Глава 4
Мк. 1:32–2:12
Исцеление больных и изгнание бесов – Проповедь в Галилее – Очищение прокаженного – Исцеление и прощение расслабленного
Мк. 1:32–33 «При наступлении же вечера, когда заходило солнце, приносили к Нему всех больных и бесноватых. И весь город собрался к дверям».
Читая про город, не стоит представлять его в современном смысле этого слова. У нас непроизвольно возникает визуальный образ площади или широкой улицы, заполненной народом. Но здесь все несколько иначе. В древних восточных городах до сих пор сохранились узкие улочки – никаких широких проспектов там не было. Открытые городские пространства были возможны только в греческом или римском полисе, и то не везде. Это была либо центральная площадь – агора, либо квартал для богатых. Все остальное – достаточно узкое пространство. Здесь речь идет о рыбацкой деревне, поэтому, когда мы читаем «весь город собрался к дверям», мы должны понимать, что возле дверей места явно немного. Причем, если бы мы увидели это воочию, очень бы удивились: 20–30 человек, собравшихся на узкой улочке, уже создают иллюзию большого числа людей, но это все-таки не толпа.
Мк. 1:34 «И Он исцелил многих, страдавших различными болезнями; изгнал многих бесов, и не позволял бесам говорить, что они знают, что Он Христос».
Дело в том, что на протяжении больше чем половины книги нас будет преследовать один и тот же мотив: никто не знает, кто такой Христос, – ни ученики, ни противники. Знают только бесы и всячески пытаются об этом рассказать, но он им запрещает. Из этого возникла целая гипотеза о так называемой «мессианской тайне». Все Евангелие от Марка действительно построено по такой схеме: кто такой Иисус – неизвестно. Нам об этом рассказывают в самом начале Евангелия, когда представляют сцену крещения. Голос с неба говорит: «Ты – Сын Мой возлюбленный» (Мк. 1:11). Но дальше, как ни странно, никто об этом не вспоминает, никто эту истину никак не исповедует, кроме переломного момента в восьмой главе. Все попытки бесов как-то просветить окружающих пресекаются Иисусом на корню. Более того, мы можем вспомнить и увидеть по тексту, что в тех случаях, когда он совершает какие-то исцеления (подчеркнуто важные), настаивает на том, что исцеленный не должен никому ничего рассказывать. Как бы сам сужает свои охваты вместо того, чтобы их расширять. Что именно он пытается скрыть? В современной библеистике возникла гипотеза, что вся история с мессианской тайной – не что иное, как попытка уже поздней церкви совместить разные традиции, одна из которых не мессианская. Иисус, несомненно, Великий Учитель. Восприятие его как мессии было присуще далеко не всем, разные устные традиции могли существовать одновременно, и в их числе могла быть не мессианская устная традиция. А главное – не мессианское восприятие. И, чтобы их согласовать, ввели прием с мессианской тайной. Никто просто не знал, кто именно Христос, поэтому так себя и вели. И, кстати, в Евангелии от Марка это заметно: действительно никто не знает, кто он на самом деле.
Евангелие от Марка построено по принципу узнавания. Происходит некое театрализованное действие, в котором главный герой неизвестен – мы узнаем его «по ходу пьесы». Персонаж выходит на сцену, но кто он – до конца никто не знает. По тому же принципу, что и сюжет пьесы «Ревизор»: показывают человека, который на протяжении всей истории выдает себя за кого-то, и только в конце выясняется, кто же он на самом деле. Только здесь все немного иначе: по ходу действия персонажи догадываются и сами для себя раскрывают эту тайну. Поэтому сцена крещения играет здесь роль именно некоторого вступления для слушателей и читателей. Создается впечатление, что на Иордане все же никто ничего не слышал, и похоже, что это правда так, иначе зачем нужна вся эта история с узнаванием и непониманием, кто такой Иисус. Идея в том, что каждый должен узнать сам. Вот это открытие истины внутри себя по сути дела – главный прием Евангелия от Марка. Тебе ее не преподносят, тебя побуждают раскрыть ее в самом себе и используют для этого определенные литературные приемы. Сегодня мы эти приемы уже не видим, более того, возможно, они для нас уже не эффективны, потому что мы все-таки живем в эпоху после Достоевского, Шекспира и Гете. Тем не менее в Евангелии используется один драматический прием: нам представляют героя и показывают, что до конца его никто не понимает и не узнает. В процессе действия происходит узнавание героя – кто же он такой на самом деле. Но это узнавание каждый должен совершить самостоятельно.
Мк. 1:35–36 «А утром, встав весьма рано, вышел и удалился в пустынное место, и там молился. Симон и бывшие с ним пошли за Ним».
Здесь есть существенная неточность перевода. В предлагаемой версии вся эта сцена в тексте выглядит несколько странно: утром, рано встав, Иисус вышел, удалился в пустынное место, там молился, а потом Симон и бывшие с ним пошли за ним. Но куда? Откуда они знали, куда идти? Почему не пошли сразу, или он всех предупредил? (Это, кстати, единственное место, где «Симон и бывшие с ним» называются именно так, а не «ученики».) Дело все в том, что в оригинале в этом стихе вместо слов «пошли за ним» гораздо более яркое, живое и выразительное описание их действий – они за ним «погнались» . И тогда ситуация выглядит иначе: Иисус действительно раньше всех просыпается и куда-то уходит из города, где вчера исцелил бесноватых и снискал уже некоторую славу, Симон и бывшие с ним просыпаются и обнаруживают, что Иисуса нет. И решают бежать за ним. Почему?
Для понимания их действий нужно снова вернуться к контексту: для иудеев того периода фигура мессии – это фигура в первую очередь военного и политического вождя, а потом уже религиозного. И даже его собственные ученики видят его через эту призму.
Вот ученики просыпаются и видят, что вождя нет. Кто-то говорит, что он ушел рано утром. Это значит, что они проспали, а должны были следить за ситуацией: возможно, он уже войско где-то собирает. Поэтому они немедленно бегут за ним, находят его.
Мк. 1:37 «И, найдя Его, говорят Ему: все ищут Тебя».
Смысл фразы таков: «мы тебя потеряли». Здесь мы впервые встречаемся с некоторым противоречием: есть ожидания учеников и несоответствие этим ожиданиям. Для учеников было бы логично основать штаб в Капернауме и стягивать туда народ, а затем двинуться в военный поход. Но этого не происходит.
Мк. 1:38 «Он говорит им: пойдем в ближние селения и города, чтобы Мне и там проповедовать, ибо Я для того пришел».
Это подчеркнуто – пришел для того, чтобы проповедовать. Любопытно, что на протяжении всего дальнейшего действия книги Иисус будет постоянно подчеркивать, что ученики ошибаются, что они думают вообще не о том. Но они все равно не будут этого видеть. Постоянный лейтмотив – они думают одно, а на самом деле происходит что-то другое. Вот эта история про «одно и другое» для новозаветного жанра очень характерна. Забегая вперед, могу сказать, что «Книга Откровения» Иоанна Богослова построена на этом же приеме: слышу одно, вижу другое. Именно поэтому ее нужно толковать из этой позиции. Многие пытаются читать Апокалипсис буквально, выискивая там знаки и знамения, но на самом деле там все завязано на этом важном приеме – слышу одно, вижу другое. И если не знать и не применять его к книге Откровения, получается вообще страшная вещь. А вот если знать и применять, получается совсем другая история.
Здесь, в первой главе Евангелия от Марка, этот прием мы тоже видим: вы смотрите, но не видите, ждете одного, а на самом деле здесь совсем другое. И то, как это звучало где-то у пророков, вовсе не значит, что исполнится именно так, как вы этого ожидаете. Пророчество исполняется, но исполняется на новом уровне восприятия. А звучало оно так, как звучало, только потому, что по-другому его тогда воспринять не могли.
Мк. 1:39–43 «И Он проповедовал в синагогах их по всей Галилее и изгонял бесов. Приходит к Нему прокаженный и, умоляя Его и падая пред Ним на колени, говорит Ему: если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, умилосердившись над ним, простер руку, коснулся его и сказал ему: хочу, очистись. После сего слова проказа тотчас сошла с него, и он стал чист. И, посмотрев на него строго, тотчас отослал его».
В этой истории у нас опять есть некоторые сложности с переводом. Дело в том, что вместо «умилосердившись над ним» в некоторых ранних текстах стоит слово «разгневавшись» . Судя по всему, «разгневавшись» в более поздних рукописях пытались заменить на другой вариант, который тоже встречался – «умилосердившись». И это слово убирают потому, что сложно приписать Иисусу эмоции гнева, особенно в поздней церкви. Убирают, хотя «умилосердившись» и не коррелирует с последующим стихом, где Христос «смотрит строго».
Возникает вопрос: почему возникает гнев, откуда он вообще? Здесь нужно вспомнить, кто такие прокаженные, что с ними происходит, как они живут. А находятся они в лепрозории – в изоляции, потому что природа этого заболевания достаточно сложная. В древности любое кожное заболевание, которое распространялось по телу, включая даже лишай, воспринимали как проказу и часто не отличали одно от другого. Жизнь прокаженных была весьма печальна, потому что, едва заболев проказой, человек становился изгоем. Причем не просто изгоем, считалось, что этого человека больше нет, к нему никто больше не мог подойти. И ему запрещено подходить к кому бы то ни было. Больные обязаны были носить с собой маленькие колокольчики, чтобы люди слышали звон издалека и могли отойти. Если прокаженный такой колокольчик не носил, его могли забить камнями. Так что прокаженный – это, по сути, живой труп. Были специальные долины прокаженных, где люди жили, собираясь в сообщества, куда им приносили еду. Никто с ними не общался, а если они и выходили куда-то, это было опасное мероприятие, и никто за руку с ними не здоровался, их обходили стороной. Да и сам прокаженный не рискнул бы идти в места скопления людей – просто потому, что это было опасно для его жизни. Вообще, в древности (да и сегодня тоже) любая болезнь, особенно социально не одобряемая, воспринималась как наказание Божие. То есть если человек заболел проказой, это произошло потому, что он в чем-то провинился, и Бог его за это покарал. Значит, этот человек – тайный грешник, и вот Бог наконец показал, кто он на самом деле, наслав проказу. Поэтому прокаженные – изгои не только в медицинском и социальном плане, но и в религиозном.
И вот такой прокаженный приходит к Иисусу со словами «если хочешь, можешь меня очистить». Здесь тоже весьма сложная история, и фразу «умоляя его и падая перед ним на колени» можно осмыслять по-разному. С одной стороны, человек в отчаянии, падает на колени и просит: «если хочешь, можешь меня очистить», а с другой – это человек на дне отчаяния, ему нечего терять. И он приходит к Иисусу не потому, что верит и надеется, а потому что ему больше не во что верить и не на что надеяться. И тогда вся эта сцена – это не приход верующего, а демонстрация горького сарказма: «ну, давай, попробуй меня очистить, если можешь, если хочешь, если у тебя получится. То, что ты сейчас исцелял вот этих людей, это все ерунда, попробуй-ка справиться с проказой!» И вот если мы смотрим на ситуацию в таком ключе, становится понятно, почему в 41-м стихе появляется гнев, а чуть дальше, в 43-м, Иисус смотрит строго. Гнев здесь обычная эмоция в ответ на провокацию. При этом обратите внимание: эмоция есть, и тем не менее Христос простирает над ним руку, прикасается к нему и говорит: «хочу, очистись». Заметьте, что в другой ситуации, исцеляя бесноватого в синагоге, он не прикасался.
История с прикосновениями Христа крайне любопытна. Ранее нам показали, что для того, чтобы совершить какое-то чудо (исцеление, изгнание), ему не нужно ничего делать, ему достаточно просто сказать. А чуть позже выяснится, что ему и говорить на самом деле не надо. Но здесь он совершает определенное действие: протягивает руку и касается прокаженного, что вообще-то является нарушением – прокаженных касаться нельзя. То, что Иисус регулярно совершает нарушения закона, мы знаем, однако здесь он мог бы просто сказать: «хочу, очистись». Он же демонстрирует следующее: «Я не просто готов тебя исцелить, я принимаю тебя, я уничтожаю дистанцию между нами». Христос сперва прикасается, а потом произносит: «хочу, очистись». Он как бы принимает правила игры прокаженного и показывает, что на самом деле он действительно это может, и в первую очередь потому, что принимает его, пусть даже таким, в этой бездне отчаяния. «После сего слова проказа тотчас сошла с него, и он стал чист. И, посмотрев на него строго, тотчас отослал его». Христос посмотрел на прокаженного строго, потому что это был педагогический акт. Человек, находящийся в отчаянии, пытается спровоцировать Иисуса, в ответ на что тот его исцеляет, но потом говорит со строгостью: «Иди и никому не рассказывай». В этой сцене есть экспрессия, напряжение, которое постоянно пытаются убрать из текста поздние переписчики, потому что там слишком много сильных аффектов, сильных эмоций, которые в поздней традиции будут считаться неуместными (гнев, раздражение). У Иоанна мы вообще не найдем упоминаний о том, что Христос разгневался по-человечески, а у Марка это есть. То есть здесь мы видим наиболее человеческое лицо Иисуса. И хотя его периодически пытаются сделать более божественным, оно все равно здесь видно лучше, чем в остальных текстах.
Мк. 1:44 «…и сказал ему: смотри, никому ничего не говори, но пойди, покажись священнику и принеси за очищение твое, что повелел Моисей, во свидетельство им».
Это отсылка к Ветхому Завету, в котором есть конкретные указания, что должен делать прокаженный, если он выздоровел. Он должен пойти к священнику, показать, что он очистился, чтобы священник после осмотра объявил его чистым. В дальнейшем человек мог жить обычной жизнью. Итак, Иисус, по сути, говорит: «Иди и выполни то, что положено по закону. Ты очистился».
Мк. 1:45 «А он, выйдя, начал провозглашать и рассказывать о происшедшем, так что Иисус не мог уже явно войти в город, но находился вне, в местах пустынных. И приходили к Нему отовсюду».
Христос говорит: «Иди и никому не рассказывай», – а человек поступает наоборот. То есть Иисус пытается настойчиво скрыть себя, а о нем пытаются настойчиво объявить, и это повторяется в Евангелии постоянно.
В Галилее Христос ходит по рыбацким деревням. Пока он просто ходит, проповедует и исцеляет, хотя уже сейчас ученики все это воспринимают как подготовку. А чудеса, которые он творит, понимают как знамение, которое провозвещает, кто он такой. По их мнению, он духовный вождь, а значит, и военно-политический. И ждут они от него именно военно-политического лидерства. И очень хотят, чтобы он его принял, а Христос его очень не хочет принимать и всячески от этого уклоняется. Именно поэтому он постоянно просит, чтобы никто ничего не рассказывал о чудесах.
Мк. 2:1–2 «Через несколько дней опять пришел Он в Капернаум; и слышно стало, что Он в доме. Тотчас собрались многие, так что уже и у дверей не было места; и Он говорил им слово».
Напоминаю, что у дверей места было в принципе немного.
Мк. 2:3–4 «И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо; и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопав ее, спустили постель, на которой лежал расслабленный».
Восточные дома имели не двухскатные, а плоские крыши, на которые можно было выйти в период вечерней прохлады. Часто крыша одного дома служила площадкой для другого, потому что дома могли строиться на разных уровнях. То есть, чтобы попасть на крышу дома, не обязательно нужно было туда залезать. История с подъемом парализованного в носилках на крышу дома, чтобы потом через крышу его спустить, все-таки сложнее, чем просто попросить всех расступиться. Поэтому на крышу они попадают, судя по всему, достаточно просто: обойдя по другой улице и попав в дом, стоящий на более высоком уровне. Они раскапывают крышу, что само по себе довольно дерзко. Но у этих людей есть совершенно четкое намерение и стремление представить парализованного перед Иисусом, и они его выполняют.
Мк. 2:5–12 «Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! прощаются тебе грехи твои. Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих: что Он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога? Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для чего так помышляете в сердцах ваших? Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, – говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой. Он тотчас встал и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: никогда ничего такого мы не видали».
Здесь нужно учесть, что древний оригинальный текст (точнее, самые древние кодексы) не содержит пунктуации. Это сегодня мы видим двоеточия, кавычки, восклицательный и вопросительный знаки, запятые, точки, пробелы, разбивку на стихи, разбивку на главы. Наиболее древние кодексы представляют собой картину, достаточно сложную для нашего восприятия. Так выглядит фрагмент одного из наиболее древних кодексов – Синайского . Обратите внимание, здесь нет пробелов и знаков препинания. Здесь появляются какие-то знаки и надписи на полях, но сам текст сплошной. Это важно по той причине, что в некоторых случаях текст можно разбить по-разному – как в знаменитой фразе «казнить нельзя помиловать», где от постановки запятой смысл текста меняется до противоположного. А если в целом тексте нет знаков препинания – тем более не всегда понятно, что с ним делать. Есть определенные приемы, которые помогают понять, где начало слова или предложения, а где конец. Например, для этого служили Ъ (ер) и Ь (ерь). Сейчас они перестали обозначать звуки и превратились в знаки для указания на твердость или мягкость согласного. Но в старославянском тексте они означали придыхание, то есть ослабленный гласный звук, который чаще всего употреблялся на конце слова (в дореволюционных текстах они еще использовались). Поэтому Ъ и Ь помогали определять границы слов в тексте, написанном без пробелов.
Но вот границы прямой речи и знаки препинания нельзя определить никак иначе, чем по смыслу. И не всегда этот смысл можно понять однозначно. В синодальном переводе кавычки не стоят (когда он делался, были немного другие правила русского языка), но можно прочитать так: «Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: “Для чего так помышляете в сердцах ваших? Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи?”» В этой версии Иисус сам задает вопрос: «Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи?» Но знаки можно расставить иначе – таким образом, что вопрос, что легче, станет содержанием помыслов книжников: «Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: “Для чего так помышляете в сердцах ваших: “Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи?”».
То есть здесь прямая речь книжников стоит внутри прямой речи Иисуса – он формулирует, что про себя помышляют книжники (выделено жирным шрифтом). И действительно, судя по всему, это и есть то, о чем думают книжники. Действительно, ведь легче сказать «прощаются тебе грехи» – результат этих слов невозможно проверить и нельзя доказать. Подобными фразами можно разбрасываться безнаказанно, любой может сказать: «Так, люди, прощаются вам ваши грехи». Не факт, что кто-то после этих слов почувствует себя прощенным. Кстати, это касается и института исповеди. То, что над тобой прочитали молитву, еще не означает, что ты почувствовал себя прощенным. Здесь много субъективного, это неизмеримый показатель, его вообще никак нельзя проверить. Зато звучит эффектно: «прощаются тебе твои грехи». Поэтому мысли книжников просты: он грешник, он богохульствует, а еще он жулик, ведь это же проще – сказать «прощаются тебе твои грехи», а попробуй сказать «встань и иди».
Здесь есть еще один интересный момент. Иисус сотворил уже много чудес, но про них как будто постоянно забывают, хотя кто-то рассказывает об исцелениях, и к нему стекаются толпы. В этом есть противоречие: с одной стороны, он постоянно скрывает свои чудеса, с другой – все про это знают, а с третьей – кажется, как будто никто не знает, и вообще он впервые начинает их совершать. Противоречие можно разрешить, если понять, что эти действия имели не такой масштаб, как мы себе представляем. Христос мог находиться каждый раз в новой социальной группе, где о его действиях еще ничего не было известно.
В данном эпизоде действие происходит в Капернауме, где Иисуса точно видели и знают. Почему же книжники недовольны его действиями, если он исцеляет людей? Дело в том, что, совершая все эти чудеса, Иисус постоянно говорит слова, вызывающие смущение, негодование, гнев, открытое раздражение. В итоге то, что он делает, оценивается положительно, но то, что говорит, – нет. В этом и заключается диссонанс восприятия его действий, особенно для религиозно настроенных людей.
Мк. 2:10–12 «Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, – говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой. Он тотчас встал и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: никогда ничего такого мы не видали».
«Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи» – здесь мы сталкиваемся с частым самообозначением Иисуса «Сын Человеческий», он регулярно так себя называет. Это выражение встречается в Ветхом Завете – Иисус его не выдумывает, а заимствует оттуда. Позднейший церковный дискурс зацепился за этот фразеологизм как за его самосвидетельство, что он есть истинный человек в дополнение к тому, что он также и Бог. Впоследствии эта фраза – «Сын Человеческий» – была даже внесена в определенные догматические формулы (те же халкидонские ) как основание того, что он есть истинный Бог и истинный человек, то есть этим самоназванием Христос подчеркивает, что он – человек. Но это похоже на подгонку фактов под заданную идею.
«Сын Человеческий» – специфическая восточная словесная конструкция, которая не подразумевает никакого пафоса и просто значит «человек, сын человека». Для этой культуры характерно в определении человека обращаться к теме отца. Например, используются ругательства типа «сын осла», что, по сути, означит «ты осел». Но сказать «ты – сын осла» – это не просто обозвать ослом, это еще и предков назвать ослами, то есть оскорбить весь род. Если учесть родовой характер древней религиозности, определение человека через качества отца – естественный прием. Поэтому самообозначение «Сын Человеческий» – это не что иное, как калька восточного «человек».
Итак, когда Христос говорит: «Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи», – кого он имеет в виду – себя или человека вообще? Можно истолковывать это, исходя из уровня восприятия текста. Если мы воспринимаем его исключительно как рассказ о Всевышнем, проповеднике или чудотворце, то, конечно, он говорит про себя. Но если мы вернемся к идее, что это повествование предлагает некоторый принцип узнавания, что каждый должен сам для себя что-то открыть внутри этого повествования, а главное – внутри этой Благой Вести, то это утверждение Христа – открытие некоторой внутренней реальности. Об этом будет еще много слов – например, «Царство Божие внутри вас, и не придет оно заметным образом», и все многочисленные притчи, которые рассказывают о том, что Царство Божие сокрыто, как зерно, которое никто не видит. Все это постоянно возвращает читателя к внутреннему созерцанию, переводит внимание с внешних событий на внутреннюю реальность – как дзенские притчи и коаны , которые имеют внешний сюжет, но направляют к внутреннему созерцанию. Вся мистическая поэзия построена таким же образом. Весь этот текст, по сути, предлагает нам некоторые события, которые должны перенаправить вектор от внешнего к внутреннему. И вопрос, какой же именно человек имеет власть прощать на земле грехи, является здесь фундаментальным.
Вернемся к истории с прокаженным. По сути, касаясь его, Иисус уничтожает дистанцию, соглашается с тем, что этот прокаженный не является великим грешником, что эта болезнь – не наказание за какие-то скрытые грехи. Он его принимает. Он говорит: «Прощаются тебе твои грехи», – это значит: «я против тебя ничего не имею», «я тебя принимаю». Здесь уместно вспомнить, что некоторые болезни имеют психосоматическую природу. Например, когда человек чувствует, что по отношению к его речи окружающие настроены враждебно, не дают ему права голоса, но потребность высказаться есть – начинается ангина (это будет психосоматическая ангина, хотя бывает и другая). Если на человека взвалено очень много обязательств, от него многого ждут – у него начинает болеть спина. Существует немало других подобных примеров. Но если тому, у кого ангина, вдруг кто-то говорит: «Мы поняли, что ты хотел сказать, говори», – если устранена внутренняя причина, ангина может пройти очень быстро, потому что она имеет причину не бактериальную, а психосоматическую. То есть принятие человека может вернуть кого-то в обычную человеческую жизнь, исцелить его. Именно поэтому Христос касается прокаженного, хотя этого делать нельзя.
Когда Христос говорит: «Прощаются тебе грехи твои», – это значит: «Ты теперь можешь ходить, можешь делать, что угодно». Также и фраза, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, представляет собой перенос акцента с Бога, который прощает грехи, на человека, который прощает грехи. И это не про то, что «я среди вас Бог». Это вот о чем: «Вы сами друг другу как боги, и пока вы друг к другу имеете претензии, вы и болеете. Причем болезни могут быть не только внутренними, но и внешними. А вот если этих претензий не иметь, то и реальность меняется». Кстати, в другом месте Христос прямо будет об этом говорить: «Прощайте, и будет прощено вам». Чтобы наступила новая реальность, нужно совершить акт прощения. И должны его совершить все. В данном случае Иисус эту функцию берет на себя и говорит: «Прощаются тебе грехи». По большому счету это театрализованная притча, пророческое действо. Вообще, у пророков доминирующей формой не всегда были слова, но часто – театрализованные действа, они часто изображали какие-то сценки, чтобы что-то продемонстрировать. Здесь происходит то же самое. Иисус берет эту функцию на себя как бы от лица Бога – то есть если вы ждете, что с неба спустится особая милость, и Бог придет прощать ваши грехи, ждать можно очень долго. Но ваши грехи в первую очередь друг против друга. Оставьте претензии, простите друг другу, и тогда реальность изменится. И вся эта притча заострена именно на этом акценте. Книжники говорят: «Кто может прощать грехи, кроме Бога?» И Христос дает им ответ и сразу же демонстрирует это на практике. Люди сами должны это делать, потому что они и есть те самые боги, которые наказывают. Имея друг к другу претензии, люди формируют определенную реальность: если вы затыкаете кому-то рот – он немеет, если вы говорите кому-то «замри» – он может замереть. Это про силу человеческого слова и силу человеческого прощения.
«Он тотчас встал и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: никогда ничего такого мы не видали». Неужели они никогда не видели, чтобы парализованный был исцелен? Возможно. А возможно, они не видели совсем другого – реальности, в которой человек совершает то, что вроде бы не должен.
