Глава 4

Судя по всему, таверна находилась на месте какого-то очень сильного разлома. Всего за несколько часов я выспался, казалось, на несколько дней вперёд. Всё тело отдохнуло, разум соображал хорошо и чётко.

Дежурство моё прошло без особых происшествий, но погода за пределами пещеры стремительно ухудшалась. Ветер стал дуть гораздо сильнее, он стал ещё холоднее и забирался даже под бушлаты, норовил укусить за рёбра. Но мне в этом смысле было хорошо: я методично подогревал себя изнутри.

А вот людям из отряда Кемизова и нашим, из тех, кто не был связан со стихией огня, было, конечно, не очень хорошо. Вместе со мной в дозоре стоял парнишка — Гридень магии земли. Так вот он кутался во всё, что только можно, никак не мог согреться. Причём, с каждым часом погода продолжала ухудшаться.

Утром, когда все уже проснулись, мы обновили защитный слой «убийцы демонов» на открытых участках кожи. Всё же в экспедицию пошли бывалые бойцы, потому у каждого был с собой личный запас. Я же вынул из седельной сумки баночки с кремом, приготовленные мне отцом Кости, и отправился раздавать их всем.

— Это что и от чего? — хмуро поинтересовался отец, поглядывая на выход из таверны, где завывала вьюга.

— А это чтобы ваша кожа на морозе была нежной и шелковистой, — пошутил я.

— Лучше твёрдой и каменистой, — без запинки ответил отец, и мы рассмеялись. — А если серьёзно?

— Если серьёзно, то этим придётся обмазаться полностью и не смывать, — принялся я выдавать инструкцию. — Это сделает нас неинтересными для демонов. Если мы не будем их провоцировать, то станем для них не интересней камня у дороги.

К последним моим словам непроизвольно прислушались и все остальные участники экспедиции.

— Такой алхимии ещё не придумали, иначе она уже была бы на Стене, — осторожно возразил Кемизов.

— Придумали её буквально вчера, как и опробовали на низших… А на Стене её не будет, ибо ингредиент для её создания оказался конечен. Всё, что есть, наше.

Я принялся раздавать всем по баночке, повторно объясняя, как её наносить.

Отец и Артур Кемизов, хоть и с недоверием, но принялись раздеваться и обмазываться мазью.

— Не оставляйте необработанных участков кожи, нужно замаскировать человеческий запах.

Спустя полчаса все были готовы, а я мысленно помолился Саламандре:

«Пусть она и правда сработает!»

После «косметических» процедур мы послали вперёд пару разведчиков, а сами собрали вещи и двинулись вслед за ними. Можно было констатировать, что лёгкий отрезок пути закончился. Кроме завалов и провалов впереди нас ждал пронизывающий до костей ветер, грозящий скинуть с тракта в ближайшую пропасть.

Я сел на пританцовывающего Резвого и скомандовал:

— Идём вперёд.

— Куд-да вперёд? К-как здесь вообще можно перед-двигаться? — дрожа от холода, сказал Резвый. — У меня уже внутренних р-ресурсов не хватает.

— Ничего, — сказал я. — Ты же конь-огонь. Давай, жги!

— Я уже д-думаю, что, может быть, это и не такое плохое решение — вернуться обратно к-к Искре и поговорить с ней нормально.

— Знаешь что, Резвый? Я, пожалуй, вместо тебя призову кого-нибудь более сговорчивого.

— Д-да лад-дно теб-бе, хор-рош! Просто холодно, — ответил Резвый.

Затем он перестал дрожать, подогрел себя изнутри и всё-таки пошёл ходом по тракту. Я шёл в замыкающей группе. И тем временем я заодно вспоминал эту же свою дорогу в прошлой жизни.

Странно, но она почему-то особо не отложилась у меня в голове. И тут я вспомнил, что мы шли ещё до прорыва, считая этот тракт абсолютно безопасным. Более того, мы шли на исходе лета, может быть, в самом-самом начале осени, когда даже здесь ещё пригревало солнце, поэтому каких-то особых трудностей мы не испытывали.

Правда, кажется, впереди был один небольшой завал, но в связи с тем, что память из прошлой жизни постепенно вытекала из меня, как вода из сита, я уже плохо помнил, что именно случилось на том тракте. Где мы ночевали? Где останавливались на отдых? Нет, все эти события были невероятно далеки от меня.

В этот же раз, чтобы отвлечься от пронизывающего ветра и горстей снега, летящего в лицо, причём снежинки казались настолько острыми, что могли поцарапать кожу, я принялся осматриваться по сторонам.

Надо сказать, что сделано здесь было всё по уму. Это был тракт, не сказать, что слишком широкий, но проезжий, связывавший между собой две крупные империи. Здесь вполне могли разъехаться два экипажа, встретившиеся на пути.

Более того, со стороны, уходящей почти вертикально вверх скалы, периодически встречались работающие светильники, позволявшие раньше двигаться по тракту ночью. Днём они набирали свет, а ночью освещали дорогу. Да, конечно, осталось их не так много — хорошо, если один из десяти. Но те, которые остались, по большей части ещё работали.

Большая же часть всего обустройства тракта, конечно же, не сохранилась. Понятно, что за эти сотни лет сошло множество лавин, были камнепады, которые унесли вместе с собой всё, что должно было служить удобству человека.

Например, если со стороны уходящего вниз склона встречались пропасти или даже узкие ущелья, то на тракте в этих местах раньше обязательно стояли ограждения, причём выполненные на совесть. В наше же время от них остались по большей части одни лишь воспоминания.

Но всё-таки было видно, что раньше всё было продумано и цивилизованно. А главное — делалось всё для людей.

По ходу движения мы наткнулись на целых три туннеля. И только один из них был засыпан достаточно сильно, так, что Кемизову пришлось потрудиться. Два же других остались практически в первозданном виде. Там тоже было работающее освещение, были места для стоянок. Я смотрел на это и думал, сколько же сил, сколько магии ушло на то, чтобы всё это сделать. Ведь люди с этим особо даже не считались, ну, сделали и сделали. Главное, что стало удобно.

И дорога, по которой мы шли к Горячему Ключу, не была какой-то козлиной тропой. Действительно цивилизованный тракт между двумя государствами со всеми необходимыми для этого приспособлениями.

Конечно, со временем он обветшал: даже каменные плиты под ногами, из которых он когда-то был сделан, уже кое-где покрывались сетью глубоких трещин, а где-то их буквально разрезало текущими с гор ручьями. Но я прикинул: если, например, заняться этим, то восстановить можно довольно быстро. Однако эти мысли проскакивали у меня в сознании вскользь. Я лишь отмечал такую возможность, и на этом всё.

«Когда-нибудь придёт время собирать и эти камни», — подумал я.

Тем временем разведчики уже должны были вернуться. Их посылали для того, чтобы узнать, нет ли впереди завалов, ну или, в худшем случае, демонов. Завалы для нас не представляли особой проблемы. Благодаря тому, что с нами был Кемизов: мы всегда могли их либо обойти, либо перейти поверху. Артур вместе с сыном создавал прямо из камней пологие подъёмы и спуски, чтобы мы могли преодолеть завал.

И вот время уже пришло, а разведчиков всё ещё не было. В какой-то момент один из них вернулся, но второго всё так же не было.

— Что там впереди? — спросили вернувшегося разведчика. — Где второй?

— Я не знаю, — ответил тот. — Там дальше что-то ужасное с погодой творится. Не видно буквально в трёх метрах от себя. Мы с ним шли вот совсем рядом, под ногами сущий кошмар, на который и наступать страшно. Одним словом, даже не знаю, пройдём ли мы всей группой.

— Что ты видел, слышал? — допрашивал его мой отец. — Может быть, крик или звук падения?

— Под ногами трещины. Он мог провалиться куда-то, — предположил разведчик.

— С тобой был Гордей, — сказал на это Артур. — Он же маг земли, должен был бы зацепиться за что-нибудь.

— Демонов не видел? — спросил я, на мой взгляд главное.

— Нет, — покачал головой разведчик. — Ни демонов, ни крови. Нигде ничего подобного не видел.

— Ну да, — Борис посмотрел на Артура. — Тут есть несколько вариантов. Либо сорвался, либо замёрз.

— Криков, просьб о помощи, чего-то такого я не слышал, — покачал головой разведчик.

— Гордей не сильный маг, — ответил на это Кемизов. — Но достаточно умелый воин. Он умеет обращаться с оружием, особенно с холодным. Так что давайте попробуем отыскать его. Может быть, действительно замёрз совсем. Но, прежде чем двигаться дальше, надо было подготовиться.

— Отец, Артур, — сказал я и оглядел старших, ведущих нас в этот поход. — Дальше идти так же, как прежде, нельзя, это опасно для жизни.

— Такой ветрище, что нас может сдуть к чёртовой матери, — согласился Кемизов. — Что предлагаешь?

— Аркви, — позвал я. — Присоединяйся к нам, пожалуйста.

Подошёл Аркви, и я продолжил:

— Слушайте, мы должны разделиться на группы и обвязаться верёвками.

— Хм, — проговорил Кемизов. — С одной стороны, ты, конечно, прав, с другой, а что, если одна лошадь с повозкой припасов угодит в пропасть? Она утянет с собой всех остальных!

— Нам надо разделить свои силы равномерно, — сказал я. — В каждом обозе должен быть маг земли. И наши тохарские скакуны всё-таки не чета вашим коняшкам. Эти могут вытащить весь обоз.

«Ну что опять я? — мысленно проговорил мне Резвый. — Ну вот, чуть что сразу Резвый. Почему ты не можешь как-то иначе рассчитывать безопасность?»

«Резвый, — сейчас я говорил без доли иронии, — не бухти. Сейчас мы — часть экспедиции. Причём тохарской. А тохары своих не бросают».

Отец и Аркви посмотрели на меня. Артур осматривал всю нашу небольшую процессию, состоявшую на данный момент из девятнадцати человек.

— Ну да, — сказал он. — По шесть-семь человек плюс телеги с припасами. Давайте так и поступим.

И вот мы разделились на три группы. Первую вёл мой отец, вторую возглавлял Аркви на Рыжем. Я же шёл во главе третьей группы. Рядом со мной в одной связке шёл и Артур Кемизов. Его сын был в первой связке.

И вот такими почти караванами, где наши тохарские скакуны шли впереди, мы и двинулись дальше. Все припасы были надёжно привязаны к одноосным телегам, и мы шли, не торопясь, ощупывая, что называется, ногами практически каждый метр. Хотя, конечно, мы в третьем караване старались просто ступать в следы первых двух.

— Нет, я всё-таки не понимаю, — вещал мне Резвый. — Почему я должен заботиться о вот этих вот тупых кобылах, которые шагают за мной дальше?

— Ты заботишься не о тупых кобылах, — сказал я, — а обо всех. В конце концов, слушай, ты — демон, ты сильный, ты прям лучше всех, поэтому тебя поставили на самое ответственное место.

— Ну что, ну да, я — демон, ну я, блин, сильный. И что? Мне вообще во льдах не нравится! Вот если вдруг что, я тебе чем, блин, зубами что ли буду вгрызаться? Чем я там проплавлю это всё? Оно ещё скользкое всё станет…

Но говорил он это всё мысленно: вслух бы он даже не смог открыть рот, потому что буран был такой силы, что мгновенно натолкал бы ему полную пасть снега. Мне пришлось надеть специальные очки, чтобы хоть что-то видеть. Резвый не преминул возмутиться и этому факту: мол, ему приходится идти вообще вслепую, а я хоть что-то вижу.

Но делал он это всё, конечно, не слишком раздражающе. Иначе бы уже поплатился за это. В какой-то мере его постоянное бухтение было признаком нормальности и постоянства посреди бурана.

Тем временем снег уже падал просто непрерывной стеной, а ветер превращал эту стену в движущуюся, постоянно пытающуюся не пустить нас, отбросить обратно, мол, возвращайтесь туда, откуда пришли! Но мы шаг за шагом пробивали эту снежную стену и шли к нашей цели.

Разумеется, в таких погодных условиях стоянки нужно было делать гораздо чаще, чтобы дать возможность людям согреться. К счастью, таверны, подобные той, в которой мы останавливались на ночлег, встречались здесь довольно часто — примерно через каждые шесть-семь, иногда десять километров. Но последнюю мы прошли не так давно, и я переживал, что следующая встретится нам ещё нескоро.

А люди, следовавшие в караване за нами, уже очень сильно замёрзли. Впрочем, я полагал, что и в остальных караванах ситуация подобная. Отец это понимает и свернёт в ближайшую пещеру, как только будет такая возможность, чтобы переждать самый пик бурана.

И тут со мной заговорил Резвый по мысленной связи. Причём голос его был не столь недовольный, как обычно, а казалось, немного испуганный.

— Рыжий передаёт, что там дальше под ногами очень сильно хрустит. Такое ощущение, что они идут не по каменной плите, а по чему-то очень-очень хрупкому. Как будто по стеклянной поверхности. Мне как-то боязно, — добавил Резвый.

— Ты чего, Резвый? Трус, что ли? — спросил я.

— Я не трус, но я боюсь, — ответил на это Резвый. — Мне, понимаешь ли, жить охота. У меня хозяин только-только разговаривать со мной начал. И что? Всё, молодым в пропасть? Моих косточек даже не найдут.

— Какие там косточки? — я пришпорил Резвого. — Ты превратишься в факел и выскочишь из любой ситуации! Что ты мне рассказываешь?

А тем временем под ногами Резвого действительно появилась какая-то трещина, после которой поверхность стала совсем другой, она на самом деле хрустела, словно копыта с подковами проламывали некую хрупкую субстанцию, которая держалась из последних сил.

Я показал Артуру ладонь, что означало: снижаем скорость, идём аккуратнее. Резвый попытался принять поближе к скале — так ему было не настолько страшно, но там поверхность оказалась ещё более хрупкой.

Его копыта стали проваливаться чуть ли не по колено. Он вернулся на тропу, но там ситуация была немногим лучше. Хуже всего приходилось тем лошадям, которые шли за нами. Жеребец Кемизова ещё как-то проходил, а вот следующая за ним лошадь уже периодически застревала. Её копыта проваливались по колено прямо на тропе. А лошадь, шедшая последней с повозкой, вообще несколько раз уходила вниз почти по пузо, и мы вытягивали её все сообща. Таким образом мы преодолели примерно пятнадцать метров.

После этого снова была трещина, за которой вроде бы вновь была устойчивая плита. Я глянул направо и, в сплошной снежной пелене, кажется, увидел пропасть. Возможно, тут была плита у нас под ногами, но её унесло какой-то лавиной. И вот теперь… но думать об этом не хотелось. К счастью, мы с Резвым уже были на уцелевшей плите.

Следом за нами сюда же вышел Кемизов и ещё двое всадников за ним. Но долго радоваться этому обстоятельству у нас не получилось, потому что раздался оглушительный хруст, и две лошади с всадниками и лошадь с припасами рухнули в пропасть вместе с отколовшимся куском льда. Да, никакой плиты на этом месте просто не было. Её, видимо, уже давным-давно унесло в пропасть, а вместо неё намёрз слой льда, который, в конце концов, не выдержал нагрузки и рухнул под тяжестью нашей группы.

Нас потащило назад.

— Резвый, тянуть! — прорычал я.

— Да, я тяну, тяну! — с хрипом откликнулся конь. Он всё ещё оставался в обличие животного, но его жилы вздулись, а мышцы под шкурой напряглись. Но он всё равно не мог вытащить трёх лошадей и припасы, несмотря на то что ему помогал жеребец Кемизова и ещё две лошади, успевшие перебраться на каменную плиту.

Подковы скользили по намёрзшему на каменную плиту льду. Крайняя к провалу лошадь уже повисла над пропастью и рисковала рухнуть туда вслед за уже висящими.

Резвый хрипел и изо всех сил пытался вытащить огромный вес. Но даже его демоническая натура помогала тут не особо.

И тогда он полыхнул. Я почувствовал, как силы прибавилось. Теперь главное — чтобы не перегорела верёвка, которой мы были связаны. Впрочем, понадобилось совсем немного времени, чтобы рвануть вперёд.

Горящий конь стал потихоньку вытаскивать висящих внизу лошадей, их всадников и повозку. Тем временем уже сообразил, что к чему, Кемизов, и создал под последней лошадью что-то вроде небольшой каменной платформы. Она стала работать, как своеобразный лифт, подцепив болтавшихся над пропастью.

Совместными усилиями они поднапряглись и смогли вытащить всех тех, кто оказался без почвы под ногами. И после этого Резвый снова стал собой.

— Вот так лучше, — шептал он. — Вот так теплее.

Я понимал, что вопросы со стороны людей Кемизова ко мне могут возникнуть, а может быть, и нет, потому что здесь и сейчас все знали про тохарских скакунов — это не было таким уж секретом.

— Ну что? — сказал я, слезая и обходя всех тех, кого вытащили. — Все живы?

Со всеми всё было в порядке. Лишь лошадь, которая тащила припасы, ободрала об острый край льда себе ногу. Мы сразу же обработали рану и поспешили дальше.

Я думал, что, возможно, именно так и пропал в небытие разведчик Гордей. Но почему он не крикнул? Почему не предупредил, что близок к гибели?

«Ладно, — решил я. — Сейчас это не столь важно». Самое главное сейчас было найти укрытие, чтобы люди не замёрзли насмерть в этом снежном аду. Казалось, ветер не только не собирался стихать, но, наоборот, расходился, закручивался вихрями, практически снежными смерчами, грозя оторвать наездников от их лошадей.

Но мы шли и шли. Найти укрытие вышло только ещё минут через двадцать. Да, мы шли очень медленно. Я не знаю, сколько мы преодолели за это время — километр, семьсот метров, — но, в конце концов, я увидел, как тёмное пятно, что я постоянно видел перед собой сквозь практически сплошную белую пелену, которое на самом деле было повозкой второго каравана, вдруг повернуло в сторону скалы. Это означало, что мой отец, идущий во главе первого каравана, нашёл укрытие.

Я очень сильно надеялся, что мы попадём в таверну, подобную той, где мы провели ночь. Там было невероятно уютно, как-то совсем по-домашнему. Но моим надеждам не суждено было сбыться.

Даже не подъехав к арке входа, я уже почувствовал, что что-то не так. Более того, первые два каравана столпились сразу за этой аркой, и у нас было совсем немного места, чтобы забиться всем остальным. Пришлось даже потеснить людей, зашедших раньше, чтобы все наши лошади влезли.

Я соскочил с Резвого и прошёл к отцу.

— Что такое? — спросил я, но сам уже понимал.

Во-первых, тут было темно, но не так темно, как в прошлом нашем месте отдыха. Тут было мрачно. Я зажёг на руке огонёк, но тьма вокруг как будто съедала этот свет.

— Чувствуешь, да? — ответил мне отец. — Здесь очень нехорошо.

Да, все это чувствовали. Какую-то отвратительную атмосферу неприязни. Такое бывает в некоторых помещениях, когда чувствуешь неприкрытую враждебность к себе. Так было и тут, но снаружи завывал буран, а вход буквально заносили целые сугробы, витающие в воздухе.

— Давайте хоть тут расположимся, — проговорил я. — Переждём, пока буран стихнет, и двинемся дальше.

— Я бы лучше нашёл другое укрытие, — покачал головой отец. — Но боюсь, что ты прав. И когда будет следующая таверна и будет ли она вообще — неизвестно.

И в этот момент где-то далеко в глубине пещеры мы услышали какой-то не то стон, не то вой, но слабый — будто кто-то хочет позвать на помощь, но не может, потому что у него нет сил.

— Я схожу, — сказал я.

— Я с тобой! — отец спрыгнул со своего коня по кличке Гнедой.

— Нет, — я покачал головой. — Ты должен остаться с группой. Если что-то случится, ты должен будешь увести группу.

— Я пойду с тобой, — сказал Аркви.

На это я только кивнул. Я знал, что Аркви — надёжный помощник.

Мы пошли вглубь пещеры. Через несколько шагов первоначальный мрак, который был сразу за входом, рассеялся. Но не сказать, что я был сильно рад этому. По стенам пещеры бежали красные светящиеся прожилки. Но светились они не честным огнём, а какой-то не то гнилью, не то кровью. Сказать не могу. Но мне категорически не нравилось то, что я видел, и то, что чувствовал.

Место, куда мы попали, наверное, тоже было когда-то либо таверной, либо гостиницей. Но сейчас это был практически полностью потерявший свой облик грот. Мы прошли по узкому коридору с едва светящимися, казалось, вибрирующими светом прожилками и попали в пещеру, её стены и потолок терялись во тьме.

А вот впереди, шагах в ста, было даже светло. И этот свет был той же природы. Он был неприятный, отталкивающего красноватого оттенка. И он тоже то угасал, то прибавлял в яркости. Но главное было не в этом. Главное в том, что мы увидели человеческую фигуру, которая медленно обернулась к нам.

Рядом выругался Арки, создавая на ладонях конструкт самонаводящихся стрел, а я же разглядывал существо, у которого вместо лица была алая хрустальная маска.

Отправить