Князья отправились в зал заседаний, хотя, на мой взгляд, смысла в этом не было никакого — без императора всё равно любое обсуждение зайдет в тупик, а император сейчас удалялся от дворца пусть не быстро, но уверенно. И в конечном пункте маршрута я не сомневался. Сомневался в своей способности поставить последнюю точку в противостоянии с Живетьевой. И способности провести всё так, чтобы у всех появилась уверенность: Живетьева и император друг друга убили без посторонней помощи. Последнее было очень важным: на меня выйти не должны. Меня сильно обеспокоила оговорка Беспаловой об императорской службе устранения, участники которой владеют расширенным ассортиментом заклинаний, основанным на знаниях Древних. Что там могло быть, я даже близко не представлял.
«Ты можешь что-то изменить? Нет, — уверенно заявил Песец. — С Живетьевой и императором решать нужно как можно скорее, иначе они решат с вами. Даже если кто-то заподозрит, что смерти произошли не так, на тебя выйти будет почти невозможно».
«Предлагаешь поторопиться?»
«Нет. Предлагаю не тянуть».
«Разве это не одно и то же?» — усмехнулся я.
«Нет, конечно, — оскалился в ответ Песец. — Когда человек торопится, он может упустить что-то очень важное. А если он будет тянуть, откладывать на завтра, то завтра может для него не наступить. Все должно быть сделано в свое время».
Параллельно беседе с ним я контролировал движение нашего автомобиля. Ехали мы на значительном расстоянии от императорской машины — мне не нужно было ее видеть, чтобы чувствовать движение как императора, так и реликвии. Вынос последней из сокровищницы меня тревожил, потому что император не производил впечатление человека, который может защитить столь ценную вещь в случае чего.
«Он и впечатление умного человека не производит, — проворчал Песец. — Выносить реликвию из дворца, в то время как он мог приказать привезти Живетьеву. Правда, толку от этой консультации не будет».
На мой взгляд, в состоянии паники, в котором пребывал император, голова вообще отключается, поэтому о логичных действиях речь уже не идет. Плюс ко всему этому напрочь свернутые мозги от злоупотребления реликвией и перекосом общей сети из-за отключения нескольких княжеств. Все это не шло на пользу императорскому ментальному здоровью, как и общение с Главой целительской гильдии. Почему-то мне казалось, что она прекрасно осознает все опасности владения реликвией — она целительница, не могла не заметить изменения в психике человека, с которым постоянно общается.
«Он уверен, что перенастроила она, поэтому и рванул».
Рванул — это громко сказано: императорский автомобиль двигался, не превышая скорости и не выделяясь из потока. Как император ни торопился, он не хотел, чтобы кто-то обратил внимание на его машину. Хорошо хоть держали Живетьеву пусть на окраине, но все же в городе.
Тюрьма для преступников-магов была небольшой, но хорошо охраняемой. На первый взгляд даже лучше, чем императорский дворец: охранных заклинаний обнаружилось больше, а сами они были куда разнообразнее. Плюс внутренние контуры в самом здании. Прошлый раз близко к зданию мы не приближались, а сейчас, пока проезжали мимо, чтобы припарковаться на соседней улице у торгового центра, я успел оценить сложность задачи. Проникнуть-то я смогу, но это нужно сделать так, чтобы не потревожить ни одной сигнальной нити, а их хватало.
Когда машина остановилась, Шелагин-младший поставил защиту от прослушивания и спросил:
— Сейчас пойдешь?
— Пока на разведку и просто послушать. Но вы меня не ждите. Я вернусь сам.
Император до Живетьевой пока не дошел, хотя их Метки стремительно сближались. Я вышел из машины, зашел в торговый центр, почти сразу скастовал на себя Скрытность, чтобы привлекать внимания поменьше, затем сменил Скрытность на Невидимость и вернулся на улицу.
Лезть или не лезть внутрь тюрьмы — вот в чем вопрос. При удачном раскладе можно будет сразу решить вопрос с обоими, а при неудачном — остаться надолго в заведении для магов с преступными наклонностями.
Тем временем император как раз дошел до Живетьевой.
— Кого я вижу? Костенька, а я была уверена, что ты напрочь забыл обо мне, — надтреснутым старческим голосом умирающей сказала она.
— Забудешь о тебе, как же, Арина Ивановна! — рявкнул император. — Ты посягнула на основы императорской власти.
— Будет тебе, Костенька. Я всего лишь сделала замеры твоей реликвии.
— После чего она перестала меня признавать.
— Совпадение, Костенька. Ты же не пытался к ней обратиться сразу после моего ухода. Я вот намедни поразмышляла и пришла к выводу, что сделал это кто-то третий.
— Арина Ивановна, не беси меня! Кого-то третьего в моей сокровищнице не было, а реликвию я не выносил наружу, чтобы этот кто-то третий смог до нее добраться. — «Кто-то третий» император выговаривал с непередаваемой интонацией, показывая тем самым, как относится к идее Живетьевой спихнуть свою вину на некоего мифического преступника. — Не было ни у кого туда доступа, понятно?
— Доступ необязательно должен быть официальным. Некоторые умельцы без этого обходятся.
— У меня хватает сюрпризов для этих умельцев. Обычно их отлавливают после второй-третьей решетки, они даже до дверей сокровищницы добраться не успевали, а если бы успели — их там ждал бы весьма неприятный сюрприз. Точнее, множество неприятных сюрпризов.
— Но ведь кто-то вынес реликвию из сокровищницы тогда, когда ты обнаружил ее в моем сейфе?
— Если бы реликвию вынес кто другой, то хранил бы в своем сейфе. Нет, Арина Ивановна, обелить себя не выйдет. Исправляй давай, что нарушила.
Судя по стуку, швырнул он реликвию перед Живетьевой безо всякого почтения. Сложное магическое устройство — а отношение, как к ширпотребу, который можно прикупить в любом магазине.
— Что ж ты творишь, ирод! — возмутилась Живетьева. — Это ж артефакт тонкой настройки. Ежели ты его так швыряешь, он у тебя сам может выйти из строя.
— А, — протянул император, и я как наяву представил, что он машет рукой на бесполезное сейчас устройство. — Ему уже все равно.
— Чего это все равно? — сварливо спросила Живетьева. — Ты, Костенька, его совсем списал или все же надеешься восстановить?
— Я уверен, Арина Ивановна, что ты можешь все исправить. На нервах я, понимаешь? Князья эти малахольные орут, что меня подменили…
— Прямо в лицо орут? — удивилась Живетьева.
На ее месте я бы тоже удивился: князья по отношению к императору были сама вежливость. Я не только слушал, но и прикидывал, как легче забраться внутрь. По всему выходило, что переносом пользоваться не стоит: забор непрозрачный, что там за ним — знают только работники тюрьмы. Возможно, еще узники, если их выводят на прогулку. То, что Живетьева не покидает камеру — не показатель, она на особом императорском счету.
— Еще чего. Перед парадным въездом орали. Но так громко, что это уже в сети появилось. Мне нужно срочно показать, что реликвия подчиняется мне, как и раньше.
— Хм… Иллюзия? У тебя при дворе есть прекрасный специалист по иллюзиям. Какие фейерверки он устраивает на твой день рождения.
Ехидства в голосе Живетьевой было хоть отбавляй.
— Арина Ивановна! — рыкнул император не хуже голодного тигра, которого в шутку дернули за хвост. — Мое терпение не безгранично.
Купола над тюремным двором не было — охранные заклинания заканчивались ровно на высоте забора. Высокого такого забора, метра четыре, наверное, будет. Левитация мне пока недоступна и доступна будет нескоро, но было прекрасное заклинание Ступеньки, которое позволило бы хоть и медленно, но подняться на высоту забора и спуститься с другой стороны. Что я и сделал, каждую секунду ожидая срабатывания какой-нибудь сигналки, но на другую сторону спустился, ничего не потревожив, хотя уже приготовился в случае чего использовать телепорт в свою башню.
С самой тюрьмой этот финт не пройдет: на стенах вились разнообразные охранные заклинания, на окнах заклинания дополнялись решетками, а двери… Вот с последними, пожалуй, можно и попробовать. Но пока я не торопился, изучая замок выбранной двери всеми доступными мне способами. Вблизи этой двери точек жизни не наблюдалось, так что может и получиться.
— Хорошо, Костенька, — устало сказала Живетьева. — А от меня-то ты что хочешь? У меня ни артефактов подходящих нет, ни доступа к собственной магии — блокираторы-то ты, поди, сам на меня напяливал.
— А что ты думаешь, — зло сказал император, — после того, что ты устроила, тебя по головке надо было погладить? И я не о покушении на Шелагиных, хотя его ты феерически провалила.
— Да, не учла скорость реакции Песцова, — грустно признала Живетьева. — Сколько раз пересматривала видео, но так и не поняла, как он успел перебросить бомбу в закрывающийся портал. Реакция у мальчика знатная.
— Да черт с ним и с его реакцией, — опять разозлился император. — Я сюда не про Шелагиных говорить пришел. Восстанови мне доступ к реликвии.
Метка у него была нехорошая, к злости примешивалось еще что-то, но что именно — я понять не мог, не входило это в базовый комплект с расшифровкой.
«Скорее всего, что-то со здоровьем, — предположил Песец. — Что-то серьезное либо с сердцем, либо с мозгами. Я бы поставил на сердце, потому что мозгами он всё равно не пользуется».
«Хм… Если Живетьева знала про его проблемы, не может ли она сейчас доводить его специально?»
«А ей какая выгода от его смерти?»
«Клинок вывалится, — напомнил я. — Возможно еще что-то. Но уже клинка достаточно, чтобы разобраться с блокираторами».
«За уши притянуто, — заявил Песец. — Она сейчас от этого больше пострадает, чем выгоды поимеет».
— Костенька, для этого нужны исследования, понимаешь? А для исследований мне нужен доступ к магии. Я ничего голыми руками не сделаю. Я, конечно, умная и талантливая, но этого недостаточно, чтобы решить твою проблему с реликвией.
— Это не моя проблема, а наша!
— С чего вдруг наша? Я к реликвии отношения не имею, — голос Живетьевой стал посерьезней, из него пропала старческая надтреснутость. — Как ты ее вообще из сокровищницы забрал?
— Так и забрал. А что делать, Арина Ивановна?
— Слухи пойдут.
— Господи, какие слухи? Никто не видел, что я вынес из сокровищницы.
Чувствовал бы я реликвию, если бы император выносил ее в пространственном кармане? Даже не знаю. Во всяком случае одно точно — никаким экранирующим контейнером император не пользовался.
— Предусмотрительно, Костенька, — похвалила Арина Ивановна. — Ты всегда отличался умом и сообразительностью.
В последних словах проскочили издевательские нотки, но император принял высказывание за чистую монету.
— Преувеличиваешь, Арина Ивановна, — довольно сказал он.
— Я, Костенька, тебе всегда говорю правду, — отрезала она. — Другим и соврать могу, тебе же — никогда.
Император скептически хмыкнул, поэтому Живетьева сочла необходимым добавить:
— Разве что умолчать о чем-то могу, но ты мальчик взрослый — додумаешь. А сейчас, если ты хочешь, чтобы я занялась реликвией — сними с меня блокираторы.
— Это условие твоей помощи?
Император явно не доверял сообщнице.
— Костенька, какое условие? Это необходимость, чтобы я хотя бы глянула, что с реликвией, — устало ответила Живетьева. — Без доступа к собственной магии я как без рук, ничего не могу.
— А с доступом к магии у тебя появляется слишком много возможностей, — подозрительно сказал император.
Какая прекрасная мизансцена вырисовывается: заклятые друзья погибли, сражаясь за обладание реликвией. Я рискнул вскрыть дверь и просочиться в коридор.
— Костенька, ты сам ко мне приехал, — напомнила Живетьева. — Как я могу осмотреть твою реликвию, используя только руки и глаза. Мне нужна магия, понимаешь? С ней я смогу действовать, без нее и без подручных артефактов — нет. И учти — бесплатно работать не буду.
«Она сможет что-то сделать? — забеспокоился я. — Там же настройка на меня».
«Не сможет, — успокоил меня Песец. — Она сейчас набивает себе цену. Или ведет непонятную нам игру. Скорее всего, сообщник отнесся бы с недоверием, не попытайся она что-нибудь выторговать».
— Что ты хочешь? — спросил император после короткого раздумья.
— Шелагинское княжество себе, — ответила Живетьева. — У меня на него и раньше были планы, а сейчас это семейство мне задолжало куда больше. Они уничтожили труд всей моей жизни и моих людей.
— Твоей бомбой, которой ты хотела взорвать их.
— Для тебя это что-то меняет?
Камера, в которой содержалась Живетьева, располагалась аж на четвертом этаже. Мне даже пришло в голову, что туда было бы проще добраться с крыши, на которую наверняка есть выход. Но пока я продвигался осторожно к лестнице. На первом этаже узников не было, одни сплошные хозяйственные помещения и кабинеты.
— Ничего не меняет, — буркнул император. — Для меня князь Шелагин всегда был бельмом на глазу. Я и сам хотел его убирать, но отдавать княжество тебе, Арина Ивановна, — слишком жирно.
— Ты так дешево ценишь свою реликвию?
— Я ценю ее достаточно дорого, но напоминаю, что сидишь ты здесь не за взрыв, а за порчу реликвии. Ее ты должна исправить бесплатно. Это не обсуждается.
— Жадный ты, Костенька, — вздохнула Живетьева. — Жадный и неблагодарный.
— Мне все равно придется назначать туда губернатора, так почему бы не кого-нибудь из твоей семьи? — неожиданно расщедрился император. — Но сначала придется решить вопрос с Шелагиными.
— Решу, — уверенно сказала Живетьева. — Это уже вопрос принципа. Снимай же.
Раздалось звяканье: похоже, блокираторы укладывались сейчас рядом с реликвией. Потом пошло мягкое постукивание. Кажется, Живетьева воспользовалась своим пространственным карманом и доставала артефакты, которые ей могли понадобиться для изучения реликвии. Странно… Прошлый раз она тащила их с собой в сумке. Место в пространственном кармане, конечно, появилось после использования бомбы, но туда после взрыва Живетьева ничего не успела бы поместить.
— А вот теперь можно и посмотреть, — довольно сказала Живетьева, — что случилось с нашей прелестью.
— Моей прелестью, — ревниво сказал император.
— Костенька, да разве я возражаю?
Установилась тишина, а я наконец добрался до нужного этажа. Вход на него преграждала решетчатая дверь, за которой сидел охранник, увешанный артефактами как новогодняя елка. У нужной камеры виднелись еще и императорские охранники, стоявшие вплотную к двери. Кажется, не слишком подходящие условия для проникновения. И всё же лучше закончить здесь и сейчас, чем постоянно ждать удар из-за угла.
— Хм…
— Что скажешь?
— Она работает. Все признаки налицо.
— Меня она не признает. Ее не могли подменить?
— Нет, — уверенно сказала Живетьева. — Это настоящая. Я вижу.
— Тогда почему она не признает меня?
— Потому что ты — не настоящий.
— Что? Что ты несешь?
— Другого объяснения у меня нет. Ты недостойный император, и реликвия это чувствует.
— Сейчас недостойный император отрубит тебе голову, и на этом твои шутки закончатся! — вспылил он.
Но сделать ничего не успел: на его метке отразилось использование целительского заклинания. Я и сам не так давно использовал одно на Фадееве, так что подозревал, что императора сейчас собирались не лечить.
— Реликвия должна принадлежать достойному. Князья признают того, кому подчинится реликвия, — фанатично сказала Живетьева. — Так что прости, Костенька, но я ее забираю. Ах да, чуть не забыла…
Что она сделала, я не понял, но внезапно ее Метка исчезла, а у меня появилась свободная, после чего реликвия переместилась куда-то далеко, померцала и тоже перестала мной ощущаться.
«Портал рядом сработал», — забеспокоился Песец.
Метка императора же полыхнула и, словно рассыпавшись на множество мелких искорок, оставила после себя только серость, но и та выцветала на глазах. Кажется, у Костеньки не выдержало сердце. Если бы их слушали и пришли на помощь сразу, у императора были бы шансы выжить, но этого не случилось и вскоре у меня появилась еще одна свободная метка.
Это не радовало. Кажется, всё пошло не совсем по плану.