Глава 21
Прежде всего, мне требовалось уединение. Комната для этого не подходила. Завалится какой-нибудь Булкин и собьёт концентрацию. Потапова тоже шастает, как к себе домой. Проходной двор, а не комната.
Беседка в лесу?
Вариант, но и здесь меня могут случайно заметить. Те же Мясниковы, которые нет-нет, да и пробегутся по территории в звериных обличиях.
Пораскинув мозгами, я решил играть нестандартно. Сделав вид, что решил погулять за пределами академии, покинул периметр. Лесопарковая зона продолжалась и за высоким забором, но там вероятность столкнуться с куратором, наставником или соседом была ничтожной. Главное — не подцепить какого-нибудь клеща. А уж погода стояла чудесная. Я изучил по специальному приложению планы климатологов и расслабился — в ближайшие сутки дождь на меня не обрушат.
Устроившись на тихой полянке в окружении сосен, приступил к выполнению поставленной задачи. Закрыл глаза, активировал астральное видение, но вместо улавливания чужих эмоциональных потоков, заглянул в себя. В прошлой жизни я такое проделывал тысячу раз, но не был уверен, что справлюсь в этом теле.
Справился.
Вместо сопричастности — ощущение абсолютной гармонии. Единение с миром. Я начал погружаться в глубины подсознания, разменивая психические и эмоциональные слои, пока не увидел то, что искал.
Зародыш.
Нераскрытый питомец выглядел комком загустевшей тьмы, впавшим в некое безвременье. Не сущность, не проекция. Чтобы его раскрыть, мне требовалось войти в потусторонний мир. Я привык называть это измерение подпространством, взяв термин из фантастических книг, которые читал в детстве. Человеческий разум не готов к неведомому и вечно всё упрощает, знаете ли. Измерение мёртвых ни на что не похоже. Это транзитная зона, через которую сущности шастают туда-сюда. Но есть там и обитаемые слои, в которых развиваются призрачные цивилизации. Я не шучу. Подавляющее большинство душ во что-то трансформируется, перерождается, но происходит это не со всеми. И надо ли говорить, что человеческие души — лишь малая часть населения подпространства?
Я влил в зародыш ровно столько пси-энергии, сколько требовалось для разрыва межпространственной мембраны. Сделав это, нащупал канал связи и скользнул по нему…
В самый настоящий тоннель.
Тот самый, что любят описывать пережившие кому.
Серая труба, словно сплетённая из паутины, небрежный штрихованный набросок. Разогнавшись, я устремился вперёд. Время перестало существовать. Труба вывела меня в некое подобие норы, где сидел гигантский хомяк с надутыми щеками. Хомяк сидел в кресле, пил пиво и смотрел футбольный матч чемпионата СССР 1985 года. Играли московский «Спартак» и киевское «Динамо».
— Прекрати, — хмыкнул я. — Вот он я.
— Ну, конечно! — буркнул Чупакабра, не отрываясь от экрана. — Явился не запылился! Думаешь, я считать не умею? Сколько времени прошло с твоего перевоплощения?
— Извини, брат. Но мне некогда. Да, я не пришёл за тобой сразу, потому что решал свои проблемы. И за эти проблемы особая благодарность.
— Ты чего? — обиделся хомяк.
— А кто меня запихнул в пацана, имеющего контакты с криминалом?
— Что подвернулось! — отрезал Чупакабра. — Я торопился.
— Вот и не быкуй, Чу. Разрулил всё — пришёл за тобой. И не делай вид, что размышляешь. Мы с тобой связаны навек. Разорвёшь нить — и растворишься в Нирване.
Хомяк забросил в пасть бутылку с тархуном.
Посмотрел на меня красными глазищами.
— Ты меня призываешь, смертный?
— Призываю, — я выдержал взгляд.
Прошлое у Чупакабры насыщенное. Он был то ли демоном, то ли злым духом, но потом его «разжаловали» и пустили на переработку. Так что встреча с анимансером оказалась для фамильяра знаковой. И да, он был умным, но не умнее меня. Я так подозреваю. В противном случае подчинить его не удалось бы.
— Ты это сказал, — хомяк выбрался из кресла и щелчком когтистой лапки отправил в небытие телевизор. — Я услышал.
Через меня пролетел шквал энергии.
Настоящее, мать его, торнадо!
Очнувшись рядом с зародышем, я увидел, что тьма пульсирует и покрывается ярко-оранжевыми прожилками. Меня приятно согревало чувство единения.
Процесс пошёл.
* * *
Утром я едва успел позавтракать, как в столовую заявился один из сотрудников академии — безликий, в комбинезоне, смахивающий на специально выведенного для этого лагеря клона. Окинул помещение взглядом и уверенно направился к нашему столику, не сводя с меня глаз.
Я отставил недопитый чай с лимоном.
— Товарищ Громов, вас ожидают, — проговорил сотрудник негромко. — Прошу следовать со мной.
Пришлось подняться. Кивнув на прощанье сидевшим со мной Булкину и Грековой, я двинулся за ним. Выйдя из столовой, мы двинулись через территорию академии, пока не достигли жилого корпуса, перед которым грелась на солнышке не кто иная, как Соколова. Приложив козырьком ко лбу ладонь, она окинула меня критичным взглядом и сказала:
— Привет, Владлен. На сегодня я тебя забираю. Есть важное дело. Возьми, что нужно, и поедем.
— Нужно для чего? — поинтересовался я.
Майор пожала плечами.
— Ну, что ты там обычно с собой таскаешь.
Я не стал больше ничего спрашивать. Просто зашёл к себе, прихватил документы и вернулся. Мы сели в машину на заднее сиденье.
— Вот держи, — сказала Соколова, протянув мне несколько листков. — Выучишь по пути.
— Что, прямо наизусть? — спросил я.
— Ну, ты же у нас ментор. Значит, память у тебя хорошая. Вот и тренируй.
— А что это такое? И куда мы едем?
— На выставку народного хозяйства. ВДНХ. Слыхал о таком?
— Ещё бы! Кто не слыхал?
Моя спутница кивнула.
— Ну, вот. Туда и направляемся. А это твоя речь. Будешь выступать на церемонии открытия.
— Что, сходу? — нахмурился я.
— Ага. Ты читай, читай. Запоминай.
— Почему нельзя было раньше-то сказать?
— Потому что агент должен быть готов ко всему и в любой момент.
— А если я не успею всё запомнить? Надо же дословно всё это сказать?
— Естественно. Никакой импровизации. Этот текст четыре дня писали. Всё выверено, отцензурировано и одобрено. В общем, не теряй время.
В этот момент машина как раз мчалась по шоссе, и перед нами открылся портал. Автомобиль нырнул в него и спустя несколько секунд уже оказался в Останкинском районе.
Путь был, мягко говоря, недолгим. И времени даже на то, чтобы просмотреть текст по диагонали, не оставалось. Словно прочитав мои мысли, Соколова усмехнулась.
— Не паникуй! До выставки ещё два часа. Тебе этого должно хватить.
Однако, как только мы добрались до здания выставочного центра, меня мигом взял в оборот отряд сотрудников, отвечавших за подготовку мероприятия.
Меня одели в двубортный синий костюм, белую рубашку, чёрные ботинки (всё подошло по размеру идеально, будто было сшито на заказ), повязали красный галстук в мелкую полоску и усадили в кресло перед зеркалом с кучей идущих по периметру лампочек. Стали причёсывать и гримировать.
А мне в это время приходилось читать и пытаться запомнить текст выступления. Он был максимально выхолощенным и пафосным. К счастью, как я вскоре понял, отводилось мне на речь не так много времени. Очевидно, я был лишь одним из многих, кому предстояло говорить для первых посетителей этого мероприятия. Успокоившись, я начал заучивать текст, применяя мнемонические техники, которыми овладел ещё во время подготовки в КГБ моего мира. Так что, когда началось открытие — с речи председателя столичного горисполкома — я был почти готов. Его выступление длилось долго. После вышел на трибуну нарком сельского хозяйства. Всё это транслировалось в комнату, где сидели я и другие участники, через большой телевизор. Даже несколько телевизоров, если уж на то пошло. Дальше вышел нарком тяжёлой и лёгкой промышленности. Стало ясно, что выступать мне не скоро, и времени на подготовку полно. Соколова явно ввела меня в заблуждение, убеждая, что текст придётся учить в максимально сжатые сроки. Сама она появилась вскоре после того, как с трибуны сошёл нарком железнодорожных путей и вагоностроения. За ним минут десять говорил глава космической программы. И так представители местной элиты сменяли друг друга несколько часов. Я даже успел соскучиться. Текст был выучен, повторен, дважды рассказан наизусть Соколовой. Майор выглядела довольной.
— Ты, главное, проще говори, — инструктировала она меня. — Открыто так, от души. С улыбкой. Как будто ты соль земли, понимаешь?
Я кивал и мотал на ус. Мысленно прикидывал, как именно это сделать.
Наконец, к трибуне начали выходить ораторы попроще. Победители спортивных состязаний, председатели передовых колхозов и так далее. За ними потянулась молодёжь.
— Ты через одного! — заявила вдруг Соколова. — Пошли!
Она повела меня через коридоры к сцене. Когда я оказался за кулисами, если можно их так назвать, у трибуны стояла невысокая девчушка в пионерской форме и громко рассказывала о том, как её передовой и награждённый всем, чем только можно, отряд принимал участие в испытаниях новой модели комбайна. Сам комбайн был выставлен неподалёку — ярко-красный и огромный, он возвышался на вращающемся стеклянном подиуме.
— … таким образом, мы обошли Соединённые Штаты по всем параметрам! — гордо выкрикнула пионерка, подводя итог своему выступлению. — И мы готовы продолжать это начинание! — худенькая ручка взметнулась к алой пилотке отточенным движением. — Всегда готовы!
Под грохот аплодисментов она удалилась, сияя, как начищенный пятак.
— Сейчас ты! — жарко шепнула мне в ухо Соколова.
Я дёрнулся выходить, но она крепко схватила меня за локоть.
— Стой, куда⁈ Не объявили тебя ещё!
На сцене показался высокий, аккуратно причёсанный мужчина в белоснежном костюме. Видимо, конферансье. Ну, или как называются на подобных мероприятиях ведущие?
— Товарищи! — воскликнул он, подняв правую руку, чтобы жестом утихомирить несколько тысяч человек, собравшихся в выставочном комплексе и сейчас плотной толпой обступивших множество демонстрируемых экспонатов — от истребителей и тракторов до турбин и заводского оборудования. — Сейчас сюда выйдет необычный человек! Молодой человек! Но уже внесший свой важный вклад в общее дело!
Я думал, на этом представление закончится, но ведущий продолжил говорить о том, что сейчас выступит тот, кто смог отринуть прошлое ради светлого будущего, настоящий советский гражданин и всё в таком духе. Слушать незаслуженные дифирамбы было не очень приятно. Я ведь ничего такого не делал: мне не пришлось ломать себя, чтобы пройти испытание на лояльность государству и его строю.
Наконец, мужик замолчал, и Соколова похлопала меня по плечу.
— Вперёд! Покажи им!
Выйдя на сцену, я направился к трибуне. Ведущий с широкой улыбкой пожал мне руку. Толпа разразилась бурными аплодисментами. Такого горячего приёма я не ожидал. Встал на место и окинул собравшихся людей взглядом. Счастливые лица, полные ожидания, нарядные одежды, шарики в руках у детей и некоторых взрослых. Несбывшееся в моём мире светлое будущее.
Я заговорил. Сначала получилось суховато, но затем я вспомнил, что говорила Соколова, и изменил тон. То, что написали для меня, никак не отзывалось в душе, ведь речь я вёл о чужом человеке, которого называл отцом, но никогда не знал. Был он изменником родины, или нет — даже это мне не было точно известно. Я просто должен был сделать дело, и сделать хорошо. Так, как надо. Чтобы стать в этом мире тем, кем собирался. Кроме того, в какой-то момент я почувствовал ответственность перед собравшимися людьми. И теми, кто будет смотреть открытие выставки по телевизору или ОГАСу. Все они ждали откровения того, кто смог преодолеть прошлое и стать примером, символом надежды для тех, чьи родители так же были объявлены изменниками родины. И для всех, кто верил в то, что ради советского строя нужно упорно трудиться. В том числе, над собой. Чтобы стать лучше — честнее, добрее, смелее.
Моя речь оказалась недолгой. Наверное, она не заняла и пяти минут. Но, когда я закончил, люди передо мной взорвались бурными аплодисментами. Долгими и искренними. Мне удалось тронуть их сердца.
Я почувствовал на своём плече руку и, повернув голову, увидел улыбающегося ведущего. Он одобрительно кивнул мне и обратился к толпе с короткой речью на тему будущего, которое мы сами выбираем.
В это время я вдруг понял, что ощущаю идущие со всех сторон потоки психической энергии! Они волнами накатывали на сцену, словно мощный невидимый прибой. Положительные эмоции тысяч человек буквально захлестнули меня, погрузив в эйфорию.
И в какой-то момент я понял, что могу… их поглотить! Прежде я так умел делать, но в этом мире ни разу не испытывал ничего подобного.
Анимансер берёт и пополняет силу, черпая её в чужих эмоциях. Причём, подходят любые — главное, чтобы они были достаточно ярко выражены, и люди были готовы ими поделиться. Отдать окружающему пространству.
Я почувствовал также, как зашевелился фамильяр. Он тоже ощутил прилив энергии и жаждал её получить.
Открыв узлы, я позволил волнам позитива вливаться в них, питая и расширяя мою астральную систему.
Ведущий подал мне знак, что пора покинуть сцену. Я удалился под гром аплодисментов, продолжая поглощать плещущуюся вокруг энергию. Мои узлы увеличивались, число соединяющих их каналов росло, и я чувствовал эйфорию, буквально перенимая восторженное настроение толпы.
Подскочивший сотрудник быстро избавил меня от гарнитуры.
— Молодчина! — кивнула Соколова, когда я подошёл к ней. — Начал не очень уверенно, но к концу разошёлся по полной. Как себя чувствуешь? Нервничал, да?
— Всё нормально, — ответил я, стараясь не терять концентрации, чтобы поглотить как можно больше энергии.
Эх, побыть бы здесь ещё пару часиков…
Но у Соколовой были другие планы. Она деловито взглянула на часы.
— Так, здесь мы закончили. Сейчас доставлю тебя назад, постарайся отдохнуть. Мне намекнули, что вечером ты должен быть на месте. Думаю, тебя ждёт какой-то тренинг.
— Мне не приходило оповещение.
— Ну, это не ко мне вопросы, — равнодушно ответила Соколова. — Моё дело — доставить тебя обратно. Так что снимай костюм и пошли.
Как только я переоделся, мы покинули ВДНХ, сели в машину и покатили за город. На шоссе Соколова открыла портал, и через несколько секунд автомобиль уже оказался перед воротами академии.
— Ты сегодня отлично держался, — сказала вдруг майор. — Ещё несколько таких мероприятий, и тебя начнут узнавать.
— И что тогда? — спросил я, почувствовав по интонации, что у сказанного есть продолжение.
— Не хочу забегать наперёд, — сказала, чуть помолчав, Соколова, — но ты же понимаешь, что всё это — лишь подготовка к предстоящей миссии. Постарайся не запороть обучение в академии.
Я усмехнулся.
— Даже и не думал.
— Вот и правильно. Мне нравится твой настрой. И это… Дружеский совет: поменьше встречайся с Андреевой. Не сочти за вмешательство в твою личную жизнь, но ничто так не отвлекает, как амурные дела. А ты не можешь себе позволить такую роскошь, как слить то, что уже имеешь, и то, что тебя ждёт. Родина сделала на тебя ставку, оказала доверие. Ты зашёл уже достаточно далеко, Владлен, — она вдруг улыбнулась. — Всё, давай. До скорого.
Машина как раз въехала в ворота и остановилась возле жилого корпуса.
Я вылез из неё и закрыл дверь. Автомобиль тотчас начал разворачиваться, чтобы ехать назад. Проводив его взглядом, я направился к себе.
После поглощения энергии толпы и прогресса астральной системы требовалось немного отдохнуть. И решить, что делать дальше. Теперь, когда стало ясно, что я не утратил в этом мире способность преобразовывать внешнюю психическую энергию во внутреннюю, нужно подумать, как уравновесить полученный на выставке позитив.
Дело в том, что анимансер работает со всеми видами энергии и должен соблюдать гармонию, чтобы быть эффективным. Для чего-то требуется позитив, а для чего-то — негатив. Злость, ярость и ненависть не менее важны, чем счастье, радость и любовь. Если равновесие сил нарушается, астральная система начинает сбоить, а возможности анимансера становятся ограниченными.
В общем, теперь, когда я поглотил положительную энергию, для восстановления баланса требовалось раздобыть примерно такое же количество отрицательной. И чем быстрее, тем лучше.
Я проверил планшет. Никаких уведомлений о предстоящем сегодня испытании не приходило. Значит, есть смысл рискнуть и ненадолго отлучиться до вечера. Но сначала — отдохнуть.
Долго, конечно, баклуши бить не стал. Отвёл на передышку ровно столько, сколько требовалось для усвоения и переработки добытой на ВДНХ энергии. Система требовала уравновешивания. Я прямо ощущал этот перекос — словно хорошо покушал, но выпил недостаточно воды.
Ещё раз проверив на всякий случай планшет и убедившись, что Потапова ничего на него не прислала, вбил в поисковик запрос на ближайшие кладбища. За городом почти всегда есть какой-нибудь погост.
Так и оказалось: в восьми километрах от территории академии располагалось старое захоронение. Это, конечно, хуже, чем новое, куда часто приходят люди. В таких местах эмоции буквально витают в воздухе и лежат на земле, словно невидимый туман. Но отлучаться надолго не хотелось: в принципе, наставница могла в любую минуту прислать уведомление о тренинге.
Так что я вызвал аэротакси и отправился по отмеченному ОГАСом местоположению. Спустя несколько минут меня высадили на трассе возле жидкого лесочка. Между деревьями виднелись покосившиеся кресты. Ограды у кладбища не было, так что я просто перепрыгнул канаву и двинулся в сторону заросших травой и мхом могил.
