В следующий раз я пришёл в себя уже в лазарете академии. Понял я это не по чему-нибудь, а по громовому голосу Аграфены Петровны, раздающемуся у меня прямо над головой.
— Даже не знаю, как получилось, — грохотала она. — Вот как будто наитие какое-то!
— То есть огонь в нём всё ещё жив? — проговорил тихий и взволнованный голос матери. — Он сможет использовать родовую магию?
— Да, мне удалось сохранить источник, — ответила целительница с некоторым удивлением в голосе. — Каким-то чудом восстановила стенки источника буквально из песка. Но предупреждаю сразу — напрягаться нельзя.
— А какие точно ограничения? — спросила мать.
— Пятьдесят единиц, — сказала Аграфена Петровна. — И это максимум. Больше нельзя ни в коем случае! Месяц, лучше два. Это, как минимум, — сейчас целительница больше напоминала наседку со своими наставлениями. — Магия сама будет лечить стенки источника-резерва.
— Спасибо вам огромное! — проговорила маман и, судя по всему, что-то сунула Аграфене, потому что та раскудахталась, мол, не стоит, да что вы.
— Кстати, вот это вот возьмите, — проговорила она смущённым, но не менее громовым голосом.
И тут мне стало настолько интересно, что я открыл глаза. И им предстали остатки браслета, который совсем недавно мне на руку повязала мама.
— Я так понимаю, что это и спасло Виктора от полного выгорания, — она покосилась на меня, увидела, что я открыл глаза, и подмигнула. — Потому что источник удалось собрать исключительно дендро-фекальным методом конструирования.
Я хотел улыбнуться этой древней шутке, но по всему телу протянулись ниточки боли. Словно это была зубная боль, но в каждом нерве, расположенном в моём теле.
— Обезболить срочно! — распорядилась целительница. — Потерпи, дорогой, сейчас всё будет! Ты просто молодец!
Я улыбнулся через боль и прикрыл глаза.
— Благодарю от всей души, — произнёс я, но это получилось так тихо, что я был даже не уверен, что меня услышали.
— Ни секунды из прошедших двух суток не жалею, — проговорила в ответ Аграфена Петровна.
И тут я понял, что находился без сознания гораздо дольше, чем мне казалось.
— Дорогой, я так счастлива, что всё обошлось! — мама не рисковала прижаться к моей груди, она позволила себе лишь слегка стиснуть мою ладонь. — Ты — настоящий герой! А теперь ещё и живой, и с магией! Только пока нельзя ею сильно… — горло ей сдавил спазм, и она не смогла закончить мысль.
— Всё хорошо, мам, — сказал я и пожал ей руку в ответ. — Не переживай, я справлюсь.
Мне хотелось подняться и пойти уже куда-нибудь, чтобы не лежать просто так. Ну не мог я лежать, если не спал. Однако пока это было невозможно. Даже при лёгком движении меня пронизывала боль.
Кое-как я приподнялся на локтях, и мама тут же подоткнула мне под спину несколько подушек. При виде моего страдальческого выражения лица подоспела медсестра и ввела обезболивающее.
Ну всё, теперь точно будет всё отлично. Вот только от препарата появилась некоторая эйфория. Понятно, состав лучше не уточнять.
— Молоток! — добавила Аграфена Петровна, качнула головой и направилась двери, откуда уже добавила: — Я пойду отдохну, но буду в здании. Если что, зовите.
— Уверен, больше ничего не случится, — ответил я. — Отдыхайте.
Стоило целительнице уйти, мать вытащила откуда-то настой и пилюли.
— Так, это тебе, — коротко сказала она, глядя мне в глаза. — Очень хорошо для восстановления. И дай-ка мне руку.
Я приподнял правую руку, чувствуя, что боль отступила. И на запястье мать поместила мне новый браслет, который был шире предыдущего. И, кажется, с куда более серьёзной вышивкой.
— Твой старый распался во время восстановления источника, — пояснила она, сжимая мою руку в обеих ладонях. — Но он выполнил своё предназначение от начала и до конца!
«Ага, — подумал я, — кажется, это было одной из причин, почему Саламандра отказалась меня лечить. Хотя, полагаю, сила капищ тут куда большую роль сыграла».
— Это ничего, — проговорил я. — Скоро восстановлюсь и буду как новенький.
Честно говоря, мне было неудобно. Я понимал, что все эмоции, которые ко мне испытывали, относились к восемнадцатилетнему парню. Но я, почти сорокалетний мужик, относился к этому со странным отторжением. Мол, мам, давай ты покудахчешь в другом месте, хорошо? Правда, я тут же одёргивал себя, вспоминая, что в прошлой жизни был лишён всего этого.
— Тебе, кстати, положен больничный, — проговорила мать, взяв себя в руки и тут же став прежней Гориславой, которой не свойственны слабости. — Пара дней для начала, а там, как чувствовать себя будешь.
— Я надеюсь, что уже завтра смогу свалить отсюда обратно в нашу комнату, — проговорил я и хмыкнул. — Не могу просто лежать!
— Кстати, к тебе там действительно очередь! — мама впервые широко улыбнулась, и морщины разгладились. — И твоя сестра лишь одна из тех, кто жаждет встречи.
— А можно всех сразу? — спросил я.
— Они будут счастливы, — сказала мама, вставая.
И пока она шла к двери, я подумал о том, что против меня играет странная сила. Нечеловеческая. Что-то хочет меня уничтожить. Не потому ли, что я появился тут, не имея на это права?
А следующая мысль была о том, что препарат действительно слишком действующий на восприятие реальности.
В палату ввалилась действительно целая толпа. Моя сестра в сопровождении пятёрки в полном составе. Плюс ещё Аграфена Петровна заглянула и сделала страшные глаза.
— Вы что удумали? Ему отдых нужен! — проговорила она, а затем перевела взгляд на меня. — Давай хоть по очереди.
— Всё нормально, — улыбнулся я. — Так даже лучше. Одним махом отстреляюсь и спать!
Ада подошла ко мне ближе всех и аккуратно обняла за шею.
— Я так боялась, — прошептала она мне на ухо. — Как бы я без тебя?
В ответ я только сжал её руку. Что я мог на это сказать?
— Смотри-ка, всё-таки выкарабкался, — проговорил Тагай, глядя на меня, и в его словах я услышал ту самую иронию, если не сарказм, что будет сопровождать его всю оставшуюся жизнь. — Говорят, ты больше не едун колдучий?
Я сначала даже не понял, что он сказал, а затем расхохотался. Так замаскировать эвфемизм ещё надо было умудриться.
— Да вот фиг вам! — ответил я и вытянул руку вперёд, ладонью вверх.
На ней тут же расцвёл небольшой огненный цветок, но тут же всё моё нутро прорезало болью, поэтому я поспешил сжать ладонь в кулак, чтобы погасить пламя.
— Ого-го! — Радмила приподняла правую бровь и смотрела на меня со странной смесью восхищения и заинтересованности. — Значит, слухи о твоей смерти как физической, так и магической сильно преувеличены.
— Не дождётесь, — с кривой ухмылкой ответил я на это. — Я ещё не закончил. Кстати, как там дела с остальными? Чем вообще дело-то закончилось?
— Главное, чего удалось добиться, — вперёд вышел Костя и вытянулся чуть ли не по стойке смирно для доклада, — что ни один курсант не пострадал. В кулуарах ходят подкреплённые словами очевидцев слухи, что это стало возможно лишь благодаря тебе. Некоторые так и говорят, что юный фон Аден — герой!
— Здорово, — хмыкнул я, расценивая это, как шутку. — А в реальности что? Как Бутурлин?
— С Бутурлиным всё плохо, — Тагай стоял у меня в ногах, чтобы не толпиться с остальными. — Идёт серьёзное расследование, его по допросам таскают. Мартынова, Вяземского и Козырева тоже. А вот Собакину опять повезло. Он в паре палат от тебя.
— Ну я бы ни сказал, что ему сильно повезло, — ответил я, криво ухмыляясь и вспоминая, в каком виде мы тащили его к капищу. — И вообще-то он тоже спас несколько человек.
— Я уж рассказал нашим, — сказал на это Костя. — Но большинство всё равно злорадствует над ним.
— На самом деле, раненых достаточно, — снова взял слово Тагай. — Да, курсанты все живы, но не все здоровы. А вот среди гренадёров и обслуживающего персонала достаточно жертв. Демоны-то можно сказать прямо среди них появились.
— А ещё родители со всех сторон такой хай подняли, чтобы чуть ли не расстрелять Бутурлина, — поспешил вставить Костя, словно ему хотелось быстрее всех со мной информацией поделиться. — И да, занятия на нашем потоке пока отменили на две недели до выяснения всех обстоятельств. Мол, пока расследование, пока допросы, пока восстановление раненых.
— А ещё решается вопрос о замене преподавательского состава, — дополнила Зорич, когда Костя закончил. — Шансы остаться у Бутурлина минимальные.
— Это, конечно, прискорбно, что он добился, чего хотел, — ответил я и оглядел всех собравшихся. — А что с расследованием появления демонов? Это телепорт сломался или что?
Все молчали, переглядываясь между собой. Потом слово всё-таки взяла Радмила.
— Расследуют, — тихо проговорила она. — Отец говорит, что к этому делу подходят максимально осторожно. Ты же понимаешь, что будет, если объявить, что демоны воспользовались телепортом?
— Паника, — кивнул я. — Если люди поймут, что враг может достать их в любой точке империи, сначала обязательно будет паника. Потом уже привыкнут, научатся обороняться.
— Так вот именно панику допустить и не хотят, — Зорич говорила всё это с очень серьёзным выражением лица, как государственный чиновник. — Поэтому намеренно раздувают дело Бутурлина, чтобы отвлечь внимание народа.
— Вопрос даже не в том, что демоны воспользовались телепортом, — внезапно подал голос Артём, который обычно молчал. — А в том, как именно они это сделали. Создалось впечатление, что они просто захлестнули энергией устройство. Там всё произошло очень быстро и без всякого предупреждения. А это означает, что у демонов есть источник практически безграничной энергии.
На него посмотрели все, в том числе и Радмила. Мне было интересно, изменилось ли её отношение к Муратову? И, как оказалось, да. В её взгляде больше не было ненависти или брезгливости. Она смотрела с интересом и без пренебрежения.
— Это плохо, — кивнул я. — Когда у врага оказываются серьёзные технологии — это очень плохо. А то, что мы об этом враге ничего не знаем, ещё хуже.
Мы разговаривали ещё полчаса, пока я не начал уставать. Но удалиться ребят попросил всё-таки не я. В дверь заглянул врач, видимо, из заместителей Аграфены Петровны.
— Вы что тут устроили? — сделав страшные глаза, проговорил он. — Что за митинг? Расходитесь! Фон Адену отдыхать надо, иначе всё лечение насмарку.
— Пока, Виктор, рада, что ты в строю! — первой простилась Радмила и поспешила выйти из палаты.
— Я тоже пойду, — проговорил Артём через минуту. — Выздоравливай.
— Тебя через сколько выпустят-то? — поинтересовался Костя, проводив Артёма взглядом. — Насколько ты, так сказать, болен?
— Не знаю, — я пожал плечами. — Всё зависит от того, как быстро восстановлюсь. Сам-то я хоть сейчас бы домой пошёл. А что, есть какие-то предложения?
Костя с Тагаем переглянулись, и я понял, что в моё отсутствие они успели сдружиться. Что, в общем-то, и не странно.
— Да у отца есть кое-какие заказы по части алхимии, — проговорил Жердев. — Помнишь, мы разговаривали про это? Просто пока всё равно незапланированные каникулы, почему бы ни подзаработать?
— Конечно, помню, — ответил я, но про себя подумал, что это было словно в какой-то другой жизни. — Вот только магичить-то я пока не могу, — я развёл руками. — Не особо колдучий, как бы.
Моя сестра, сидевшая ближе всех, рассмеялась.
— Ничего, — ответил на это Костя. — Я на первый раз что-нибудь попроще попросил. Чтобы втянуться, так сказать.
— А вот это уже очень интересно, — сказал я, кивая. — Как только смогу, сразу же дам знать!
После этого попрощались со мной и Костя с Тагаем. А когда за ними закрылась дверь, Ада сделала несчастное лицо.
— Ты уж прости, — сказала она, опустив взгляд. — Но, когда ты сможешь заниматься делами, первым будут разборки с Салтыковыми.
— Что там, серьёзно? — спросил я.
— Достаточно, — сестра шумно втянула воздух носом. — Но отцу боюсь говорить. Он меня убьёт.
— Ладно, — я обнял Аду и прижал к груди. — Разберёмся. Не бери в голову.
Выздоровление моё пошло гораздо быстрее, чем кто-либо мог предполагать. Именно поэтому уже на следующий день я смог вернуться в нашу комнату общежития академии. И вот тут меня ждал сюрприз.
— Тебе тут какое-то официальное уведомление, — Костя поднял конверт, запечатанный сургучом, двумя пальцами за уголок, а потом демонстративно понюхал. — С душком!
Я усмехнулся и взял конверт. От него действительно пахло парфюмом, но достаточно резким, мужским. Распечатав его, я достал бумагу, сложенную вчетверо. Кроме гербов и регалий, на нём значилось достаточно короткое послание.
«Уважаемый Виктор фон Аден! Настоятельно рекомендуем вам прибыть по адресу… для разрешения недоразумения, возникшего между представителями наших родов».
Сегодняшняя дата и размашистая подпись с узнаваемой фамилией Салтыков. Интересно, это отец семейства писал, или нет?
— Пойду, схожу, — сказал я, глядя на Костю и Тагая. — Нужно уладить одно недоразумение.
— С тобой сходить? — Тагай подобрался, а Костя подошёл к окну.
— Не надо, — я усмехнулся. — Это дело чести, во-первых. А, во-вторых, не думаю, что из-за мелких девиц потребуется значительная сатисфакция.
— В смысле? — не понял Костя.
— Уверен, до драки не дойдёт, — ответил я.
Трёхэтажный особняк Салтыковых располагался в респектабельном районе столицы. Вокруг него был разбит небольшой парк с мощёнными камнем дорожками, скамейками и озерцом. Из парка через кованую ограду слышны были соловьиные трели, радуя слух владельцев усадьбы.
Я отпустил наёмный экипаж, которым добирался от академии, и протянул привратнику приглашение. Тот кивнул и пропустил меня внутрь, указав идти в сторону особняка.
Сам особняк был ничем особо не примечательным. Мраморные колонны на входе, два крыла, балкончики на уровне второго этажа и мансардный третий этаж. Стены увиты плющом, а ко входу ведут широкие ступени. На ступенях меня уже дожидался дворецкий, сухонький старичок.
Отворив мне дверь, он с достоинством произнёс:
— Господин вас ожидает!
Так оно и оказалось. В холле, поглядывая на часы, расположенные напротив входной двери, меня встретил молодой парень, который был примерно одного возраста с моим братом. Очевидно, брат той самой Матроны, с которой не поладила Ада. Глядя на него, сразу приходило на ум сравнение с бледной молью, настолько он был бесцветным и блеклым.
Он холодно поприветствовал меня и пригласил пройти за ним в кабинет, очевидно, предпочитая вести беседу не на виду у слуг. Представиться он не посчитал нужным. Путь был недолгим. Спустя пару минут моль толкнул дубовую дверь, приглашая меня пройти внутрь.
Я успел отметить добротную деревянную мебель в кабинете, шкафы с книгами и даже стенд с холодным оружием, прежде чем хозяин кабинета закрыл дверь и занял место во главе стола, даже не предложив мне присесть напротив, что само по себе уже было хамством.
А уж когда я рассмотрел его выражение лица, то сразу понял, что конструктивного диалога не получится. Ну что же, я не слуга, стоя выслушивать его поток сознания. Потому я демонстративно уселся в кожаное кресло напротив и закинул ногу на ногу. У хозяина кабинета от моей наглости даже красные пятна по щекам пошли.
— Значит, так, Аден, — начал он, моментально утратив хоть какие-то аристократические манеры. — Вы — нищие оборванцы, ничего из себя не представляющие! Ваша сестра должна публично принести извинения Матроне. Более того, вы обязаны выплатить нам компенсацию за моральный ущерб! При этом ваша сестра больше не будет учиться в академии, чтобы не напоминать Матроне о нанесённом оскорблении! Возвращайтесь в ту клоаку, из которой вылезли! Ваше место на Стене, а не в столице!
Он продолжал изливаться потоками оскорблений, словно бурлящая выгребная яма. Я перестал вслушиваться в его словесный понос, размышляя над тем, что, вызвав на дуэль этого урода, место, время и оружие будет выбирать он. А мне ближайшие два месяца ничего убойней пятидесяти единиц кастовать нельзя. Правда, можно было прямо сейчас дать ему в морду, тем самым заткнув. И тогда уже самому ждать вызова на дуэль. Такой вариант мне нравился больше. Хотя… как говорила мать, сперва следует испробовать все доступные дипломатические методы и лишь потом переходить к мордобою. А потому…
Стоило Салтыкову заткнуться, чтобы перевести дыхание и сделать глубокий вдох, я с безупречной вежливостью, не повышая тона, ответил:
— С вами нет смысла вести диалог. Вы не аристократ и не имеете представления о том, что такое этикет, минимальная вежливость, пусть и по отношению к неприятному вам человеку, — Салтыков буквально задохнулся от ярости, а кожа на его лице полностью стала пунцовой, словно вареная свекла. — Ну и правила поведения в высшем свете, как я вижу, вам тоже неизвестны. В связи с этим дальше я буду разговаривать исключительно с главой рода.
— Да как ты смеешь⁈.. — парень начал приподниматься из-за стола.
Видимо, думал, что сейчас наорёт на деревенщину и будет красоваться собой, а его мордой в собственные же испражнения макнули.
В этот момент дверь открылась, и на пороге показался человек с максимально незапоминающейся внешностью: лёгкой сединой, неприметными чертами лица, но неимоверно цепким живым взглядом.
— Что за шум, Семён? — вкрадчиво поинтересовался он, глядя на моего собеседника. — Почему ты позволяешь себя так вести с гостем? Что о нас люди подумают?
— Это не гость, — сквозь зубы процедил парень, сидящий за столом, а по его пунцовому лицу пошли белые пятна. — Это его сестра нашу Матрону…
— Спокойно! — мужчина говорил негромко, но настолько безапелляционно, что звук буквально умер на губах сидящего за столом парня. — Угомонись. Из того, что я слышал, этот незнакомый мне юноша прав. И здравые речи звучат, увы, не из уст моего наследника, — он перевёл свой цепкий, изучающий взгляд на меня и представился: — Меня зовут Анатолий Сергеевич Салтыков. Дальше вести диалог с вами буду я. Но перед тем хотел бы принести искренние извинения за поведение сына. Видимо, нам предстоит восполнить некоторые пробелы в его воспитании.
Семён хотел что-то возразить, но не смог найти слов.
— Здравствуйте, — я тоже кивнул главе рода. — Меня зовут Виктор Борисович фон Аден. У вашей дочери Матроны с моей сестрой Адой случился досадный инцидент в академии. После этого я получил официальное приглашение к вам в особняк, где вместо конструктивного диалога получил порцию грязи и оскорблений от данного юноши. После этого я, конечно, отказался с ним общаться.
— Разумеется, — усмехнулся Анатолий Сергеевич и снова перевёл взгляд на сына.
А я подумал о том, что мне очень хорошо знакомы и повадки этого человека, и безликая внешность, и цепкий взгляд. Всё в нём было настолько непримечательным, что работать он мог только в одном месте.
— А скажите, Виктор Борисович, — глава семейства снова повернулся ко мне. — Не тот ли вы фон Аден, который совсем недавно вернулся из Коктау?
На этот раз взгляд Салтыкова, казалось, прошивает меня насквозь.
— Да, это я, — утвердительно кивнул.
Следом произошло совсем не то, чего я мог ожидать. Салтыков-старший хмыкнул и подошёл ко мне, протягивая руку. Я, пребывая в некотором шоке от резкой смены в поведении мужчины, пожал её и приготовился к объяснениям. Краем глаза я с удовлетворением отметил, что Семён испытал шок куда сильнее, чем я.
— Вы знаете, Виктор Борисович, — сказал тем временем Салтыков. — Хочу выказать вам своё глубокое уважение. Дело в том, что по долгу службы я видел множество отчётов оттуда, имею полное представление о произошедшей катастрофе. И могу с полной уверенностью сказать, что, если бы не ваши чёткие и продуманные действия, жертв среди курсантов было бы гораздо больше. Если бы не вы, то столица сейчас была бы погружена в траур.
После того, как пожал мне руку, он отсалютовал мне по воинскому обычаю. И добавил:
— И отцу своему передавайте благодарность за воспитание такого храброго и умного сына, — он ещё раз пожал мне руку, а затем стрельнул глазами в сторону своего сына.
Семён же сидел, сжавшись на стуле, понимая, что за встречу, которую он мне устроил, его ещё ждёт выволочка. Но, конечно, не на глазах у незнакомца.
— Благодарю вас, — я склонил голову, теперь уже не стоило выводить ситуацию на новый виток конфликта. — Рад, что встретил взаимопонимание в вашем лице.
— Да, — спохватился глава семейства. — По поводу девочек. Сестру очень рекомендую отходить розгами. Чисто в профилактических целях. Пока у них задницы румяны, они о глупостях не думают, — он снова посмотрел на Семёна. — Да, сын?
У того на лице добавились ещё какие-то зелёные пятна. Не моль, а хамелеон, ей богу.
— Если что, свою я уже отходил, — подмигнул мне Анатолий Сергеевич. — Разбираться, кто из них прав, кто виноват, бессмысленно. Они должны понимать, что любое усиление конфликта им обеим пойдёт не на пользу.
— Полностью с вами согласен, — ответил я и, чуть подумав, добавил. — И последую вашему совету.
— Ну что ж, — Салтыков-старший хлопнул в ладоши. — На этом инцидент считаю исчерпанным. Чаю?
— Благодарю, — кивнул я. — Не откажусь.