Глава 9
Хвост за хвост

Общение с Чкаловым вылилось в долгий, почти двухчасовой разговор. За чаем аж два раза бегать пришлось. Они перескакивали с обсуждения советских машин на итальянцев и немцев, сравнивали достоинства и недостатки, спорили, где у кого сильные и слабые стороны. Лёха же, кивая и вставляя реплики, лихорадочно рыскал в памяти — когда же погибнет Чкалов? До войны… да, точно до войны, при испытании нового истребителя. Но какого? И как ему это сказать? «Валерий Павлович, не летайте на новых машинах? Или будьте аккуратнее при испытаниях?» — основному лётчику-испытателю СССР? Звучит потрясающе глупо.

Чтобы отогнать тяжёлые мысли, Лёха заговорил про И-16. Он рассуждал, что моторы будут расти в мощности, значит придётся удлинять фюзеляж, и незачем цепляться за идею разворота вокруг телеграфного столба. Чкалов фыркнул в ответ и горячо уверял, что не стоит уподобляться немцам и строить всё под пикирование. Между ними разгорелся спор, но добродушный, с усмешками и ехидными замечаниями.

В результате Чкалов позвал Лёху в ангар.

Ангар гудел голосами и стуком железа, пахло маслом и горячим металлом. Чкалов шёл впереди, увлечённо размахивал руками, люди стягивались к нему со всех сторон. Он остановился у И-16, стоявшего в центре ангара, махнул Лёхе рукой на самолёт и с явной гордостью в голосе произнёс:

— Вот смотри, капитан. Это не просто «ишак», а машина с новым сердцем! Мотор — М-25-Вэ. Семьсот пятьдесят лошадей! Но! С новым, двухскоростным нагнетателем. Тяга сумасшедшая! На высоту прёт, как конь на случку. Мощь! Вот места аж под четыре ШКАСа.

Лёха остановился перед машиной. На первый взгляд это был тот же И-16 с пузатым носом, коротким фюзеляжем и козырьком перед пилотом, только вместо костыля сзади теперь виднелось маленькое колёсико.

Первый шок от общения со знаменитостью прошёл, и Лёха вернулся к своему фирменному разгильдяйскому стилю.

— И чего я тут не видел! — улыбнулся он, обходя самолёт и щурясь. — Нагнетатель? Шикарно! У нас тоже стояли на французских моторах, больше семи тысяч метров высоты дали. А кабина то открытая! Как вы на высоте семи-восьми километров от потока воздуха прятаться будете? Маску из крота надевать? Уши даже в шлеме отвалятся, про пальцы и не говорю. Нам техники специально сдвижные колпаки на кабины обратно примастырили.

— ШКАСы? У Васюка, моего ведомого, испанцы столько же поставили. Ну… добивать ими самое то, патронов много. А у меня два крупнокалиберных «Гочкиса» стояли — вот ими любой бомбер на раз-два разделать можно.

— Лоб здоровенный, ясно, что пикирует и высоту набирает фигово. Значит, только и придётся на виражах от нападающих сверху уворачиваться.

Народ вокруг аж замолчал от такой непочтительности к самому Чкалову. Однако Валерий Павлович усмехнулся и похлопал Лёху по плечу.

— А вот и нет, — усмехнулся Чкалов. — С высоты да, разгонишься. А в «собачьей свалке» что делать будешь, если тебя в вираж затянут? В бою на виражах всё решается! Вот тут и понятно станет, какой самолет нужен!

Лёха, слушавшим краем уха, вдруг застыл. В дальнем углу ангара, задвинутый хламом, пылился какой-то непривычный моноплан. Металл тускло поблёскивал, фонарь кабины мутно светился в полоске света из окна.

— Это что, Як? — вырвалось у него.

— Хуяк, — хохотнул Чкалов, подошёл поближе к странному самолету и стукнул ладонью по крылу. — Не, капитан. Яковлев пока только «учебники» клепает. Его самолёты мальчишек учат, а не воюют. Для войны у нас Поликарпов. Это И-17. С Парижской выставки ещё. Как загнали сюда года полтора назад, так и стоит. Не пошла тема. Я когда то на нём летал… ну, не знаю. Вроде и ничего машина, но мне не понравилась, кабинка маленькая, вираж так себе, мощности не хватает. Спорная в общем. Двигатель — испанская «Сюиза», как на твоём СБ.

Лёха подошёл, провёл рукой по обшивке, посмотрел на двигатель, заглянул в кабину пилота. К ним подошёл пожилой механик с седыми усами, которого Чкалов уважительно поприветствовал за руку, назвав Семёнычем.

— А он на крыле? — спросил Лёха.

— Должен быть, — ответил тот с любовью. — За ним хорошо ухаживали. День профилактики — и в небо пойдёт, как миленький.

Лёха повернулся к Чкалову, глаза блестели.

— Вот на этом я вас, Валерий Павлович, уделаю! Ну или хотя бы не проиграю совсем уж позорно.

Чкалов улыбнулся, покачал головой, будто ребёнка слушал, и протянул руку:

— По рукам! Через три дня я снова буду тут, в Щёлково, поднимемся в воздух — ты со своей высотой и скоростью, а я с виражами и пилотажем. Слетаем на бой, распоряжусь, пусть кинопулемёты подвесят, нам новые прислали — посмотрим, чья правда весомее и не зря ли у нас моряки усиленный паёк лопают!

Но Лёха уже почти не слышал Чкалова, слова проходили мимо. Он смотрел на истребитель так, будто перед ним стояла дверь в будущее. Этот вечер и весь следующий день он буквально не вылезал из кабины. Пользуясь приказом Чкалова и явным благоволением начальства института, он облазил самолёт от носа до хвоста, ощупал каждый рычаг, заглядывая в лючки и отсеки.

Лёха залез в испанскую заначку, вытащенную из квартиры профессора. Испанские сигареты вызвали у механиков неоднозначную реакцию — папиросы, мол, лучше, духовитее. Но, как ни крути, чужеземный табак сделал своё дело, изрядно прибавив авторитета и энтузиазма по отношению к молодому лётчику. Народ сразу оживился, в двигателе сменили масло на новое, где-то откопали дефицитную присадку к топливу, повышающую октановое число, и даже шустро прошлись по крыльям и фюзеляжу, отполировав самые заметные неровности, чтобы блестело как на витрине. Ну а затем Лёха с Семёнычем выкинули из самолета, всё, что не влияло на скорость.

Ну что сказать, не Як, конечно. По сути это был тот же И-16, только изрядно адаптированный под французский мотор водяного охлаждения «Испано-Сюиза», прародителя известнейшей серии М-100, которые сейчас стояли на его СБшках, а позже тянули ввысь и Яки, и Лаги, и Пешки.

По этим временам машина выглядела интересно. Длинный гладкий фюзеляж с обтекаемым капотом тянулся к носу, где сверкал кок двухлопастного винта. Низко сидящее тонкое крыло с гладкой тканевой обшивкой выглядело выставочным образцом, но всё впечатление рушили несуразно большие колёса в пухлых обтекателях, торчавшие на длинных стойках.

За день техники заправили баки, проверили все системы, продули и завели мотор, после чего аппарат выкатили на лётное поле.

Лёха, расписавшись в куче бланков, хмыкнул и сказал, что в случае его гибели он сам дурак, что сюда полез.

Местная бюрократия удивляла — Чкалов отдал приказ и оформление полётов прошло быстрее и легче, чем он ожидал.

И вот, мотор уже грохочет, крылья дрожат от вибрации, и он сам, Лёха Хренов, поднимается в воздух на машине, которую ещё вчера видел лишь в пыльном углу ангара.

В полёте машина приятно удивила Лёху своей предсказуемостью и лёгким управлением. Да, кабина оказалась чересчур узкой, пожалуй даже теснее, чем на «ишаке», но зато пневматическая уборка шасси вызвала у него искреннюю радость.

Он сделал широкий круг над аэродромом, набрал высоту, пробуя поведение самолёта. Мотор уверенно рычал, истребитель охотно пёр вверх, словно рвался в небо. Попробовав посчитать время набора высоты Лёха несколько задумался, по ощущениям самолет набирал высоту легче и быстрее, чем «ишак», но высотомер с секундомером утверждали обратное…

В пикировании Лёха действовал осторожно, постепенно увеличивая угол, настораживали крылья, обтянутые тканью, да ещё и простоявшие полтора года в ангаре. Но и здесь истребитель показал себя с лучшей стороны. Он уверенно разгонялся, легко выходил из пикирования и, самое главное, оставался послушным в управлении. Лёха несколько раз попрактиковал вход в пикирование любимым «мессоровским» переворотом через крыло.

Затем он крутил всё, что знал, виражи, петли, бочки, иммельманы, боевые развороты, какие-то размазанные кадушки и ещё бог весть какие фигуры. На виражах самолёт, пожалуй, немного уступал «ишаку», но не настолько, чтобы это можно было считать серьёзным минусом — решил Лёха.

Лёха даже невольно усмехнулся в шлемофон, подумав, что этот «музейный экспонат» ведёт себя лучше половины строевых машин. После обеда в институтской столовой он под закат дня поднялся в небо ещё раз, чтобы снова проверить пилотаж.

Наутро погода выдалась на редкость ясной, словно хотела посмотреть, что выйдет из поединка — морозный воздух звенел, солнце слепило глаза, отражаясь от белого снега. Новость о предстоящем воздушном бое разлетелась по Чкаловскому мгновенно, словно искра по сухой траве. К одиннадцати утра территория аэродрома уже напоминала ярмарку — народ стекался со всех концов, техники и испытатели переминались, словно обсуждая ставки.

Болельщики разделились и явно не в пользу моряка. За Лёху держали кулаки лишь восемь человек в шинелях чёрного цвета, и то, кажется, исключительно по морской солидарности. Остальные толпились вокруг Чкалова, явно ожидая увидеть, как тот «проучит» нахального капитана.

Чкалов подошёл, пожал руки руководству института, перекинулся парой шуток с прибывшими людьми из Москвы, и потом развернулся к Лёхе. На лице — добродушная улыбка, а в глазах — лукавые искорки.

— Ну что, морячок, готов?

— Как пионер, всегда готов! — Лёха вскинул руку в шутливом приветствии, отчего кто-то из толпы прыснул от смеха.

Лёха взлетел первым. В баки обеих машин залили одинаковое количество топлива, минут на сорок полёта, но даже тут он ухитрился выжать крохи преимущества. Спокойно набрав оговоренные три с половиной тысячи метров — эту половину он буквально выторговал у организаторов — самолёты развернулись и понеслись навстречу друг другу. По условиям учебного боя в лобовые ходить запрещалось.

Проскочив мимо «ишака» Чкалова, Лёха потянул ручку на себя, и мир перевернулся. Перегрузка вдавила в кресло, кровь отхлынула от головы, в глазах побежали багровые пятна. Он успел заметить, как противник кренится на левое крыло, уходит в вираж. Скрутив боевой разворот, Лёха оказался выше метров на двести и тут же снова пошёл в набор, пытаясь затянуть Чкалова на высоту. Но тот повёл машину влево вверх, заходя ему в хвост.

— Сука, и тут обзора никакого, — мысленно плевался Лёха, вертя головой и пытаясь понять, где именно прячется преследователь.

По условиям боя требовалось зайти и отснять противника на кинопулемёт в ракурсе огня со ста метров. Или меньше. Лёха вывел машину на горку, лихо скрутил иммельман и пошёл сверху, ловя «ишака» в прицел.

— Двести метров, далеко, — мелькнула мысль.

Чкалов увернулся и тут же попробовал поймать Лёху на выходе из пикирования.

— Пидарасы проклятые, — вырвалась у нашего героя любимая присказка, когда он инстинктивно рванул ручку влево.

Пришлось пересиливать машину и идти в бой виражами, чего он терпеть не любил. Не раздумывая, он завалил своего «парижанина» в левый вираж в сторону маячивших внизу построек аэродрома, надеясь, что Чкалову будет труднее довернуть. Но не тут-то было. «Ишак» довернул с неожиданной лёгкостью и будто клещом прилип к хвосту.

Дальше пошёл каскад виражей, кренов, бочек. Лёха выматывал себя и машину, а Чкалов всё ближе и ближе садился на хвост. Лёха резко переложил ручку вправо, бросил самолёт в правый вираж, почувствовал, как вдавливает перегрузка, и тут же снова ушел влево вверх. Машина взвыла мотором, скручивая резкую бочку, будто играя с ним в бешеные жмурки. В этот миг «ишак» клюнул носом, дёрнулся и отвалил в сторону, оставив за собой дымную струйку выхлопа.

Лёха провёл его злым взглядом и поморщился. В горизонте он был чуть быстрее, в вертикали оба держались примерно одинаково, в виражах он прилично проигрывал верткому «ишаку». Но его машина была послушнее, буквально «ходила за ручкой», быстрее разгонялась, резко сбрасывала скорость, да и в пикировании имела явное преимущество.

Воспользовавшись моментом, Лёха снова вывел машину на горку. Высотомер показал четыре с половиной тысячи.

— Хрен вам по всей морде! — радостно прокричал наш шаромыжник в пространство.

Он качнул самолёт, изображая заход в пикирование, и тут же выровнял его. Чкалов уклонился и стал в вираж, вот тогда Лёха фирменным «мессеровским» переворотом через крыло сорвался в пике.

Выход был точный, ровно за хвостом «ишака». Не ожидавший такой подлянки Чкалов проскочил вперёд, и силуэт его машины оказался в прицеле. Разогнанный на коротком пикировании, Лёха пронёсся рядом, чуть не зацепив плоскостями, не больше десяти метров. Всё произошло в долю секунды, но в памяти отпечаталось, как серия кадров: зелёное крыло, лобастый мотор, бликующий козырёк и повернутая голова Чкалова в очках-консервах. Зажатые гашетки и ровный стрекот кинопулемёта отсчитали его короткий триумф.

Он снова потянул ручку на себя. Самолёт качнуло, перегрузка вдавила в кресло. В глазах потемнело, мир окрасился багровым, лобовое стекло заволокло красноватой пеленой — собственные сосуды добавили красок. Мир сузился до узкого туннеля.

Когда зрение прояснилось, стрелка альтиметра весело крутилась вверх, набирая высоту. Лёха прищурился, почувствовал, как пот стекает по вискам под кожаным шлемом, и завертел головой, оглядываясь. Машина Чкалова нашлась ниже и правее. Он шёл ровно, покачивая крыльями, командую посадку.

Лёха неторопливо спланировал, пристроился ведомым справа и сзади, и недавние противники, словно ничего не случилось, синхронно пошли на посадку.

Чкалов выбрался из кабины и направился к Лёхе. Его тут же окружила толпа, наперебой спрашивавшая впечатления.

— Ну ты даёшь, морячок! Не ожидал! Плёнку, конечно, проявят, но один раз ты ко мне ловко в хвост сумел зайти с пикирования. Молодцом! И из под огня ловко уходил, особенно, когда газ сбросил и бочку отработал. Вот что значит фронтовой опыт. Я, правда, тебя тоже раза три в прицеле отловил, так что думаю, боевая ничья!

Лёха с удовольствием потрясся, схваченный Чкаловым за руку, и согласно закивал.

— Думаю, вы меня всё-таки первым отстрелили, — произнёс наш проходимец.

Выигрывать у любимца всей страны? Ищи дурака!

— Но молодец! На вертикали здорово работал. Надо будет изучать, смотреть, что и как, — Чкалов вытер вспотевшее лицо и радостно добавил. — Что, будешь просить рекомендовать этот истребитель в серию?

— Да в общем-то нет. Это не мне решать. — скромно потупился Лёха. — Мне бы вон ту СБшечку, — он махнул рукой на стоявший в стороне занесенный снегом СБ с турелью МВ-3, задержавшийся в НИИ ВВС после испытаний. — и ещё бы таких парочку переделать. И что быстро получилось…

Чкалов удивлённо приподнял брови и громко рассмеялся.

— О морфлот даёт! На ходу подмётки режет! Поговорю с конструкторами про этого «парижанина». А про бомбер, готовь письмо от своего наркомата. Испытания закончили, отдадим её вам, и на филёвский завод сам позвоню. — Он снова широко улыбнулся и махнул рукой. — А теперь в столовую!

В столовой, за большим деревянным столом, гулко отдававшем каждое движение посуды, все немного притихли после плотного обеда. Лёха вертел ложку в руках, собравшись с духом, и наконец сказал.

— Валерий Павлович, вы поосторожнее. Постарайтесь избегать испытательных полетов, когда идёт штурмовщина к каким-нибудь праздникам, — произнес он, стараясь, чтобы голос звучал буднично

Чкалов поднял на него глаза, и в них блеснула усмешка.

— О, да у нас тут военно-морской предсказатель завёлся! — хохотнул он, хлопнув ладонью по столу. — Ты давай сам, в своём Китае точнее япошек бомби. Если собьют, я тебя в аду поймаю и заставлю котлам профилактику делать и все нормативы наизусть пересдавать!

Следующая неделя выдалась сумасшедшей. Лёха мотался как угорелый, сперва заглянув в родной наркомат ВМФ, продежурил в приёмной, втерся в лучшие друзья к адъютанту и в итоге получил доступ к телу самого Смирнова. Тот, узнав проходимца, только посмеялся, вспоминая злополучный пароход.

— Молодец! Такой способ изобрёл! Теперь будем буржуев пачками на дно отправлять! — несколько нервно посмеялся начальник, видимо вспоминая взрыв в ярких красках. Затем командующий, внимательно выслушав нижайшие просьбы, легко подмахнул пару требований.

С этой бумагой за подписью Смирнова, которая превращала его в обладателя настоящего «вездехода», Лёха рванул дальше — НИИ ВВС, завод в Филях, снова наркомат, опять Фили. Выпросив машину из гаража наркомата, он ухитрился заиграть её аж на неделю и теперь носился между разбросанными территориями, решая дела на лету. Не обошлось без мелких радостей жизни, раздаренных нашим товарищем. Адъютант постарался скрыть восторг от ручки «Ватерман», начальник гаража от новой кожаной папки, а водитель довольно щелкал зажигалкой, предварительно отковыряв от нее буржуйское слово Zippo и прибив его в туалете типа сортир в родных Мытищах.

Но самое смешное вышло на заводе №197 Наркомата электропромышленности, где делали рации и СПУ. Лёха, не сомневаясь и вспоминая всё, чему его учили в университете в прошлой жизни, вывалил целый набор слов и идей — кварцевые резонаторы, модульные конструкции, амплитудно-частотная модуляция. Главного инженера это привело в совершенное возбуждение. Тот просидел с ним час, после чего поднял глаза и сказал с искренним восхищением:

— Молодой человек, мы предпримем все меры и думаю к в течении двух недель отгрузим вам три комплекта переговорных устройств, тем более у вас такая серьезная бумага. Но… Но вам срочно надо на физический факультет! Совершенно напрасно такой талант в землю закапывать… в смысле в небесах… летать.

— Я там был, но меня выгнали, — философически пожал плечами Лёха.

— Вас? За что же?

— Да, дочку декана трах… натя… отлюбил вобщем не вовремя… — ответил наш хулиган с абсолютно серьёзной физиономией.