он её возит в кресле. И вот я хотел узнать: можно ли как-то её поддержать, помочь?

— В смысле, поддержать? — Аграфена Петровна буквально изменилась в лице, когда услышала имя графини. — Феодора Муратова, если уж на то пошло, — графиня, — сказала она. — И у неё явно есть деньги на лечение.

— Да, это понятно, — ответил я. — Но деньги деньгами, а отношение… даже у вас к ней очень специфическое. Из-за некоторых событий вокруг семьи, как будто там все сплошь предатели. Артём — это член моей пятёрки. Причём парень хороший. И сама по себе графиня — очень приятная женщина.

Бабичева покачала головой, на мои слова, а я продолжал:

— Мне кажется, что именно травля, именно давление общества подкосили её здоровье. И нервы, которые из-за всего этого сдают, тоже влияют на физическое состояние. Так что это просто моя просьба. Как говорится, не в службу, а в дружбу. Если нужно, я оплачу все расходы сам. Скажем так, деньги у меня есть. Может быть, вы могли бы под каким-то предлогом просто осмотреть графиню?

— Виктор, — проговорила Аграфена Петровна после некоторого раздумья. — Я сейчас как бы занята. Мне некогда этим заниматься. Но если появится свободное время, я обязательно сообщу. Просто надо будет всё как-то организовать. Но мне надо подумать. Не пойми меня превратно, — добавила она, — но в нашем мире репутация — практически всё. Связывать себя с семьёй предателя родины значит получить большое тёмное пятно на ней.

— Я всё понимаю, — проговорил я. — Если вы откажетесь, может быть, просто подскажете кого-то стоящего, знающего человека. Возможно, мы как-то проведём всё это, особо не распространяясь. Ну есть же различные варианты, как скрыть посещение.

— Хорошо, Виктор, — кивнула Аграфена Петровна. — Я подумаю.

С тем я от неё и ушёл.

* * *

Когда Виктор фон Аден удалился, Аграфена Петровна села за стол, достала из шкафа бутыль с медицинским спиртом, налила себе пятьдесят грамм и выпила залпом, не закусывая.

«Да уж, — подумала она про себя. — Виктор — парень хороший. Заботится о своей пятёрке, как о семье. Сразу видно военное воспитание. Там, на Стене, люди держатся друг за друга. Берут своих под крыло. Понятно, что и здесь он пытается жить с тем же мерилом. Хочет проявить заботу обо всех. Потомственных военных в этом смысле сразу видно».

— Эх, надо будет посмотреть эту бабушку, — решила она, проговорив это вслух. — Тем более, сама Феодора Васильевна Муратова никогда не была замечена ни в каких преступных делах. Нет. Наоборот. Эта почитаемая графиня даже после того, как её зять угодил в скандал, продолжала ходить с гордо поднятой головой. Вот даже внука пытается вытащить. Но годы, конечно, берут своё.

«Ладно, — решила про себя Аграфена Петровна. — Негоже, чтобы меня курсанты носом в бесчестное отношение тыкали. В конце концов, я — лекарь. Нужно будет что-то придумать, чтобы и долг выполнить, и свою репутацию обезопасить».

* * *

Иосиф Дмитриевич вошёл в подвалы Тайного сыска с мыслью о том, чтобы лично поговорить со Слободаном Зоричем.

Тот вроде как оказался свидетелем. До этого Светозаров дал задание следователям работать со всеми фигурантами дела, включая обоих Зоричей.

Ведь такая подмена, скорее всего, была неожиданностью для самого Слободана. Но он мог иметь к этому какое-то отношение.

И вот, когда следователи работали с Зоричем, тот узнал человека, который принял его личину. У Иосифа Дмитриевича была копия протокола допроса.

На нём Слободан Зорич признал своего дальнего родственника. Но при этом сказал, что не знает, откуда тот взялся. Так же утверждал, что не понимал, что происходит. Более того, не понимает до сих пор.

По его показаниям к Слободану подошёл смотритель и сказал, что вырвался пастекусус. Зорич пошёл проверить и после этого ничего не помнит. Очнулся уже в вольере, кое-как выбрался и поспешил предупредить императрицу.

Смотрителя, который вызвал Зорича, тоже взяли. Но из него пока ничего полезного не выудили. Он был уверен, что магический зверь действительно вырвался на свободу и угрожает людям.

Также Иосиф Дмитриевич запросил отчёт о перемещениях Ермолова за последние две недели. Было странно, что он появился в дендрарии именно в момент покушения. Ведь должен был сидеть у себя в Коктау.

Приглашений на открытие дендрария ему никто не отправлял. Это тоже нужно было всё сопоставить.

Выяснилось, что Ермолов за последние две недели вообще всего один день провёл в Коктау, всё остальное время прыгая порталами по империи. Некоторое время даже находился в Твери, вместе с неким адъютантом.

Подозрения оперативников по поводу этого адъютанта оправдались. Это был тот самый задержанный, Зарянич, оказавшийся родственником Зорича.

Светозаров хотел подробнее выяснить о кузене Зорича и лично получить ответы, поэтому спускался вниз, в камеру иностранца.

Когда он вошёл в камеру, ему сразу не понравилось то, что он увидел. Лицо Слободана Зорича было разбито в кровь до неузнаваемости. Хуже того, он даже не откликался на своё имя. Лишь хлопал одним не заплывшим глазом.

Иосиф Дмитриевич тут же вызвал следователей:

— Это что такое? — указал он на лежащего у стены Зорича. — Я вам сказал допросить, а не убить! Что вы творите-то, демоны?

— Вы же сами сказали, — начал оправдываться следователь, — что с ним надо предметно побеседовать. Мы и побеседовали.

— Это ж не подозреваемый! — прорычал Светозаров. — Это свидетель! И «предметно» беседовать — как свидетель со свидетелем!

— Ну мы… — ответил следователь. — Хрен их разберёт. Кто есть кто. Кто из них Зорич, кто Зарянич — перепутали. Бывает. Зачем ругаетесь? Сами же знаете…

Светозаров набрал ведро воды и плеснул на Зорича, пытаясь привести того в чувство.

В камеру уже спешил лекарь.

Но в этот момент Светозаров осознал размер неприятностей, грядущих на его голову, потому как Зорич вдруг поднял голову и посмотрел на него единственным зрячим глазом, проговорив хриплым голосом:

— А вы вообще кто?

Отправить