Глава 8

Первое, что сказал Олег, увидев Глюка:

— Это что?

— Это наша будущая последняя линия обороны, — ответил я, сообразив, что про щенка не рассказывал: встречи короткие, а по телефону такое не сообщишь. — Последний выживший из живетьевских собак.

Олег склонил голову и с сомнением сказал:

— Кажется, они выглядели по-другому. Более аристократично, что ли…

Глюк недовольно заворчал, и я снял с него артефакт изменения внешности, предварительно проверив, что кроме нас с дядей, больше в доме никого не было.

— Теперь похож?

— Теперь похож, но он еще маленький. Кто знает, в кого вырастет.

— Я его, считай, из питомника взял. Живетьевы кого-попало там не держали.

— Ха. Из питомника? Скорее, с его руин.

— В точку, именно с руин. А где дядя Володя?

— Они к себе вернулись. В смысле к Лизе. Володя сказал, что нет идиотов нападать на родственников будущего императора. Особенно таких, через которых надавить на Шелагиных не выйдет.

Отчасти он был прав: он не был близок шелагинской семье, а меня пока в расчет не особо принимали. Да и безопасней сейчас не рядом со мной. Потому что меня-то фиг достанешь, а вот тех, кто будет поблизости, может и задеть.

— Со щенком что делать будешь? Он мелкий, его на улицу нельзя.

— И не собирался на улице держать. К себе в комнату возьму. Иногда буду его на тебя оставлять.

Олег посмотрел на щенка с ужасом.

— На меня? На меня нельзя. Я же картины пишу. Он может надышаться дряни всякой и заболеть. Кстати, я картину продал, представляешь?

— Когда ты успел? — удивился я. — Какую картину и кому? Ты же портреты Ольги Шалеевой писал? Ей, что ли?

Олег смутился.

— Нет, конечно. Ей я подарил. Но благодаря ей. Она предложила отвезти в галерею и выставить на продажу хоть одну. Я специально под это дело нарисовал. Смотри.

Олег раскрыл на телефоне фотографию собственной картины. Вдохновлялся он пейзажем Изнанки и группой камнеплюев, которые вели обстрел в сторону зрителя. Выразительное получилось зрелище. И кажется, я знаю его источник: видео с моей камеры.

— Здорово, — признал я.

— Вживую еще впечатляюще получилось. Покупатель сказал, что, если будет серия, купит всё, — возбужденно бросил Олег.

— Сразу возникает вопрос, а не продешевил ли ты…

«А у меня возникает другой вопрос, куда серьезнее…»

— Оценивала галерея. Художник я неизвестный…

— Это пока. С твоим талантом ты непременно выбьешься в лидеры.

— До этого еще работать и работать, — махнул рукой Олег.

Песец нетерпеливо переступил всеми лапами, привлекая мое внимание.

«И наполнять нашу картинную галерею, в замке».

— Здесь некоторые напоминают о своем портрете. Очень настойчиво напоминают, знаешь ли.

— Да я бы рад. Но как я буду рисовать портрет, если не знаю, как наш символ рода выглядит? Боюсь ошибиться. Песцы, они же разные бывают, понимаешь? Нужен не самый красивый, а наш родной, песцовский.

Хм… А ведь я смогу решить эту проблему, если Олег действительно хочет написать портрет Песца, а не отговаривается.

— Пойдем к тебе в мастерскую, — предложил я. — Поставлю иллюзию такого, какой он есть у меня в голове.

«Подожди! — всполошился Песец. — Мне нужно подготовиться к позированию, и вообще…».

«Ты еще скажи, что тебе нужно принять ванну и сходить к парикмахеру. Ты и так хорош».

«То, что я хорош, — сомнению не подлежит. Но на картине я должен быть прекрасен».

Песец распушился во все стороны, превратившись в подобие огромного мехового шара.

«Давай без этих экспериментов, — предложил я. — Ты у нас боевой советник, а не мягкая игрушка».

Песец тут же схуднул чуть ли не до скелета, обтянутого кожей, и приобрел черную повязку на глаз. Шерсть его перестала быть пушистой и повисла неопрятными клочками, под которыми угадывались толстые бугристые шрамы.

«Те, кто позволяют себя ранить, не так уж и хороши, — намекнул я. — Давай ты лучше примешь вид ухоженного военного советника из тех, кто стоит на высоком холме, смотрит на противника в подзорную трубу и дает ценные советы».

Полнота Песца сразу стала средней, зато шерсть шелковистой и ухоженной. На груди появился герб на толстой золотой цепи, а в лапах знамя, изображение на котором было не разобрать, потому что полотнище все время находилось в движении.

«Думаю, флаг лишний, — намекнул я. — Он может не поместиться на портрет. И цепь на себя слишком много внимания привлекает».

Флаг исчез, цепь тоже, и Песец перехватил герб двумя лапами. По его морде было понятно, что это последняя уступка мне и от герба он ни за что не откажется. Еще бы, герб был точной копией изображенного на парадной посуде из дальградского особняка. Так что песцов на планируемом изображении должно было быть два. Фоном Песец выбрал суровые темные каменные блоки и горящие по бокам факелы.

Это изображение я и вывел в мастерской Олега на том месте, где он указал. Одно могу сказать: иллюзия удалась. Олег замер в восхищении, потом сказал:

— Так вот ты каков, Песец. Счастлив познакомиться.

Песец смутился, растерял величавость, и полностью растаял где-то в глубинах меня.

— Он польщен, — перевел я на человеческий язык поведение симбионта.

— Ага-ага, — невнятно ответил Олег, весь уже в предвкушении будущего шедевра.

Глюк чихнул, и я поспешил покинуть мастерскую Олега, разве что напомнил ему о необходимости подпитывать иллюзию, чтобы не развеялась. Не уверен, что дядя это услышал, но моя совесть останется чистой, если он про это дело забудет. Да и восстановить изображение не составит труда.

«Так, ночь у тебя в отличие от Олега, будет спокойной, — проявился Песец. — Можно использовать один из модулей. Что выбираешь: магию Жизни третьего уровня или Алхимию четвертого?»

«И как здесь выбрать? — вздохнул я. — Нужно и то, и другое. Оба — срочно».

«Тогда бери Жизнь, — предложил Песец. — После нее раньше можно будет взять следующий модуль, чем после Алхимии. После последней придется полторы-две недели перерыв брать. А после магии Жизни — через день уже можно использовать следующий модуль».

Уточнение было своевременным, поэтому я использовал модуль с магией Жизни первым.

Утро у меня началось не с проверки полученного с модуля, не с кофе и даже не с тренировки, а со звонка Дарины. Поначалу я не хотел вообще ей отвечать, а потом решил, что не надо пасовать перед трудностями. Чай, не первые и не последние в нашем общении. Я только привет и успел сказать, после чего в уши мне полился поток слов. Ух, как Дарина ругалась — заслушаться можно.

— Дарина, радость моя, я предупреждал о низкой информативности первого блока.

— Я помню, — неожиданно мирно ответила она. — Конечно, я рассчитывала на другое, но и с этого я получила некий бонус. Но это не телефонный разговор. Просто я разозлилась.

— Настраивайся на продолжение, — игриво сказал я.

— Через полгода? — фыркнула она в ответ. — За это время много чего может случиться. Полгода назад я была уверена, что Арина Ивановна — вечна. А сейчас нет даже собак из ее питомника. Знаешь, какая там сложная система выращивания была?

— Откуда мне это знать?

— И все пошло коту под хвост… — она вздохнула. — Хочешь, я тебе эту систему сообщением пришлю, пока помню?

— Присылай, — согласился я, понимая, что она сейчас намекает на Глюка.

— Встретимся — ответишь за все, — промурлыкала она так, что я сразу вспомнил про предложение Грекова. Нет, однозначно надо им воспользоваться — блок Соблазнения не дает нужной устойчивости даже при общении по телефону.

«Чего это не дает? — возмутился Песец. — Ты мыслишь совершенно трезво. А не было бы этого усиления — мыслил бы совсем другим местом».

Я отложил выключенный телефон и начал изучать то, что досталось мне с новым модулем. Колючая лоза — модификация обычной Лозы из модуля Земли первого уровня, для изучения требовала магию земли всего лишь второго уровня. Общая кровь третьего уровня делала еще менее вероятным нападение животных, наверное, даже на живетьевских собачек бы подействовала, но уже никак не проверить. Появилось очень интересное заклинание Вестник, позволяющее магу заставить ближайшую птицу отнести записку по адресу. Не думаю, что стану использовать это заклинание, есть гораздо более быстрые способы обмена информации. Что там еще? Сон, теперь уже не целительский, а из магии Жизни. И почти противоположное ему заклинание Бодрость. Затем Поиск Изнаночных тварей, он работал на обнаружении точек Жизни, но уже изнаночных тварей. Дальше шло Воздействие на животных, оно относилось к ментальному разделу и работало по обе стороны Прокола. Но главное, количество возможных Меток выросло до сотни.

Я еще не закончил изучать полученное, как пиликнул телефон, сообщая, что Дарина прислала файл. Просматривал я его уже за завтраком, после тренировки. В основном записи касались питания. И я даже не удивился, когда обнаружил, что при выкармливании таких щенков вовсю использовалось мясо изнаночных тварей. Причем вводить его в рацион уже было пора. Правда, совсем по чуть-чуть. Нужное у меня было, поэтому я сделал буквально половину чайной ложечки пюре из сырого мяса и предложил его Глюку. Тот отнесся к новой еде с энтузиазмом и был бы не прочь съесть еще немного, но, к его большому несчастью, больше пока было нельзя.

Оставил я щенка в своей комнате, убрав с пола всё мелкое, кроме его лежанки с кормовой базой. Система очистки должна справиться со всем, что умудрится вытворить за время моего отсутствия щенок. Брать его с собой я, разумеется, не мог, но пообещал ему не задерживаться, когда уходил в академию. Не знаю, понял ли он что, но устроился у моей кровати с самым грозным видом. Наверное, собрался охранять ее до последних шенячьих сил. Олегу я оставил записку на кухне на случай, если он забыл про Глюка. А то с него станется, увлечется — и остальное из головы вылетит.

В мастерскую к нему я не пошел, как Песец ни настаивал, намекая, что на ранних стадиях проще сделать исправления. Не надо лезть под руку художнику, а то можно случайно окраситься в ненужный цвет. Так я и сказал Песцу, направляясь в академию.

Елизавету Николаевну я встретил выходящей с ее участка.

— Илья? — удивилась она. — Я думала, ты вообще больше не появишься.

— Почему? — удивился я.

— В связи с изменившейся ситуацией. А, поняла, ты собираешься переводиться и приехал за документами.

— Я собираюсь учиться здесь и дальше. С князем Шелагиным согласовано.

— Это с князем согласовано, — мрачно возразила она. — А когда он станет императором, про это соглашение можно будет забыть. Почему Дальград всегда забирает лучших? Впрочем, это риторический вопрос.

— Елизавета Николаевна, уверяю вас, никто меня перевестись не заставит. Мы обсуждали этот вопрос, и Павел Тимофеевич согласился с тем, что мне в Верейске будет удобнее.

— Ох, Илья, посмотрим, — вздохнула она. — Даже если останешься, в академии будет больше твоих телохранителей, чем студентов.

Я представил эту картину и рассмеялся. Ни один телохранитель не справится с моей защитой лучше, чем я сам. Понимал это я, понимал и князь Шелагин. Так что вряд ли он будет усердствовать в моей охране. И если академия пополнится, то уж точно не за счет моих телохранителей.

— Конечно, посмотрим. Вам вообще скоро будет не до академии.

— Владимир сказал, что наймем няню. Я бросать работу не собираюсь — твердо ответила Елизавета Николаевна.

Я ее на всякий случай просканировал — чай, не чужой человек, но ничего патологического не выявил. Все было в порядке.

За разговором мы дошли до академии, где разошлись: она — в деканат, я — на занятия. В коридорах я ловил на себе множество любопытных взглядов, правда, никто ко мне с уверением в вечной любви и дружбе не лез. Да и вообще не лез с разговорами. Так, присматривались, не понимая, чего от меня ждать.

— О, Илюша вернулся! — радостно завопила Уфимцева, стоило мне появиться на пороге аудитории. — Иди к нам скорее.

Группа сидела компактно, но свободное место для меня нашлось. Показалось, что мне были рады все. Кроме Бизунова, естественно.

— Как вернулся, так и обратно в Дальград уедет, — заявил он, ревниво косясь на Фурсову. — Рано радуешься. Он здесь ненадолго. Попрощаться зашел, да, Илья?

Надежда в его глазах была столь сильной, что я чуть не согласился.

— Я здесь надолго, Роман. Мне еще долги закрывать.

— Твои долги сами преподы закроют, — недовольно буркнул он.

— Но это не прибавит мне знаний, — возразил я. — Долги нужно закрывать честно.

— Ой, кто это о честности заговорил? — необычайно противным голосом сказал Бизунов.

— Роман, прекращай, — надавил на него Темников. — Чего ты начал? Нормально же все было.

— Нормально было, пока этого здесь не было, — надулся Бизунов. — Вот же везет некоторым. Он вообще ничего для своего успеха не сделал, просто родился от правильного отца. Все остальное его родственнички сделали. Даже Николая Шелагина устранили.

— Роман, ты не меняешься, — хмыкнул я. — Подумай на досуге, почему Николая передали родителям княжеского целителя, Эрнеста Живетьева. Может, чего умного в голову придет. А то у тебя там один мусор.

— Да ну его, — фыркнула Уфимцева. — Он временами нормальный, но эти времена становятся все реже и реже, особенно когда рядом Маша.

— Маша наверняка в Дальград переведется, — ответил я.

— Почему это? — набычился Бизунов, и сама Фурсова с удивлением на меня посмотрела.

— Арина Ивановна умерла, — пояснил я. — Маше нет смысла выполнять договоренность с ней. А Верейск ей никогда не нравился, она уверена, что достойна лучшего.

Во время моего монолога Фурсова то бледнела, то краснела, потом резко подскочила и выпалила:

— Неправда! Это все неправда!

Бизунов бросил мне:

— Ну ты и сволочь! — и принялся уверять предмет своего обожания, что моим словам никто не поверил.

Некоторых жизнь ничему не учит. Фурсова притворялась расстроенной и оскорбленной.

— То есть она выполняла здесь поручение Живетьевых? — удивилась Мацийовская.

— Да, Яночка. Необходимости в этом больше нет, так что я думаю, что Мария уедет. Возможно, доучится этот семестр, а возможно, и нет.

— Размечтался. Никуда я не уеду, — возмутилась Фурсова. — Сам уезжай. У тебя причин для этого больше. Не по статусу наследнику престола учиться в провинциальной академии.

— Что мне по статусу, а что нет, решаю я, Маша, — усмехнулся я. — И да, я о вас с Дариной знал с самого начала.

Она дернула плечом.

— Ты мне все равно никогда не нравился, так что невелика потеря.

— И замечательно.

А еще было замечательно, что Бизунов прямо-таки расцвел от радости: Фурсова сказала то, что он очень хотел услышать. Сильнее хотел услышать разве только, что он сам нравится девушке. Первый шаг, по его мнению, был уже сделан: мне дали отставку. А значит, у него есть все шансы вернуть Фурсову.

— То есть ее и целительницу Живетьева отправила сюда из-за тебя? — шепотом спросил Темников.

— Паша, что там было в голове у Арины Ивановны, знает только она, — ответил я, не собираясь окончательно портить жизнь Фурсовой. В конце концов, она девушка подневольная, хотя и не под клятвой.

Увлекательный разговор прекратился с приходом преподавателя по ботанике, Эльзы Эдуардовны Штраубе. Она не обратила внимания на мое появление, встала за кафедру и точно со звонком начала увлеченно читать лекцию, выводя на проектор нужные в процессе объяснения слайды. Тишина во время ее занятий всегда стояла оглушительная, хотя кто-то записывал не вручную, а на телефон, чтобы потом не читать, а прослушать еще раз. Хорошее дело, но лучше дублировать и писать не только на электронные устройства, но и в тетрадь. В этом случае запоминается куда лучше.

На перерыве я поинтересовался у Темникова, который относился к тем, кто полагается в том числе и на технику, нельзя ли у него разжиться копиями пропущенных лекций. Тот сразу отправил мне файлы. Отлично, пробелы с этим предметом я закрою.

На практических занятиях по алхимии я получил список того, что проходили без меня, и успел сдать не только задание этого дня, но и заложить основу под выполнение прошлых заданий. Одно из требуемых зелий готовилось в три этапа с настаиванием между этапами в пару дней. Мне удалось завершить первый этап, и результат я убрал в личный шкафчик в кабинете. Еще одно зелье я делал параллельно с заданием этого дня и в конце сдал оба. Теоретически мог сдать еще одно, но решил особо не усердствовать. Вливание в студенческую жизнь должно быть спокойным.

Отправить