Глава 16

Мирослава попыталась найти хоть одно сознание внутри крепости, которое не было бы захвачено чуждым принуждением. Но к своему ужасу не смогла этого сделать. Все, как один, высшие демоны из клана Азарета были подчинены тому серому покрывалу ментального контроля, которое она видела своим магическим зрением.

Даже сам Азарет и тот оказался подвержен воздействию нападающих. Пока Мира лихорадочно соображала, что же можно со всем этим сделать, в её голове попутно проскакивали мысли о том, как такое вообще стало возможно. Судя по всему, это была ментальная магия, усиленная муасом. Но этого не было бы достаточно для столь крупномасштабного влияния.

Тут, скорее всего ко всему прочему была задействована кровь этого клана высших демонов. Девушка чувствовала кровавые нотки в разливающейся вокруг ментальной магии.

Она попыталась противостоять невероятной силе принуждения. Попробовала даже вернуть контроль, и защитить хоть кого-нибудь из тех, кто находился внутри крепости. Конечно, в первую очередь необходимо было остановить тех, кто целенаправленно шёл к воротам, чтобы открыть их.

Но ни черта у неё не получалось.

Создавалось впечатление, что она лбом пыталась снести кованые металлические ворота высотой в добрую дюжину метров. После первых же попыток голова сильно заболела, и Мирослава схватилась за виски.

Девушка совсем ничего не понимала. Но хуже всего, что она даже не знала, что именно надо делать. А времени не было совсем. Максимум у неё было несколько секунд. Может быть, минута, не больше.

С одной стороны, в целом, было логично, что сейчас всё сложнее. Там у неё были страхующие её ребята. Была целая система из рун, которые усиливали её работу. Опять же, на Ольхоне она объединила почти триста менталистов, составлявших её клан.

Сейчас же она была одна-одинёшенька. Что она могла бы сделать одна?

Но в то же время Мирослава понимала, что она обязана что-то сделать. Да, сила тут была иная, нежели в её родном мире. Она более вязкая, более мощная. И как будто более стабильная.

Но кроме всего прочего в покрывале подчинения, накрывшее замок Азарета, она видела кое-что ещё. У неё сложилось впечатление, словно она заметила в нём отголоски своей собственной структуры. Той самой, которую раскинула над Ольхоном.

И от этого стало ещё более жутко. Как будто кто-то взял, да и обернул против неё собственную силу. А в одиночку против целой системы выстоять просто невозможно.

Решение, или по крайней мере его подобие пришло к ней в голову внезапно. Если она не может вывести из подчинения сразу всех, то нужно попытаться привести в чувство кого-нибудь одного.

И этот самый один должен быть Азаретом. Тут без вариантов. Во-первых, он один из самых сильных магов. А во-вторых, у него и сопротивляемость менталу должна быть выше. Соответственно, и вывести его из состояния подчинения должно быть проще. Ну а в-третьих, он уж точно должен знать, что делать со своими людьми.

Буквально пара мгновений ушло у неё на то, чтобы отыскать среди всех остальных разум Азарета. Она уже знала его по приметной ярко-оранжевой ауре. Про себя она даже сравнивала его апельсином.

И вслед за этим все свои силы она направила на то, чтобы ввинтиться в сознание Азарета. Ей нужен был простой приказ, чтобы перебить тот, который сейчас владел главой клана.

Этот приказ пришёл ей на ум сам собой.

— Храм! Храм! Храм!

Для верности девушка проговаривала его вслух. Она надеялась, что эта простая фраза сможет пробиться сквозь ментальное покрывало. Всё-таки направленная мысль всегда действеннее, нежели широкоформатное воздействие.

Её приказ словно гвоздь вошёл в мутное стекло покрывала принуждения. Воздействие, оказываемое на Азарета, треснуло и рассыпалось рядом с ним ментальными осколками.

Мирослава увидела, как тот встал со своего места, вышел на балкон башни, расправил крылья и полетел к ней. Она поняла, что всё сработало в тот самый момент, когда он уже находился рядом со входом.

По глазам Азарета становилось ясно, что он понятия не имеет, что тут делает, и что вообще с ним происходит.

Понимая, что времени становится всё меньше и меньше, Мирослава залепила ему самую натуральную ментальную оплеуху. Демон даже за виски схватился, хотя удара, как такового и не было.

— Какого демона здесь происходит? — прохрипел он, затем огляделся и снова уставился на девушку.

А та заступила порог храма одной ногой и, вцепившись в руку высшего, что есть силы рванула демона на себя, заставляя последовать за ней. Лишь оказавшись вдвоем под защитой богини, Азарет окончательно пришёл в себя.

— Селекционеры пошли в атаку, — Мирослава говорила быстро и только самую суть. — Каким-то способом они смогли использовать мой конструкт и теперь накрыли сетью подчинения всех твоих людей. Но я готовила его для обороны Ольхона, а они его переделали в наступательный, да ещё, видимо, добавили вашей крови и подкрепили муасом.

— Ясно, — кивнул Азарет, косясь в сторону ворот, видимо желая тут же сорвать к ним для защиты.

— Куда⁈ — зарычала Мира, перегораживая дорогу высшему. — Я едва тебя смогла привести в чувство. А ты один собрался против своих и чужих воевать⁈ Твои уже идут открывать ворота для вражеской армии. Придумай хоть что-то! Ну или дай мне гору муаса размером с этот храм!

— Притормозить моих сможешь? — спросил высший демон, уже окончательно вникнув в ситуацию.

— Нет, — Мирослава сжимала кулаки от чувства собственного бессилия. — Сделай хоть что-нибудь. Твои демоны вот-вот откроют ворота.

— Горы муаса у меня нет, но попробуй использовать это, — рыкнул Азарет и бросил ей на бегу собственный меч из муаса, рванув вглубь храма.

Прозрачный клинок едва не прибил Миру к полу. Ещё бы! Он был с неё размером! Вот только он уже давно был покрыт сеткой трещин от постоянного использования.

— Это лучше чем ничего, — пожала плечами Мира и принялась прогонять через клинок один единственный приказ:

— Защищать ворота!

Приказ она направила на одного из четвёрки сомнамбул, идущих открывать ворота врагу. Уж на точечное воздействие она еще была способна. И снова один разум её удалось переподчинить. Демон встрепенулся и резко обернулся, вынимая мечи из ножен.

— Надеюсь, мы выиграем с тобой хоть несколько секунд! — пробормотала менталистка, понимая, что сейчас обрекла одного воина на верную смерть.

Азарет же раскрыл крылья и взмыл вверх, облетая широкую центральную колонну по спирали.

Спустя несколько мгновений храм сотряс самый настоящий удар, но не обычный, а звуковой. Мира не сразу осознала, что слышит колокол. Причём, звук был настолько чистым и мощным, что он заставлял вибрировать всё внутри.

Ей казалось, что вместе с гулом с неё срывает всё наносное. Из души и сознания вычищает всё чужеродное и привнесённое со стороны. Колокольный звон выжигал всё, что мешало или не было нужно для жизни. Он оставлял только настоящую сущность.

А он всё продолжался и продолжался, полностью оттягивая на себя внимание и заставляя практически забыть обо всём остальном. Но в этот момент Мира поняла, что ей нельзя поддаваться звону.

Приложив немалые усилия, она всё-таки смогла сосредоточиться. После чего девушка осмотрела всю территорию крепости вновь. Словно ментальным локатором она проходилась своим магическим взором по окрестностям.

И видела, как звуковая волна от колокола расходится всё дальше и дальше. И с каждым ударом она становится всё мощнее. Своим резонансом она вычищала всё с демонов, снимала покрывало подчинение с каждого, до кого докатывалась. Иногда не с первого раза, но это было и не важно.

Она расходилась с каждым ударом всё дальше. И за счёт нагнетания действительно становилась всё мощнее. Всё пространство вокруг словно входило в резонанс с этим звуком.

Пришедшие в себя демоны принялись оттаскивать от замковых врат тех, кто пытался их вскрыть. Мирослава выдохнула с облегчением, поняв, что её демон всё же выжил, хоть и был изранен своими подчинёнными боевыми товарищами.

«Хоть что-то, но я смогла сделать, — подумала она. — Но в следующий раз они могут так легко не отделаются».

* * *

Воздух на поле боя был густым и тяжёлым, пах озоном и напряжённым ожиданием. Калибровка всех артефактов была назначена на утро, и цена этого утра была бы для людей астрономической. Для людей, но не для демонов. Двести тысяч низших сегодня умрут, но Максвелл лишь холодно констатировал: из них сто тысяч должны были отправиться топливом для трёх алтарей, питая их чудовищной энергией. Остальные же… остальные были просто пушечным мясом, призванным отвлекать на себя ярость защитников замка Азарета. Они шли лавинообразно, бессмысленно и гибли тысячами, сливаясь в кровавый ручей, часть которого, естественно, подпитывала силы Бельзияра. Божественная бухгалтерия кровавого безумия, в которой он теперь был главным счетоводом и главным божественным жрецом.

А сам Максвелл в это время отрешенно и осторожно выстраивал всю систему. Для него это было непривычно. То, что раньше казалось верхом изящества и тонкими манипуляциями, теперь представлялось грубым тыканьем пальцами в грязь. Калибровка, которую он затеял, требовала ювелирной, тончайшей работы. И корона из муаса, созданная артефакторами, была продемонстрировала ему новые пределы его возможностей.

Через её призму он видел всё. Он видел ментальные потоки — живые реки из силы и воли. Он видел, кто дожимает до конца, а кто недодаёт; кто халтурит, экономя силы, а кто выкладывается на износ. Он был дирижёром гигантского, невидимого оркестра, и каждая фальшивая нота резала его слух. Медленно, терпеливо он начал выравнивать эти потоки, подтягивая слабых и умеряя рвущихся вперед. Он сплетал их в огромную, невероятно сложную сеть, где каждый менталист стал узлом, живым кристаллом, излучающим силу.

И когда, наконец, сеть выровнялась, стала равномерной и монолитной, он впервые по-настоящему ощутил, какую же силу он имеет под рукой. Энергия била ключом, грозя разорвать его изнутри, но созданная структура удерживала её. Он мысленно отметил про себя, что та система, которую его внучка создала среди людей для защиты Ольхона, и которую он, по сути, повторил, собирая всех менталистов и замыкая их на себе, как на ретрансляторе, была просто невероятной. Стабильной, мощной и управляемой. С ней можно было творить чудеса.

И он начал творить.

Сперва он напустил эту сплетённую паутину разума на демонов на стенах. Это было пробой пера. А затем, поддался азарту и начал постепенно отпускать волну дальше, внутрь замка. Не одним сплошным сокрушительным ударом, а исподволь, мягко, вкатываясь в сознание обитателей домена Азарета. Он не заставлял их сбрасываться с мостов или резать друг друга. Этому бы они стали внутренне сопротивляться. Нет. Его воля была тоньше и страшнее: он приказывал им просто замереть. Оцепенеть. Возможно, в страхе, а, возможно, просто потому, что двигаться больше не было воли. Они застывали на месте, как статуи, и этого было уже достаточно.

Максвелла захлестнуло удовольствие сродни сексуальному. Сила пьянила, словно нескончаемый оргазм. Он видел десятками демонических глаз, как жизнь в замке замирала. Он задыхался от наслаждения, осознавая, что может играть демоническими жизнями по своему усмотрению, как куклами.

Лишь одно место оставалось неподвластным — Храм Саламандры. Там, как будто незримые огненные росчерки, его воля получала болезненные удары по «загребущим рукам». Он чувствовал жгучую боль, словно его живьём прижигали раскалённым железом. Но, подчинив себе почти весь домен, весь замок, он решил, а чем боги не шутят? Может, попробовать сейчас, когда они все в его кулаке, заставить их просто открыть мне двери?

«Откройте ворота!» — прошелестела его воля, сконцентрированная на четырёх демонах у массивного поворотного механизма.

И они послушались.

Они, словно марионетки, двинулись к рычагам. Максвелл сам не верил собственным ментальным щупальцам. Как так-то? Это было настолько легко, что он бы никогда не подумал, что такое возможно. Он готовился к яростному сопротивлению, к затяжной войне, к рекам крови. А они… они просто шли и выполняли его волю. Пьянящее чувство эйфории накатило новой волной.

И в этот миг он почувствовал его. На границе, там, где бушевал огненный росчерк Храма, чей-то разум сопротивлялся. Один-единственный разум, который не поддавался, не гнулся. Он не мог понять, чей он, этот разум был скрыт божественной благодатью, пеленой божественного влияния. Но Максвелл лишь усмехнулся про себя:

«Что может один разум против целой армады? Что может один против сотен менталистов, которые сейчас сломали хребет армии Азарета?»

Он уже мысленно списывал его со счетов, как вдруг… одна нить его паутины подчинения — та самая, что держала того, кто сопротивлялся, — лопнула. Просто порвалась и исчезла. Он не понимал: в чём дело? Остальные-то стоят, остальные на месте.

Нет! Лопнула ещё одна паутинка… Да что за⁈ Один из демонов принялся яростно сопротивляться открытию ворот.

Амулет? Родовая способность? Личная сопротивляемость менталу? Что⁈

И тогда раздался гул.

Низкий, вибрирующий, исходящий из самых основ замка. Гул, который заставлял дрожать все поджилки, который входил в кости и вышибал разум. Гул, за которым последовал удар. Не физический, а ментальный. Огненный вихрь, прокатившийся по его сети.

Края его покрывала подчинения вспыхнули. Не метафорически, а по-настоящему, в его восприятии. Они горели, и это жгло его самого, его сущность, с невыносимой, живой болью. Словно его заживо сжигали.

Волны жара и гула накатывали одна за другой, шипящим пламенем отодвигая его паутину, его устойчивый конструкт, его покрывало, всё дальше и дальше. То, что секунду назад он держал в своём кулаке, вдруг начало пылать, как настоящая паутина, к которой поднесли факел. Каждый последующий удар опалял её края.

«Нет!» — закричал он, уже не мысленно, а в голос. Он орал, давил из последних сил, пытаясь добиться своего, заставить демонов открыть ворота. Но огненный вал катился неумолимо: один за одним, один за одним, выжигая покрывало его воли.

И в момент, когда боль стала нестерпимой, а сеть вот-вот должна была обратиться в пепел полностью, в нём включился холодный расчёт.

«Остановись! Хватит! Это калибровка, а не атака. Не нужно выжигать всё дотла, идя на принцип. Малыми силами пошёл — вот и результат».

Он сдавленно зашипел и отпустил конструкт.

Боль мгновенно отступила, сменившись пустотой и звоном в ушах. Вскрыть замок ему не удалось, хоть они и были так близко…

В голове Максвелла, отбиваясь от остаточного гула, застучала простая и ясная мысль: против него применили не просто какой-то артефакт, а артефакт божественного ранга. Саламандра не дала рухнуть оплоту и источнику своего могущества. По сути, сама богиня встала на защиту своих подданных. Чтобы с ней тягаться, мало муаса. Нужно освободить Бельзияра.

«Признаю, ты был прав! — внезапно отозвался их покровитель. — Репетиция была нужна».

«Ты знал, что у огненных есть такой артефакт?»

«Нет, но не удивлён его наличию. Саламандра всегда была хитрой сукой. Она не могла не подготовиться за тысячелетия моего плена», — Бельзияр даже не рычал, а говорил спокойным тоном, что было непривычно после стольких дней беснования и приказов о немедленном нападении.

«Если они вновь его применят, муас будет бесполезен», — Максвелл знал, что говорит совершенно не то, что хотел бы слышать его бог, но не мог смолчать исключительно из прагматичных побуждений.

«Освободишь меня. Я разрушу храм, и им нечего будет вам противопоставить!»

Отправить