Глава 9
Молодой бурят валялся без сознания недолго. Я даже подбежать к нему не успел, как он резко, словно его кто за веревочки дернул, подскочил на ноги. И всё бы хорошо, да только когда красноармеец Баяндуев повернул к нам своё лицо, вдруг приобретшее цвет слегка недоспелого баклажана, стало понятно, что с ним что-то явно не так. Причём, очень и очень сильно не так!
Отгадайте, чьи черты я увидел в его лице? Вот-вот, я думаю, что и вы бы его сразу признали — вместо раскосой физиономии бурята-красноармейца Баяндуева на меня взглянула мерзкая харя первожреца-умертвия. И откуда это он, интересно, здесь взялся. Ведь я видел, как его проклятую душу запылесосила воронка, созданная Смертью. И мой потусторонний брат-всадник это проконтролировал.
Однако ж — нате, вот эта тварина стоит передо мной и нагло скалит острые игольчатые зубы, невесть каким образом отросшие у Баяндуева. А парнишка-то, оказывается, не только весьма одарённый шаман, он еще и полноценный медиум[1]! Я читал об этом в веде.
Это весьма и весьма редкий талант — полноценный медиум способен не только служить посредником между миром живых и миром мертвых, но еще и предоставлять собственное тело мертвой душе с последующим видоизменением его до параметров вселяемого в него духа.
Как в случае с этим бурятом и произошло — был Баяндуев, а превратился в дохлого первожреца, которого мы с таким трудом уничтожили с братишкой Лихоруком. Не без помощи Смерти, между прочим. И чего вновь ждать от этого утырка, сумевшего обвести вокруг пальца самого Великого Уравнителя, я не знал.
Возродившийся в новом теле мертвяк повернул ко мне свою фиолетовую рожу. Мутные и мёртвые белёсые зенки, в которые превратились глаза молодого красноармейца, тускло загорелись изумрудным светом, распространяя его и на жуткую оскаленную харю.
— Это что еще дьявольщина? — глухо спросил Фролов, выдергивая пистолет из кобуры.
— Баяндуев… Ты… это… Не пугай меня… Слышишь, Баяндуев⁈ — донесся до меня дрожащий голос сержанта Потапова. Такого представления этот повидавший всякого вояка еще не встречал. — Прекращай безобразить!
Солдатики тут же ощетинились оружием, направив стволы в своего сослуживца, изменившегося странным образом. Некоторые из них отчаянно побледнели, некоторые наоборот — испытали мощный выброс адреналина. С таким врагом их еще судьба не сводила. Поэтому они и прибывали в некотором страхе и ступоре, не зная, стрелять в тварь, которая еще недавно была их товарищем, или нет.
— Так, ребятки, не пальните случайно! — предупредил я, потихоньку выдвигаясь навстречу мертвяку, занявшему тело медиума. — А то красноармейцу Баяндуеву точно не поздоровится…
— Да он и сейчас на здорового не похож! — нервно хмыкнул за моей спиной товарищ капитан государственной безопасности. — Краше в гроб кладут, а тут страховидла такая, что кровь стынет!
— Всё-равно поаккуратнее, Лазарь Селивёрстович! — попросил я Фролова. — Может быть удастся еще Баяндуева спасти…
— Думаешь, такое лечится? — с сомнением протянул товарищ Контролёр, оценив степень изменения личности бурята. — Если только свинцом…
— Не-а, тут свинец не поможет, если только серебром. Эту тварь из его тела надо в ближайшее время вытащить — тогда спасём, — убежденно произнёс я, зная из записок прародителя Никитина о поразительной выносливости медиумов. Афанасий описывал один случай, произошедший с ним в Индии, так там один медиум-брахман носил в себе подобного «подселенца» несколько лет, а по окончании даже с ума не сошёл.
— Вот именно, если… — процедил сквозь зубы Фролов, продолжая держать на мушке изменённого Баяндуева.
— Какого хрена припёрся, твоё мертвейшество? — крикнул я, чтобы хоть как-то отвлечь дохлого утырка — за его спиной уже давно парил в воздухе мой «дух-спаситель» — братишка Лихорук, собственной персоной.
Мы уже перекинулись с ним парой мысленных фраз, обсудив, как будет лучше спеленать эту древнюю гадость, чтобы не причинить слишком большой ущерб бедняге Баяндуеву. После того, как я его отвлеку, братишка материализуется за его спиной, а я пособлю ему в этом.
К тому же я подготовил одно действенное (правда, на обычных людей) заклинание, которое должно было на некоторое время его парализовать. Ну, а там подыскать что-нибудь соответствующее — обряд экзорцизма какой-нибудь, чтобы эту гадость из Баяндуева выкурить.
Но всем моим планам не суждено было сбыться: вечерние сумерки неожиданно сгустились, словно заходящее солнце накрыла непроницаемая для света грозовая туча. Я увидел, как побледнели лица солдат и моих товарищей, как задрожали руки у некоторых бойцов, лбы покрылись холодной испариной, а в глазах застыла смертная тоска.
А как еще им реагировать, если на лесной полянке во всем своём величии материализовался четвертый всадник, да еще и верхом на своем бледном жеребце, похожим на настоящее исчадие ада. Сухо защелкали бойки на автоматах и винтовках солдат, у которых, не смотря на мои предупреждения, сдали нервы.
Да и не мудрено — не каждый простак, да и одарённый тоже, может выдержать ауру Смерти, которая плотно накрыла собой лесную поляну. Но никаких выстрелов не последовало — сила моего «потустороннего» братца легко нейтрализовала человеческое оружие. Думается мне, что даже если бы и последовали выстрелы, убить этим повелителя смерти просто невозможно.
Остановив костяного скакуна, который распахал своими копытами половину поляны, Смерть легко выскочил из седла и прочно утвердился на земле уже на своих двоих. А после, используя свой инструмент, как посох (лезвием вверх), медленно приблизился к нашей дружной гоп-компании.
— Прости, брат Чума, — гулко произнес он, сверкая глазами из темноты глубокого капюшона, — не доглядел… Слишком шустрый покойник попался…
Ага, это он про хозяина могильника, не иначе. Действительно шустрый, ускользнуть от Смерти — это вам не фиги воробьям показывать! Но далеко убежать дохляк не смог — бледный всадник лишь бесстрастно взмахнул рукой, как бедного бурята выгнуло дугой, а затем приподняло в воздух, и распяло «крестом» неведомыми мне силами, которых я даже в магическом зрении рассмотреть не сумел.
— Я всё равно вернусь! — прохрипел Баяндуев, пуская кровавые пузыри из порезанных острыми зубами губ. Всё-таки, в отличие от хозяина могильника, бурят был живым, хоть сейчас и напоминал всем своим видом натурального мертвяка. Вот прямо один в один. — Вернусь, и отомщу! — продолжал хрипеть одержимый духом медиум. — Всем вам отомщу! А особенно тебе, ведьмак!
— Закрой один глаз, утырок! — совершенно по-дурацки схохмил я — так у нас в начальных классах детишки друг друга подкалывали, но мертвяк отчего-то повелся.
— Зачем? — затупил он совершенно не по-детски, но один глаз неожиданно закрыл.
— Размечтался, одноглазый! — ошарашил я его своим ответом. — Аривидерчи, бейби!
— Ха-ха-ха! — вдруг гулко расхохотался мой бедный брат, подрагивая всем телом, завернутым в ветхий запыленный плащ. — Действительно, размечтался.
Затем Смерть всё так же неторопливо подошел к валяющейся черепушке, послужившей источником беды, наступил на неё бледной ногой, обутой в простую открытую сандалию из кожи. И оторванная Лихоруком голова первожреца была раздавлена совершенно без сопротивления, словно перезревший арбуз. В течение следующего мгновения её остатки рассыпались могильным прахом, который был принят землей.
— Приношу свои извинения, брат Чума! — Чопорно поклонился мне Смерть. — За то, что недоглядел. Обещаю, больше он не вернётся! — Высунувшаяся из-под лохмотьев рука Бледного всадника, больше всего смахивающая на скелетированную кисть, звонко прищелкнула костяшками пальцев.
Черный сгусток с жутким воем вырвался из тела молодого красноармейца и метнулся к Смерти, который и ухватил его «за шкирку» той же самой рукой. Баяндуев же, вернувший, наконец, свой истинный облик, был аккуратно опущен на землю, где и затих, мерно и спокойно задышав, как во сне.
Смерть в мгновение ока оказался на спине своего огромного страшного жеребца, от которого отходила волна жуткой энергии, отдающая «привкусом» открытой свежей могилы. Бледный наездник ударил коня пятками, тот взвился на дыбы, и заржал, заставив всех присутствующих побросать оружие и закрыть себе уши ладонями. Иначе выдержать этот звук не представлялось возможным. Всем, кроме меня.
— Ищи себя быстрее, брат Чума! — прокричал мне на прощание четвёртый всадник. — Сдерживать Войну нам всё сложнее и сложнее! Этому миру еще рано уходить на перерождение — не все варианты использованы! — И он исчез, а вечерние сумерки вновь посветлели. Дышать стало легче, и вселенская тоска, сжимающая и моё человеческое сердце, убралась восвояси вместе со Смертью.
— Охренеть, не встать! — выдохнул за моей спиной дедуля. — Это была сама Смерть?
— Был, — поправил я своего старика. — Смерть, он же четвёртый всадник Апокалипсиса, он же Всадник на Бледном коне — мужского рода…
— Понял, — кивнул Чумаков. — Слушай, Ром, а чего это со всеми остальными такое творится?
Я оглянулся по сторонам, кроме моего деда, профессора Трефилова и мирно посапывающего на земле красноармейца Баяндуева, все остальные представляли собой застывшие манекены, тупо пялящиеся в пустоту. Как бы мой очередной братик не переборщил с воздействием на умы обычных простаков. Заработают еще после встречи с ним какой-нибудь рак мозга — и пиши-прощай! Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!
— А ты сам не понял? — спросил я его. — Думай, Студент!
Дед осмотрелся по сторонам, махнул рукой немного ошалевшему от увиденного профессору Трефилову, помахал ладошкой перед остекленевшими глазами капитана госбезопасности Фролова. Пока дед разбирался в ситуации, очнулся бурят. Он сел, привалившись спиной к шершавому и липкому от смолы еловому стволу, и с тяжелым стоном схватился за голову руками.
— Ну, судя по тому, что в сознании остались только одарённые: ты, я, Бажен Вячеславович и вон тот «новенький» — бурят-монгол Баяндуев, всё это как-то связано с нашим даром…
— Молодец, Ваня! — похвалил я старика за правильный вывод. — Простые смертные не могут выдержать долгое время рядом со Смертью. Нас же защищает дар, хотя, до какого предела, я тебе сообщить не могу — информация на этот счет крайне скудная. Возможно, если бы он пробыл здесь подольше — и мы бы с вами, товарищи, превратились бы в точно такие же «овощи».
— А они очнутся? — с некоторой долей страха поинтересовался Иван, озвучивая и мои невысказанные предположения. — Или…
— Надеюсь на благополучный исход, — ответил я деду. — Ведь с ребятами в могильнике ничего не случилось, просто забыли всё, что там было…
— А почему он… Смерть, — пояснил профессор, хотя можно было бы обойтись и без этого — я и так понял, — называл вас братом, товарищ Чума?
— Бажен Вячеславович, ну, уж вы-то могли точно догадаться, — укоризненно покачал я головой. — Просто вы сейчас на взводе — адреналин в крови бурлит и клокочет. Вы успокоитесь, и всё встанет на свои места.
Бажен Вячеславович сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Я даже увидел, как он, пока еще неосознанно гоняет силу по меридианам, давая ей команду «подлатать организм». Наконец, он радостно произнес:
— А ведь и правда — помогает! Знаете, я вспомнил, что вы назвали Смерть, Бледным или Четвертым всадником Апокалипсиса…
— Было, — согласился я.
— А ведь этих всадников четверо, если я не ошибаюсь, — продолжил Бажен Вячеславович. Первый всадник, восседающий на белом коне — Чума, его также называют Завоевателем. Он приносит эпидемии и пандемии. Второй всадник — Война или Раздор на рыжем коне. Он олицетворяет конфликты и войны. Третий всадник — Голод, едет на вороном коне, несёт с собой нехватку пищи, голод и страдания. Четвертый всадник — Смерть, едет на бледном коне. Всадники появляются строго друг за другом, и каждый связан с открытием очередной одной из семи печатей книги Откровения.
— Браво, профессор! — Я хлопнул в ладоши. — Точно, емко и вместе с тем коротко!
— Так, постойте! — начало доходить до профессора. — Выходит, что ваш оперативный псевдоним — «товарищ Чума», взят не с потолка…
— Хочешь сказать, Рома, — дедуля тоже не удержался, — что ты и есть тот самый Чума? Первый всадник Апокалипсиса из Библии?
— Пророческое откровение святого апостола Иоанна Богослова, — произнёс профессор Трефилов, — именно в нём встречается упоминание о Всадниках Апокалипсиса. Так вы действительно он? В самом деле?
— Честно? Не знаю, — положа руку на сердце, признался я. — Смерть считает именно так…
— Тогда отчего ты не с ними? — заинтересованно спросил дед. — Если ты всадник — твое место среди них.
— Понимаешь, Вань, какая хрень с этими всадниками происходит — они не рождаются «от сырости», как плесень, не берутся из воздуха — они используют «сосуды»…
— А это еще что за хрень? — нахмурился дед. Такое определение ему явно не понравилось.
— А, я, кажется, понимаю, о чём вы, товарищ Чума! — воскликнул профессор, легко решив еще одну логическую задачку. — Они как демоны, которые могут вселиться в человека и управлять его телом. И человек становится одержимым…
— Как Баяндуев, что ли? — уточнил мой старикан.
— Точно — как Баяндуев, — согласно закивал Трефилов. — Он стал сосудом для этого… как его?
— Умертвия, — подсказал я.
— Вот такая аналогия, — закончил профессор. — Я прав?
— Да, в основных чертах…
— Так тебя нужно спасть, дружище, от этого Чумы! — воскликнул мой старикан. — Ну, того, который всадник. Как его из тебя выкурить? Нефиг всяким всадникам из советских товарищей сосуды делать! Свободу…
Ага, Юрию Деточкину, твою медь! Или Анжеле Дэвис — со мной куда сложнее будет.
— Постой, Вань! Погоди! — Рассмеялся я. — Если с демонами можно провести обряд экзорцизма — выгнать зловредного духа из человеческого тела, то со всадниками такой фокус не проходит.
— Это почему же? — озадачился дед.
— А потому, дружище, — хлопнул я его по плечу, — сознание всадника постепенно зреет в выбранном им сосуде, незаметно сливается с его носителем, и они со временем превращаются в единое и неделимое целое. Сколько для этого потребуется времени — никто не знает. Но, как утверждает Смерть, на этот раз Чума опоздал — и первым в наш мир пришёл второй всадник…
— Война… — шумно выдохнул Бажен Вячеславович. — Я слышал, как Смерть говорила вам, товарищ Чума, чтобы вы поторопились осознать себя, иначе Война может разрушить весь мир…
— Да, вы правы, Бажен Вячеславович. Но, — я мотнул головой, — я не осознаю себя Первым всадником. И не факт, что в ближайшее время у меня это получится. Чтобы война закончилась, я готов на любые жертвы — даже стать этим чертовым Чумой! Но… Увы, это не в моих силах…
— Да не огорчайся ты, Ромка! — Теперь уже дед со всей дури хлопнул меня по спине. — Мы и без всяких всадников фрица свалим! А с твоими чудесами — так и подавно! Нам бы только этого колдунишку — фашистского упыря прищучить, чтобы он воду не мутил.
— Прищучим, Вань! И не только его, а Гитлера и всю его шайку-лейку в расход пустим!
— Вот тогда и заживём, наконец, по-человечески! — мечтательно произнёс дед.
Ну, да, возможно какое-то время и удастся пожить по-человечески, без войн и смертей, но… Думаю, что вы меня поймете и без слов…
[1] Ме́диум (лат. medium «средний»; здесь «посредник») — чувствительный индивидуум, который, как считают последователи спиритуализма (хоть зачатки медиумизма есть у всех), служит более одарённым связующим звеном между двумя мирами: материальным и духовным. Практика медиумизма также используется в вуду, кандомбле, умбанде, эзотерических традициях и парапсихологии.
