Окончив свой рассказ, Регин испытующе посмотрел на Сигурда, но юноша, казалось, даже не подумал о сокровищах Фафнира и, опустив голову, молча принялся вертеть в руках свой меч Грам, любуясь поблескивающим, словно пестрая змеиная шкура, клинком.

– Золото Андвари ждет нас, – напомнил карла. – Когда мы отправляемся в путь?

– Я скоро поеду, Регин, – невозмутимо ответил юноша, – но только не за золотом. Прежде чем отомстить за твоего отца, я должен отомстить за своего.

Лицо карлы позеленело и вытянулось от досады.

– Ты решил попасть в страну франков только для того, чтобы сразиться там с Хундингами? – насмешливо воскликнул он. – Но, кажется, ты забываешь, у тебя нет ни верной дружины, ни крутобоких кораблей. Уж не хочешь ли ты один управиться со всем воинством короля Люнгви? Будь благоразумен, добудь сначала сокровища моего брата. Тогда ты возьмешь под свое начало сколько угодно воинов.

– Нет, если я паду в битве с драконом, мой отец останется неотомщенным! – возразил Сигурд.

Он встал и, не слушая больше карлу, вышел из кузницы.

В тот же день вечером Сигурд сообщил Альфу и Хиальпреку о своем желании поехать в страну франков.

– Ты верный сын своего отца, мой мальчик! – любовно глядя на юношу, воскликнул Альф.

А Хиальпрек просто сказал:

– Возьми наши корабли и дружину. Их у нас не так много, как у короля Люнгви и его братьев, но зато корабли крепки, а дружина надежна. Ты отважен и честен, и я верю, что Один дарует тебе победу.

Сигурд начал благодарить людей, давно ставших ему семьей, на что Альф и Хиальпрек сказали:

– Когда ты был еще ребенком, некий путник по имени Грипир, как-то явившийся к нам, предсказал тебе славное будущее. Оправдай его слова, окажись достойным своего имени, ибо лучшей благодарности нам не надо.

Регин долго дулся на Сигурда, но незадолго до его отъезда он неожиданно пришел к нему и вкрадчивым голосом спросил:

– Скажи мне, Сигурд, что ты будешь делать, когда расправишься с Хундингами?

– Когда я отомщу за своих отца и деда, – улыбнулся молодой человек, – я, так и быть, поеду с тобой за сокровищами Андвари. Правда, золото меня не интересует, но я охотно померяюсь силой с твоим братом-драконом.

– Тогда возьми меня с собой. В бою от меня будет мало толка, но я смогу, если надо, помочь тебе советом, – сказал Регин.

– Хорошо, я возьму тебя с собой, карла! – согласился Сигурд.

И вот через несколько дней корабли данов были спущены на воду. Украшенные полощущимися на ветру стягами и резными изображениями драконов, они покачивались на волнах, готовые пуститься в плаванье.

Альф, Хиальпрек и Хьёрдис пришли проводить молодого человека. Глаза бывшей королевы франков были полны слез, но сияли от гордости: она не сомневалась в победе сына.

– Что-то говорит мне, что нам не суждено больше увидеться, – сказала она. – Но тебе предстоит совершить еще много подвигов. Только не забывай, что ты из рода Вёльсунгов, а они никогда не отступали перед врагом, как бы силен он ни был. Прощай.

– И запомни наши слова, – добавили Альф и Хиальпрек. – Будь достоин своего имени.

Солнце уже клонилось к закату, когда корабли Сигурда, подхваченные свежим северным ветром, оставили берега земли данов.

Погода сначала благоприятствовала плаванию, но уже под вечер ветер настолько окреп, что к ночи перешел в ураган. Регин посоветовал Сигурду спустить паруса, но тот приказал поднять их еще выше. Легкие суда данов, как выпорхнувшие из гнезда птицы, понеслись вперед.

– Ты погубишь нас всех! – застонал дверг, закрывая от страха глаза.

– Зато мы скорее доберемся до цели! – ответил юноша.

Однако к утру на море разыгралась такая буря, что оно стало цвета крови. Пришлось людям Сигурда убрать паруса. Но это помогло мало: мачты гнулись как тростинки и вот-вот могли переломиться.

Неожиданно Сигурд услышал грохот, еще более страшный, чем рев бури, и увидел прямо перед собой высокий утес, о который, рассыпаясь кусками хрусталя, разбивались седые валы. Сигурд уже собирался повернуть кормило судна, чтобы избежать новой опасности, но тут до него долетел чей-то голос, заглушивший разом и свист ветра, и грохот волн:

– Кого это мчат кони Ревиля  по высоким волнам, по бурному морю? Да это ты, Сигурд?! Не бойся и плыви ко мне!

В тот же миг море вокруг утеса успокоилось, и корабль отважного юноши смог подойти к нему вплотную. На его вершине стоял одноглазый старик в широкополой шляпе и синем плаще, тот самый, который не так давно помог Сигурду выбрать себе жеребца.

– Привет тебе, сын Сигмунда и внук Вёльсунга! – сказал Один. – Я знаю, ты едешь в страну франков. Возьми меня с собой. И ты об этом не пожалеешь!

– Охотно, – ответил юноша. – Я рад, что снова встретился с тобой. Ведь я еще не поблагодарил тебя за помощь с выбором боевого коня.

– Не спеши. Она не была последней, – сказал повелитель Асгарда, легко спрыгивая с утеса на корабль. – Владыка моря Эгир, покровительствующий Хундингам, захотел отправить тебя и твоих людей на дно, но я постараюсь его успокоить.

Один стал на носу судна, вскинул вверх руки, и Сигурд невольно ахнул от изумления. Ураган тут же стих, волны улеглись, и поверхность моря сделалась гладкой, как зеркало.

Сейчас же подул ровный попутный ветер, и суда данов, снова подняв паруса, быстро понеслись к югу.

– Ты действительно велик и мудр, – сказал юноша и прибавил с неподдельным простодушием: – Вот уже второй раз ты приходишь мне на помощь, Один…

– Можешь также звать меня Хникаром, Фенгом, Фьёльниром или просто Старцем с камня, – ответил отец богов. – У меня столько же имен, сколько на земле племен и народов. Много лет живу я на свете, и мои волосы были уже белы, когда родился твой дед, славный Вёльсунг.

– Я знаю, Хникар, что для тебя на свете нет тайн, так скажи мне, отомщу ли я Хундингам за смерть отца? – спросил, задрожав от волнения, Сигурд.

– Посмотри вверх! – усмехнулся старик.

Юноша задрал голову и увидел орла, парящего высоко в небе.

– Это вестник победы, – сказал Хникар, – так чего же ты спрашиваешь?

Он завернулся в плащ, надвинул на глаза шляпу и, едва впереди показалась ровная полоска земли – страна франков, – исчез.

Больше восемнадцати лет прошло со дня битвы, в которой пали родные отец и дед Сигурда – Сигмунд и Эйлими, – и уже никто, кроме бондов, страдавших под жестоким владычеством Хундингов, да отправленных по домам воинов, не вспоминал покойного вождя франков, правившего так мудро и справедливо. В стране разбойничали король Люнгви и его братья. Их дружины были так многочисленны, что они могли не бояться восстания и поэтому все свое время проводили в пирах и забавах.

В тот же самый час, когда одни даны уже вытаскивали свои корабли на берег, а другие готовились отправиться вглубь страны, Люнгви в старом замке Вёльсунгов принимал многочисленных гостей. Одуревший от выпитого меда и лести своих вельмож король гордо восседал за столом, прислонившись спиной к дубу валькирий, и слушал песню одного из бродячих скальдов, который пел о могучем витязе Беовульфе и о его замечательных подвигах.

– Я не знаю, так ли велик был этот Беовульф, – воскликнул наконец Люнгви насмешливо, – но вряд ли бы он справился с нами, Хундингами! Вёльсунги тоже хвастались, что происходят от самого Одина, а теперь мы сидим здесь, в их замке, и нет больше никого, кто бы мог прогнать нас отсюда.

Он еще говорил, когда снаружи послышался шум, и в зал вбежал раб в грязной оборванной одежде.

– Как ты смел сюда явиться! – гневно вскричал король.

– Выслушай меня, господин, я принес тебе важные новости! – пробормотал испуганный вестник, падая на колени. – Я пастух и сегодня, как обычно, пас стадо на опушке леса, вблизи моря. Вдруг к берегу подошли неизвестные корабли, и с них сошло много вооруженных людей. Один из них, красивый, как Бальдр, и могучий, как Тор, подозвал меня к себе и сказал: «Беги в замок и скажи своему господину, королю Люнгви, видно, не отличающемуся прозорливостью, что явился Сигурд, сын Сигмунда и Хьёрдис и внук Вёльсунга. Пусть король и его братья готовятся к бою, который станет для них последним!»

Люнгви вскочил со своего места и схватился рукой за меч, но потом неожиданно расхохотался.

– Сын Сигмунда и Хьёрдис? – спросил он сам себя. – Значит, Хьёрдис жива… Но ведь ее сыну еще не может быть и восемнадцати лет. И этот молокосос смеет угрожать мне – мне, Люнгви из рода Хундингов! Скажи, – обратился он к пастуху, – много ли с ним воинов?

– Я не мог сосчитать их, господин, – ответил раб, – но знаю, что они приехали на тридцати кораблях.

Люнгви снова расхохотался.

– Не слишком значительна дружина у этого Сигурда, – сказал он презрительно. – Дружины его отца и деда, которые мы разбили, были куда больше и сильнее. Собирайте наших воинов! – приказал он братьям.

Он пнул ногой раба и, не обращая внимания на встревоженные лица гостей, вышел из замка, приказав подать коня.

Не дождавшись на берегу появления Хундингов, Сигурд повел свою дружину дальше на юг. Между тем король Люнгви поджидал его на обширной безлесной равнине в двух днях пути от моря. Здесь он рассчитывал легко окружить и смять небольшое войско молодого вождя.

– Это не битва, а детская забава, – смеясь заявил он своим братьям. – Мальчишка сам идет в наши руки, и я позабочусь о том, чтобы ему не удалось улизнуть от моих воинов.

И действительно, не успел отряд Сигурда выйти на открытое место, как на него со всех сторон налетели воины Хундингов. Тучи стрел и дротиков наполнили воздух, секиры железными молниями обрушились на шлемы и брони. Но даны стояли крепко. А впереди них на своем сером жеребце Грани носился Сигурд. При каждом взмахе его чудесного меча Грама враги валились, словно желтые снопы. Боевой конь как мог помогал своему хозяину, хватая зубами воинов Люнгви, сшибая их своей широкой грудью, топча тяжелыми копытами.

– Это сам Тюр! Сам бог войны Тюр! – вопили дружинники Хундингов, в страхе разбегаясь во все стороны перед юным витязем.

Стоя поодаль на небольшом холме, Люнгви принялся гневно теребить свою бороду.

– Нам надо остановить этого волчонка, братья, – воскликнул он, – пока он не перерезал все стадо. Вперед! За мной!

Он пришпорил коня и устремился прямо на юношу. Его три брата поскакали за ним следом.

Увидев короля и узнав его по золоченому шлему и отделанному серебром вооружению, Сигурд радостно засмеялся.

– Здравствуй, Люнгви! – крикнул он. – Час моей мести настал!

Вместо ответа Люнгви яростно ударил юношу мечом, однако тот легко отбил его удар и в свою очередь поднял меч. Хундинг закрылся щитом, но Грам рассек его, словно гнилую ореховую скорлупу, рассек золоченый шлем, рассек самого Люнгви и рассек его коня.

«Мой добрый меч отомстил за своего хозяина», – подумал Сигурд, глядя на мертвого врага, но не успел вымолвить этого вслух – на него с трех сторон напали три королевских брата.

– Умри! – закричали они.

– Умрите! – ответил юноша и изо всех сил взмахнул Грамом.

Три разрубленных пополам трупа одновременно упали на землю. Побросав оружие, враги ударились в бегство, думая лишь о том, как бы спасти свои жалкие шкуры.

Сигурд приказал своим дружинникам возложить тела убитых на погребальные костры, а сам повернул Грани и медленно поехал обратно на север. Тут его окликнул Регин. Во время битвы хитрый карла прятался за трупами павших воинов и теперь был вне себя от радости.

– Ты куда собрался, Сигурд? – спросил он.

– Я хочу взглянуть на старый замок Вёльсунгов, где родился мой отец, – ответил юноша. – А потом мы вместе поедем за золотом.

– Я уж думал, что ты решил остаться в этой стране и править ею так же, как твои предки, – улыбнулся Регин.

Сигурд покачал головой.

– Я еще слишком молод для короля, – ответил он. – Пусть страной франков отныне управляют мои приемные отец и дед. Альф смел и силен, Хиальпрек добр и справедлив. Они будут любимыми народом, а я пока постранствую по свету в поисках славы и подвигов.

Регин с трудом удержался от того, чтобы не потереть руки от радости.

– Подожди, я отправлюсь вместе с тобой, – сказал он.

Сигурд рассмеялся, потом нагнулся, поднял одной рукой карлу и посадил его сзади себя.

Слуги Люнгви, узнав о гибели дружины Хундингов и о смерти своего господина, в страхе разбежались, и Сигурд нашел старый замок Вёльсунгов пустым, как выброшенную морем раковину. Он медленно прошел по его старинным залам и наконец остановился перед дубом валькирий. Могучее дерево уже давно залечило рану, нанесенную ему мечом Одина, и лишь едва заметный шрам на его грубой морщинистой коре указывал на то место, откуда Сигмунд когда-то вытащил клинок, висящий теперь на поясе его сына.

– Как ни стар этот дуб, он переживет последнего из Вёльсунгов, – вдруг неожиданно для самого себя сказал Сигурд.

– Зато замку осталось жить совсем недолго, – ответил карла, показывая юноше на прогнившие бревна стен и осевшую крышу.

– Чем скорее он развалится, тем лучше, – угрюмо произнес Сигурд. – Мое сердце подсказывает мне, что Вёльсунги никогда больше не переступят его порога, а я не хочу, чтобы он достался другим. Скажи лучше, далеко ли ехать до жилища твоего брата?

– На твоем Грани мы доберемся до Гнитахейда, пустоши неподалеку от страны готов, за пять дней. Там живет Фафнир, и там он хранит свои сокровища.

Сигурд ненадолго задумался:

– Я не знаю, Регин, зачем я должен проливать кровь того, кто не причинил мне зла, и добывать для тебя золото, о котором ты грезишь, но я дал тебе слово и сдержу его. Мы выедем на рассвете.

Вот уже много лет дракон Фафнир не покидал Гнитахейда, боясь оставить свои сокровища, но ужас перед ним был так велик, что кругом на несколько дней пути не было ни одной хижины, ни одной тропинки, и Сигурду с Регином пришлось лезть через пустынные горы, а потом продираться сквозь дремучие леса и густой кустарник. Карла был молчалив и задумчив, но в его глазах все чаще вспыхивал недобрый огонек.

– Послушай, Сигурд, – сказал он как-то вечером, когда они сидели около костра, – ты никогда не видел Фафнира. Уверен ли ты, что тебе удастся его победить?

– Я уверен, что не испугаюсь его, как бы велик он ни был, – ответил юноша.

– Не говори так! – усмехнулся карла. – Я рассказывал тебе, что Фафнир похитил Шлем Ужаса и с его помощью превратился в дракона, но ты не знаешь, что этот предмет внушает страх всякому, кто его видит.

Сигурд улыбнулся.

– Страх можно внушить лишь тому, кто его знает, – сказал он. – Я же еще ни разу никого и ничего не пугался.

– Панцирь моего брата не может пробить ни один меч, а из его рта брызжет яд, каждая капля которого смертельна, – продолжил Регин.

– Грам разрежет любой панцирь, а яд для Вёльсунгов не так уж и опасен, – возразил юноша. – Я слышал, что мой отец Сигмунд однажды осушил два рога отравленного вина, и оно не причинило ему вреда. Не бойся, Регин, сокровища Андвари скоро будут в наших руках.

Карла ничего не ответил, но его глаза алчно блеснули, словно он уже жалел, что обещал Сигурду половину золота.

Наутро следующего дня лес кончился, и путники выехали на открытое пространство. Перед ними лежала изрезанная глубокими оврагами большая пустошь, в самой середине которой, за крутыми холмами, находилось логово дракона Фафнира.

Регин схватил Сигурда за руку.

– Это Гнитахейд, – шепнул он. – Осторожней! Если брат нас заприметит раньше времени, мы погибли!

Но Грани уже и сам остановился. Взрывая землю копытом, он принялся храпеть и пугливо косить глазом, будто ожидая появления дракона.

– Нам надо оставить коня здесь и идти дальше пешком, – сказал Сигурд, спрыгивая на землю.

– Не торопись, Сигурд, – возразил Регин, кое-как слезая с седла. – К северу отсюда течет ручей, к которому Фафнир ежедневно утром и вечером ходит на водопой. Пойдем туда и станем поджидать его там.

Сигурд согласился. Они оставили Грани на опушке леса и вскоре нашли ручей с берегами, поросшими высоким тростником. Осторожно, стараясь не шуметь, путники пошли вверх по его течению, продвигаясь все ближе и ближе к жилищу дракона. Неожиданно заросли тростника закончились, и Сигурд, который шел впереди, увидел широкую, словно выжженную полосу голой земли, посередине которой тянулась большая, похожая на след гигантского червя канава.

– Это дорога Фафнира, – тихо молвил Регин за спиной юноши. – Трава вокруг сожжена его ядовитым дыханием, а желоб, который ты видишь, – след от его брюха.

– След от его брюха? – недоверчиво спросил Сигурд.

Он подошел ближе. По обе стороны желоба были заметны глубоко врезавшиеся в землю отпечатки мощных когтистых лап.

– Как огромен твой брат, Регин! – сказал юноша, меряя глазами следы чудовища.

– Да, Сигурд, – отвечал карла, трусливо выползая из-за зарослей тростника. – Он так огромен, что даже Грам не достанет спереди до его сердца. Лучше вырой яму на дне желоба и спрячься в ней. Когда Фафнир проползет над тобой, ты поразишь его мечом снизу.

Совет Регина понравился юноше, и он, готовясь последовать ему, отправил спутника к Грани, чтобы тот постерег его.

Карла наклонил голову, чтобы скрыть овладевшую им безумную радость, и поспешно зашагал к лесу. По дороге он еще раз обернулся и, увидев, что Сигурд роет мечом яму, чуть не запел.

– Золото Андвари достанется мне одному, – прошептал он. – Пламя реки достанется мне одному!

Юноша уже оканчивал свою работу, когда услышал позади себя знакомый голос:

– Я рад тебя снова видеть, Сигурд. Что ты здесь делаешь?

Сигурд обернулся и увидел уже хорошо известного ему одноглазого старика в широкополой шляпе и синем плаще. Это был Один.

– Привет тебе, Хникар! – воскликнул молодой человек, вспомнив, что отец богов любит, когда его называют другим именем. – Я рою яму, чтобы подкараулить в ней дракона Фафнира.

Один покачал головой.

– Тот, кто дал тебе такой совет, – последний негодяй, – сказал он. – Ты убьешь Фафнира, но и сам умрешь вместе с ним, захлебнувшись в крови, которая хлынет из его раны. А после вашей смерти этот мерзкий коротышка Регин один захватит все сокровища.

– Что же мне делать? – спросил юноша, догадавшись о коварном замысле карлы.

– Вырой несколько таких ям и соедини их между собой, – предложил старик, – тогда кровь Фафнира растечется по ним, и ты останешься в живых.

– Спасибо тебе, Хникар, – обрадовался Сигурд. – Это уже третья услуга, которую ты мне оказываешь, а я еще не расплатился с тобой и за две первых.

– Придет время – расплатишься, – загадочно промолвил старик. – Больше я к тебе не приду, а ты сам придешь ко мне. И придешь навсегда, – добавил он тихо.

Юноша вздрогнул.

«А когда придет мое время?» – хотел он было спросить, но Один уже расстаял, как утренняя дымка в лучах восходящего солнца.

«Да, владыка Асгарда помогает мне, как помогал и моему отцу до тех пор, пока не пробил его час», – подумал Сигурд и, уже больше не думая ни о чем мрачном и тяжелом, весело принялся за работу.

Следуя совету Одина, он выкопал несколько ям, соединил их между собой и прикрыл тростником. Тем временем на пустошь пали сумерки. Приближалось время, когда Фафнир должен был спуститься к водопою.

Сигурд обнажил меч, спрыгнул в одну из ям и затаился на ее дне, ожидая появления дракона. Не прошло и получаса, как земля вокруг него посыпалась, раздались шумное дыхание чудовища, напоминающее пыхтение десятков кузнечных мехов, и тяжелая, шлепающая поступь его лап. Сигурд затаил дыхание. Внезапно рядом с ним упали крупные горячие капли ядовитой слюны, и в следующее мгновение бледное брюхо дракона плотно закрыло небо над его головой. Юноша быстро приподнялся и по рукоятку вонзил в него меч Грам, а потом так же проворно выдернул его снова. Из раны дождем хлынула кровь, растекаясь ручьями по всем вырытым ямам. Фафнир глухо застонал и тяжело завалился на бок.

«Кажется, я победил», – подумал Сигурд, покидая свое убежище.

Увидев юношу, дракон с трудом повернул к нему огромную бородавчатую голову, увенчанную старинным шлемом.

– Кто ты, осмелившийся поднять Грам  на Фафнира? – спросил он слабеющим голосом. – Как звали твоих родителей и откуда ты родом?

Юноша вспомнил, как его еще в детстве учил Регин, что проклятие умирающего может причинить вред, если он знает имя своего врага, и ответил:

– Я благородный зверь, сын без матери. Нет у меня и отца, как у людей.

– Значит, тебя породило само провидение, – молвил Фафнир. – Но кто тебя надоумил отнять у меня жизнь? Твой взор сверкает как у храбреца, и ты не испугался Шлема Ужаса, который я столько лет уже ношу на своей голове, вызывая трепет в людских сердцах!

– Смелость вела меня, – ответил Сигурд. – Храбрым не станет и стареющий воин, если в детстве он слыл трусом.

Тут до Фафнира дошло, что герой просто дурачит его.

– Все-таки ты был рожден в неволе. Ведь ты робеешь как раб, боясь открыть мне свое настоящее имя.

– К чему твой попрек? – нахмурился Сигурд. – Повторяю, я был рожден свободным человеком!

Дракон тихо промолвил:

– И все-таки золото, этот огненно-красный клад, что лежит в зарослях вереска, погубит тебя.

– Каждому из нас суждено сойти в могилу в свой час, – не смутился Сигурд.

Однако Фафнир никак не желал успокаиваться. Смерть уже застилала ему очи, а он все хотел вызнать имя своего убийцы.

– Как бы ты ни греб осторожно в бурю, все же ты утонешь… Но прежде тебе доведется услышать приговор норн.

Сигурду сделалось любопытно, и он спросил дракона:

– Фафнир, я знаю, ты мудр, так скажи мне, кто эти норны?

– Норны не принадлежат единому роду. Одни происходят от асов, другие от альвов, третьи от Двалина.

После дракон поведал герою не только о его грядущей страшной судьбе, но и о конце мира, когда на острове Оскопнире сойдутся боги в последней битве с огненным великаном Суртом и рухнет радужный мост Биврёст…

Наконец Сигурд узнал все, что хотел, хотя дракон умолчал, какие именно опасности и находки ждут молодого человека. И тут гордость Вёльсунгов взыграла в храбреце.

– Ты прав, Фафнир, я тебе солгал! – смело воскликнул юноша. – Меня зовут Сигурд, я сын Сигмунда и внук Вёльсунга, хотя, быть может, ты даже и не слыхал о нашем роде.

– Нет, Сигурд, я знаю все, – ответил дракон. – Я слышал о твоем отце: он был герой, поэтому и его сын вырос таким дерзким.

– Никто не брал меня в плен на поле битвы, – с достоинством произнес юноша. – А раб я или свободный человек, в этом ты убедился сам.

– Ладно, Сигурд, не сердись, – согласился Фафнир, чувствуя, что его покидают последние силы. – Я умираю и хочу перед смертью дать тебе добрый совет. Если ты все-таки не сможешь устоять перед тем, чтобы взять золото, не бери Андваранаута, кольца Андвари, это принесет тебе гибель.

– Разве я уже не говорил тебе, что смерть – удел каждого? Рано или поздно она придет и ко мне, – сказал Сигурд. – Почему же я должен ее бояться?

– Да, смерть удел всякого, – уже еле разборчиво просипел Фафнир. – Но хорошо умирать в преклонные годы, оставляя после себя наследников, – ты же еще молод, и на тебе прервется род Вёльсунгов. Не трогай кольца, Сигурд. А больше всего опасайся моего брата. Я знаю, что он ради золота научил тебя убить меня, ради золота он убьет и тебя.

– Спасибо за совет, Фафнир, – сказал Сигурд. – Но я уже говорил тебе, что не знаю, что такое страх.

– Тогда ты скоро умрешь, – закрывая глаза, произнес дракон.

Тут его голова рухнула на землю, огромное тело вытянулось – он был мертв.

В наступившей тишине Сигурд услышал чьи-то крадущиеся шаги. Он оглянулся и при свете взошедшей луны увидел маленькую, скрюченную фигуру Регина. Карла, словно не веря своим глазам, посмотрел на юношу, потом метнул быстрый взгляд на убитого дракона, и его лицо уродливо изменилось.

– Ты сразил моего брата, Сигурд! – сказал он, взвывая. – Какой выкуп я получу от тебя за его смерть?

– Ты хочешь получить выкуп за смерть брата?! – воскликнул онемевший от наглости спутника юноша. – Но разве не ты желал его убить? Разве не ты мечтал завладеть его золотом? Так вот оно там, в зарослях вереска!

– Ты прав, Сигурд, – согласился карла. – Однако по нашим обычаям я все равно должен получить выкуп. И не золото мне сейчас нужно, а сердце Фафнира. Вынь его, зажарь и отдай мне. Тогда ты со мной расплатишься.

– Хорошо, – сказал Сигурд, не совсем понимая странное требование Регина. – Это пустяк для меня.

Он пошел в лес, принес оттуда большую кучу хвороста, разложил костер и, вырезав своим мечом сердце дракона, принялся его поджаривать. Карла лег у костра и, попросив разбудить его, когда сердце поджарится, громко захрапел.

Постепенно ночной мрак рассеялся, взошло солнце, и в небе над Гнитахейдом закружились первые птицы.

«Наверное, жаркое уже готово, и мне следует разбудить Регина», – подумал Сигурд. Он потрогал сердце дракона руками и при этом сильно обжег себе палец. Юноша прикусил его и в тот же миг услышал, как одна из пролетавших над его головой ласточек прощебетала:

– Вот сидит Сигурд и жарит для Регина сердце дракона. Глупец, ему следовало бы съесть его самому.

– А вон дрыхнет Регин, как будто не зная, где земля и небо. На самом деле он только притворяется спящим, думая лишь о том, как бы ему убить Сигурда, – ответила ей другая ласточка.

– Надо было бы Сигурду укоротить его на голову! – воскликнула третья.

– Да, мудр был бы Сигурд, если бы он все понял и сделал так, как вы предлагаете, – сказала четвертая.

– Ax, что вы! Этот Сигурд просто несносно туп! – возразила пятая. – Он убил одного брата и оставил в живых другого. Не понимаю, как он не может догадаться, что Регин все равно прикончит его ради пламени реки!

– Да, ты говоришь сущую правду: глупо щадить врага, который в мыслях уже предал тебя, – согласилась с ней шестая.

– Ах, Сигурд, Сигурд! О чем ты только думаешь? – прощебетала седьмая. – Отсеки ему голову: избавься навсегда от недруга и распоряжайся один всем золотом Фафнира!

Сигурд опустил голову. Он вспомнил, что сказал Один о Регине, и его лицо вспыхнуло от гнева. Недолго думая, юноша вскочил на ноги и, выхватив меч, одним ударом снес Регину голову. Затем он снял с огня сердце дракона и съел его кусок за куском.

– Он нас послушался, он нас послушался! – радостно запели ласточки. – Теперь он будет понимать язык всех зверей и птиц.

А одна ласточка добавила:

– Следуй за нами, сын Сигмунда, мы приведем тебя к сокровищам Андвари.

Сигурд пошел за ласточками. Рядом с широкой и глубокой норой, служившей жилищем дракону Фафниру, находился небольшой песчаный холм, поросший вереском. Ласточки подлетели к нему и хором воскликнули:

– Копай здесь, Сигурд!

Юноша послушно раскидал мечом песок и застыл на месте. Перед ним возвышалась целая груда сокровищ, среди которых сверкали золотая кольчуга и меч Хротти. Но тут глаза Сигурда остановились на маленьком, но искусно сделанном кольце. Юноше показалось, что он никогда и нигде не видел ничего более прекрасного.

– Не трогай кольцо! Послушайся совета мертвого Фафнира. Бери золото, но не трогай кольцо! Это Андваранаут, на нем лежит проклятье! – перебивая друг друга, взволнованно защебетали ласточки.

Но Сигурд, не слушая их, уже надел кольцо на палец.

– Ах, он взял Андваранаут, он погибнет! – горестно воскликнули птицы.

– Все мы когда-нибудь умрем, – усмехаясь, ответил молодой витязь и, оглядевшись вокруг, пронзительно свистнул.

Приведя Грани, Сигурд отвязал от его седла уже заранее приготовленные Регином большие кожаные мешки – карла вез эти мешки из самой страны данов, – наполнил их золотом и взвалил на спину своего могучего жеребца. Только золотую кольчугу и меч Хротти не взял с собой витязь. Он решил, что пусть они остаются здесь, на пустоши Гнитахейд вместе со Шлемом Ужаса и костями мертвецов.

В это время одна из ласточек опустилась на правое плечо Сигурда и шепнула ему в самое ухо:

– К югу отсюда, между страной франков и страной готов, стоит шатер, и в нем спит непробудным сном прекраснейшая девушка на свете. У нее темно-синие, как небо, глаза и золотистые, словно спелая рожь, волосы. Она ждет тебя, о Сигурд!

– Не слушай ее, – прошептала другая ласточка, садясь на его левое плечо. – Ты слушай то, что скажу тебе я. Далеко к югу от Гнитахейда есть страна, которой правит король Гьюки. У него есть дочь – прекрасная Гудрун. У нее волосы цвета льна и глаза, чистейшие, как озера. Ты будешь ее мужем, о Сигурд!

– Хорошо, хорошо, мои птички. Я посмотрю и на ту и на другую, – смеясь и усаживаясь на коня, ответил Сигурд.

И он повернул Грани на юг.

Снова чащобами, потом бескрайними лугами, долинами рек и, наконец, каменистыми горами ехал Сигурд на юг, держа путь между землей франков и землей готов.

Всякий, кто увидал бы его, был бы поражен красотой витязя. Темно-русые волосы Сигурда ниспадали длинными волнами. Борода – густая, короткая – имела тот же цвет и мягкость. Нос у витязя был большой, а лицо открытое и ширококостное. Взор Сигурда обладал такой остротой, что только храбрец мог заглянуть ему под брови. Лопатки у молодого человека отличались широтой, как у двух людей сразу. С червонного щита Сигурда грозно взирал дракон: сверху темно-бурый, а снизу ярко-алый. Так же были расписаны шлем, седло и камзол всадника. Броня горела и искрилась на Сигурде, и все оружие, казалось, отделано золотом.

На восьмой день Сигурд заметил вдалеке гору Хиндарфьялль выше и круче других, на самой вершине которой, казалось, горел большой костер. Юноша погнал Грани вскачь и, подъехав ближе, увидел шатер, сложенный из больших блестящих щитов, ярко сверкавших в лучах солнца.

«Уж не в нем ли почивает та девушка, о которой мне пели ласточки?» – подумал Сигурд.

Он спрыгнул с коня и, оставив его внизу, стал быстро подыматься в гору. Ее склоны были круты, но юноша, хватаясь руками за уступы скал, продолжал смело лезть вверх и вскоре добрался до самого шатра. Однако, к своему удивлению, он обнаружил в нем не девушку, а воина в высоком золоченом шлеме и броне. Броня так плотно сидела на незнакомце, что, казалось, приросла к телу. Воин возлежал на деревянной скамье и, закинув руки за голову, крепко спал.

«Видно, ласточки надо мной посмеялись, – сказал сам себе Сигурд. – Или обещанная ими девушка ждет меня где-нибудь в другом месте?»

– Проснись, друг! – крикнул он, хлопнув воина по плечу. – Проснись, пора вставать!

Но тот даже не шевельнулся.

– Крепко же ты спишь, – сказал Сигурд и резким движением сдернул с незнакомца шлем.

В то же мгновение к его ногам обрушились золотистые волны густых, подобных спелой ржи, волос. Воин оказался девушкой. Не смея дохнуть и все еще держа в руках шлем, Сигурд наклонился над спящей и взглянул ей в лицо.

– Нет, я ошибся, ласточки мне не солгали, – прошептал он. – Ты красивее самой богини любви Фрейи… Но как же мне тебя разбудить?

После некоторого раздумья Сигурд попытался снять с девушки броню, но не смог. Тогда он вынул свой меч Грам и вспорол им панцирь от шейного отверстия к низу и по обоим рукавам. Прочное железо разошлось, словно шелковое платье.

Длинные, как стрелы, ресницы спящей дрогнули. Веки открылись, и огромные темно-синие глаза с удивлением взглянули на юношу.

– Кто ты, разбивший на мне оковы дремоты? – спросила девушка, поднимая голову.

– Я Сигурд, сын Сигмунда, покойного короля франков, – ответил юноша.

– Сын? Уже покойного? – переспросила девушка. – Значит, и старого Вёльсунга тоже нет на свете… Долго же я спала! Когда я заснула, он был безбородым юношей. А ты, Сигурд, наверное, великий герой?

– Я еще слишком мало живу на свете, – возразил юноша. Пока что я успел только отомстить за смерть отца и убить дракона Фафнира, своим мечом Грамом нарубив много мяса для воронов!

Девушка засмеялась и оправила на себе слежавшуюся под броней длинную рубашку.

– Я и так знаю, что ты смел, – сказала она. – Разбудить меня должен был самый большой храбрец на свете.

– Как тебя зовут и как ты оказалась на горе Хиндарфьялль? – спросил Сигурд.

Тогда девушка подала ему рог, вдруг наполнившийся душистым медом, и воскликнула:

– Я валькирия Брюнхильд . А очутилась я здесь потому, что присудила победу не тому, кому должно. В старопрежние годы, когда твой дед, Вёльсунг, был еще во цвете лет и сил, я не раз билась рядом с ним на поле брани, хотя он меня и не видел. Да, Сигурд, я принимала участие во многих битвах и, покорная воле Одина, сражала насмерть тех, кого он решил призвать к себе в Валгаллу.

Но вот однажды враждовали друг с другом два конунга. Один из них, его звали Гиальгуннар, был уже дряхлый и опытный воин, другой, Агнар, был молод, красив и совершал свой первый в жизни поход.

Конечно, я сражалась не одна. Владыка Асгарда повелевал тринадцатью валькириями, среди которых самыми любимыми были Труд – дочь Тора и Сив – и Лиод – дочь великана Хримнира. Но мне Один доверял больше других валькирий, ибо ценил знания той, кто побывала во множестве миров. Отец богов не смущался спрашивать у меня советов, и я охотно делилась с ним и с другими обитателями Асгарда своей мудростью.

– А какого рода эта мудрость? – спросил валькирию Сигурд.

– Для того чтобы одолеть врага, – ответила Брюнхильд, – надлежит вырезать руны победы на рукояти меча и дважды пометить именем Тюра.

– Вот как? – удивился юноша. – Никогда не слышал о такой хитрости. Но говори дальше!

– Для защиты от обмана следует нанести на рог руны пива, а на руку и ноготь руну Науд. Повивальные руны могут оказать помощь при родах. Для этого следует нанести их на ладонь, сжимая запястья и взывая к дисам…

Сигурд рассмеялся:

– Эта мудрость, слава богам, касается одних женщин!

Темно-синие глаза Брюнхильд пронзили молодого человека, подобно зигзагам молний, и она произнесла полную ярости и вместе с тем истинно глубокого знания речь:

– Одних женщин? Хм… Тогда слушай дальше, что касается одних мужчин. Чтобы сделать корабль невредимым для бури, необходимо использовать руны прибоя, которые следует начертать на носу, кормиле и выжечь на веслах. И тогда пусть ярится прибой и до неба вздымаются черные валы – судно невредимым пристанет к берегу. Есть целебные руны для врачевания воинов. Их следует вырезать из ствола дерева, что склоняет ветви к востоку. Есть руны речи, которые слагают, составляют, сплетают на тингах, где вершат правосудие знатные мужи. Есть руны мысли, помогающие сделаться мудрейшим. Наш владыка Один некогда разгадал их, измыслив из влаги, вытекшей из мозга Имира, нанеся их на зубы Слейпнира, лапу медведя, язык Браги, грудь коня Грани, совиный клюв… Потом все эти руны по его приказанию соскоблили, смешав с медом поэзии. С тех пор свои руны имеют асы, ваны, альвы и сыны человеческие. Поэтому нужно уметь не смешивать их и пользоваться ими с толком…

Потрясенный познаниями Брюнхильд, Сигурд не знал, что сказать. Растерянный вид юноши смягчил сердце суровой валькирии, и она сказала:

– Но не зря говорят, даже самый искусный возчик иногда съезжает с пути. Как-то Один приказал мне отправиться на землю, сразиться на стороне Гиальгуннара. Потом я должна была принести Агнара, его павшего врага, в Валгаллу. Я согласилась и послушно полетела выполнять поручение отца богов.

Однако, Сигурд, когда я увидела Агнара, мужественно бившегося со своим опытным и жестоким противником, мне стало жаль этого славного юношу, которому боги отказали в своей защите. «Почему в Валгаллу должен уйти тот, кто еще не изведал жизни на земле, а остаться – тот, кому эта жизнь уже наскучила?» – подумала я. И тут, Сигурд, вместо того чтобы поразить молодого короля, я сразила старого.

Агнар одержал победу, дружина его врага рассыпалась, как трухлявое дерево, а я, захватив с собой тело Гиальгуннара, поднялась с ним в Валгаллу. Сигурд, представь тысячу сошедшихся вместе бурь. Вот в таком гневе был Один, когда увидел меня с моей ношей!

Он в отместку лишил меня звания валькирии и пригрозил отдать замуж за первого встречного. Тогда я поклялась, что моим мужем станет лишь тот, кто еще ни разу не изведал чувство страха. Тут Один решил, что я решила перехитрить богов, и предсказал мне знакомство с настоящим героем. После этого он уколол меня сонным шипом и, заковав в броню, уложил спать на вершине горы Хиндарфьялль. Вот почему я здесь, Сигурд, и вот почему я знаю, что ты отважнее всех на свете.

– Значит, ты должна стать моей женой! – радостно воскликнул юноша.

– Не торопись, Сигурд, – улыбаясь возразила Брюнхильд. – Один не сказал, что именно ты станешь моим избранником.

– Значит, мы должны решить это сами, – ответил Сигурд, не отводя глаз от девушки. – Или я тебе не нравлюсь?

Брюнхильд посмотрела на молодого витязя.

– Я жила у богов, но и среди них не видела никого прекраснее тебя, Сигурд, – наконец задумчиво молвила она. – Быть твоей супругой – большое счастье, но мое сердце чует беду. Владыка Асгарда не забыл моего своеволия и не пошлет нам удачу.

– Нет, Брюнхильд, нет! – порывисто вскричал Сигурд. – Пусть боги творят что хотят, а я клянусь, что всегда буду любить только тебя одну.

Тут случилось то, что должно случиться, когда встречаются предназначенные друг другу самой судьбой, а еще точнее самим роком, сердца. Губы Сигурда невольно потянулись к устам прекрасной девы, а ее руки, как лебединые крылья, обвили крепкую шею витязя. Оба не заметили, как очутились вместе на скамье…

Когда чары Фрейи немного развеялись, Брюнхильд, задрожав, опустила свою голову на могучую грудь юноши.

– Ах, Сигурд, что мы наделали?! Разве тебе неведомо, что каждый нарушивший свою клятву должен погибнуть?

– Да, это так, но я не нарушу ее, Брюнхильд, – промолвил витязь. – Вот Андваранаут, кольцо Андвари, возьми его в залог моей верности.

Брюнхильд побледнела.

– Андваранаут? – повторила она. – Кольцо, приносящее смерть? И ты его взял, Сигурд? О, теперь я вижу, ты действительно безрассуден и… смел! Ну что ж, я возьму его! Может быть, нам не суждено быть вместе при жизни, но тогда по другую сторону заката…

Девушка надела Андваранаут на палец и сказала:

– Нам нужно расстаться, сын Сигмунда и внук Вёльсунга. Но ты не бойся, эта разлука будет не слишком долгой, хотя и дольше, чем нам обоим бы хотелось. Я должна найти моего брата, короля Атли . Когда Один уколол меня сонным шипом, Атли был еще мальчиком, но теперь он, наверное, уже стар.

– Я слышал об Атли, – сказал Сигурд. – Он стал могущественнейшим королем и завоевал много земель. Его царство лежит на юго-восток от горы Хиндарфьялль. Я готов сопровождать тебя туда.

– Нет, Сигурд! – возразила Брюнхильд. – Кто знает, как Атли отнесется к тебе? Я отправлюсь одна и вначале уговорю брата дать согласие на наш брак. После этого, ровно через год, ты приедешь за мной. Только не забудь своей клятвы.

– Я не забуду ее, как не забуду и тебя, – ответил юноша.

Брюнхильд подняла голову:

– Тогда выслушай на прощание мои наставления.

– Каждое из них я вырежу в своем сердце! – заверил возлюбленную Сигурд.

– Никогда не враждуй с родней, не мсти, даже если родичи первыми затеют ссору. Никогда не давай заведомо ложных клятв. Ибо лживые побеги имеют злую поросль, и боги проклянут предателя. Придя на тинг, не спорь с глупцами. Глупец может и не замышлять злое дело. Но смолчать в ответ не должно. Иначе тебя сочтут трусом или поверят навету. Опасаясь дурной славы, убей лжеца, тем ты отплатишь за подлую ложь. Если в пути встретишь ведьму, то уходи прочь, не ночуй у нее. Ибо даже смелому воину нужно быть бдительным, ведь придорожная ведьма может притупить самый острый меч. Если увидишь красивых жен на скамьях, объятьями не соблазняй их! Если за пивом затеется свара, не спорь. Хмель – враг разуму. Песни и пиво для многих мужей стали несчастьем, убили иных или ввергли в беду. Если ты в распре со смелыми мужами, лучше сражайся и погибни, чем быть сожженным ими в своем доме. Берегись зла и коварных рун. Не склоняй дев и мужниных жен к запретной любви! Хорони мертвецов там, где найдешь их, умерших от хвори, утонувших в волнах и павших в бою. Омой мертвецу голову, руки, пригладь ему волосы – и пожелай покойнику мирного сна. Не верь никогда волчьим клятвам, убил ли ты брата или сразил отца: сын станет волком и забудет про виру. Гнев, вражда и обида не спят, вождю надобны ум и оружие, чтобы быть между людьми первым. Наконец, последний мой совет – берегись коварства: сдается мне, вокруг нас уже начинают сгущаться черные козни.

Сигурд тепло поблагодарил Брюнхильд за мудрые наставления. И тут он спросил девушку:

– Но на чем же ты поедешь? Ведь у тебя нет коня.

– Зато у меня есть золото, и я куплю себе хорошего скакуна в первом же селении, – ответила Брюнхильд. – Не бойся за меня, Сигурд. Тебе пора ехать, прощай и… до скорой встречи!

– До скорой встречи! – воскликнул юноша.

Расставшись с Брюнхильд, Сигурд продолжил не спеша ехать на юг . Через два дня по свежему ветру, бьющему ему прямо в лицо, и по крику чаек он понял, что находится вблизи большой реки. Вскоре, въехав на высокий холм, всадник увидел широкий поток, быстро кативший свои волны между крутых скалистых берегов.

«Это, должно быть, Рейн, – подумал он. – А там, на другой стороне, начинается королевство Гьюкингов. Ласточки говорили, что здесь меня ждет дева с льняными волосами и глазами, подобными двум чистейшим озерам. Но ведь я уже дал клятву Брюнхильд и даже подарил ей Андваранаут! Стоит ли мне туда ехать?»

Сигурд потрепал рукой гриву своего жеребца и вдруг рассмеялся.

– Поедем, Грани! – воскликнул он. – Может быть, там я встречу новые приключения, а окольцевать победителя дракона против его воли насильно никто не сможет.

И, пустив коня шагом, он поехал вдоль берега Рейна, разыскивая место переправы.

Небольшое, но цветущее королевство Гьюкингов лежало между прославленной страной франков, пустынной страной гуннов и простирающейся далеко на восток страной готов. Уже более полустолетия им правил престарелый король Гьюки . Совершив когда-то немало немыслимых подвигов, он был теперь слаб и дряхл и вряд ли бы смог удержать свои земли, если бы не два его сына – Гуннар и Хёгни , рослые и отважные воины и умелые предводители дружин. Кроме них, у Гьюки имелись еще дочь, Гудрун, и пасынок, сын его жены от первого брака по имени Гутторн, нелюбимый братьями и сестрой за скрытность и жадность и очень напоминающий свою мать, Кримхильд, про которую многие поговаривали, что она злая колдунья.

Был вечер, и семья Гьюкингов ужинала в одном из залов своего замка, когда глядевшая в стрельчатое окно Гудрун неожиданно громко вскрикнула.

– Отец, братья, смотрите! – позвала она. – К нам едет какой-то всадник! Но как же он строен и крепок! Нет, это, конечно, не человек – это сам Тор, спустившийся на землю!

Гьюки и его сыновья поспешили к окну и увидели Сигурда, который в это время подъезжал к воротам замка.

– Может быть, он и не аc, – покачал головой старый король, – но такого витязя я вижу первый раз в жизни.

– Да и конь у него под стать своему хозяину, – заметил Гуннар.

– У него дорогая одежда и доброе оружие. Видно, он знатного рода. Прими его получше, супруг мой, – сказала Кримхильд, тоже взглянув в окно.

Тем временем Сигурд въехал во внутренний двор замка и, спрыгнув с коня, подошел к дверям зала, где был встречен старым королем и его сыновьями.

– Привет вам, Гьюкинги, – сказал он. – Я Сигурд, сын Сигмунда из рода Вёльсунгов, и еду из Гнитахейда, пустоши, где я убил дракона Фафнира.

– Такой человек всегда будет желанным гостем в моем доме, – радушно ответил Гьюки. – Я помню твоего отца, Сигурд, мы с ним были хорошими соседями. Входи, и пусть не скоро придет тот день, когда ты нас покинешь.

– Мы с братом больше всего ценим храбрость, – сказал Гуннар. – А Фафнира мог убить только храбрейший из смертных. Мы просим тебя стать нашим другом, сын Сигмунда.

– Послушай, Сигурд, – вдруг раздался скрипучий голос Гутторна, который тенью стоял за спинами братьев, – ты говоришь, что убил дракона. Так где же его сокровища, о которых я так много слышал? Или ты был настолько глуп, что оставил их в Гнитахейде?

– Вот они, – простодушно ответил юноша, показывая рукой на висевшие по обоим бокам Грани мешки.

Тусклые глаза Гутторна вспыхнули, как огоньки на болоте.

– Как, эти огромные мешки полны золота?! – воскликнул он в непритворном изумлении. – Тогда ты самый богатый человек на свете!

– Не беспокойся о них, Сигурд, – заверил франка Гьюки. – Твои сокровища будут храниться вместе с моими все время, пока ты будешь у нас гостить.

Но не только у одного Гутторна проснулся интерес к добытым Сигурдом сокровищам. Даже буйный, но добродушный Гуннар вдруг на мгновенье сделался серьезным и задумчивым…

С почетом принятый в семье Гьюкингов, Сигурд остался у них, и, когда он начинал заводить речь об отъезде, старый король всякий раз убеждал его остаться. Оба его сына, и веселый, жизенрадостный Гуннар, и молчаливый, задумчивый Хёгни, искренне сдружились с молодым Вёльсунгом. Они вместе охотились или метали копья. И хотя Сигурд всякий раз одерживал над ними верх, братья от души восхищались нечеловеческой силой и удалью своего гостя. Но особенно любезной и ласковой была с ним Кримхильд, которой днем и ночью не давали покоя сокровища Фафнира.

– Послушай, – заметила она как-то раз своему мужу, – более достославного жениха для Гудрун нам не найти, да и Сигурд, я думаю, не прочь взять в жены такую красавицу. Попробуй сосватать ее за него.

– Что ты! – возмутился старый Гьюки. – Я не меньше тебя уважаю нашего гостя, но где ж это видано, чтобы отец сам сватал свою дочь?! К тому же Сигурд, по-моему, не обращает на нее никакого внимания.

– Зато Гудрун не спускает с него глаз, – возразила Кримхильд. – Тебе нечего стыдиться, Гьюки. Этот юноша так богат и знатен, что ради него можно пренебречь любым, даже самым ветхим, обычаем.

Кримхильд говорила сущую истину. Со дня приезда Сигурда ее дочь каждую ночь ворочалась в своей постели, мечтая о молодом красавце-витязе, так неожиданно явившемся к ним в дом. Гудрун знала, что она хороша собой. Недаром скальды слагали о ней песни, славя повсюду ее, подобные двум чистейшим озерам, глаза и льняные волосы, а многие родовитые конунги и короли не раз просили у старого Гьюки ее руки.

«Может быть, мне и в самом деле просватать дочь за Вёльсунга?» – подумал Гьюки после разговора с женой и на следующее же утро, возвращаясь вместе со своим гостем с охоты, спросил его как бы невзначай:

– А что, Сигурд, не думаешь ли ты жениться?

– А я и так скоро женюсь, – засмеялся тот. – В стране гуннов меня ждет невеста. Она сестра короля Атли, и ее зовут Брюнхильд.

– Ах, так, – пробормотал Гьюки. – Ну что ж, желаю тебе счастья!

В тот же день он передал Кримхильд свой разговор с юношей. Старая королева сначала побелела от злости, но потом зловеще усмехнулась:

– Сигурд хочет жениться на Брюнхильд? Нет, Гьюки, этому не бывать! Он будет мужем Гудрун!

– Как же ты сможешь женить его насильно? – удивился Гьюки.

– Придет время, и он сам попросит руки нашей дочери, – промолвила Кримхильд.

Старый король только молча покачал головой. Он привык к тому, что предсказания его жены обычно сбываются, хотя и не знал, по какой причине.

Однако на другой день в замке поднялась тревога. Прискакал гонец с вестью, что один из соседних готских королей с многочисленным войском вторгся во владения Гьюкингов.

Встревоженный Гьюки призвал к себе своих сыновей и пасынка.

– Наш враг силен, дети мои, – обратился он к ним. – К сожалению, моя рука не в силах держать меч. Придется вам одним выйти на защиту нашей возлюбленной отчизны.

– Мы сейчас же выступаем в поход! – воскликнул Гуннар. – И если ты увидишь стяг с готским орлом у стен нашего замка, знай, что мы уже в Валгалле.

– Я останусь здесь, чтобы защищать сестру и мать, – сразу сказал Гутторн. – Что будет с ними, если мы все погибнем?

Гуннар с презрением посмотрел на сводного брата.

– Поступай как знаешь! – сказал он. – Ты же старше нас всех.

– Ты прав, Гуннар, – усмехнулся Хёгни. – Сын колдуньи в сражении будет только обузой.

И, не обращая внимания на злобные взгляды оскорбленного Гутторна, он пошел снаряжаться к походу. Гуннар вышел вслед за ним, но, прежде чем отправиться к своей дружине, заглянул сначала к молодому Вёльсунгу.

– Тебе нужно уезжать, Сигурд, – обратился он к нему. – Мы выступаем против врага, но он слишком силен. Возьми свои сокровища, садись на Грани и скачи к франкам. Оттуда ты легко доберешься до страны данов. Там правят твои приемные отец и дед. Там ждет тебя мать.

Сигурд рассмеялся.

– Плохо же ты обо мне думаешь! – произнес он. – Альф и Хиальпрек сказали мне на прощание, чтобы я был достоин своего имени. И плохо я оправдал бы их слова и только бы опозорил свою мать Хьёрдис, если бы бросил друзей, когда на них напали враги. Я еду с вами, Гуннар!

Гьюкинг, не показывая выступившие на глазах слезы признательности, крепко стиснул молодого человека в своих объятиях.

– Это дает нам надежду на успех, ведь первая половина твоего имени говорит о победе!

В тот же день произошло сражение между Гьюкингами и готами.

Как и в битве с королем Люнгви, Сигурд один обращал в бегство тьмы неприятельских воинов. Являясь то здесь, то там верхом на своем могучем коне Грани, подобно ослепительной молнии, он всюду сеял смерть, загромождая поле горами трупов. Оба брата Гьюкинга старались не отставать от своего друга, и готский король, потеряв больше двух третей своего войска, был вынужден спасаться позорным бегством, уверив своих оставшихся в живых людей в том, что они сражались с самими асами.

– Ты спас сегодня наше королевство, Сигурд, – сказал Гуннар, когда они возвращались назад. – Как бы я хотел с тобой породниться!

– И я тоже, – добавил Хёгни, не любивший пышных слов.

– Что ж, лучших братьев, чем вы оба, мне не найти, – отвечал Сигурд. – Вы мужественные и честные люди, и я полюбил вас всей душой.

– Если и ты так думаешь, – произнес Гуннар, – то давай здесь же, на этом поле, где мы вместе бились с врагом, совершим обряд братания.

– Я готов, – сказал молодой Вёльсунг, соскакивая с коня.

Оба брата тоже спешились. Воины Гуннара и Хёгни, вырезав длинную и широкую полосу дерна, подняли ее на копья. Под нее, на осыпавшуюся вниз землю, сначала ступил Сигурд, а за ним, на след его ноги, по очереди наступили Гуннар и Хёгни. Потом все трое порезали себе ладони и оросили оставшийся отпечаток на земле своей кровью.

После этого, по древнему обычаю, оба Гьюкинга и Сигурд стали кровными братьями, обязанными мстить друг за друга.

– Теперь опускайте дерн, – приказал Гуннар.

Воины выдернули свои копья, и дерн лег на прежнее место – обряд братания свершился.

Прославляемые народом, вернулись домой победители. Сам старый Гьюки, забыв о своих годах, выбежал им навстречу. Он долго прижимал к груди сыновей, а когда подошел к Сигурду, из его выцветших, подслеповатых глаз потекли горячие слезы.

– Чем я могу наградить тебя, мой мальчик? – воскликнул он. – Мой замок, моя страна – все это теперь твое, как если бы в твоих жилах текла моя кровь, кровь Гьюкингов!

– Сигурд уже стал твоим сыном, – сказал Гуннар. – Мы с ним побратались.

– Вы хорошо сделали, – обрадовался старый король. – И пусть отправится в Хель тот из вас, кто когда-нибудь нарушит свою клятву и поступит во вред нашему спасителю.

Кримхильд с дочерью и Гутторн поджидали героев в замке. Нежные щеки Гудрун полыхали маковым цветом, но они стали светлее ее волос, когда Сигурд немного погодя объявил, что через две недели уезжает в страну гуннов. Заметив, что девушка близка к обмороку, Кримхильд наклонилась к ней:

– Успокойся, дочь моя, ступай к себе. Сигурд еще передумает, поверь мне!

В наступивших сумерках Кримхильд вышла из замка и ушла одна далеко в лесную чащу. Она вернулась только к полуночи, скрывая под плащом пучок каких-то трав, и сразу же прошла в кухню, изгнав оттуда служанок. Всю ночь из кухни доносился пряный запах неизвестного зелья и слышалось монотонное зловещее бормотание:

– Трава Фригг, ресница Бальдра, шлем Тора, золото Локи…

А наутро одна из служанок заметила под изголовьем своей повелительницы небольшой пузатый кувшин, который королева тотчас же поспешно спрятала.

После полудня в замок начали съезжаться многочисленные гости, которых созвал Гьюки, желая пышно и громко отпраздновать победу над врагом. К закату солнца пир уже был в полном разгаре. На самом почетном месте, между старым королем и Гуннаром, расположился Сигурд. И хозяева, и гости осушили в его честь не один рог с медом, но сам витязь пил мало и был молчалив. Он думал о Брюнхильд. Прошло около пяти месяцев с тех пор, как они расстались, и приближался срок, когда он должен был отправиться за ней ко двору короля Атли. Но юноша не знал, разрешит ли ему брат Брюнхильд жениться на бывшей валькирии…

«А может быть, – спрашивал себя Сигурд, – Брюнхильд меня уже забыла или Атли подыскал ей другого мужа?»

– О чем ты задумался, герой? – прозвучал рядом с витязем чей-то сладкий голос, и он увидел Кримхильд, протягивающую ему рог с медом.

– Выпей за счастье нашей семьи, отважный и достославный сын Сигмунда, – сказала она улыбаясь.

Боясь обидеть хозяйку, Сигурд взял рог и осушил его одним духом.

«Какой странный, но… волшебный вкус у этого меда», – подумал он и в тот же миг почувствовал, что забыл что-то очень важное, но не мог припомнить что.

Отойдя в сторонку, Кримхильд со злорадной усмешкой на тонких старческих губах некоторое время молча смотрела на растерянное лицо гостя, а потом приказала позвать дочь.

– Поднеси Сигурду мед, дитя мое, – сказала она девушке, когда та явилась, и подала Гудрун второй рог.

Опустив глаза, Гудрун нерешительно приблизилась к витязю.

– Выпей этот мед, Сигурд, – еле слышно проговорила она.

Молодой Вёльсунг поднял голову, и их взгляды на мгновение встретились.

«Как же она прекрасна! – подумал Сигурд. – И почему это я почти пять месяцев не обращал на нее внимания?! Хотя, может быть, это и есть то, о чем я забыл?»

– Спасибо, Гудрун, и будь счастлива, – сказал он вслух, принимая у нее из рук рог.

– Будь и ты счастлив, – ответила девушка.

Их взгляды встретились снова, и, когда Гудрун возвращалась к матери, ее лицо светилось радостью.

Прошло еще несколько дней, и образ Брюнхильд совершенно изгладился из памяти Сигурда. Теперь ему казалось, что он из Гнитахейда прямо приехал сюда, к Гьюкингам.

И вот однажды, когда Гуннар спросил юношу, когда он собирается отправиться к Атли за каким-то своим делом, тот был крайне изумлен.

– Я? К Атли?! – рассмеялся он. – Наверное, я действительно когда-то мечтал посетить пустынное и унылое королевство гуннов. Но теперь, Гуннар, у меня появилась причина остаться у вас… Что бы ты ответил, если бы я посватался к твоей сестре Гудрун?

Гуннар в восторге схватил молодого человека за руку и привел к своим родителям.

– Отец, мать! – громко объявил он. – Сигурд просит руки вашей дочери.

– Я рад… – удивился старый король. – Я уже давно считал тебя своим сыном, друг мой, но как же твоя не…

– Мы рады, Сигурд! – поспешно воскликнула Кримхильд, испепеляя мужа гневным взглядом. – И мне кажется, что теперь у моей дочери вырастут за спиной настоящие крылья счастья. Позови сестру, Гуннар!

Молодой Гьюкинг кинулся за Гудрун и тут же привел ее.

– Сигурд просит твоей руки, – сказала ей Кримхильд. – Согласна ли ты стать его женой?

– Я была согласна раньше, чем он попросил вас об этом, – ответила Гудрун, трепеща под влюбленным взглядом победителя Фафнира.

Когда королева и ее муж вновь остались одни, женщина сказала:

– Ты чуть все не испортил, Гьюки! Разве не Сигурд сам позабыл о своей прежней невесте?

– Да, ты права, – неохотно согласился старый король. – А все-таки, – задумчиво добавил он, – здесь что-то не так. Больно быстро и необъяснимо это произошло. А где есть сомнение, не может быть счастья, и я боюсь за наших детей, Кримхильд.

Со дня свадьбы Сигурда и Гудрун прошло не более полугода, когда умер старый Гьюки. Еще раньше него сошла в могилу Кримхильд. Перед смертью она призвала к себе Гутторна и о чем-то долго с ним шепталась, после чего тот стал еще более скрытным, чем прежде.

Как старший сын, Гуннар унаследовал все имущество отца и был провозглашен королем, но его дружба с Сигурдом от этого только окрепла.

– Тебе незачем возвращаться к данам, – сказал он ему однажды. – У короля Альфа, наверное, уже появились родные сыновья. А франки нашли себе нового правителя. Но для нас это даже лучше, – улыбнулся он, – потому что со дня битвы с готами ни один враг не осмеливается напасть на страну, которую ты надежно охраняешь.

Тут на чело Гуннара словно вновь нашла какая-то туча. Благородный и сердечный голос его изменился, сделался дрожащим и неприятным:

– Помнишь, ты передал золото Фафнира на хранение моему отцу. Так вот, если ты желаешь взять его обратно…

Сигурд только рассмеялся.

– Пусть оно и дальше остается у тебя на сохранении, Гуннар! Более того, если в том будет нужда, ты можешь взять из него столько, сколько потребуется.

Старший Гьюкинг просиял. Теперь он вновь сделался прежним Гуннаром.

– Щедрость – истинная добродетель настоящего героя!

– А почему бы тебе не жениться? – спросил его Сигурд. – Неужели тебе не хочется иметь наследника, которому бы ты смог передать свое имя, свои власть и богатства?

– Говоря по правде, я уже думал об этом… – ответил Гуннар, – но я не знаю, на какой принцессе остановить свой выбор.

– Послушай, брат, – сказал Хёгни, – только что из страны гуннов приехал человек. Он рассказал, что король Атли хочет выдать замуж свою сестру. По слухам, девушка так прекрасна, что ни одна красавица не может с ней сравниться. Но она дала обет богам, что мужем ее будет самый смелый человек на земле, и окружила свой замок стеной бушующего пламени. Тот, кто сумеет туда пробраться, и станет шурином короля Атли.

Гуннар поморщился:

– Я слышал, что гунны не отличаются приятной внешностью. И если сестра Атли хоть капельку похожа на него…

На это Хёгни молвил:

– Об этом не стоит беспокоиться. Гуннские девушки высоки, стройны и красивы лицом. Кроме того, поговаривают, что сестра Атли будто бы только здесь, на земле, родилась в человеческом облике. Ее же истинное происхождение таково, что прежде она являлась бессмертной валькирией.

– Вот бы тебе к ней посвататься, Гуннар, – прошипел выползший откуда-то, словно гадюка, Гутторн. – Ведь ты, наверное, не побоишься пройти сквозь пламя.

– Скажите лучше, как зовут сестру Атли? – спросил заинтересованный рассказом Гуннар.

– Ее зовут Брюнхильд, – ответил Гутторн, бросая настороженный взгляд на Сигурда.

– Брюнхильд? – повторил молодой Вёльсунг, глубоко задумываясь и прикладывая руку к виску. – Мне знакомо это имя, но я не могу припомнить, где я его слышал…

– Это имя носят многие знатные девушки. Но, где бы ты его раньше ни слышал, теперь тебе придется слышать его гораздо чаще! – засмеялся Гуннар. – Я твердо решил жениться на этой гордой деве, Сигурд, и для этого пройду хотя бы через весь Муспелльхейм – Страну Огненных Великанов! Не поедешь ли и ты вместе со мной к Атли?

– Охотно! – воскликнул Сигурд. – Я уже давно хотел побывать в державе гуннов и еще больше хочу, чтобы ты добился руки Брюнхильд. Когда ты хочешь отправиться туда?

– Завтра же, – сказал Гуннар. – Надо торопиться, чтобы нас кто-нибудь не опередил.

– Разрешите и мне сопровождать вас, – попросил Гутторн. – Я тоже хочу побывать у Атли, а Хёгни тем временем мы поручим охрану замка.

– Хорошо, – промолвил молодой король, который хотя и не доверял сводному брату, но уже ни о чем другом не думал. Он желал только поскорее увидеть Брюнхильд. – Я согласен и оставлю в замке одного Хёгни. А теперь – в дорогу!

«Брюнхильд, – снова и снова повторял про себя Сигурд. – Брюнхильд… И все-таки, где же я слышал это имя?»

Обширные владения короля Атли начинались тут же, за Рейном, и Гуннар, Сигурд и Гутторн в сопровождении небольшой конной дружины уже на пятый день добрались до его замка.

Грозный повелитель гуннов, известный повсюду своей свирепостью, принял их необычно ласково. Когда же он рассмотрел Сигурда, на его широкоскулом лице появилась довольная усмешка.

– Я ведаю, кто ты, хотя и вижу тебя впервые, – произнес он. – Ты Сигурд, сын Сигмунда из рода Вёльсунгов. Я думаю, что знаю также, зачем ты ко мне пожаловал.

– Мы приехали сватать твою сестру Брюнхильд, – ответил молодой Вёльсунг, – которая…

– …которая едва не сошла с ума, дожидаясь тебя, Сигурд, – перебил его Атли, скаля острые, как у волка, зубы. – Ради нее тебе придется пройти сквозь бушующую стену огня, но для такого витязя, как ты, это, конечно, сущий пустяк. Ну что ж, я буду рад породниться с обладателем сокровищ Фафнира и потомком самого Одина.

– Ты ошибаешься, Атли, – смутился Сигурд. – Я уже полгода как женат. Не я, а мой шурин, король Гуннар из рода Гьюкингов, сватается к Брюнхильд и готов пройти ради нее сквозь пламя.

– Да, Атли, это я, Гуннар, сын Гьюки, сватаюсь к твоей сестре, – молвил молодой король, выступая вперед.

Губы Атли распрямились, а его и без того узкие глаза превратились в щелки.

– Ты разочаровал меня, Сигурд. Тем более что есть еще одно обстоятельство, которое мне должно разгласить только после свадьбы Брюнхильд. В любом случае я не смею нарушить волю сестры. Она девушка мудрая, и ей многое ведомо. Брюнхильд, по ее собственному желанию, достанется тому, кто пройдет к ней. Если это удастся Гуннару, она станет его женой.

– Это мне удастся, Атли, – гордо выпятил грудь Гуннар. – Скажи, где мне найти замок Брюнхильд?

– Поезжайте на юго-восток отсюда, и еще до полудня вы будете на горе Хиндарфьялль, – хмуро молвил Атли. – Там стоит замок моей сестры, и там Гуннар сможет доказать свою храбрость.

Друзья попрощались с гунном и уже хотели уйти, но в это время Атли вдруг сказал Сигурду:

– Я вижу, ты живешь у Гьюкингов, сын Сигмунда, как дорогой гость. Твоему шурину это, конечно, нравится – пока ты с ним, на него не нападет ни один враг, – но разумно ли для такого героя, как ты, не иметь собственного королевства? Перебирайся ко мне, Сигурд. Я дам тебе большую дружину, с которой ты дочиста разоришь державу готов и станешь мне ровней. Весь мир содрогнется от нашей жестокости.

Сигурд улыбнулся Гуннару, который со страхом ждал его ответа.

– Нет, Атли, – возразил он. – Если бы я хотел водрузить на свою голову королевскую корону, я бы уже давно это сделал. Я убил короля Люнгви, но не остался править франками. Я убил Фафнира и захватил золото Андвари, но оно лежит непочатым в сокровищнице Гуннара. Я не желаю власти! Она делает людей злыми и бессердечными. С меня довольно моей славы, доброго имени и верных друзей!

Повелитель гуннов встал со своего трона и подошел к молодому Вёльсунгу.

– Как хочешь, Сигурд, как хочешь, – промолвил он с сожалением, глядя на него снизу вверх. – Я не буду тебя уговаривать, но помни: придет день, и ты пожалеешь о том, что отказался покинуть Гуннара. И лучшие друзья подчас становятся злейшими врагами. Прощай!

– Странные вещи говорил Атли, – сказал обиженно Гуннар, когда они, опять вскочив на коней, поскакали по направлению к Хиндарфьялль. – Почему он сразу решил, что это ты, Сигурд, собираешься жениться на Брюнхильд, и почему мы должны когда-нибудь стать врагами?

– Не знаю, Гуннар, – покачал головой витязь. – Мне тоже многое показалось мутным в его словах.

– Смотрите, смотрите! – вдруг закричал, поднимаясь на стременах и показывая рукой вдаль, до сих пор зловеще молчавший Гутторн. – Впереди нас зарево. И какое красное, словно кровь!

– Правда, – согласился Сигурд, взглянув в ту же сторону. – Это, должно быть, Хиндарфьялль. Буйно же горит пламя вокруг замка твоей избранницы, Гуннар!

Молодой король, не отвечая, припустил своего коня вперед. Путники миновали широкую, поросшую кустарником долину, потом пересекли небольшой лес и, выбравшись на открытое место, наконец очутились недалеко от замка Брюнхильд. Гора Хиндарфьялль, на которой он стоял, к счастью, была невысока и полога и, скорее, походила на большой холм. Вокруг нее били и крутились вихрями вырывающиеся из-под земли длинные языки пламени. Зной от них был так велик, что чувствовался за несколько сот шагов.

Сигурд покачал головой.

– Тебе не удастся пройти сквозь огонь пешим, Гуннар, – сказал он. – Ты изжаришься, как бык на вертеле. Попробуй проскочить сквозь него на коне.

– Я так и сделаю, – отвечал Гуннар и, недолго думая, стрелой полетел к горе.

Сигурд и воины из дружины Гьюкингов, затаив дыхание, следили за ним. Король подъехал уже почти к самому огню, но тут его конь с диким ржанием встал на дыбы и, несмотря на все понукания всадника, резко повернул назад.

Так повторилось несколько раз. Сигурд даже предложил Гуннару пересесть на его коня Грани. Но потомок Слейпнира даже не тронулся с места.

Гуннар совсем отчаялся.

– Клянусь богами Асгарда, для меня лучше погибнуть, чем вернуться домой оплеванным, с пустыми руками!

– Есть одно средство, – проскрипел Гутторн, до сих пор безучастно взиравший на неудачи сводного брата. – Мать, умирая, открыла мне тайну заклинаний, с помощью которых люди могут обмениваться своей внешностью. Только их глаза и голос остаются прежними. Обернись, молодой король, на время Сигурдом, а Сигурд пусть обернется тобой!

– Нет, – решительно сказал Гуннар, – я не хочу жертвовать жизнью друга и тем более прибегать к мерзостному колдовству, даже ради такой красавицы.

– Не бойся, – рассмеялся Сигурд, – Грани как пушинку перенесет меня через стену огня! А что касается всяких превращений… поверь мне, мир так чуден и полон необъяснимых вещей, что одно маленькое колдовство вряд ли приведет его к гибели!

Гуннар долго колебался, но стыд перед неудачей пересилил его сомнения, и он поддался уговорам друга. Сигурд и Гутторн ненадолго скрылись в лесу, а когда спустя полчаса они вновь вышли оттуда, Сигурд стал уже Гуннаром, а Гуннар – Сигурдом. Лишь меч Грам, по-прежнему висевший на боку у Вёльсунга, да его большие голубые глаза могли бы выдать их хитрость, но поджидавшие на опушке воины ничего не заметили.

– Ну и силен же ты, Сигурд! – прошептал Гуннар на ухо приятелю. – Теперь, когда у меня твои руки, я могу вырвать с корнем столетний вяз.

– И ты тоже не хил, – ответил витязь. – Но я опасаюсь, что меня не узнает даже Грани.

И, подойдя к своему коню, он заговорил с ним вполголоса:

– Не дрожи, Грани. Это я, твой хозяин.

Не зная, чему верить – своим ушам или глазам, – могучий жеребец тревожно заржал, переступая с ноги на ногу, но, когда Сигурд, вскочив в седло, привычным для него движением взялся за поводья, он сразу успокоился и, подчиняясь руке Вёльсунга, как птица рванулся вперед, навстречу огненной стене.

– Скачи, скачи, – чуть слышно произнес Гутторн. – Может быть, там ты найдешь свою смерть, и тогда твои богатства достанутся мне.

Он еще не договорил последних слов, как Сигурд достиг горы и скрылся в окружавшем ее пламени. На одно мгновение нестерпимый жар опалил его со всех сторон, поджигая брови и волосы, но тут же в лицо снова пахнул прохладный ветер. Грани проскочил сквозь огонь и полетел вверх по склонам Хиндарфьялля.

Навстречу Сигурду из дверей замка выбежала Брюнхильд, по пути избавляясь от доспехов, шлема и меча.

– Это ты, это ты! – радостно воскликнула она, но потом остановилась как вкопанная. Широко раскрытыми глазами она уставилась на незнакомого ей молодого человека в рдеющей броне, от которой еще клубами подымался пар.

Сигурд тоже потерял дар речи, не зная, что сказать.

«Какая невероятная красавица! – подумал он. – Но мне кажется, что я не только слышал ее имя, но уже и видел ее когда-то. Неужели в сладких грезах, так часто мучающих юношей?»

– Кто ты такой? – вдруг резко и недовольно спросила Брюнхильд, то и дело оборачиваясь и глазами ища свое разбросанное по земле воинское снаряжение. Вёльсунг смутился: он не любил лгать.

– Я король Гуннар, сын Гьюки, – проговорил он после долгого молчания.

– А откуда у тебя этот конь и этот меч? – как лебедь с волны, вытягивая длинную тонкую шею, продолжала допытываться девушка.

– Коня и меч мне одолжил мой шурин Сигурд, – нерешительно отвечал витязь. – Но почему ты об этом спрашиваешь?

– Твой шурин Сигурд? – внезапно побледнев, задрожав всем станом, повторила Брюнхильд. – Твой… шурин Сигурд?! Так, значит, Сигурд женат?! Ах он, клятвопреступник! Значит, ему никогда не узнать о том, что…

– Да, он уже полгода супруг моей сестры Гудрун, – промолвил Вёльсунг, не разобрав последних слов девушки.

«Как странно, она говорит так, как будто мы были знакомы с ней прежде, – только подумал он. – И что еще за тайна, которую скрывают Атли и его сестра?»

Брюнхильд повесила голову и, закрыв лицо руками, пошла обратно к замку. На его пороге она повернулась и уже совершенно спокойным и ровным голосом произнесла:

– Прости меня, я забыла о своем обещании. Ты проехал сквозь ревущую стену пламени, и я должна стать твоей женой. Добро пожаловать, мой супруг!

Брюнхильд отлично приняла гостя в своем замке. Она словно только сейчас разглядела глаза молодого человека и расслышала его голос. Но Сигурд чувствовал себя скованным. Он едва притронулся к еде и питью.

Потом девушка постелила им постель, как будто бы, предавшись любовной страсти, хотела заглушить собственное гнетущее чувство. Но Сигурд, принявший облик Гуннара, прежде чем лечь, положил между собой и Брюнхильд обнаженный клинок.

– Зачем ты это делаешь? – спросила девушка.

– Я дал клятву, что не прикоснусь к тебе, пока мы не справим свадьбу, – ответил Сигурд, стараясь не смотреть на хозяйку замка.

Еще не рассвело, как гость поднялся на ноги и сказал:

– Мне нужно отправляться обратно. Мои спутники, наверное, уже устали дожидаться меня.

Тут он кое-что вспомнил.

– Скажи, Брюнхильд, – обратился он к девушке, – когда и как я смогу взять тебя с собой?

– Это нетрудно сделать, Гуннар, – ответила красавица. – Огонь вокруг горы Хиндарфьялль вырывается из пещер двергов, которые разожгли его по моей просьбе. Они же и потушат его, лишь только ты вторично проедешь над ними. Тогда ты пришлешь свиту и коней к Атли. А пока мне нужно будет дать брату кое-какие наставления.

– Хорошо, я сейчас же еду, – сказал Сигурд, облегченно переводя дух, что вскоре уже не надо будет притворяться. Он был так рад, что едва обратил внимание на последние слова Брюнхильд. В конце концов, Атли говорил, что его сестра мудрая девушка, которой многое ведомо. Так что не было ничего удивительного в том, что даже брат хотел напоследок выслушать ее советы.

– Подожди, Гуннар, – вдруг остановила гостя хозяйка замка, поспешно сдергивая с пальца золотое кольцо. – Вот Андваранаут, кольцо дверга Андвари. Говорят, на нем лежит проклятье и оно приносит гибель всем, кто его носит. Если ты такой отважный воин, прими его от меня. Мне оно больше не нужно.

– Андваранаут! – вскричал Сигурд вне себя от удивления. «Мое кольцо», – хотел он добавить, так как ясно помнил, что нашел его в сокровищах Фафнира, но вовремя удержался и уже спокойно сказал: – Спасибо, Брюнхильд, я беру его. Скажи только, каким образом оно к тебе попало?

– Не все ли тебе равно, Гуннар? – скривив губы, промолвила Брюнхильд. – Может быть, когда-нибудь ты и сам об этом узнаешь, а сейчас поезжай. Я буду ждать твою свиту.

И вот когда Сигурд появился перед Гуннаром, тот уже думал, что никогда больше не увидит друга.

– Посылай за Брюнхильд к Атли, Гуннар! – объявил Вёльсунг молодому королю.

И он рассказал Гьюкингу обо всем, что произошло между ним и хозяйкой замка, умолчав, однако, об Андваранауте, который, сам не зная почему, спрятал на своей груди.

На следующий день, около полудня, Брюнхильд покинула замок Атли и в сопровождении Гуннара и его спутников отправилась в королевство Гьюкингов. Молодой король был без ума от счастья. Он ехал рядом с женой, любуясь ее яркой красотой и не замечая, что ни она, ни Сигурд с Гутторном не разделяют его веселья. Едва увидев Вёльсунга, уже снова принявшего свой прежний облик, Брюнхильд как будто что-то хотела сказать ему, но потом замкнулась в себе и всю дорогу оставалась мрачной. Сигурд насупился и старался держаться поодаль от обоих супругов. Перед его глазами то и дело вставала высокая гора, блестящий, сложенный из щитов шатер на ее вершине, а рядом с ним девушка с распущенными золотистыми, словно спелая рожь, волосами. Она простирала к нему белые, подобные лебединым крыльям, руки и укоряла его в том, что он забыл свою клятву.

«Грезы это или явь? – думал он. – Видел ли я ее прежде, а если видел, то как мог забыть?»

Гутторн исподтишка следил за Вёльсунгом и, казалось, проникал в самую глубину его мыслей.

«Видно, волшебный напиток моей матери постепенно перестает действовать», – думал сводный брат короля.

Между тем веселость Гуннара возрастала по мере того, как их путешествие подходило к концу. Но его возвращение в замок было далеко не таким торжественным, как он того ожидал . Переступив порог дома своего мужа, Брюнхильд, едва поприветствовав Хёгни, резким движением, почти с ненавистью отстранилась от Гудрун, которая пыталась обнять невестку, и, не сказав ей ни слова, молча удалилась в свои покои.

– Странная у тебя жена, Гуннар, – нахмурился Хёгни. – Правда, она очень красива, но мне кажется, что у нее злое сердце.

– Ничего, – немного смутившись, ответил король, отводя взгляд от брата и оскорбленной сестры. – Она просто устала с дороги. Через несколько дней вы ее не узнаете.

Но проходили дни за днями, а все оставалось по-прежнему. Брюнхильд старалась как можно реже встречаться с Гудрун, а если та с ней заговаривала, отвечала холодно, даже враждебно. Не понимая причины этой ненависти, молодая женщина часто проливала слезы, и ее горе еще усиливалось от перемены, происшедшей в Сигурде. Он почти не разговаривал с женой и подолгу уходил из дома. Лежащий у него за пазухой Андваранаут не давал ему покоя. Теперь он уже не сомневался, что сам подарил его бывшей валькирии, хотя память его все еще была окутана мглой, и он не понимал, когда и как это случилось. Наконец, чтобы не думать больше о роковом кольце, он отдал его Гудрун, рассказав ей, как получил его под видом Гуннара, но скрыв, что оно раньше принадлежало ему.

«Уж не подозревает ли Брюнхильд, что ее обманули? – подумала Гудрун после рассказ Вёльсунга. – Может быть, поэтому она меня ненавидит? Но ведь мой брат королевского рода, молод, хорош собою и храбр, и она должна быть счастлива, что стала его женой!»

И Гудрун решила при первом же случае поговорить со своей невесткой.

Через несколько дней после этого разговора из земли данов прискакал гонец, привезший Вёльсунгу печальную весть. Предчувствие Хьёрдис ее не обмануло: она умерла, так и не дождавшись возвращения сына. Тяжелое горе заставило Сигурда забыть на время о прекрасной сестре Атли, и он поспешно отбыл к Альфу и Хиальпреку, чтобы справить у них поминки по матери.

Он отсутствовал уже больше месяца, когда однажды, гуляя около Рейна, Гудрун заметила сквозь кусты купающуюся Брюнхильд.

«Вот случай, которого я искала: теперь мне удастся наконец убедить ее, что мы не враги!» – сказала она себе и, проворно раздевшись, вошла в воду.

Однако все произошло не так, как думала Гудрун. Заметив ее, Брюнхильд быстро отплыла прочь и воскликнула, гневно сверкая глазами:

– Не смей подходить ко мне близко, я не хочу, чтобы вода, которая омывает твое тело, касалась и меня! Я королева, а ты жена человека, не имеющего своей земли, слуги моего мужа!

– Победитель дракона Фафнира не нуждается в короне, – возразила Гудрун, гордо подымая свою светлую, как лен, голову. – Хотя Сигурд не владеет и клочком земли, он никогда не был и не будет ничьим слугой. Короли гордятся его дружбой, и среди них нет никого, кто бы был храбрее и состоятельнее моего мужа.

– Да, я уже слышала, что он убил какого-то дракона и захватил его сокровища, – фыркнула Брюнхильд. – Но все-таки не он, а мой муж – король этой страны, не он, а мой муж – отважнейший человек на свете, потому что не Сигурд, а Гуннар прошел сквозь стену бушующего пламени, чтобы получить меня в жены!

– Не Сигурд, а Гуннар прошел сквозь нее?! – рассмеялась Гудрун. – Так, значит, ты ничего не знаешь?

– Да, не Сигурд, а Гуннар! – вскричала Брюнхильд, выскакивая из воды. – Твой Сигурд жалкий трус по сравнению с моим мужем, и ты недостойна даже дышать в моем присутствии, женой такого героя!

Кровь бросилась в голову Гудрун. Уже не понимая, что делает, она, последовав за молодой королевой на берег, шагнула навстречу ей и поднесла к лицу Брюнхильд свою руку, на которой ярко сверкал Андваранаут.

– А это кольцо ты тоже дала Гуннару? – спросила она срывающимся от волнения голосом. – Так объясни же, как оно попало ко мне. Уж не думаешь ли ты, что его подарил мне мой брат?

Брюнхильд пошатнулась, словно от удара острой стрелы.

– Откуда оно у тебя? – глухим, как звон погребального колокола, голосом произнесла она.

– Я получила его от того, кто прошел сквозь стену бушующего огня, зажженного двергами, от моего мужа, Сигурда! – торжествующе провозгласила Гудрун.

– Ты лжешь! – снова закричала невестка. – Ты лжешь! Лжешь!

– Я лгу?! – вскинула брови Гудрун. – И это говоришь ты, когда-то прозорливая дева? Да разве Грани сдвинулся бы с места под кем-нибудь другим, кроме своего хозяина? Разве ты сама не сумела отличить голубых глаз Сигурда от серых глаз Гуннара, звонкого и чистого голоса победителя Фафнира от густого и низкого голоса моего брата?

Но Брюнхильд уже не слушала свою соперницу. Наконец накинув свое платье, она, не оглядываясь, понеслась к замку.

Взволнованная и опечаленная своим неудачным разговором с невесткой, Гудрун не стала больше купаться, а потом еще долго бродила по окрестностям замка и вернулась домой только к ночи. Тут ее встретил встревоженный Гуннар.

– С Брюнхильд что-то случилось, – сказал он. – Она заперлась в своей спальне, не ест, не пьет, не вышивает золотом и все время молчит. Уж не околдовал ли ее кто-нибудь?

Гудрун не хотелось рассказывать об их ссоре, и поэтому она поспешила уйти, сославшись на головную боль.

Все последующие дни Брюнхильд не покидала своих покоев. Забившись в угол и уставившись на серую кладку стен, она, словно окаменев, не двигалась с места и не отвечала, когда ее о чем-нибудь спрашивали. Гуннар пришел в полное отчаяние.

– Пойди к ней, Хёгни, – принялся умолять он брата. – Может быть, тебе она объяснит, что с ней произошло.

Хёгни с кислым видом отправился к молодой королеве и вскоре возвратился обратно.

– Лучше оставь ее в покое, Гуннар, – сердито заметил он. – По-моему, она просто наглоталась воды во время купания в реке. Еще день-два, и все пойдет по-прежнему.

Король недоверчиво покачал головой, а стоявшая тут же Гудрун, которая чувствовала свою вину перед невесткой, хотя и не понимала ее горя, нерешительно предложила:

– Дай я сама поговорю с ней, Гуннар. Мне кажется, что дело не в купании.

Робко войдя в спальню молодой королевы и увидев ее покрасневшие глаза и бледное лицо, Гудрун не на шутку струсила.

– Брюнхильд, Брюнхильд, – позвала она. – Это я, Гудрун, пришла попросить у тебя прощения за то, что наговорила тебе…

Темно-синие глаза сестры Атли оставались неподвижными и тусклыми, как у трупа. Казалось, она ничего больше не видела и не слышала.

– Брюнхильд! – не выдержав, всхлипнула Гудрун. – Не пугай нас всех! Гуннар всем своим существом любит тебя и в своей смелости не уступит Сигурду. Он не прошел сквозь стену бушующего огня только потому, что Грани его не послушался.

И, бросившись на колени перед невесткой, она обняла ее руками за тонкий стан.

Брюнхильд не шевельнулась, не попыталась вырваться, и на мгновение Гудрун почудилось, что она в самом деле обнимает мертвую женщину.

– О боги, что я наделала! – в отчаянии вскричала она, выбегая из спальни.

На вечерней заре в замок прискакал Сигурд. Он вернулся еще более растроенным, чем уехал, и нехотя ответил на объятия жены, но Гудрун приписала это его горю по матери.

– Ах, Сигурд, если бы ты только знал, что я натворила! – чистосердечно призналась она. – Уязвленная гордыней Брюнхильд, я показала ей Андваранаут, и теперь она вот уже который день, того и гляди, покончит с собой.

Витязь вздрогнул, как от раздавшегося посреди ясного дня удара грома.

– Как же ты могла раскрыть ей нашу тайну? – потрясенно воскликнул он. – Знаешь ли ты, что теперь она возненавидит меня, как самого злейшего врага, и мы должны будем немедленно покинуть замок твоего брата!

– Но почему же, Сигурд? – не поняла Гудрун. – За что ей тебя ненавидеть? Разве Гуннар так плох? Не лучше ли тебе поговорить с Брюнхильд и попросить у нее прощения?

– Мне с Брюнхильд? – задумчиво произнес Вёльсунг. – Нет, она…

Он не успел договорить, так как в это время в дверях показались Гуннар и Гутторн, которого тоже вот уже целую неделю не было в замке.

– Прости меня, Сигурд, – обратился к своему другу старший Гьюкинг, – но мой сводный брат уверяет, что Брюнхильд околдована и что только ты один можешь избавить ее от этих чар.

– Да, это так, – подтвердил Гутторн, с наглой усмешкой поглядывая то на короля, то на витязя. – Поговори с ней, сын Сигмунда, и ей сразу станет лучше.

– Помоги ей, Сигурд! – попросила его и Гудрун, ласкаясь к мужу.

Вёльсунг с минуту поколебался, а потом выпрямился и решительно мотнул головой.

– Хорошо, если вы все этого хотите, я пойду к ней, – сказал он.

Когда витязь отворил дверь в королевскую спальню, Брюнхильд уже не сидела в своем углу, а гордо стояла у стрельчатого окна, и ее глаза снова сверкали, как и прежде.

– Я ждала тебя, Сигурд, – промолвила она пугающе спокойным голосом. – Я заслышала топот Грани, а потом в замке раздался твой звонкий и сильный голос, и он заставил меня отрешиться от моих мыслей, так же, как разбудил когда-то от сна. Хотя, пожалуй, было бы лучше мне совсем не просыпаться.

– Лучше скажи, почему ты отказываешься говорить с людьми? Чем твой муж и я так виноваты перед тобой? – спросил Вёльсунг.

– И ты, Сигурд, еще имеешь дерзость задавать подобные вопросы?! – вскипела бывшая валькирия. – Никто не мог обойтись со мной хуже, чем ты! Я поклялась перед богами выйти замуж за величайшего храбреца в мире, а он женился на другой. Затем я поклялась стать женой того, кто проберется ко мне в замок через стену бушующего пламени. Тебе лучше знать, сдержала ли я свое слово!

– Но ведь Гуннар тоже отважен и не менее знаменит, чем я сам. К тому же он король, – смутился Сигурд.

– Каким бы он ни был, в моем сердце ему нет места! – резко перебила его Брюнхильд. – Разве он победитель Фафнира? Разве он прервал мой волшебный сон? Разве он дважды проехал сквозь стену бушующего пламени? Нет, это сделал другой, тот, кто так легко позабыл о своей клятве!

Вёльсунг, теперь уже все окончательно вспомнив, со стоном схватился за голову.

– Да, я забыл ее, Брюнхильд, хотя и не понимаю, как это случилось. Забыл тебя, забыл нашу первую встречу. Но когда я возвращался из страны данов, моя память вдруг начала проясняться… Однако сделанного уже не воротишь. Бесчеловечно не любить такого славного и богатого короля, как Гуннар! Неужели любовь для тебя может быть дороже верности и золота? Скажи мне, чего тебе еще нужно?

– Твоей крови! – бросила ему в лицо молодая королева. – И только твоей крови! Больше я ничего не желаю!

– Недолго осталось ждать, когда острый меч обагрится моей кровью, Брюнхильд, – сурово и спокойно ответил Вёльсунг. – Фафнир предсказал мне, что я не доживу до зрелых лет. Да и тебе, мне кажется, не суждено надолго задержаться на этой земле. Будь благоразумной. Живи и люби своего мужа и прости меня. Ради нашего примирения я готов отдать все сокровища убитого дракона, а Гудрун возвратит тебе Андваранаут, который послужил причиной вашей размолвки…

Суровое лицо бывшей валькирии немного смягчилось.

– Я догадываюсь, что тебе дали пряный напиток, который крадет память, – проговорила она, вдруг бессильно опускаясь на скамью. – Это могла устроить только колдунья Кримхильд. О горе мне! – опять вскричала она. – Мое сердце рвется к тебе, как птица из силков, а ты меня ненавидишь!

– Я ненавижу тебя, Брюнхильд? – изумился Сигурд, усаживаясь рядом с ней. – Я ненавижу себя за то, что тогда, на берегу Рейна, повернул в королевство Гьюкингов! Я ненавижу себя за то, что, пробравшись через стену бушующего пламени, потом поспешил назад! Теперь я люблю тебя больше, чем когда бы то ни было! Умчимся отсюда, отправимся куда угодно: в страну данов, к франкам, к твоему брату Атли. Или, может, прямо здесь, на скамье, падем в объятья друг друга, как тогда, в шатре на горе… и станем мужем и женой. Гуннар мой друг, но он поймет, что тем самым я спас тебя от смерти и посрамил козни его матери-колдуньи…

– Твои речи непристойны! – возразила Брюнхильд, вставая. – Я лучше прямо сейчас лишу себя жизни, чем стану женой двух мужей!

– Тогда ты покинь Гуннара, а я – Гудрун, и мы поженимся… – предложил Сигурд.

Эти слова на мгновенье сделали Брюнхильд прежней. Она едва не бросилась молодому человеку в объятья, но огромным усилием воли удержала себя. Тогда, видя, что Брюнхильд продолжает колебаться, не зная, как поступить, нервно кусает губы и словно порывается в чем-то признаться, Сигурд спросил ее:

– Я давно хотел спросить, но не решался, думая, что это дело касается только тебя и Гуннара. Что за обстоятельство, которое должен был разгласить Атли только после твоей свадьбы? И что за наставления ты дала своему брату, отъезжая из страны гуннов?

Брюнхильд устремила на героя свои прекрасные темно-синие глаза и сказала:

– Какие же вы, мужчины, бываете глупые! Разве не ты сорвал цветок моей девственности? С того раза я понесла. Пока ты очаровывался Гудрун, я родила дочь от тебя, Сигурд! Ее имя Аслауг. Конечно, Атли думал, что Гуннар провалит испытание, и отец Аслауг станет моим мужем. Но когда этого не случилось, я решила, что не стоит Гуннару говорить о ребенке. Оставляя же Аслауг на попечение брата, я должна была не только попрощаться с дочерью, но и дать Атли советы, как тому следует ее воспитать.

Сигурд обрадовался так, как еще никогда не радовался в своей жизни. Даже отомстив за отца и деда, он не чувствовал себя столь счастливым.

– У меня… у нас есть дочь?! Ее зовут Аслауг? И ты об этом молчала! – вскричал он.

Но Брюнхильд, словно раскаиваясь за свою откровенность, покачала головой:

– Разве это что-то меняет?

– Но… – попытался протестовать Сигурд.

Бывшая валькирия повернулась к герою спиной.

– Я больше не хочу тебя и… никого другого, – заявила она.

При этих словах Сигурда охватило такое отчаянье, что кольца брони лопнули и разошлись на его могучем туловище.

Как пьяный, спотыкаясь, вернулся витязь к нетерпеливо поджидающему его Гуннару. Тусклым и бесцветным голосом он сообщил названому брату, что Брюнхильд снова может говорить.

Услышав от Сигурда, что к его жене вернулось прежнее настроение, Гуннар сейчас же поспешил к ней.

– Скажи мне, что с тобой случилось, Брюнхильд? – спросил он заботливо. – Неужели Гутторн прав, и тебя околдовали?

– Лучше ты скажи мне, Гуннар, кто проехал ко мне через стену бушующего пламени: ты или Сигурд? – не предвещающим ничего доброго голосом спросила мужа Брюнхильд.

Гьюкинг смутился и развел руками.

– Грани не пошел подо мной, – немного помолчав, молвил он. – Но кто открыл тебе эту тайну?

– Это сделала твоя сестра Гудрун, – с едкостью в голосе сказала бывшая валькирия, – и вот почему я была в таком горе.

– Разве ты раскаиваешься в том, что вышла за меня замуж? – растерялся Гуннар.

И тут лицо Брюнхильд чудесным образом переменилось.

– Я зла на то, что Сигурд провел нас обоих. Знай, что он предал вашу дружбу.

– Сигурд мне изменил? – недоверчиво покосился Гуннар на жену. – Этого не может быть!

– Однако это так! – подтвердила Брюнхильд. – Теперь ты знаешь причину моего горя.

Король нахмурился:

– Я боялся, что рано или поздно эта постыдная тайна откроется. Мы оба виноваты перед тобой. Но я, пожалуй, больше. Ведь Сигурд просто решил помочь мне!

Бывшая валькирия даже с жалостью посмотрела на Гуннара. Как бы он ни был неприятен ей, но что бы он сказал, если бы узнал, что женился не на деве, а на женщине, у которой уже подрастает дочь от его лучшего друга?

– Я не хочу больше говорить о вашем обмане. Скажу лишь одно. Если Вёльсунг останется в живых, я уеду от тебя к своему брату Атли. Мы расстанемся навсегда.

– Тогда ты ославишь меня на весь свет, Брюнхильд, – пробормотал, совершенно уничтоженный, Гуннар.

– Даю тебе три дня сроку! – сурово отрезала Брюнхильд. – А сейчас уйди и оставь меня одну!

В полном замешательстве, сбитый с толку безумными речами супруги, Гуннар пошел разыскивать брата, а Брюнхильд в отчаянии застонала.

– Что я делаю? – взвыла она. – Зачем я обрекаю на смерть того, кого люблю? Но ведь он не может быть моим мужем. Он принадлежит жалкой Гудрун, и этого я не в силах вынести! Если же мы просто сбежим или, еще того хуже, обменяемся мужьями, мы станем всеобщим посмешищем!

Узнав от Гуннара все, что ему рассказала Брюнхильд, Хёгни рассмеялся.

– Она что-то недоговаривает! – сказал он.

– Но Брюнхильд грозится, что уедет к Атли, если Вёльсунг останется в живых, – промолвил король.

– Ну и пусть проваливает! – воскликнул Хёгни, с первого взгляда невзлюбивший жену брата. – Без этой холодной гордячки мы жили гораздо счастливей.

– Нет, Хёгни! – покачал головой Гуннар. – Я слишком люблю Брюнхильд, чтобы с нею расстаться.

– Но как же ты можешь убить Сигурда, когда мы с ним теперь кровные братья? – возмутился младший Гьюкинг.

– Гутторн не давал ему клятвы, а за золото он готов сделать все, – ответил Гуннар, уже впадая в род сумасшествия.

Хёгни подошел к брату и, пытаясь успокоить, положил ему руки на плечи.

– Послушай, Гуннар, – промолвил он тихо, – ты хочешь совершить бесчестный поступок, который прокляну я, проклянут люди, проклянут боги. Втроем мы непобедимы, а без Сигурда враги вскоре снова нападут на нашу страну. Я знаю: ты любишь Брюнхильд и боишься ее потерять, но еще страшнее потерять верного друга. И из-за чего? Из-за безумных речей глупой бабенки?!

– Но постой… – вдруг обрадовался пришедшей в голову мысли Гуннар. – А что, если Сигурд прежде уже знал мою жену? Может, он каким-то образом ее сильно обидел?!

Хёгни все же немного призадумался.

– Я не верю в коварство Вёльсунга, притом что какое-то унижающее тебя дело, брат, возможно, свершилось. Но не совсем по вине одного Сигурда. Или тебя пленяет мысль о его сокровищах?

Гуннар вспыхнул, уличенный в мысли, все это время исподволь подтачивавшей его доброе от природы, но, увы, оказавшееся недостаточно стойким к проклятию Фафнира сердце.

– Да, сокровища Сигурда велики и могут сделать нас еще могущественнее, – сказал он резко окрепшим голосом. – Но я бы не вспомнил про них, если бы не узнал о его вероломстве. Как нелегко мне принять такое решение, но теперь изменник должен умереть.

– Договаривайся об этом с Гутторном, – начал терять терпение Хёгни. – Ты мой старший брат и король, и у тебя, возможно, есть причина отказать Сигурду в дружбе, но запомни, слепо подчиняясь воле женщины, ты навлечешь на нас беду.

– Приведи ко мне Гутторна, – не глядя на брата, произнес Гуннар.

Хёгни тяжело вздохнул, но пошел выполнять приказание короля и скоро вернулся назад вместе со своим сводным братом.

– Сигурд изменил мне, – заявил старший Гьюкинг Гутторну. – Согласен ли ты отправить его в Хель? В награду я отдам тебе треть его сокровищ.

– Я давно знаю о его измене, – засмеялся тот, – и, конечно, исполню твою просьбу.

Тут Хёгни потребовал:

– Тогда ты должен немедленно сказать, что такое Брюнхильд и Сигурд скрывают от нас!

Глазки Гутторна зловеще сверкнули.

– Охотно! Мать перед смертью открыла мне, что Вёльсунг еще до встречи с Гудрун познакомился с Брюнхильд и хотел на ней жениться…

Гуннар медленно кивнул, а Хёгни, пожав плечами, возразил:

– Об этом можно было догадаться, и это во многом объясняет досаду молодой королевы. Но, вспомни, разве не я сказал брату о том, что король Атли хочет выдать замуж свою сестру? А когда ты, Гутторн, назвал имя Брюнхильд, разве Сигурд не сказал при всех, что оно ему как будто бы знакомо? Да, конечно, когда Вёльсунг увидел Брюнхильд, он узнал в ней свою невесту. Но ведь Сигурд так и не женился на ней. Более того, он проявил благородство, уступив ее своему другу. Вся вина юноши состоит лишь в том, что он не захотел омрачить радость своего короля!

Тут Гутторн рассмеялся в лицо Хёгни:

– Сразу видно, ты еще мальчишка! Я не хотел говорить об этом твоему брату. Но рано или поздно истина все равно бы всплыла наружу. Так вот. Брюнхильд уже была беременной, когда приехала к своему брату. Чтобы скрыть позор сестры, Атли велел ей удалиться в спешно возведенный замок. Там она родила Аслауг – дочь от Сигурда!

Гуннар как безумный подскочил к Гутторну и чуть не свернул ему шею.

– Ты, ты… лжешь! Такого не может быть!

Гутторн, хрипя и суча своими кривыми ножками, просипел:

– Это правда! Но я боялся тебе об этом сказать, ведь ты все равно бы мне не поверил.

– Будь ты проклят! – заревел король, отшвыривая от себя сводного брата.

– Ты слышишь, Хёгни? – затем обратился Гуннар к младшему Гьюкингу с налившимися кровью, как у быка, безумными глазами.

Хёгни пошатнулся от услышанного известия и все же сказал:

– Но ведь Сигурд мог не знать, что у него родилась дочь… И даже если наш кровный брат виноват в том, что не сказал того, что ни он, ни Брюнхильд уже не в силах были изменить, бесчестно убивать спасшего королевство героя, да еще руками… Гутторна!

«Да, – подумал Гутторн, глядя на Хёгни, – хорошо еще, что я не сказал о дурманящем меде моей матери, а то бы, чего доброго, этот осел, младший брат, уговорил бы короля простить Сигурда и изгнать Брюнхильд с позором. А так сокровища Фафнира попадут теперь в мои руки!»

Гуннар просто побелел от бешенства:

– Гутторн прав, ты всего лишь мальчишка, ничего не смыслящий во взрослых делах! Ты всегда готов оправдать своего любимчика Сигурда. Но тогда выбирай: я или Сигурд!

Хёгни ответил не сразу, а потом еле слышно сказал:

– Я выбираю тебя, ведь ты мой старший брат и король.

Сигурд не спал всю ночь, а с рассветом ушел в лес и бродил там один, как дикий зверь, до самого полудня.

«Мне нельзя здесь оставаться, – наконец решил он. – Это причиняет горе и мне, и Гуннару, и нашим женам. Надо сегодня же вечером сказать Гьюкингам, что мы с Гудрун уезжаем в страну данов. Гудрун по-прежнему любит меня. Сокровища Фафнира нетронуты, а с ними нам везде будет почет и раздолье, да и мой дед Хиальпрек обрадуется, если мы станем жить при его дворе».

С этими мыслями он вернулся домой уже более спокойным и после обеда сразу же лег спать. Чтобы не тревожить мужа, Гудрун ушла к себе, слуги Сигурда были во дворе, и никто не видел, как Гутторн с обнаженным мечом в руках осторожно прокрался в опочивальню витязя.

Дойдя до дверей комнаты Вёльсунга, сводный брат короля остановился и прислушался, но до него донеслось только ровное дыхание спящего. Тогда он отворил дверь и некоторое время неподвижно смотрел на прекрасное лицо Сигурда и его золотые локоны.

– Прощайся с жизнью, победитель дракона, ты, которого считают самым отважным, самым сильным и самым богатым, – прошептал он. – Рука презренного Гутторна уничтожит того, перед кем падали целые королевства, и твои сокровища будут принадлежать мне!

Подойдя к постели, он, не колеблясь, пронзил последнего из Вёльсунгов мечом. Да не простым клинком, а закаленным волчьим и змеиным жиром оружием из железа, настоянным на пенном пиве, подколодных рыбах, разном зелье и чарах. Глаза Сигурда распахнулись от острой боли и удивления, и Гутторн, не выдержав их взгляда, в ужасе метнулся прочь, но тут Сигурд, собрав последние силы, схватил Грам и метнул клинок вдогонку убийце. Меч Одина настиг предателя в дверях и перерубил его пополам. Да так, что нижняя половина туловища вылетела из опочивальни, а руки и ноги упали обратно.

Первой на шум прибежала Гудрун. При виде истекающего кровью мужа она упала около него на колени и, почти теряя сознание от горя, прижалась лицом к его груди.

– Не плачь, Гудрун, – прошептал Сигурд, нежно гладя рукой ее светлую, как лен, голову. – Исполнилось предсказание Фафнира, и Один призывает меня к себе. Пожалуй, так всем будет лучше. Прощай!

В это время в комнату вошли Гуннар и Хёгни. Увидев в дверях труп Гутторна, король побледнел.

– Я вижу, что Сигурд уже успел сам отомстить за себя, – сказал он.

– Да, он успел отомстить, но только одному. Нам отомстят другие, – вздрогнул Хёгни, не в силах переносить вида мертвого героя.

– Ну, до этого еще надо дожить, – пожав плечами, ответил Гуннар. – Зато теперь золото Фафнира в наших руках, а Брюнхильд останется со мной, своим законным мужем.

– Нет, она с тобой не останется, – послышался чей-то голос позади Гьюкинга. – Она не будет жить с подлым убийцей.

Гуннар обернулся. В дверях застыла карающим призраком Брюнхильд. Бледная, с горящими глазами, она с ненавистью смотрела на супруга и его брата, а потом, презрительно оттолкнув их рукой, подошла к неподвижному телу витязя и остановилась возле рыдающей Гудрун.

– Ты погиб, отважнейший из отважных, погиб, не оставив после себя наследника, а только… – промолвила она. – Но ты не бойся: твоя смерть будет отомщена, а я последую за тобой. Там, – и она показала рукой в лучезарную высь неба, – там, в Валгалле, мы опять будем вместе.

– Что ты говоришь? – в ужасе воскликнул Гуннар, бросаясь к супруге.

– Не смей даже приближаться ко мне! – вскричала Брюнхильд, отшатываясь от короля. – Ты повинен в смерти того, кому клялся в вечной верности.

– Так как же ты осмеливаешься винить нас в его смерти, подлая женщина! – не выдержал Хёгни. – Разве не из-за тебя он убит? Разве не ты грозила моему брату бросить его и уехать к Атли? Разве не ты скрыла от Гуннара, что Сигурд уже прежде лишил тебя девственности и ты родила от него дочь Аслауг ?!

– Да, грозила, но, если бы он был верен своей дружбе и своей клятве, он бы меня не послушался, – возразила бывшая валькирия. – Да, я скрыла свою связь с Сигурдом, свое материнство, но если бы Гуннар не прибег к подлому обману, то и он сам бы не стал жертвой обмана! В конце концов твоего короля прельстили сокровища Фафнира, и он пролил кровь, которая намного чище и благородней, чем его. Это не пройдет вам, Гьюкингам, даром. Я вижу нож, который вонзается тебе в грудь, Хёгни, я вижу Гуннара, сидящего в змеиной яме, я вижу, как гибнет род Гьюкингов. Мое проклятие и проклятие богов будут тяготеть над вами до вашего последнего часа.

– Вели замолчать, брат, этой лживой бабенке! – промолвил Хёгни, трясясь от ярости, – или я сам заткну ей рот!

– Она сейчас успокоится, – заверил его Гуннар.

– Ну так оставайся с ней вдвоем! – в сердцах сказал младший Гьюкинг и вышел, пнув труп Гутторна.

– Не сердись, Брюнхильд, – примирительно сказал Гуннар, подходя к жене, – подумай лучше о том, как успокоить Гудрун. Ты видишь, она без чувств.

– Гудрун скоро успокоится, – усмехнулась бывшая валькирия, – и даже простит тебя, Гуннар. Такие, как она, не умеют любить. А я последую за тем, кого одного по-настоящему любила. Убирайся! Тебе здесь больше нечего делать.

Растерянный король ушел, а Брюнхильд тем временем созвала двух своих служанок и, обращаясь к ним, сказала:

– Вы уже знаете, что Сигурд погиб. Я хочу разделить его судьбу. Кто из вас последует за нами?

Но служанки, побледнев, в страхе отступили.

– Довольно уже крови, – промолвила самая рослая и красивая челядинка по имени Сваврлёд.

– Лучше жить на земле, чем в царстве Хель, – добавила другая.

– Да, мы хотим еще жить! – хором закричали обе .

– Ну так живите, – пренебрежительно махнула рукой королева. – И передайте Гуннару: пусть он сожжет мое тело на одном костре вместе с Сигурдом, а между нами положит обнаженный меч Грам, как это сделал Вёльсунг, когда ночевал в моем замке. Прощайте.

И прежде чем онемевшие от ужаса служанки смогли что-нибудь сказать или сделать, Брюнхильд взялась обеими руками за меч Сигурда и твердой рукой вонзила его себе в сердце.

Не смея отказать своей жене в ее последней просьбе, сокрушенный горем Гуннар приказал воздвигнуть погребальный костер. Труднее ему было положить Грам между телами мертвецов. Он сам хотел владеть чудесным мечом Сигурда, но, решив, что подаренное Одином оружие мало пострадает даже от самого жаркого пламени, согласился и на это. Следуя обычаю, в охватившие смолистые бревна языки пламени бросили и любимого охотничьего сокола Вёльсунга, и его собаку, и одного из коней под седлом и полной сбруей. Коня Грани Гуннар также хотел оставить себе, но, едва жадные языки огня охватили тела Сигурда и Брюнхильд и высоко взвились к небу, могучий жеребец вырвался из своей конюшни и, опрокинув пытавшихся его задержать конюхов, заскочил прямо в костер. Тщетно разыскивал потом Гьюкинг в золе Грам и остатки конских костей. Замечательный меч и такой же замечательный конь бесследно исчезли, словно их никогда и не бывало.

– Вот видишь, брат, – мрачно сказал Хёгни, глядя на потемневшее от досады лицо короля, – боги отказывают нам в своей помощи. Я опасаюсь, что проклятию Брюнхильд суждено исполниться, и род Гьюкингов последует за родом Вёльсунгов.

Говорят, что после своей смерти Сигурд и Брюнхильд не сразу встретились в Валгалле. Сначала Брюнхильд поехала в повозке в Хель мимо двора, в котором жила некая великанша. Увидев бывшую валькирию, великанша сказала ей:

– Ты не дерзнешь проехать через мой двор с его каменной оградой. Тебе больше пристало ткать полотно, нежели ехать следом за чужим мужем! Зачем ты явилась из Валланда, южных стран, сюда, на дикий север, ты, дочь богини Вар? Ведь твои руки в человеческой крови!

Конечно, Брюнхильд возмутили такие слова.

– Кто из нас лучше? Ты, затаившаяся в камнях, или я, участвовавшая во многих бранных походах?

Великанша мрачно рассмеялась.

– Брюнхильд, дочь Будли, твое рождение на свет привело к великим бедам. Ты погубишь сыновей Гьюки, обречешь на разорение их дома и земли!

На это Брюнхильд ответила уродливой стражнице речью-заклинанием:

– Я только отомстила тем, кто заставил меня жить без любви и нарушить обеты! А теперь послушай. Мне было двенадцать зим от роду, когда я обещала помочь конунгу, тому, который схватил наши одежды, восьми сестер, под дубом, когда мы купались в реке.

Там, в Хлюмдалире, меня называли Шлемоносной Хильд. Там, в готском краю, я отправила в Хель старого Гиальгуннара, отдав победу Агнару. Разгневанный Один усыпил меня. Но потом приехал герой Сигурд на своем Грани. Только вот из-за проклятых Гьюкингов не сложилось наше счастье. Но теперь я никогда не расстанусь с Сигурдом! Засим сгинь, пропади, великанское отродье!

Гудрун не последовала на костер за Сигурдом, как это сделала Брюнхильд. Первые дни она сильно печалилась о муже, только и говоря о том, что тот возвышался над прочими людьми, как золото над железом, дерево над травой, олень над мышью, но потом постепенно успокоилась и даже помирилась со своими братьями, простив им его смерть . А спустя еще два месяца в замок Гьюкингов прибыли черноволосые, в блестящих шлемах, послы от Атли. На послах, среди которых были не только гунны, но и лангобарды, франки и саксы, красовались красные шубы, накинутые поверх панцирей. Прибывшие к Гьюкингам вестники передали желание своего грозного владыки. Король гуннов сватал вдову победителя Фафнира. Взамен он обещал не мстить Гуннару и Хёгни. Ведь это по их нерадивости и малодушию Брюнхильд, сестра Атли, взошла на погребальный костер, лишив свою дочь Аслауг матери…

– Я изумляюсь тебе, брат! – возмутилась Гудрун, когда Гуннар передал ей это известие. – Достойно ли вдове потомка Одина выходить замуж за степняка гунна? Или ты желаешь избавиться от меня так же, как избавился от моего мужа? Почему ты сразу не отказал посланцам Атли?

– Не сердись, Гудрун, – мягко ответил король. – Я не буду принуждать тебя выходить замуж за нелюбимого человека, но вспомни, что Атли зол на нас. Если ты ему откажешь, нам придется встретиться в бою с его полчищами, и кто знает, кому из нас Один дарует победу. К тому же хоть мы и считаем гуннов дикими степняками, но ведь они, как и сами боги, прибыли из Азии, а Брюнхильд здесь, на земле, перестав быть валькирией, стала сестрой Атли. Подумай об этом и завтра утром дай мне ответ.

– Мне больше не о чем думать, Гуннар, – покачала головой молодая женщина. – Я не Брюнхильд и не желаю, чтобы из-за меня погибли близкие мне люди. Ступай и скажи послам Атли, что я согласна и еду вместе с ними.

Гуннар крепко обнял сестру.

– Спасибо тебе, Гудрун! Я верю, ты принесешь нам счастье. Теперь, когда мы опять породнимся с Атли, нам будут не страшны любые враги.

Но молодая женщина только подумала с болью в сердце: «А ведь когда-то, Гуннар, ты не боялся короля гуннов!»

Проводив сестру, Гуннар вскоре женился на дочери одного из соседних готских королей по имени Глаумвор, а Хёгни – на ее младшей сестре, Костберре.

Жены обоих Гьюкингов оказались молодыми, красивыми и веселыми и принесли в замок столько счастья, что братья больше не думали ни о проклятье Брюнхильд, ни о ее мрачном пророчестве.

Между тем в первую же брачную ночь Атли приснился сон. Пробудившись, он сказал Гудрун:

– Пригрезилось мне, что ты пронзила меня мечом.

Молодая женщина поспешила успокоить мужа:

– Железо во сне означает, что ты мнишь себя выше всех. Но разве это не так? Ты самый могущественный король среди других королей!

Атли, ухмыльнувшись, промолвил:

– И еще пригрезилось мне, будто выросли две тростинки, а я не хотел их ломать. Однако потом слуги по моему приказанию вырвали их с корнем и подали мне на блюде в пищу. Но вдруг тростинки окрасились кровью, как будто были из человеческой плоти. Затем с моей руки слетели два сокола, и оказались они без добычи и мертвыми. Соколы тоже очутились на моем столе, с обмазанными медом сердцами, и я ел эти сердца. Под конец мне показалось, что два красивых щенка лежат передо мною и громко лают, а я ем их мясо против воли.

Тут Гудрун, вскрикнув от боли, потому что муж сжал ей запястье, призналась:

– Да, это нехорошие сны. Они говорят о том, что твоим сыновьям угрожает опасность.

– И еще пригрезилось мне, – не мог успокоиться Атли, – что я лежу на смертном одре…

И в таких тягостных вещих снах и таких же тягостных расспросах и ответах стали проходить дни королевской четы.

Однако спустя какое-то время страхи Атли рассеялись. Все-таки свирепая природа одержала свое, и король гуннов стал задумываться о том, куда могло деться то золото, которым владел Сигурд. Когда он спросил об этом Гудрун, его супруга ответила, что об этом знают только Гуннар и Хёгни.

И вот однажды к Гуннару вновь прискакал молодой гонец от Атли. Он приехал с радостным известием – у Гудрун родились сразу два сына, и владыка гуннов звал к себе Гьюкингов на торжественный пир, – но Гуннар, сам не зная почему, вдруг заподозрил предательство.

– Скажи, а моя сестра мне ничего не прислала? – спросил он у молодого человека.

Винги, гонец, смутился.

– Моя королева просила меня передать тебе это послание и этот перстень, – произнес он наконец и вынул и то и другое из-за пазухи.

Хёгни взял у гонца послание – буковую дощечку, изрезанную рунами, – и, быстро пробежав письмена глазами, улыбнулся.

– Гуннар, Винги говорит правду, и нам ничто не угрожает, – выдохнул он. – Гудрун сообщает, чтобы мы ничего не опасались и приезжали к ней и ее мужу.

– А ты уверен, что письмо от нашей сестры? – с сомнением покачал головой король.

Хёгни с удивлением посмотрел на него: прежде его брат не был так недоверчив.

– Ну конечно, Гуннар! – воскликнул он. – А вот и ее кольцо, Андваранаут, последнее, что у нее осталось из сокровищ Фафнира. – И он надел кольцо на палец.

– И все же здесь что-то не так, чует мое сердце… – возразил Гуннар. – Лучше мы отметим рождение племянников у себя дома.

– Мой господин просил сказать, что он не пожалеет для вас богатых даров: коней, оружия, тканей и рабов, – низко поклонившись, промолвил гонец. – Если же вы не почтите его своим присутствием, он примет ваш отказ за кровную обиду.

– Коней и оружия у нас и так довольно, – возразил Гуннар нахмурившись. – Но я не хочу ссориться с Атли. Хорошо, скачи назад к своему владыке и передай ему и моей сестре, что мы навестим их.

Велев Хёгни проводить гунна, Гуннар позвал жену.

– Атли и Гудрун приглашают нас к себе, Глаумвор, – сказал он, – и мы с Хёгни решили ехать, но тебе и Костберре лучше остаться здесь, в замке.

– Как, ты отправляешься к гуннам? – испуганно вскрикнула Глаумвор. – Нет-нет, Гуннар, послушайся меня и отмени свое решение. Сегодня ночью я увидела страшный сон: будто кровавый меч внесли в нашу опочивальню, и ты был пронзен этим мечом, а два серых волка выли по обе стороны от клинка!

Но Гуннару показалось недостойным обнаружить свой страх перед женой. К тому же он знал, что в противном случае не избежать войны с Атли. А последнее ужасало его больше всего. И поэтому он с некоторым пренебрежением ответил:

– Брось, Глаумвор. Что может угрожать гостям при дворе гуннского короля? Разве что щенки захотят покусать нас да облают охотничьи собаки!

И еще молвила королева:

– Постой, а потом… будто вошли к нам женщины, скорбные с виду, и выбрали тебя себе в супруги. Может быть, это твои дисы?

Гуннар пожал плечами:

– Трудно все это растолковать. Но даже если предзнаменования зловещи, нет ничего долговечного в этом мире…

Глаумвор вцепилась в супруга, пытаясь удержать его.

– Послушайся же меня, наконец! Перед тем как проснуться, я увидела тебя связанного по рукам и ногам в глубокой яме, а вокруг тебя ползали и сворачивались в кольца ядовитые змеи. Такие видения не сулят ничего хорошего, поверь мне. Тебя ждет несчастье.

Гуннар помрачнел: он вспомнил последние слова Брюнхильд.

– Поздно, Глаумвор, – прошептал он. – Я дал слово и уже не в силах взять его обратно, не опозорив своего имени. Но твои страхи напрасны. Если бы Атли злоумышлял против нас, моя сестра не стала бы звать нас к себе… А вот и Хёгни, спроси у него: он сам читал послание Гудрун.

– Плохо я читал его, Гуннар! – вдруг воскликнул младший Гьюкинг. – Сейчас, когда я провожал Винги, Костберра просмотрела буковую дощечку и заметила, что несколько слов в письме исправлено, и не рукой Гудрун. Сестра предупреждает нас, чтобы мы не приезжали. Кроме того, я сам нашел на Андваранауте волос из волчьей шкуры, которым она его обвязала. Но и это еще не все. Костберра сказала, что накануне ей пригрезилось, как бурный поток сорвал стропила в нашем замке. Потом второй поток ворвался во внутренние покои, разметал скамьи и поломал нам ноги. Еще Костберра увидела поднявшееся над родовым гнездом Гьюкингов пламя и бурого медведя, что ударом лапы сокрушил королевский трон.

– Что еще увидела твоя жена?! – обеспокоенно спросила Глаумвор.

– Атли, обернувшегося орлом и забрызгавшего всех нас кровью! – ответил Хёгни. – Нет, недаром твоему мужу не хотелось ехать к гуннам. Там нас ждет погибель.

Но Гуннар сердито отмахнулся. Ему очень хотелось убедить себя и других, что остается еще надежда на благоприятный исход предстоящей поездки.

– Все, что увидела во сне Костберра, можно истолковать и как добрые знаки. Все новое подобно бурному потоку, врывающемуся в тихое жилище. То, что Костберра приняла за воду, разметывающую скамьи и ломающую нам ноги, было волнующейся нивой. Часто высокие стебли закрывают нам ноги. Пламя над замком – нечаянно упавшая в огонь одежда. Бурый медведь, ударом лапы сокрушивший королевский трон, – разразившаяся буря. Ну а Атли в образе орла… это просто его повар, разделывающий говядину к пиршеству!

Хёгни не стал разубеждать брата, поняв, что и так сделал все что мог, чтобы предотвратить неизбежное исполнение проклятья Брюнхильд. Он уже хотел уйти, чтобы успокоить Костберру и приготовиться к дальней дороге, как вдруг, о чем-то вспомнив, хлопнул себя по лбу.

– Что, если Атли задумал получить золото Сигурда?!

И тут Гуннар вдруг взревел как дикий зверь. Запоздалое раскаянье настигло короля. Он схватился за голову, вырывая на себе волосы.

– Золото, золото! Будь оно проклято! Оно свело меня с ума и заставило сделать то, что бы я никогда не сделал, не увидь я тогда этих мешков с сокровищами Фафнира…

Хёгни тяжело вздохнул.

– Я пытался тебя отговорить, брат, от бесчестного поступка, но сделанного не воротишь.

Тут глаза Гуннара безумно сверкнули. Скрипнув зубами и вновь становясь помешанным, он воскликнул:

– Но золота Атли не получит! С сокровищами, ради которых я погубил своего лучшего друга и кровного брата, с сокровищами, ради которых я нарушил клятву, я ни за что не расстанусь, хотя бы мне пришлось погибнуть!

– Но ведь ты не поедешь к Атли, супруг мой? – вдруг вскрикнула Глаумвор, бросаясь к Гуннару.

– Нет, я поеду! – упрямо сдвинул брови король. – А ты, Глаумвор, лучше отправляйся к себе. Нам с Хёгни нужно решить одно дело.

Королева, понурившись, вышла, а Гуннар продолжил:

– Пусть Атли пленит нас, пусть он захватит нашу страну – золота ему не видать как собственных ушей. Мы должны укрыть сокровища, и так, чтобы их никто не смог найти.

– Лучше всего просто бросить их в Рейн, – предложил младший Гьюкинг.

Гуннар усмехнулся.

– Ты прав, брат, – сказал он, – так мы и сделаем.

В ту же ночь братья достали из сокровищницы мешки с золотом Фафнира и с трудом перенесли их один за другим на берег Рейна. Там они выбрали омут поглубже и, развязав мешки, высыпали все драгоценности в воду.

– Ты отлично придумал, Хёгни, – промолвил король, после того как последний кусок сияющего металла исчез в бурных волнах могучей реки. – Теперь не только Атли, но и мы сами вряд ли достанем его обратно. Сигурд говорил мне, а ему рассказал это какой-то карла по имени Регин, что в былые времена золото Фафнира тоже хранилось в реке, у дверга Андвари, который проклял каждого, кто будет им владеть. Может быть, теперь оно вернется к своему бывшему хозяину.

– Тогда пускай к нему возвратится и его кольцо! – воскликнул Хёгни, срывая с пальца Андваранаут. С этими словами, размахнувшись, он бросил кольцо на середину Рейна.

Андваранаут бесшумно, даже не пустив кругов, погрузился в воду, и Гуннару на миг показалось, что в том месте, куда он упал, река окрасилась в багровый цвет.

– Скройся навсегда, злосчастное золото! – произнес он торжественно, вздымая руки. – Храни его, великий Рейн. Пройдут седые века, пока твои волны смоют с него всю кровь, которая из-за него пролилась…

– …и которая еще прольется, – прошептал Хёгни. – Многие славные роды сгинут без следа, а проклятие Андвари будет продолжать тяготеть над людьми, и раньше других оно обрушится на нас с тобой, Гуннар.

После долгого пути через темные боры и могучие реки, а потом через бескрайние пустоши, Гуннар и Хёгни прибыли в страну гуннов. Высланные навстречу гостям проводники провели их к столице Атли. Она располагалась на пологом холме, окруженном разлившимися ручьями. Столица представляла собой множество шатров, раскинувшихся под весенним небом.

Сам замок Атли был построен из искусно вытесанных бревен и досок и обнесен деревянной оградой. Она была столь ровной и гладкой, что больше представляла собой украшение, нежели защиту. К тому же Атли, уверенный в силе и ловкости своих воинов, не имел никаких сторожевых башен. Ведь каждый гунн, едва научившись ходить, уже умел скакать на лошади и стрелять из лука.

Пока Гуннар и Хёгни слезали с коней, а рабы бежали сообщить Атли об их приезде, в дверях замка появилась Гудрун.

– Что вы здесь делаете?! – воскликнула она в ужасе. – Я же писала вам, чтобы вы не приезжали!

– Винги по дороге изменил слова твоего письма, Гудрун, соскребя предупреждающие руны, – ответил Гуннар, подходя к сестре. – А когда мы заметили это, было уже поздно.

– О Брюнхильд, разлучница! – вскинула свои светлые очи Гудрун к небу, словно пытаясь разглядеть за набежавшими на солнце облаками лучезарные чертоги Валгаллы. – Твое проклятие исполняется!

Тут вернувшиеся рабы объявили, что Атли ждет гостей в пиршественном зале.

– Я рад снова видеть тебя, Гуннар, рад встретиться и с тобой, Хёгни, – с деланым радушием приветствовал Гьюкингов владыка гуннов, одетый скромно и просто – в холщовую рубаху, штаны, меховой плащ и островерхую шапку на голове. – Я слышал от Винги, что ему пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить вас приехать. Чем заслужил я такое недоверие своих старых друзей и соседей?

– Ты напрасно так говоришь, Атли, – возразил Гуннар. – О какой неприязни может идти речь, когда мы с тобой дважды родственники? Ты забыл, что я муж твоей покойной сестры Брюнхильд, а твоя супруга – Гудрун?

– Мы родственники, – согласился гунн, прищурившись. – И я повторяю, что рад приветствовать вас у себя. Но ведь за вами, что за тобой, Гуннар, что за тобой, Хёгни, водится кое-какой должок…

– Что это за долг, Атли? – спросил Гуннар, уже догадываясь, что сейчас речь пойдет о сокровищах Фафнира.

Атли быстро оглядел зал, который тем временем наполнили не виночерпии с чашами, полными хмельного меда, а воины в крепких доспехах. В их руках зловеще посверкивали обнаженные мечи.

– Вот уже больше года, как тело Брюнхильд сгорело на погребальном костре и моя сестра отправилась вслед за Сигурдом в Валгаллу, Гуннар, – сказал он, усаживаясь на свой покрытый волчьими шкурами трон. – Умерла по твоей вине, а ты до сих пор не прислал мне выкупа за ее смерть…

– Как? – вскричал Хёгни. – Разве не ты сам обещал не мстить нам, сватая нашу сестру, вдову победителя Фафнира?

– Брюнхильд сама пронзила себе грудь мечом Сигурда, – прибавил старший Гьюкинг. – Я виню себя лишь за то, что не успел удержать ее руку. Если же ты думаешь иначе, то разве моя сестра, которую я согласился отдать тебе в жены, не стоит твоей?

– Как я могу порочить ту, которая родила мне сразу двух сыновей? – опять улыбнулся Атли. – Я благодарен тебе за жену, шурин, но ты и тут провел меня, и провел жестоко. У Сигурда было много золота, почему же Гудрун привезла с собой только одно кольцо? А несколько дней назад и оно пропало…

– Золото и Андваранаут мы перепрятали в такое надежное место, что без нашей помощи никому их не найти! – признался старший Гьюкинг, сдвигая брови.

Полуприкрытые раскосые глаза Атли вдруг раскрылись и с нескрываемой угрозой уставились на братьев.

– Раз золото и кольцо исчезли, значит, вы сами навсегда останетесь у меня.

– Не пугай нас, Атли, – вмешался в разговор Хёгни, сжимая рукоятку меча, – и не забывай, что мы твои гости.

Король гуннов резким движением головы откинул со лба длинную, как бы прихваченную инеем прядь своих жестких, как грива, черных волос и приподнялся, словно барс, готовящийся к прыжку. Увидев это, Гудрун, расталкивая Гуннара и Хёгни, рухнула перед Атли на колени.

– Прости их, супруг мой! Прости ради двух сыновей, которых я тебе родила. Позволь им уехать.

– Я должен позволить им уехать? – вскипел Атли, задыхаясь от бешенства. – Нет! Они убили Сигурда, величайшего и благороднейшего из всех витязей, ради золота они забыли о том, что стали кровными братьями, ну а я ради золота забуду о том, что они мои гости!

Тогда Хёгни и Гуннар выхватили свои мечи, и почти сразу четверо гуннов пали мертвыми. Остальные отступили, не решаясь продолжить бой. Тут, надев шлем и доспехи одного из павших воинов, Гудрун присоединилась к братьям. Снова закипело яростное сражение, и теперь уже никто не мог сказать, что Гудрун – прежняя дочь Гьюки. Гуннар, изредка бросая взгляд на сестру, не мог отделаться от ощущения, что сама Брюнхильд бок о бок бьется с ним.

Между тем, встревоженные криками и шумом боя, в замок прорвались дружинники Гьюкингов. Скоро весь зал оказался залит кровью и завален трупами убитых.

Наконец Атли потребовал перемирия. Пока продолжалась небольшая передышка, король не удержался от того, чтобы не укорить свою жену:

– Ты подняла руку на мужа и его людей! Я взял тебя, думая, что буду обладать женщиной красивой и мудрой! Но не было для меня проку от твоей красоты и мудрости!

– Потому что ты взял чужое, не должное принадлежать тебе, Атли! – гордо ответила Гудрун.

После препирательства между супругами битва закипела с прежним ожесточением. Но как ни были отважны и упорны Гьюкинги, силы их постепенно таяли. Один за другим падали мертвыми дружинники, и никто не приходил умершим на смену. Гостям даже не помогло временное отступление Атли. Вскоре король вернулся с новым отрядом воинов. Гудрун была обезоружена и насильно отведена в свои покои. Ее братьев, покрытых многочисленными ранами, сбили с ног и связали по рукам и ногам.

Хёгни даже в этом жалком положении не потерял присутствия духа:

– Теперь мы в твоей власти, Атли, и ты можешь решить нашу участь. Но знай, что ты одержал над нами победу благодаря коварству!

Тогда Атли из мстительного любопытства велел своим воинам испытать пленника. По знаку короля один из воинов схватил раба по имени Хьялли. Раб, почувствовав приставленный к своей шее клинок, истошно завизжал, проклиная день, когда ему приходится расстаться с сытой жизнью и свиным стадом.

– Если ты хочешь, я отпущу тебя, Хёгни, – молвил улыбаясь Атли. – Ты храбро бился за своего неразумного брата. А этот Хьялли отправится в Хель вместе с Гуннаром.

Но Хёгни возразил:

– Я не предам своего короля и брата. К тому же визг раба несносен моим ушам.

Атли, подивившись про себя выдержке и мужеству врага, кивнул.

– Тогда пусть свершится, как было предначертано свыше. – И велел отпустить Хьялли.

И вот когда оба Гьюкинга лежали полумертвые в темнице, Хёгни, с трудом поворачивая к брату покрытую запекшейся кровью голову, сказал:

– Глупо умирать нам ради сокровищ, которые все равно давно покоятся на дне Рейна. Но мне страшно за судьбу Глаумвор и Костберры. Может быть, узнав о том, что золото пропало для людей, Атли не станет чинить вреда нашим женам?

– Молчи, Хёгни! – сердито ответил Гуннар. – Что, если Атли, прибегнув к какой-нибудь хитрости, все-таки сумеет добыть сокровища Фафнира? Тогда окажется, что все наши жертвы были напрасными. – Тут он горько рассмеялся. – Что же касается наших жен… Глаумвор и Костберра уже были обречены, когда выходили за нас замуж. Теперь я начинаю сожалеть о том, что ты знаешь место, где скрыто золото…

К вечеру Гуннара привели к Атли.

– Ну как, по доброй ли воле ты расстанешься с золотом Сигурда? Или мне придется разорить из-за него всю твою страну? – спросил его король гуннов.

– Золото укрыто, шурин, и укрыто так надежно, что его тебе не найти, – ответил Гуннар. – Но я готов сказать, где оно, если ты исполнишь мою просьбу.

– Я обещаю тебе это, – согласился Атли.

– Тогда пусть принесут мне сердце Хёгни, – сказал Гуннар. – Я не хочу, чтобы мой брат остался в живых и потом обвинял меня в трусости. Но и видеть его смерть мне было бы тягостно.

Такое предложение пришлось по душе свирепому гунну.

– Пусть будет по-твоему! – воскликнул Атли и, подозвав к себе одного из слуг, шепнул что-то ему на ухо.

Слуга, поклонившись, вышел и через недолгое время вернулся назад, неся на золотом подносе еще теплое бьющееся сердце.

– Вот сердце твоего брата, Гуннар, – сказал с насмешкой Атли. – Теперь признайся, где ты спрятал золото.

Гуннар презрительно плюнул себе под ноги.

– Ты считаешь меня ребенком, шурин? Взгляни – это сердце все еще трепещет от страха. А поскольку Хёгни отважнее и мужественнее любого из твоих воинов, значит, оно принадлежит тому рабу Хьялли.

– Не ожидал от тебя такой догадливости, свояк… – буркнул Атли. – Однако сейчас твое желание наконец исполнится.

И вот король гуннов опять подозвал к себе слугу, и вскоре перед Гуннаром на том же золотом подносе уже лежало второе сердце.

– Да, это сердце Хёгни, – глухим голосом сказал старший Гьюкинг. – Оно так же спокойно, как, верно, был спокоен Хёгни, встречая свою смерть.

– Оставь свою скорбь при себе. Так где же сокровища, Гуннар? – нетерпеливо спросил Атли.

– Ах, шурин, видно, злоба помутила твой ясный ум! – с презрением воскликнул Гьюкинг. – Я надоумил тебя убить Хёгни потому, что боялся, что он, беспокоясь о судьбе Глаумвор и Костберры, выдаст тебе тайну. Но запомни, Атли, золото Фафнира никогда не упокоится в твоей сокровищнице. Как я могу открыть тебе место, где оно хранится, если за него я отдал жизнь двух братьев, счастье сестры, обрек на позор жену и невестку и подвергнул опасности разорения страну моих предков?!

Гьюкинг думал, что от его слов гунн впадет в ярость, но тот внезапно улыбнулся.

– Я ждал этого, – сказал он, сверкнув своими черными очами. – Еще от Брюнхильд мне доводилось слышать о проклятии Андвари. Хотя я сожалею, что так и не смог взглянуть на прославленное пламя реки, все же судьба Сигурда и вас, Гьюкингов, минует мой род. Но ты, Гуннар, не избежишь наказания! Оно будет таким же ужасным, как и твои преступления. Тебя бросят в змеиную яму. Я знаю, что это предсказала тебе твоя супруга Глаумвор, так пусть же ее предсказание исполнится!

Несмотря на все свое мужество, Гуннар стал белее снега на горной вершине и невольно прошептал про себя имя Брюнхильд.

Повинуясь приказу Атли, королевские слуги скрутили Гуннара и потащили прочь из замка. На дворе он увидел обезумевшую от вида связанного брата Гудрун.

– Я постараюсь помочь тебе, – быстро шепнула она ему.

Но Гуннар в ответ только покачал головой: он уже не верил в свое спасение.

Шагах в двухстах от замка, в поле, была глубокая сырая яма, на дне которой извивались и ползали десятки гадюк. Слуги бросили в нее Гьюкинга и, цепенея от ужаса, поспешили уйти прочь. Шум от падения Гуннара перепугал змей, и они расползлись по своим норам.

«Скорее, Гудрун! Может быть, тебе все же удастся меня вызволить!» – подумал старший Гьюкинг, с тоской глядя на клочок голубого весеннего неба.

Неожиданно вверху, над краем ямы, показались знакомые льняные локоны.

– Сестра! – с надеждой прошептал Гуннар. – Ты уже пришла? Поспеши и, пока змеи не выползли, вызволи меня отсюда!

– Сейчас нельзя, брат, нас заметят, – ответила Гудрун. – Обожди до ночи, а чтобы змеи не тронули тебя до моего прихода, возьми вот это.

И она бросила ему вниз лютню.

– Спасибо, сестра! – воскликнул Гуннар.

Но Гудрун уже исчезла.

Немного погодя король услышал какие-то шорох и шипение: вытянув свои раздвоенные языки, прямо на него ползли змеи. Тогда Гуннар стал зубами дергать струны брошенной Гудрун лютни. Ее резкие, похожие на стон звуки усыпили змей. Все громче и громче звенела лютня, все светлее и радостнее становилось на сердце у короля, как вдруг он увидел одну огромную старую гадюку, которая неумолимо ползла прямо на него. Гуннар еще несколько раз изо всех сил рванул зубами струны – змея продолжила приближаться: он закричал, змея не испугалась. Поняв, что все кончено, король закрыл глаза. В тот же миг короткий, но мучительный укол в живот заставил Гуннара закричать от боли и ужаса: яд гадюки разлился по его телу, причиняя ему невыносимые страдания, и наконец достиг сердца.

Так умер последний из Гьюкингов и так пресекся их род, хотя сказание о Вёльсунгах на этом не заканчивается . Но поскольку не всякая длинная история самая приятная, забудем пока о Вёльсунгах и их жестокой судьбе и перейдем к сказанию о кузнеце Вёлунде.