Страстные дебаты: наука против культуры
Уже после того, как я начал работать над этой главой, мне предоставился случай связаться с Алленом Вилкоксом, эпидемиологом, чье имя, пожалуй, вспоминается первым в связи с этим парадоксом. Он задал очень неудобный вопрос про диаграмму на рис. 31: откуда мы знаем, что низкий вес при рождении — это действительно прямая причина смертности? Он считает, что на самом деле врачи всегда интерпретировали малую натальную массу неверно. Поскольку он сильно связан с младенческой смертностью, врачи полагают его причиной. В действительности эта связь может полностью обусловливаться конфаундерами (представленными как «нарушения развития» на рис. 31, хотя Вилкокс рассматривает вопрос как более общий).
По поводу аргумента Вилкокса имеет смысл сделать два замечания. Во-первых, даже если мы удаляем стрелку вес при рождении → смертность, коллайдер остается. Таким образом, каузальная диаграмма продолжает успешно объяснять парадокс веса при рождении. Во-вторых, каузальная переменная, на которой были сосредоточены исследования Вилкокса, — не курение, а раса. А расовые вопросы по-прежнему вызывают страстные споры в нашем обществе.
Оказывается, тот же самый парадокс веса при рождении, что у детей курильщиц, наблюдается и у чернокожих матерей. У последних дети с недостаточным весом рождаются чаще, чем у белых, и в целом у их детей выше младенческая смертность. Однако их дети с недостаточным весом выживают лучше, чем белые дети с недостаточным весом. Какой же вывод мы должны из этого сделать? Мы можем рекомендовать курящей беременной женщине перестать курить, чтобы не вредить ребенку, но немыслимо советовать беременной женщине сменить расовую принадлежность.
Вместо этого нам следует обратить внимание на социальные проблемы, из-за которых у детей черных матерей смертность оказывается выше. Это утверждение непротиворечиво. Но какие именно причины в данном случае важнее всего и в чем следует измерять успех? Хорошо это или плохо, но многие борцы за расовую справедливость полагают вес при рождении промежуточным звеном в каузальной цепочке «раса → вес при рождении → смертность». Более того, они берут натальную массу в качестве замещающей переменной вместо младенческой смертности, предполагая, что если к лучшему изменится одно, то автоматически к лучшему изменится и второе. Понять, почему возникла такая практика, несложно: данные по весу при рождении гораздо более доступны, чем данные по младенческой смертности.
Теперь представим, что произойдет, если кто-нибудь, подобно Вилкоксу, придет и заявит, что низкий вес при рождении сам по себе не является медицинским состоянием и не имеет причинностной связи с младенческой смертностью. Это развалит весь терем-теремок. Вилкокса обвинили в расизме еще тогда, когда он впервые предложил эту идею, в 1970-х, и он не осмеливался опубликовать ее до 2001 года. И даже тогда статья вышла в сопровождении двух комментариев, и один из них поднимал расовый вопрос: «В контексте общества, где доминирующая группа оправдывает свое господство, доказывая генетическую ущербность тех групп, над которыми она господствует, сложно держать нейтралитет, — написал Ричард Дэвид из госпиталя Кук Каунти в Чикаго. — В погоне за „чистой наукой” исследователь с самыми лучшими намерениями может восприниматься — а иногда и быть — тем, кто поддерживает и укрепляет ненавистное ему социальное устройство».
Это жесткое обвинение, вырастающее из самых благородных побуждений, — не первый случай, когда ученому доставалось за выяснение истины, потенциально несущей неблагоприятные последствия для общества. Возражения Ватикана на идеи Галилея очевидно были вызваны искренними опасениями за общественный порядок того времени. То же самое можно сказать и об идее эволюции Дарвина, и о евгенике Фрэнсиса Гальтона. Однако культурный шок, возникающий вследствие научных открытий, сглаживается соответствующими изменениями в культуре, постепенно встраивающей эти открытия в себя, а вовсе не запретами. Важное, необходимое условие для подобной подстройки — умение отделить науку от культуры до того, как вспыхнет война мнений. К счастью, язык каузальных диаграмм сегодня предоставляет нам возможность бесстрастно рассуждать о причинах и следствиях не только тогда, когда все лежит на поверхности, но и в самых сложных случаях.
«Парадокс Монти Холла», трудная и многих даже приводящая в бешенство задача, которая демонстрирует, как наш ум легко вводится в заблуждение вероятностными рассуждениями там, где на самом деле следует пользоваться логикой причинности.