Может ли норма иметь форму патологии? Может. И происходит это там, где психика требует от самой себя сформировать какую-либо патологическую структуру, но по ряду причин не может этого сделать.

Пример. Клиентка, средних лет, оперирующий хирург, сотрудничает преимущественно с частными клиниками, профессионально успешна, социализирована. Первичный запрос: «Устала, не знаю, как вести себя с пациентами. Некоторые на мне эмоционально ездят, я каждый раз собираюсь их отбрить, но каждый раз думаю, что можно еще потерпеть. Не разрешаю себе выходные. Если разрешаю, то не знаю, что на выходных делать. Трудно сосредоточиться. Когда читаю статьи или книги по работе, то думаю о других проблемах, о пациентах. Хочу во всем этом разобраться, потому что думать устала».

Запомнили первичный запрос? Забудьте. Он несколько раз перевернулся в процессе среднесрочного (менее тридцати сеансов) анализа. Первый звоночек избыточной пластичности прозвучал сразу. Под пластичностью здесь имеется в виду, что клиент не страдает чем-то конкретным. Он лепит фигурку из страдания как такового и предлагает фигурку аналитику. Не получив от аналитика «правильной» реакции, клиент лепит новую фигурку. И еще одну, и еще. Зачем? Немного терпения.

Кл. Так. Я должна вам рассказывать про детство, правильно?

А. Вы сами хотите о нем рассказать?

Кл. Ну я просто всем психологам рассказывала. Я там всё хорошо знаю, выучила. Поэтому давайте я быстро про детство расскажу, чтобы вам легче со мной работать.

А. Предлагаю не заботиться о комфорте аналитика. Вам самой о чем хочется рассказать?

Кл. Я думала, что с вашей помощью могу отомстить. Вы же в книгах и роликах рассказываете случаи из практики. Я вам расскажу, что со мной делали. А вы расскажете всем. И… и что? И не знаю. Наверное, мне страшно, что эти люди могут снова ворваться в мою жизнь.

Дальше монолог клиентки петлял между актуальными темами и событиями прошлого. Быстро обнаружилась повышенная утомляемость и эмоциональная лабильность. Клиентка могла разрыдаться во время любой реплики аналитика. И быстро успокоиться, не получив никакой реакции (используется основной аналитический прием – фрустрация). Также клиентка нередко молча «досиживала» последние пять-десять минут сеанса, чтобы «не сболтнуть лишнего» и «не анализировать что-то опять». Это был единственный случай в моей практике, когда клиент регулярно отпрашивался пораньше.

Скоро клиентке надоело прощупывать границы и она начала раскрывать карты. Выяснилось, что она ходит по психологам, добивается от них «нужной реакции» и уходит. Осталась загадкой, что это за нужная реакция. По крайней мере, одного из специалистов клиентка «обесценила» за излишнюю эмпатию. Слово «обесценила» взято в кавычки, потому что процесс обесценивания несколько сложнее, он предполагает хоть какие-то устойчивые объектные отношения. Здесь же речь изначально идет о поиске игрушки или инструмента для примитивного отыгрывания.

Возможно, за этим поведением скрывался травматический опыт? Нет, не скрывался. Он выпячивался. Клиентка неоднократно намекала на его наличие, буквально подводила аналитика к необходимости задавать соответствующие вопросы.

Кл. Я думала про мои отношения с парнями. Если мы разберем мою травму, у меня всё станет хорошо с личной жизнью? Мне это (травма, а не что-то иное) мешает?

Ей надоело ждать. На пятнадцатом сеансе она рассказала о кошмарном сне с обилием деталей, где по квартире бродили жуткие чудовища. Особое внимание клиентка уделила не только чудовищам (их внешности, повадкам), но и интерьеру квартиры. В принципе я мог и дальше изображать непонимание, но мне тоже надоело, и я задал наводящий вопрос, который от меня ждали.

А. Что вам напоминает эта обстановка (в квартире из сна)?

Кл (заметно оживляется). Какой хороший вопрос вы задали! Это же та квартира, где меня изнасиловали!

И клиентка достаточно бодро пересказала эпизоды насилия, имевшие место в ее раннем детстве. Возвращаясь к началу случая – нет, насильник не был среди тех людей, которые плохо обращались с клиенткой плохо и которым она фантазировала отомстить моими руками (через рассказ ее случая). Пусть учится мстить самостоятельно.

А. Вы давно пытались мне это рассказать. Зачем?

Кл. Хотела проверить вашу реакцию. Другие психологи начинали меня жалеть. Если специалист меня жалеет, с ним можно делать, что угодно.

А. Вы не решались просто взять и рассказать. Вас нужно было об этом попросить?

Кл. Я сначала располагаю людей к себе. Выясняю, что им нравится. Чтобы их, ну знаете, (шепотом) совратить.

А. Но здесь решили не располагать и не ждать. Почему?

Кл. У меня появилась другая задача. Вообще я к вам пришла, чтобы избавиться от парня. Мы с ним познакомились на сайте знакомств. Я хотела чисто встретиться для секса, а он смог навязать мне сожительство, серьезные отношения. С ним мне не снятся кошмары. Снятся, но редко. Когда снятся, он меня будит и успокаивает. Но все время мысль, что надо валить. И если я о нем забочусь, то я как будто мать, и влечение пропадает.

А. Как чья мать?

Кл. Его, а чья же еще?

А. Всегда есть варианты. Его мать, ваша мать, мать как таковая.

Кл. Мне нужно, чтобы вы меня от него освободили.

Зачем задавать отвлекающие вопросы (про чью-то мать), если клиент раскрывает новую важную информацию? Именно для того, чтобы убедиться в фиксации клиента на этой информации. Если начнет отвечать на посторонний вопрос, но потом вернется к ключевой теме, значит информация умеренно важная. Если проигнорирует вопрос, то информация критически важная. Если быстро соскочит на другую тему, то либо информация «фейковая», либо наоборот – очень и очень важная, настолько, что при первой возможности подвергается повторному вытеснению.

Я объясняю вам некоторые технические подробности, чтобы вы могли применить их в отношениях. Не бойтесь задавать второстепенные и отвлекающие вопросы. Это касается множества ситуаций и не только людей, имеющих психические проблемы. Например, у вашего партнера нарастает аффектная буря или депрессивный вал. Отвлекающим вопросом вы поможете партнеру стабилизировать эмоциональный фон. Или партнер вдруг понял что-то такое важное – например, нашел очередной аргумент для своей ревности. Внезапным вопросом на постороннюю тему вы можете прервать процесс кристаллизации, то есть психика партнера банально не успеет сфабриковать «доказательства» вашей неверности.

Возвращаясь к анализу. Если задать отвлекающий вопрос в конце сеанса, то он станет пищей для сознательных и бессознательных размышлений клиента между сеансами.

Кл (на следующем сеансе). Я поняла, что напоминаю себе свою мать. Она так делала. Поэтому мне противно не от парня, а от себя самой.

А. Вам противно, потому что вы вот так проявляете заботу, потому что заботитесь именно о парне, потому что вообще заботитесь о ком-то кроме себя? (тот же прием)

Кл. Мне нужно понять, чем он меня держит. Да. У меня есть и свободное время, и я могу в любой момент сказать, что сейчас мне надо работать. Но он все равно на меня давит. Намекает, что я слишком много работаю. И никогда не говорит прямо, только задает вопросы. Вчера я ему сделала замечание. Он грязные салфетки разбросал около моего ноутбука. Я попросила так не делать. Может, голос повысила, не помню. Он обиделся, ушел. Сказал «всё нормально, не выдумывай, завтра поговорим».

Почему я не пересказываю все сеансы, чтобы показать динамику? Потому что ее не было. В какой-то момент просто сработал накопительный эффект. Клиентка поняла несколько вещей. Во-первых, что здесь не собираются ее жалеть и что не получится отыграться на аналитике. Во-вторых, убедилась, что аналитик ее безоценочно принимает и не будет навязывать «работу над отношениями», «примирение» и прочие химеры современной народной психологии. В-третьих, ей надоело играть в классический психоанализ, она захотела быстрого решения конкретной проблемы. Что ж, это мы тоже умеем.

Кл. Знаете, что было на следующий день? Мы спокойно поговорили, но он рассказал все совсем по-другому. Он стал показывать, как все типа было. Он раскидал салфетки на кресло, а не на стол! И говорит: вот так лежали салфетки, ты пришла и сразу начала на меня кричать. А у меня проблема, я когда нервничаю, у меня зажимаются голосовые связки, я не могу нормально говорить, мне надо прикладывать усилие, чтобы меня хотя бы было слышно. Получается, меня вообще за дурочку считают. Или он реально не помнит. Главное с ним еще раз не разговаривать, он опять меня убедит остаться.

А. Два вопроса. Обязательно ли разговаривать? Это именно он вас убеждает или вы тоже себя убеждаете?

Кл. Разговаривать вроде как необязательно, но надо. Это как контракт. Ну да. Он же и начал знакомство с контракта. Я приехала на свидание ради секса, а он обстоятельно стал расписывать, кто что должен делать в отношениях. Раньше я всегда быстро выходила из отношений. Сбегала. Я подрабатывала на разных работах, когда училась. На новом месте выбирала того, кого все считают миленьким. Вот. Меня же нельзя заподозрить, что я кого-то соблазнять начну. У меня внешность немного интеллигентная, мышиная. И разговариваю я, как ботан. Хотя внутренний голос у меня гопник. Я втираюсь в доверие, начинаю дружить, потом позволяю себя соблазнить и быстро исчезаю.

А. Почему здесь схема дала сбой? (никаких попыток анализировать схему)

Кл. Контракт. Он типа со мной заключил контракт.

А. Получается, вашу привычную стратегию лишили конечной цели. Втереться в доверие, совратить (возвращение речи, было выбрано ключевое слово, которое клиента ранее произнесла шепотом) – вот такая была цель, результат. Ваши действия подчинялись конечной цели. Все, что вы делаете сейчас в этих отношениях, ориентировано не на результат, а на процесс. Не ради достижения цели, а ради соблюдения контракта. А соблюдать контракт можно вечно, если в нем не указаны сроки.

Кл. Да. Надо всегда соответствовать. Раньше был результат – пришла, втерлась в доверие, использовала – можно убегать. Сейчас надо все время работать. Как будто мне основной работы мало.

А. Что было обещано вам?

Кл. Забота, понимание, некоторые расходы он на себя брал. И сам просил сразу говорить, если что-то не нравится. Даже ругался, ну не всерьез, ворчал, «почему не сказала, почему не сказала, говори сразу». А я сразу сказала, и вот он обиделся.

А. Получается, условия контракта нарушены?

Кл. А, да, получается. (остаток сеанса, более пяти минут, клиентка молчала)

На следующем сеансе клиентка рассказала, что собрала вещи и съехала. Особых эмоций она по этому поводу не испытывала. В голосе выражалась исключительно усталость и небольшое облегчение, как будто взяла на прогулку не сумочку, а туристический рюкзак и наконец-то этот рюкзак сбросила. Стояли ли за поведением клиентки скрытые тормозящие мотивы? Играл ли партнер на ее чувстве долга? Имел ли место невроз или ПТСР? Нет. Все объясняется проще – истероидной дефицитарностью. Клиентка не имела опыта сепарации и разноплановых объектных отношений. Она отыгрывала сценарий соблазнения и бегства, который формально может указывать на истеричность либо истероидность. Однако 1) психопатией она не страдала, будучи в целом адаптивной, 2) сложных невротических структур у нее тоже не было, 3) эмоциональная сфера не скудная, но как будто уплощенная.

Учитывая общее психическое и социальное благополучие клиентки, я не стал бы искать органические или клинические корни ее дефицитарности. Пережитое насилие (если только оно было реальным фактом биографии, а не способом впечатлить психолога), безусловно, внесло вклад в психосексуальное развитие. Проблема в том, что знание об этом опыте и его эмоциональное переживание оказались разведены по разные стороны сознания. Произошла изоляция аффекта – психическая защита, которая гораздо проще, чем вытеснение (насильственное забывание). И вообще в течение анализа не было обнаружено ни вытесненных воспоминаний и мыслей, ни их косвенного влияния. Клиентка всё прекрасно осознавала и игралась мыслями, как кубиками, собирала из них различные сюжетные комбинации, чтобы выжать эмоции из себя или из аналитика.

Заметьте, что травматический опыт не обязательно оставляет психическую травму. Он может оказать влияние на общий ход развития, может даже отпечататься на органическом уровне. Так, длительный стресс ведет к «усыханию» гипофиза. Но это некая интегральность, предпсихический уровень. Его повреждение должно отразиться на всей психике, а не отдельных ее структур. Более того, формирование гипертрофированных специфических структур (невроз, психоз) в таких условиях является попыткой психики получить гиперкомпенсацию, самоисцелиться от травмы.

В случае клиентки ее психика лишь имитировала травматизацию, чтобы заполнить пробел в эмоциональном развитии. Она пыталась натянуть бельевые веревки в надежде, что они зазвучат как струны истерической арфы. Не получилось. Оставалось только выжимать эмоции из других, наблюдая со стороны и пытаясь интроецировать (вобрать в себя) – форма викарного научения. Ассоциация с убийцей из «Дома, который построил Джек», учившегося демонстрировать эмоции перед зеркалом, не точная, хотя и показательная. Более уместно вспомнить «Корпорацию монстров», где глава корпорации понял, что дети больше не боятся страшилищ из шкафа, поэтому их крик (ценный ресурс по сюжету) надо искусственно добывать с помощью «криковыжималки».

Это не всё. В отечественной психологии развития известно понятие зоны ближайшего развития. Это та деятельность, которую ребенок еще не может выполнять сам, но уже может выполнять при помощи взрослого. Постепенно помощь взрослого уже не требуется – значит, ребенок освоил навык. Или, на языке Выготского и Леонтьева, произошла интериоризация. Вспомогательные внешние инструменты (в данном случае, помощь взрослого) переварились в психике, стали внутренними. Обратный процесс – экстериоризация, когда человек лишается психической автономии и вынужден решать свои проблемы за счет других или исключительно в присутствии ценных объектов.

Соответственно, клиентка не умела расставаться – ей потребовалось присутствие проверенного (ею же) аналитика и своего рода индульгенция. Входить и находиться в отношениях она тоже не умела – партнер случайно «попал», предложив практически трудовой договор. Заботу и хорошее отношение партнера она принимала «в рамках договора». Сравнивать вклад клиентки и ее партнера в сохранение, динамику и распад отношений я не берусь, не обладая даже близко полнотой информации.

После решения задачи с расставанием клиентке было предложено досрочно закончить анализ. Клиентка радостно согласилась на такой исход. Здесь нужно уточнить, что в моей практике предусмотрены «абонементы» – клиент единовременно оплачивает десять сеансов, получая скидку (и бессознательную гарантию, что психоаналитик от него не откажется). До конца абонемента клиентке оставалось еще три сеанса. Каюсь, я не горел желанием продолжать, строго говоря, бессмысленную работу. Обсуждая этот момент на супервизии с Игнатием Журавлевым, мы так и не пришли к однозначному выводу – стоило ли мне «дожимать» абонемент до конца или поступить так, как я поступил.

А. Получается, анализ вам больше не нужен.

К. Да. Я получила, что хотела.

А. Предлагаю варианты. Можем проработать моменты (перечисляю темы), которые также вас беспокоят. Или могу просто вернуть вам часть средств и отпустить с миром.

К. Вы не представляете, как мне сейчас легко стало. Я очень обрадовалась. (на этот раз радость в голосе клиентки действительно звучала)

А. Хорошо. Тогда еще несколько замечаний касательно вашей психической организации (…).

К. Ага. Получается, меня еще лечить и лечить. Значит, анализ мне еще нужен.

А. Вы сами-то чего хотите?

К. Не знаю. (молчит, напряженно следит за временем, ровно на последней секунде нарушает молчание) Все, обсудим в среду. До свидания.

На следующий день я пришел к выводу, что на подобную имитацию бурной деятельности я не подписывался и попросил (по переписке) клиентку прислать реквизиты. Получив реквизиты, перечислил клиентке часть платы за абонемент. Клиентка не возражала. Обладая базовыми знаниями о дефицитарности, вы легко поймете логику моего решения, но на тот момент я действовал скорее интуитивно.

Моя работа здесь была закончена, хотя и начинаться-то не должна была. Фактически, в мои обязанности входило не столько вести анализ с помощью фрустрации, сколько фрустрировать сам запрос на анализ. То ли чувствуя некую незавершенность, то ли из вежливости, то ли ради еще одного эксперимента, я спустя несколько дней предложил клиентке итоговый сеанс с сопутствующим разбором полетов (включая анализ переноса и контрпереноса, поиск способов компенсации дефицитарности). Притом клиентка имела право прервать сеанс в любой момент. За каковое предложение был заслуженно забанен.

И только тогда ощущение завершенности пришло ко мне. Контрперенос (бессознательная реакция аналитика на перенос со стороны клиента) на дефицитарных клиентов всегда примитивный, но тяжелый. Вероятно, этой пост-коммуникацией мне удалось абортировать эту индуцированную клиенткой структуру, но уже из моего (а не ее) бессознательного. В самом деле, мне было решительно нечего предложить, какие бы теоретические конструкции я на тот момент не выстраивал. Не хватало еще вместо психоанализа заниматься поддерживающей терапией.

Мне хочется верить, что это жалкое подобие анализа послужило клиентке зоной ближайшего развития. Вероятно, навык сепарации не был освоен клиенткой в подходящий период. Анализ, дай Бог, закрыл этот пробел, и теперь клиентка умеет самостоятельно выходить из отношений, не впадая в крайности. Впрочем, пусть эта излишне оптимистичная гипотеза не выходит за рамки контролируемого профессионального самообмана. Конец примера.

Возвращаясь к вам, отслеживайте ощущение, будто вам нечего предложить партнеру. Вполне возможно, что ему ничего и не надо, кроме игр в танки и пива. Ну нет в его психике структур, предназначенных для работы с чем-то более сложным. То же касается и партнеров, которые когда-то пережили травматический опыт (но не саму травму). Им снятся кошмары, а вы ночью дежурите у постели с мухобойкой и отгоняете чудищ. Вот и вся ваша роль.

В предыдущих отношениях вы дарили тепло, заботу, с вами было интересно, партнер звал вас на подвиги, вы его тоже на край земли посылали. Движуха была. Вы друг другу много давали, друг от друга много требовали и ждали. А здесь вдруг вы ничего не можете предложить, кроме ночных дежурств! Это у вас запал иссяк? Нет. Это партнеру ни от вас, ни от себя, ни от жизни ничего не надо. Оставьте его в покое. Партнер с заниженными требованиями порой опасней, чем с завышенными.