Глава 6. Полеты во сне и наяву
Раз уж мы закончили прошлую главу Ковалевым, начнем с него же эту. Нет возражений? Если есть, оформляйте в письменном виде и отправляйте почтой России…
В первой истории, которую я сейчас расскажу, Владимир Дмитриевич не был задействован лично, но свидетелями случившегося стали его друзья. Которым он верит.
В общем, есть у доктора Ковалев один знакомый. Он тоже живет в Дубне, но не работает в ОИЯИ. Он тоже доктор наук, только не физических. Он лингвист. Владеет несколькими языками, включая английский, французский и тибетский. Его зовут Том. Имя странное для русского человека, но учитывая, что он русский только наполовину, а сам родом из Улан-Удэ, его можно понять и простить. Зато жена у Тома русская, Нина. Это нормально, как сказала бы доктор Малышева из телевизора.
Зарабатывает Том переводами на современные языки старых тибетских и китайских трактатов, запрос на которые, как ни странно, перманентно высок. И вот однажды случилось так, что приехал к ним в Дубну один тибетец из Непала. Дело в том, что тетя жены Тома заболела, и он выписал из Непала тибетского лекаря, который привез с собой специальные лечебные шарики из трав, а также иголки и штучки для прижиганий. Но пока тибетцу, не владевшему никакими языками, кроме тибетского, выправляли визу, тетушка умерла, поэтому его визит оказался чисто туристическим.
— Ну, Том с Ниной пригласили меня с женой в гости на этого тибетца. — Рассказывал Ковалев. — Поговорили, посидели. Даже фотография совместная осталась где-то. А потом, когда тибетец улетел обратно к себе в Непал, Том с Ниной рассказали вполголоса про него один случай, попросив никому не передавать, чтоб их «за психов не держали».
Был август, тепло. Каждое утро тибетец занимался ретритом, то есть какими-то своими практиками — читал мантры, сидя в позе лотоса на коврике в одних трусиках на берегу Волги. И как-то раз перед самым отъездом, ничего не объясняя, пригласил с собой Тома с Ниной, попросив оставить мобильные телефоны дома. Ну, они проснулись ни свет ни заря и пошли с тибетцем на бережок. Где стали свидетелями настоящего чуда — во время медитации тибетец вдруг прямо в позе лотоса поднялся над своим ковриком и завис. Повисев в воздухе некоторое время, он плавно приземлился на свой коврик.
Естественно, потом Том с Ниной начали взволнованно расспрашивать гостя об этом явлении. Но тот ничего не отвечал и только улыбался.
Может быть, я бы и не стал приводить здесь эту историю, как слишком фантастическую, если бы не одно обстоятельство. В свое время я крепко дружил с Галиной Шаталовой — известной, как ее называют, «целительницей», хотя она была вполне официальным кандидатом медицинских наук, нейрохирургом. Но потом увлеклась восточными практиками и лечением людей с помощью правильного питания и была настолько успешной на этом поприще, что написала кучу книг, выступала на телевидении, водила в бесчисленные походы по пустыне своих бывших больных, и они опережали на маршруте профессиональных спортсменов, которые выступали в качестве своего рода контрольной группы. Спортсмены питались, как им диктовала официальная наука — обильно и калорийно, поскольку тратили много энергии, которую, по идее ученых, нужно же было как-то восполнять! Ведь закон сохранения энергии не обманешь, елы-палы!.. А шаталовские бывшие больные — сухие и стройные — почти ничего не ели (их энергопотребление было в 5–7 раз ниже официальной медицинской нормы), пили в десять раз меньше воды и при этом обгоняли спортсменов. Кроме того, спортсмены-марафонцы теряли в весе за время маршрута по нескольку килограммов веса, а шаталовцы, что дико парадоксально, не только не теряли, но и порой и откуда-то набирали вес!
Я вот даже не удержусь и приведу здесь небольшой отрывок из воспоминаний Шаталовой про эти эксперименты. Вдруг кого-то это спасет в безвыходной ситуации, обратив внимание на скрытые резервы человеческого организма. Уж извините за столь огромную сноску, но она абсолютно в тему данной части книги, посвященной малопознанной человеческой природе:
«…чтобы завершить разговор об экспериментах с альпинистами и горными туристами, напомню о нашем переходе по горным тропам из Нальчика в Пицунду, продолжавшемся 23 дня. В это время наш суточный рацион состоял из 50 г гречневой крупы и 100 г сухофруктов при тяжелейших физических нагрузках. Достаточно сказать, что за дни путешествия мы преодолели четыре горных перевала. В Пицунду вошли бодрыми, жизнерадостными, тогда как наши случайные попутчики-туристы, питавшиеся в соответствии с рекомендациями теории сбалансированного питания, едва передвигали ноги от усталости.
Еще более впечатляющими были результаты четырех организованных мною пеших переходов через среднеазиатские пустыни. И я, и мои спутники получали с пищей не более 600 ккал в сутки, проходя при этом до 30–35 км в день по сыпучим пескам в условиях резко континентального климата пустыни.
Особенно поучительным был уже упоминавшийся мной первый, состоявшийся в июле-августе 1987 г., во время которого я по просьбе Географического общества СССР проверила также возможности снизить общепринятую норму потребления воды при летних походах в пустыне. До этого считалось, что в жаркие летние месяцы во время пеших экспедиций в раскаленные пески человеку необходимо потреблять не менее 10 л воды, чтобы обеспечить достаточную терморегуляцию тела.
К эксперименту готовились 15 человек, однако по различным причинам смогли принять в нем участие лишь 11. В группу входили исследователи, которым необходимо было изучить обнажившиеся участки дна Аральского моря в условиях полного безводья, так как по пути не было ни одного колодца, а также туристы. Все они прошли подготовку в Системе Естественного Оздоровления и полностью перешли на целебное питание. В полном составе группе предстояло пройти по маршруту Аральск — Каратерень протяженностью 125 км. Предполагалось преодолеть это расстояние за семь дней, однако нам хватило пяти. Мне в то время было уже за 70, но обузой я не была…
В ходе эксперимента мне удалось снизить водопотребление в условиях пустыни в 10 раз.
Во-первых, сыграло свою роль то, что участники перехода потребляли исключительно малобелковую, низкокалорийную пищу, полностью лишенную животных продуктов, которые требуют потребления 42 г воды на грамм белка.
Во-вторых, мы пили структурированную воду, обогащенную травами, которая не повышает, а понижает температуру тела.
Все это, как я уже говорила, позволило снизить водопотребление до одного литра в сутки без ущерба для здоровья, но со значительным повышением эффективности терморегуляции организма.
Начиная свой эксперимент, я меньше всего ожидала, что он вызовет такой широкий резонанс. Пришла масса писем, в том числе из-за рубежа, в которых наряду со словами восхищения проскальзывали и нотки сомнения. А в письме, пришедшем из бывшей Чехословакии, прямо заявлялось, что снижение потребления воды ниже 10 л просто-напросто невозможно по чисто физиологическим причинам.
Чтобы рассеять сомнения моих оппонентов, я решила организовать новую экспедицию, пригласив в нее и участников из Чехословакии. Такая совместная экспедиция состоялась уже в следующем, 1988 г. и включала в себя по шесть человек с каждой стороны: пять моих последователей, живущих, как и я, по Системе Естественного Оздоровления, автор этих строк, и пять хорошо тренированных спортсменов из Чехословакии. Шестой была сопровождавшая их переводчица. И хотя мои соотечественники были физически менее подготовлены, ни один из них не сошел с дистанции. Трое из зарубежной группы выбыли сразу. Одна из них не выдержала тренировочных походов в сухих горах Копет-Дага, еще один выбился из сил на второй, другой — на третий день перехода. Остальные, в том числе и переводчица, прошли с нами 134 км, после чего их силы иссякли. Этого и следовало ожидать, потому что питались они высококалорийной пищей, содержащей большое количество животных белков, и выпивали каждый не менее 10 л воды в сутки. Вид при этом у них был крайне изможденный.
Члены же нашей группы выглядели великолепно и настолько хорошо себя чувствовали, что, доставив зарубежных коллег в обжитые места, решили вернуться на 134-й километр и прошли маршрут до конца, преодолев еще 272 км.
Мой отчетный доклад в НИИ физкультуры о результатах всех экспериментов, проведенных в 1983–1989 гг., произвел настолько большое впечатление, что мне были выделены средства на осуществление еще одного — заключительного, самого масштабного и доказательного.
Благодаря материальной поддержке института я смогла привлечь к участию в нем семь излеченных мною в Системе Естественного Оздоровления бывших больных, страдавших такими распространенными хроническими заболеваниями, как инсулинозависимый диабет, хроническая, не поддающаяся лекарственному лечению гипертония, язвенная болезнь луковицы двенадцатиперстной кишки, тяжелый пиелонефрит на фоне лекарственной аллергии, цирроз печени, сердечная недостаточность при ожирении. Входил в группу и больной, излеченный мною от рака фатерова соска. До начала эксперимента все они прошли самое тщательное обследование в НИИ физической культуры и получили разрешение участвовать в 500-километровом пешем переходе через пески Центральных Каракумов по маршруту Бахарден — Куртамышский заповедник.
Двигались по бездорожью, увязая в раскаленном до 50 °C песке. Тем не менее шли легко, наслаждаясь неповторимой величественной красотой природы, грандиозными, захватывающими дух солнечными восходами и закатами. Спали на небольшой кошме, тесно прижавшись друг к другу… Ели мы один раз в день, пили зеленый чай… Потребление воды, как обычно, не превышало одного литра в сутки.
Первоначально предполагалось пройти маршрут за 20 дней, но участники перехода настолько легко переносили большие физические нагрузки, что мы уложились в 16 дней. На финише все чувствовали себя великолепно, не только сохранив массу своего тела, но и увеличив ее. И это при минимальном количестве пищи и воды.
Какие же выводы можно сделать из поистине уникальной серии экспериментов, подготовленных и осуществленных мною за семь с небольшим лет (1983–1990 гг.)? Причем здесь я рассказала далеко не о всех, а лишь о наиболее значительных из них, в каком-то смысле этапных, во многих из которых я принимала личное участие. И это, кстати, немаловажное обстоятельство, лишний раз свидетельствующее о высокой эффективности Системы Естественного Оздоровления, в которой я живу более 40 лет. Потому что, согласитесь, прошагать 500 км по обжигающим пескам пустыни под силу далеко не каждому молодому здоровому мужчине, а мне как-никак исполнилось тогда 74 года…
А вот выдержка из протокола, зафиксировавшего результаты другого эксперимента — четырехдневного пробега Академгородок — Барнаул, в котором участвовали 13 членов клуба любителей бега Сибирского отделения АН СССР. В день они пробегали по 50 километров, затрачивая на каждый километр 4–5 минут.
«Ежедневно до и после бега, — говорится в документе, — проводилось взвешивание участников с точностью до 50 граммов. За время пробега трое сохранили вес без изменения, четверо прибавили в весе от 0,7 до 2 килограммов». Чтобы читатель в полной мере оценил значение этого факта, скажу, что марафонцы, питающиеся по нормативам устаревшей теории, за одно соревнование теряют в весе до 3–4 килограммов.
Результаты эксперимента были восприняты ее сторонниками как гром среди ясного неба. Ведь по их представлениям 1200 килокалорий недостаточно даже для того, чтобы возместить минимальные энергозатраты организма, находящегося в состоянии полного покоя (то есть просто лежа — А. Н.). А здесь такая колоссальная нагрузка! Но гром прогремел, и все осталось по-прежнему. Думаю, нет нужды задаваться вопросом почему: если факты противоречат постулатам господствующей теории, тем хуже для фактов. Слишком уж рельефно проявилось в этом эксперименте ошибочность общепринятых физиологических оценок здоровья, основанных на нормативах теории сбалансированного питания…»
В общем, однажды, когда мы с Галиной Сергеевной сидели и пили зеленый чай у нее дома, она рассказала мне про странный случай. Жизнь ее была бурной и удивительной, и как-то, в горном походе она стала свидетелем медитации одного просветленного дяденьки. Дяденька этот сидел себе на кошме, а потом взял и поднялся над ней. Завис в воздухе. Не веря глазам своим и будучи дочерью XX века с высшим естественно-научным образованием, привыкшей все проверять лабораторно и экспериментально, Шаталова даже взяла палку и поводила ею между кошмой и задницей левитирующего дядьки. Висит, да и только! Причем, что интересно, в его сторону сразу поползли змеи и прочая живность…
А вот свидетелем следующей истории Ковалев был уже лично. Передаю ему слово…
«Дочка у меня тогда сильно заболела, это были последние годы Советской власти, и ее в декабре месяце отправили в детский санаторий в Евпаторию. Ну, как всегда кое-что впопыхах забыли, и мне пришлось ехать туда на поезде довозить вещи. Приехал, мы с дочерью покатались по городу, мороженое я ей специальное купил по особому блату, поскольку у меня там знакомые были, вещи передал… Поезд у меня обратный только через сутки, не сезон, холод, гостиницы пустые. Я поселился в номере с двумя мужиками-инженерами из Ростова, которые в межсезонье чинили в Крыму автоматы с газированной водой, за лето вышедшие из строя. Они сидели с портвейном, и меня пригласили. Узнав, что я ученый, сильно обрадовались и стали спрашивать, как можно объяснить следующие явления, которыми я, честно говоря, был поставлен в тупик.
Один из них, уже принявший портвейна (а это важное упоминание), разделся по пояс, и начал прилеплять ко лбу, щекам и груди чайные ложки, и они висели. У второго так не получалось, а у этого — висят! И они меня спрашивают: мужик, объясни, что происходит.
Я взял общую тетрадь, говорю:
— Давайте заведем лабораторный журнал, как полагается.
Записал дату, оценил примерный вес ложечек, отметил, из какого они материала. А потом стал прилеплять к мужику другие предметы — кусочки сахара в бумажке, которые я прихватил с собой из вагона, пластмассу. Это тоже прилеплялось, но хуже, а лучше всего приставал к мужику металл — ложки, монеты.
— Себе попробуй приложи! — Предложил мужик.
— Куда лучше?
— Самое сильное место — переносица. Точнее, на лоб по центру чуть выше линии бровей.
Прислонил — прилипла! Я потом даже с некоторым усилием ее оторвал! Раньше-то мне в голову не приходило ко лбу монеты примагничивать!
Конечно, тут можно говорить, что угодно — кожа потная и жирная, предмет легкий… И тогда, чтобы развеять мои сомнения, мужик взял утюг, который я взвесил на напольных весах — 4 килограмма, между прочим! — и приложил его к груди. И тот повис. На живот пяткой утюг не опирался, поскольку у худощавого инженера живота не было. Так мало того! Чтобы его оторвать, пришлось пролить стакан воды между утюгом и кожей, тогда он отлепился. И это еще не все!
— Ладно, — говорит этот мужик, — я тебе еще кое-что покажу, только молчите оба, ни слова не говорите, иначе собьете с настроя, и ничего не получится.
Далее он берет сигарету и самыми кончиками губ ее удерживает. Тут главное, сказал он, чтобы губы были сухими, чтобы сигарета к ним не прилеплялась. А дальше подносит две руки параллельно к лицу, словно на ветру закурить хочет, разжимает губы, и сигарета, вместо того, чтобы упасть, повисает в воздухе между ладонями. Причем, не просто повисает, а разворачивается в воздухе на девяносто градусов как магнитная стрелка, указывая фильтром на одну ладонь, а табаком на другую. И висит, слегка вращаясь при этом вдоль продольной оси. Она словно расположилась вдоль силовых линий, которые выходят из одной ладони в другую — аккурат из тех мест, которыми лечат все эти целители, то есть из центров ладоней. Хотя сигарета — абсолютный диамагнетик! И руки — абсолютный диамагнетик.
По словам этого мужика, у него этот эффект проявляется только если он слегка выпьет. Не сильно.
Я покачал головой, говорю: про такое я даже не слышал никогда. Начал расспрашивать. Оказалось, родители об этой его способности знали. И даже водили его в ростовский цирк, чтобы эти способности к делу пристроить — показали пацана директору цирка. Парню тогда было уже 15 лет. Директор посмотрел, сказал: да, феномен, спору нет. Но люди с дальних рядов не увидят, как у тебя крутится сигарета. Феномен твой нетоварный…
Еще интересный момент. Этот опыт требовал от мужика определенных усилий, он даже вспотел и слегка протрезвел. Но примерно минуту у него сигарета в воздухе исправно висела и крутилась вдоль оси, только потом упала.
— А что вы для этого делаете? — Был с моей стороны резонный вопрос.
Ответ оказался странным:
— Я представляю, что это игла и мысленно говорю: «Ты игла, ты игла, ты должна висеть!» Это с детства у меня такая присказка.
Понятно, что сигарета мыслей не читает и приказов не воспринимает, но, видимо, мозг с детства именно на эту «мантру» словил рефлекс и привык выдавать на нее определенные потенциалы. Это была своего рода привычная настройка…
— А еще, — сказал ростовский инженер, — надо напрячь ладони и как бы толкнуть в них энергию, идущую от плеч. Я не могу это объяснить. Это же ощущения!
— Ну а ты куда-нибудь ходил со своим феноменом, показывал специалистам?
— Ходил, конечно, к разного сорта светилам, но один их них мне сказал, выведя в коридор: «Ты не трынди об этом, а то в психбольницу упекут».
Надо сказать, опыт с сигаретой у него не всегда получается, а вот пятаки, ложки и вилки всегда и легко прилипают сами. Причем, признался, что сильно устает после опыта с сигаретой и демонстрирует его только в исключительных случаях.
Я потом по приезду в Дубну рассказал эту историю коллегам, даже продемонстрировал — пятак налепил на лоб, зажигалку пластмассовую, коробку спичек. Мне коллеги говорят: «Вечно с тобой какие-то приключения, Ковалев!» И тоже стали пробовать лепить на себя монеты и предметы. У кого-то хуже получалось, у кого-то лучше, у кого-то никак.
Причем, было интересное чувство, особенно с пятаком: когда его отлепляешь, изнутри головы как будто легкий отсос воздуха происходит. Такое тянущее и, надо сказать, не очень приятное ощущение. И если долго экспериментировать… А мы экспериментировали долго, потому что набежала в институте целая толпа, дело было сразу после Нового года, тогда же не существовало теперешних новогодних каникул, все приходили 2 января на работу и постепенно-постепенно раскачивались на работу несколько дней. В общем, сбежалась целая толпа, я надемонстрировался, и в конце концов у меня разболелась голова…»
После этого рассказа я задал Ковалеву несколько уточняющих вопросов.
— Жирная кожа, как вариант, все же никак не прокатывает для объяснения?..
— Для монет и мелочей еще может прокатить. Но не для утюга. И потом, кожу он специально одеколоном протирал, чтобы не было сомнений. Еще любопытный момент — если не он губами придерживает сигарету вначале, а кто-то другой ее держал, она не подвешивалась. И далеко от головы он руки с висящей сигаретой отвести не мог, становилось очень тяжело ее держать. Нужна была зачем-то голова. Я все же просил его отодвинуть руки с висящей сигаретой. И видел, что как только он стал отводить руки от лица дальше, сразу сильно сосредотачивался и начинал резко потеть, лицо стало просто мокрым.
— И еще раз — что он делал внутри себя, кроме бормотаний мантры про иглу, какие были ощущения?
— Он напрягал руки особым образом, как будто спасал ее, сигарету, словно ребенка или яйцо, которое сейчас может разбиться.
— А как он обнаружил в себе эту сигаретно-подвешивательную способность?
— В детстве. Случайно. Когда в 15 лет начал курить тайком от родителей. Однажды его спалила соседка, он сэмоционировал, хотел прикрыть лицо ладонями, выхватить сигарету, у него со страху она выпала и зависла между ладонями. И одновременно он ощутил между ладонями как бы упругий столб энергии. Я его спросил, а что, кроме сигарет, он пробовал подвешивать? Оказалось, сухие стебли травы подвешиваются. Для подвешивания требовалась полая структура в виде трубки.
— Типа конского щавеля, который мы курили в детстве?
— Наверное. Или камыш, не знаю…
Ну, а завершу эту главу я рассказом о «частичной левитации», вызванной необычайным эмоциональным подъемом, каковой подъем случился у знакомого нам уже крайне вспыльчивого, экспрессивного Нурбея Владимировича Гулии — великого бабника и доктора технических наук. По ставшей уже доброй традиции предоставлю слово ему самому, он хороший рассказчик. Только небольшое пояснение дам предварительно: о ту пору была у профессора любовница — заводская крановщица Таня, и это все, что нам нужно знать.
Начинается все, как у Гулии водится, с проклятия, а заканчивается частичным отрывом от земли в виде потери веса.
«Таня часто рассказывала про свой цех, там изготавливали стеновые железобетонные панели для домов. Рассказывала о добром пьянице-такелажнике с татарской фамилией, которую я уже забыл, и другом такелажнике — Коле, который симпатизировал Тане. Она не могла скрыть, что ей нравился этот Коля, и постоянно рассказывала про него. Глаза ее при этом глядели куда-то в бесконечность с нежностью и любовью…
Однажды, когда Таня ушла в ночную смену, меня одолела ревность. Заснуть я не мог, выпил для храбрости, добавил еще и отправился на Танин завод.
Через проходную прошел легко — ночью никто посторонний не ходит на завод. Вокруг была тьма и только вдали горело огнями высокое, этажа в три, производственное здание, откуда раздавались звуки вибрирующих прессформ, крана, идущего по рельсам, его звонков, воздухавырывающегося под давлением…
Я заметил сидящего на какой-то тумбе маленького пожилого человечка, жующего что-то вроде плавленого сырка. Подойдя к нему, я спокойно спросил у него, кто сегодня на кране.
— Танька, — тихо улыбаясь, ответил он.
— А кто здесь такелажник Коля? — Продолжал я свой «допрос». Я понял, что это тот добрый татарин, о котором рассказывала Таня.
Человек поднялся, и, обняв меня за плечи, отвел в сторону:
— Я знаю, кто ты, Таня мне все о себе рассказывает. Она любит тебя, а Коля — это чепуха, дурость, чтобы разозлить тебя. Я тебе покажу его, и ты все поймешь.
Татарин свистнул, помахал рукой и тихо позвал: «Колян!»
К нам подошел маленький, худенький мужичок в серой рваной майке. Лицо его было совершенно невыразительно, из носа текла жидкость, запекшаяся в цементной пыли.
— Вот это наш Колян, ты хотел его видеть! — Все еще улыбаясь, тихо сказал мне татарин.
Я на секунду представил этого мужичка с Таней в интимном действе. И вдруг мгновенно, совершенно непроизвольно, схватил Коляна за горло и сжал его так, что у того выпучились глаза.
— Таньку не трожь, убью падлу! — Не своим лексиконом заговорил я.
Мужичок заголосил и стал вырываться. Я схватил его за майку, которая тут же порвалась на куски. Колян шмыгнул между колонн и исчез. Татарин держал меня сзади. Я вырвался, схватил арматурину и в пьяном угаре стал ею размахивать:
— Всех убью на хер! Где Таня? Устроили здесь притон!
Вдруг разъяренная, как тигрица, Таня хватает меня за плечи и трясет. Я сначала не узнал ее. В какой-то зеленой косынке, грязной робе, лицо в цементной пыли.
— Позорить меня приперся? — Плача, кричала Таня. Она повернула меня к выходу и толкнула в спину. — Уходи, добром прошу, не позорь меня!
Я разъярился, повертел в руках арматурину, осмотрел цех бешеным пьяным взглядом и сказал, казалось бы, совершенно глупые слова, причем каким-то чужим, «синтетическим» голосом:
— Разрушить бы все здесь, раскидать колонны, сорвать кран на хер!
Потом повернулся и тихо ушел домой…
Это было в конце апреля. На майские праздники цех не работал. А третьего мая Таня пошла на работу в утреннюю смену и вскоре вернулась. Оказывается, пока не было людей, в цеху произошел взрыв. То ли взорвался паровой котел, из которого пропаривали бетон, то ли какой-то крупный ресивер со сжатым воздухом, но цех на ремонте, и всех отпустили.
— Самое удивительное, что мой кран сорвало с рельсов. Такое бывает только, если весь кран приподнимется, или хотя бы одна сторона. Но что могло приподнять такую тяжесть? Неужто, от взрыва котла? — Удивлялась Таня.
Я вспомнил свои глупые слова ночью в цеху и поразился. Это уже в третий раз — детский сад сгорел, на целине урожай накрылся, а теперь взрыв в цеху, и главное — кран сорвался, как я об этом и сказал! Совпадение или закономерность?..
А в июне, когда я все дни был на испытаниях оборудования, до меня дошли слухи, что вышел из тюрьмы бывший Танин любовник, Таня и про него мне рассказывала, какой он был сильный, волевой и красивый. И теперь этот тип на воле, в нашем городке!
И вот как-то, возвращаясь домой, случайно увидел у магазина Таню с каким-то типом небольшого роста, чуть повыше ее. То есть сантиметров на десять поменьше меня; это маловато для сильного красивого человека, каким мне представляла Таня своего бывшего любовника. Они что-то взволновано говорили друг другу, а потом пошли вдоль улицы к ЦНИИСу.
Я мигом забежал домой, зарядил пистолет, спрятал его за пояс, и побежал искать «гадов». Я заметил, что от ярости стал как бы весить меньше — едва касаясь асфальта подошвами, я «порхал» по дороге. Это мешало мне продвигаться быстро, так как обувь пробуксовывала…
Оббегав весь городок, я вернулся в «Пожарку». Заглянув в зеркало увидел, что у меня в глазах полопались сосуды и белки глаз стали красные, как у кролика…»