Глава 21

Я успел зайти в спальню цесаревича до того, как оттуда вынесли Зимина. Находился тот в целительской коме, что еще раз доказывало недооцененность целительских заклинаний в военных целях. И недооцененность самих целителей. Как в нападении, так и в актерском мастерстве.

Живетьева воплощала вселенскую скорбь. С неё хоть сейчас можно было ваять статую для кладбища. Нужно будет передать ее роду конкретно этот снимок — статуей я точно не буду заморачиваться, лишь обеспечу наполнением место, над которым она встанет.

Пока в комнате было слишком много людей. Начинать устранение в такой толпе — неоправданный риск.

Ситуация менялась очень быстро. Рысью в помещение вбежал мужик, отвечавший за безопасность дворца, окинул взглядом комнату, понял, что с супругой цесаревича говорить бесполезно, и обратился с вопросом к Живетьевой. Разумеется, та обрисовала ситуацию в свою пользу.

Это возымело нужный результат. Мужик начал командовать, и комната пустела на глазах. В конце концов в ней остались только убитая горем супруга цесаревича, причитающая Живетьева и безопасник. Последний набросил купол тишины на комнату, стоило закрыться двери, после чего Живетьева сразу отбросила фальшивую скорбь и жестко сказала:

— Хватит выть, дура. Поведешь себя правильно — останешься в живых. И твои дети — тоже.

— Сашенька… — всхлипнула великая княгиня. Возможно, брак был и договорной, как принято в этой среде, но возникновению супружеской любви это не помешало.

— Идиот твой Сашенька, — грубо бросила Живетьева. — Что удумал — устроить на меня охоту. Я предупреждала его, что это плохо закончится. Но он не внял. Значит, сам виноват. Все, девонька, шутки кончились. Решай сразу: либо ты с нами, либо идете в расход всей семьей.

Она подошла к стоявшей на коленях перед кроватью женщине и нехорошо прищурилась. Похоже, ее устраивал любой вариант развития событий: с высокопоставленным союзником действовать проще, но союзник этот очень уж ненадежен, может взбрыкнуть в любой момент.

— С вами, — мертвым голосом ответила великая княгиня.

Голос у нее казался глухим, как будто шел с того света. Лицо, довольно красивое и ухоженное, успело опухнуть от слез, а глаза покраснели. Вряд ли она сейчас понимала, к чему приведет ее согласие.

— Коли с нами, так докажи это. — Живетьева извлекла лист бумаги и ручку. — Пиши признание в убийстве мужа.

Великая княгиня в ужасе отшатнулась.

— Но я его не убивала! Я любила Сашеньку.

— Разумеется, не убивала, — раздраженно сказала Живетьева. — Это всего лишь страховка, которая нигде не будет использована, если ты не взбрыкнешь. Нормальных гарантий от вашей семьи не получить, так хоть так.

— Где гарантии, что вы не используете эту бумагу потом против меня? — расхрабрилась великая княгиня.

— Мое слово, — жестко сказала Живетьева. — Пройдет все, как я хочу, верну тебе расписку и пальцем не трону никого из твоей семьи. Не пройдет — будешь арестована за убийство Александра. Я, Женечка, никогда и никому ничего не прощаю, но договориться со мной можно. И слово я держу, оно не пустое сотрясение воздуха.

— Я хочу клятву.

— Ишь ты, клятву она хочет, я покойному Костеньке ее не дала. Клятва на ерунду не тратится, тебе моего слова будет достаточно, а вот мне твоего — нет. Поэтому села и написала, если не хочешь, чтобы дети остались сиротами или того хуже.

Говорила Живетьева вроде бы с добренькой улыбочкой, но от ее слов прям мороз по коже проходил.

— Станислав Ильич, как же так? — попыталась воззвать к безопаснику великая княгиня. — Вы должны нас защищать, а идете на поводу у преступницы.

— Евгения Павловна, вы же прекрасно знаете, что императорская семья обмельчала, — нахмурился он. — Реликвия требует сильной руки, а ваш покойный супруг слабаком был. Его отца перед смертью реликвия не признавала. У ваших детей с магией тоже нелады. Мирно отойдете в сторону — всем лучше будет. Я вам советую прислушаться к просьбе Арины Ивановны.

— Вот-вот, слушайся, деточка, — хихикнула Живетьева. — Стасик дурного не посоветует. Умненький мальчик и с правильными принципами.

— Скорее, с их отсутствием.

— Я за сильную страну, — зло бросил безопасник. — Ваша семья ее дать не может, выродилась. Живетьевы — сильный род, они по праву встанут у руля.

— Женечка, от тебя и не требуется ничего. Мы все сделаем сами. Убили твоего Сашеньку заговорщики во главе с князем Шелагиным, воспользовавшимся помощью неблагодарного и непорядочного целителя Зимина. Под нужной магией последний скажет все, что требуется. Никого не забудет.

Живетьева тоненько неприятно хихикнула, безопасник ей вторил куда более уверенным смехом. Весело им, однако…

— И кто там среди заговорщиков?

Вряд ли великую княгиню волновал этот вопрос на самом деле — голос ее звучал совершенно равнодушно. Скорее, пыталась тянуть время, непонятно на что надеясь.

— Окромя Шелагиных-то? Думаю, Беспаловы, Прохоровы и Дорофеевы. Не волнуйся деточка, мы отомстим за Сашеньку. От этих мерзких кланов не останется ни одного человека. У меня уже и люди присмотрены, кто на эти земли сядет. Верных людей вознаграждать надо, а предателей — карать. На том власть и стоит.

Разговор был интересным, но продолжать его слушать было бессмысленно, нужно начинать действовать. Причем убирать придется обоих: безопасник выглядит серьезным противником, а еще может сбросить купол и позвать на помощь. Да и вряд ли он спустит гибель своей сообщницы.

Живетьева всунула бумагу и ручку великой княгине, и та покорно уселась на кровать рядом с тумбочкой, на поверхности которой собралась писать. Это признание точно не должно было появиться.

Первой я всё-таки рубанул Живетьеву. Клинок преодолел как артефактную, так и личную защиту целительницы, напрочь отделив голову, которая полетела в сторону кувыркаясь. Безопасник ринулся за головой — наверняка инструкции на такой случай ему давались, но соединения верха и низа Живетьевой допустить я не мог. В мужика клинок вошел еще легче, не заметив многочисленных защитных артефактов.

Я собирался сразу же уйти после убийства, но не смог, застыл, прикипев глазами к голове Живетьевой, которая упорно не желала умирать. Магию она использовать не могла, тем не менее тело каким-то образом настроилось на голову и поползло к ней, а сама голова проявляла все признаки осмысленной деятельности: обводила взглядом доступное ей помещение в поисках убийцы и открывала-закрывала рот, выплевывая неслышимые для других ругательства.

Смотрелось это, с одной стороны, страшно, а с другой — настолько притягательно, что невозможно было оторваться. Безопасник умер сразу, для того, чтобы это понять, вовсе не нужно было обладать целительским знаниями, а вот Живетьева жила, несмотря на то, что состояла сейчас из двух половинок. Из нее даже кровь не вытекала: срез был ровным, четким, как в анатомическом пособии, для производства которых используются обработанные трупы. Именно таким хорошо обработанным трупом и выглядело тело Живетьевой. Как будто старуха если и была живой, то лишь очень и очень давно, а сейчас всего лишь кадавр, действующий по определенной программе.

Первой опомнилась великая княгиня.

— Да что ж ты никак не сдохнешь, тварь! — воскликнула она и принялась срывать защитные артефакты с Живетьевой.

Я спохватился и выставил свой купол от прослушки, так как тот, что стоял ранее, развеялся после смерти безопасника. Надеюсь, стража в коридоре не слишком прислушивается к звукам отсюда — почему-то я уверен, что им дали именно такое указание: на случай, если безопасник промахнется с защитой от прослушивания, все стоящие на посту должны временно оглохнуть. Вряд ли вскрик великой княгини не вырвался за пределы комнаты, но в двери никто не стучал с вопросом, что случилось.

— Я не знаю, кто вы, мой спаситель, — оглядываясь по сторонам, сказала великая княгиня, — но, если вы здесь, разрубите ее голову пару раз. И туловище. Сердце я вырву сама.

На лице Живетьевой появился ужас, но я не видел ни единой причины, почему бы мне не выполнить просьбу красивой женщины. Тем более сделать то, чего мне хотелось и самому.

Туловище действительно перестало дергаться после того, как из него извлекли сердце. И извлекла его великая княгиня лично, причем делала она это на глазах Живетьевой, корчившей страшные гримасы и наверняка призывавшей на голову убийц все кары небесные. От того, чтобы делать это громко, ее останавливала сущая ерунда: отсутствие доступа к собственным легким. Без такой малости даже целительница не в состоянии произнести ничего. И плюнуть не получится, хотя Живетьева явно попыталась, когда к ней подошла великая княгиня. Так что главе Гильдии и по совместительству главе крупнейшего клана, не имеющего собственного княжества, пришлось обойтись без прощального последнего слова.

Голову пришлось нашинковать крупными ломтями, и то мне казалось, что еще чуть-чуть — и она опять соберется в единое целое, поэтому нарезку я испепелил кулинарным заклинанием уничтожения пищевых отходов. Заклинание сработало прекрасно, и от головы Живетьевой не осталось даже пепла.

Только после этого содержимое пространственного кармана выпало рядом с телом. Реликвия гулко впечаталась в пол и подкатилась к ногам великой княгини, которая удивленно вскрикнула и сразу же подняла главную семейную ценность и прижала к себе.

Толку, конечно, теперь императорской семье от нее не будет: я чувствовал от реликвии отклик и при необходимости мог бы зачерпнуть из нее столько энергии, что непременно бы свихнулся от ее переизбытка. Поэтому от соблазнительно фонящей реликвии я отвернулся и обратил внимание на остальное. Кроме еще одной бомбы, из пространственного кармана Живетьевой выпало множество записей явно древнего происхождения и древние же артефакты.

«Ты там не уснул? — всполошился Песец. — Быстро загружай всё в свой карман. Места хватит. Это — твоя плата за устранение Живетьевой, причем такая, что нельзя оставлять в чужих руках. Эта дурочка чуть было не написала признание в том, чего не делала, а ты ей все трофеи хочешь оставить. В конце концов, если уж становиться преступником, то не только ради прекрасной дамы, от которой тебе ничего не светит ни в каком случае».

Начал собирать я раньше, чем Песец закончил свою длинную поучительную (или мотивирующую?) речь. Честно говоря, выпало из Живетьевой не так много, чтобы размещение по моим карманам затруднилось. Единственное, на что пришлось обратить внимание, — не положить случайно в один изнаночный карман клинок и бомбу. Я помнил, что они могут среагировать.

— Если вы все еще здесь, мой спаситель, — сказала великая княгиня, — не затруднит ли вас уничтожить все остальное, чтобы и следов от преступников не осталось?

Странная женщина. На ее глазах только что порубили практически в фарш двух человек, а она не только меня не боится, но даже радуется случившемуся.

Тело Живетьевой я сжег, хотя без головы оно уже опасности не представляло. Но великая княгиня права: так спокойнее. Мало ли какими свойствами обладала тушка целительницы экстракласса? Полежит, отрастит голову, оживет и пойдет дальше заниматься своими неприглядными делишками. В результате от Живетьевой не осталось ровным счетом ничего. Безопаснику повезло больше: после него осталась лужа крови, которую я понятия не имел, как убрать, потому что она уже впиталась в ковер на полу, и решил, что пусть об этом голова болит не у меня.

Эстетическое чувство великой княгини это пятно оскорбило, она покривила губы, потом решила, что неразумно требовать чего-то от того, кто в ее присутствии показал недюжинные способности к убийству себе подобных.

— Мой спаситель, — восторженно сказала она. — От всего сердца благодарю вас. Вы спасли не только меня, но и всю страну. Если вы покажетесь, моя благодарность будет более предметной и вещественной.

Разумеется, такой глупости я не сделал. Императорская милость непостоянна: сегодня тебе выражают благодарность, а завтра вспоминают, что ты проник в защищенный дворец и убил двух человек, и решают, что такой человек под боком слишком опасен. К тому же ни к чему кому-то знать, что я участвовал в устранении Живетьевой. После нее много кто остался — к сожалению, при взрыве погибло не так много ее родственников, как хотелось бы. Николаю просто не повезло: шелагинские артефакты у него изъяли, а живетьевские не выдали, потому что решение о том, что именно выдать, должна была принять Арина Ивановна. Успела бы вручить — осталась бы с правнуком. А теперь встретится с ним где-то там за Гранью, и он ей выскажет все, что думает по поводу своей смерти. Коленька — не та личность, чтобы прощать свою смерть. Так что, если встретятся, он прабабушку своими руками пришибет второй раз.

Тем временем великая княгиня поняла, что слова от меня не дождется, распахнула дверь и скомандовала:

— Вернуть Зимина. Немедленно.

Один из охранников попытался заглянуть в дверь, рассчитывая получить указания от своего начальства, но великая княгиня пресекла его поползновения холодным:

— Вам что-то непонятно? Немедленно вернуть Зимина. Выполнять. Быстро.

Охранник кивнул и поднес к лицу рацию.

— Ее императорское высочество требует вернуть целителя-преступника.

— А Ильич чо говорит? — прохрипело из рации.

— А Ильич отдал богу душу, — злорадно сказала великая княгиня, — потому что вместо того, чтобы защищать императорскую семью, он нас предал. Не учел, что мы находимся под защитой нашего Рода. Дух покарал убийц. И его, и Живетьеву. И я требую вернуть невинно оболганного целителя.

Понятно, какой версии будет придерживаться императорская семья.

Теперь уже оба охранника с вытаращенными глазами заглядывали в спальню цесаревича, где сейчас лежало только одно мертвое тело — Александра Константиновича.

— Но где они? — вырвалось у одного.

— Я же ответила: унес дух, защищающий императорскую семью. Преступления банды Живетьевой заставили его выйти из многовековой спячки, — вдохновенно сочиняла великая княгиня. — И теперь он на страже интересов моей семьи.

Не знаю, что подумали те, кто пытался унести Зимина подальше, но совсем скоро его вернули. В том же виде, как и уносили, — на носилках и в целительской коме. Последнюю я снял.

Зимин, только очнувшись, сразу простонал:

— Живетьева убила цесаревича.

Я решил, что дальше здесь разберутся без меня, и направился к выходу, стараясь ни в кого не врезаться, потому что после объявления великой княжны движение в коридоре стало весьма оживленным. В исчезновение местного безопасника не поверили и рыскали по дворцу, пытаясь его обнаружить. Бардак какой-то творится в императорском дворце, распустили здесь всех донельзя. И никакой надежды, что оставшаяся взрослая представительница императорской семьи наведет в этом гадюшнике порядок. Похоже, нас ждет очень интересное время, когда оставшиеся без пугала в лице императора князья начнут делить власть и пытаться выгрызть себе дополнительный кусок пирога. Справится ли с ними великая княжна? Однозначно нет: ни Живетьева, ни безопасник не считали Евгению Павловну помехой и были уверены, что ее удастся продавить.

Я вышел за ограду, спохватился, что не отчитался своим, которые в ожидании результата моего посещения дворца сидят сейчас как на иголках, и передал Грекову:

— Живетьевой больше нет. Императорского безопасника тоже. Подробности лично.

— Принял, понял.

Дальградское военное училище находилось совсем рядом, но при мысли, что придется разбираться с Фадеевым, меня замутило. Ощущения после убийства двух человек были омерзительные. Не столько оттого, что я вообще кого-то убил, сколько из-за способа уничтожения Живетьевой. Эта голова, злобно лупающая глазами, мне еще долго в кошмарах будет сниться.

Отбросив желание вернуться на такси, я решил сохранить в секрете свой отъезд из поместья и возвращался тем же неудобным способом. В довершение замерз и устал как собака. Нужно найти какой-нибудь летающий артефакт Древних с подогревом: перемещаться буду незаметно и в комфортных условиях. Мало ли как жизнь сложится, а профессия исполнителя деликатных поручений у меня уже отработана…

Отправить