Горшок, или Игра, как способ избежать близости

– Милая, почему вы называете своего сына потомком? Ведь проще сказать «ребенок» или «сынок».

– Сейчас увидите, – отвечает милая и кричит в соседнюю комнату, – Сыночек, иди спать.

После троекратного повторения просьбы из комнаты слышится раздраженно-обиженное:

– Ма, потом…

Игра в «Горшок»

Часов в шесть мама приходит домой, забирает ребенка из садика, или отпускает няню. Папа приходит с работы, они ужинают. Ребенка отправляют поиграть. Папа убирает посуду. Потом читает газету, мама пьет чай и смотрит сериал.

Мама, пробегая мимо детской с блюдечком печенья, роняет на ходу:

– Через час спать, а то опять тебя утром не разбудишь.

Проходит час.

– Собирай игрушки и ложись, – мама направляется в ванную, по дороге связывая волосы в пучок, через 20 минут она курсирует в обратном направлении с маской на лице: «Немедленно собирай игрушки!»

Белая глина выглядит прикольно – ребенок провожает ее взглядом и продолжает играть в паровозик (днем ему даже не приходило в голову, что это настолько интересно).

Теперь от маски остался только штрих на щеке, мама в дверях взволнованно обращается к сыну:

– Ты же обещал, Гриша! Ну почему я должна каждый день… – доведенная мама кидает грустный взгляд на отца, тот откладывает газету…

– Ну, ма, – усталая реплика хозяина положения не сопровождается поворотом головы, но вдруг переходит в фальцет: Мама!!!!!!

Ворот юного повелителя железной дороги, а также его свобода, воля и все тело сминается громадной папиной рукой, ноги взмывают ввысь, земля теряет силу притяжения, смятенная душа летит над Череповцом и вслед за телом падает на кровать в детской: Мама!!!! Уу-уу!!!

Мама кидается, обнимает ребенка, утешает, гладит по голове, приговаривая слова любви. Ребенок засыпает. Не будить же – он и так совсем не высыпается. Мама тихо ложится поверх одеяла рядом с сыном и поджимает ноги.

Папа в спальне дочитывает газету и грустно выключает ночник.

Дорогой читатель, как вы думаете, это – игра?

Откуда вы это знаете?

Ну а помимо названия главы?

Согласен, это интуитивно ясно, но имеет смысл четко артикулировать – в игре всегда есть жертва и преследователь.

Кто жертва, кто преследователь в игре в «Динамо»? Здесь понятно. Тот, кого посылают подальше, – всегда жертва, даже если он этого не заслужил.

Кто в игре в «Горшок» – жертва, а кто – преследователь?

Кто обломался, тот и жертва. Но кто именно обломался? Я вас специально ввожу в заблуждение – задаю вопрос, на который нет однозначного ответа.

Сначала вроде жертва – мама, которую цинично бортуют, потом ребенок конкретно огреб, и в итоге, папа с газетой на двухспальной кровати один – жалкое зрелище.

В диаде «мать-ребенок» – мать всегда оказывается жертвой, а ребенок имеет то, что хочет. Так в этой игре закреплено.

В паре «мама-папа» – вроде бы наоборот: папа жертва, а мама преследователь, – но это не совсем так.

В игре в «Горшок» кроме жертвы и преследователя появляется третья фигура – спасатель. Мы получаем треугольник: жертва, преследователь, спасатель.

Ребенок преследует маму, эта игра продолжается какое-то время. В какой-то момент мама жалуется папе – в этот момент папа становится спасателем. Папа бежит к ребенку, спасая маму, но когда он добегает до сына – то становится преследователем, а ребенок – жертвой. Как только мама увидела, своего летящего ребеночка-жертву, «страдающего из-за этого козла», мама сразу стала спасателем. В итоге мама, засыпая, обнимает любимое чадо и мстит козлу за грубость, – одиноко читающий папа становится жертвой, а она – преследователем.

Эта психологическая модель взаимодействия называется треугольником Карпмана. Был такой психолог Стивен Карпман, который подробно исследовал динамику такого треугольника отношений, опубликовал свои выводы в 1968 году и в его честь подобную систему мучительных ротаций назвали «треугольником Карпмана». Что интересно, роли в треугольнике Карпмана все время меняются именно в определенном порядке, на один шаг. Что же заставляет эти роли меняться именно в таком порядке?

Подчеркнем существенный момент – избегание близости происходит здесь с самого начала со стороны обоих родителей. Ребенок изначально хочет близости и общения, удовлетворение этой естественной потребности является необходимым условием нормализации его сна. Однако, оба родителя заняты своими играми (гаджетами, хлопотами, работой). Ребенок ждет, когда к нему подойдут и уложат спать. Ему искренне нужен душевный покой, который он в норме может обрести именно в общении с родителями. Потребность естественная, но ребенка каждый день кидают, поэтому он в ответ без зазрения совести кидает маму, игнорируя ее просьбу. Тогда мама обращается к отцу за помощью, но отец также не настроен давать ребенку свое внимание и общение, которое помогло бы ему заснуть. Вместо человеческой помощи отец пытается решить проблему технически, выкидывает малыша как предмет, который мешает ему поскорее добраться до матери. Теперь матери ребенка жалко, ее чувство обиды трансформируется в вину перед ним, теперь она обижена на отца. Мать бежит спасть ребенка, однако, сейчас у сына уже нет сил на общение. Теперь она отдает ему не общение, а себя. В каком-то смысле он отбивает мать у отца. Это источник его будущего чувства вины перед отцом, однако, в рамках игры он выиграл маму. Однако, ему этот выигрыш тоже даром не пройдет – когда он решит жениться, отбитая мама заявит свои права.

Это место сложное, я сам в нем путаюсь, давайте вместе разбираться.

Пара «мама-ребенок». Мама пробегает мимо него снова и снова, каждый раз она говорит: «Иди в кровать», – или что-то типа того. Ребенок либо говорит: «Ага», – либо вообще ничего не говорит, просто делает, что хочет, и мать ему – не помеха. Как вы думаете, когда мама уже в сотый раз говорит: «Ложись спать!» – что чувствует ребенок?

Ему, конечно, все интереснее играть в паровозик. Тем временем появляется чувство вины. Ведь ребенок отлично понимает, что мама его просит три часа к ряду, что спать все равно придется, а завтра – вставать. Когда часы бьют 12, он понимает, что пора получить по мозгам, что он загнал себя в ловушку.

Что чувствует мама? Обиду. Это понятно. В самом деле, она три часа старается и хоть бы хны.

То есть, у них возникают парные невротические эмоции «вина-обида». Как вы думаете, ее обида возрастает сама по себе или потому что ребенок показывает свою вину?

Конечно, половинки притягивают друг друга. «Шапочники» срывают шапки с тех, кто показывает поведение жертвы. Женщина из прошлого примера демонстрирует своими действиями: «Ты хотел – пожалуйста! Даже взяв меня, ты меня не получишь». Это – довольно распространенное поведение персонажей игры в «Динамо».

У ребенка появляется чувство вины, а у матери чувство обиды. Когда чувство матери становится невыносимым, мать ищет из безвыходной ситуации защиты у мужа. Муж чувствует вину, потому что должен защитить мать, а не читать газету. Он ищет выхода из этой безвыходной ситуации и бежит к ребенку, постепенно начиная чувствовать обиду вместо вины (в конце концов хватит уже над матерью издеваться!). Ребенок, который вначале испытывал чувство вины, в полете чувствует уже обиду. Мать вначале чувствует обиду и беспомощность – она говорит отцу: «Помоги мне», – но, видя его жестокость, начинает чувствовать вину. Теперь она хочет защитить сына – тут уже мать – спасатель. Треугольник «щелкает» каждый раз на пике эмоционального напряжения.

– Ну, и нафига нам этот треугольник Карпмана? – спросите вы.

Дело в том, что эта ситуация повторяется изо дня в день в разных контекстах, у разных людей. Давайте разберемся, зачем это происходит?

Ну, во-первых, если отец еще почитает перед сном годок-другой, а может и раньше, у него, скорее всего, появится своя спасательница – секретарша.

У матери есть совершенно объективная причина, почему она спит с ребенком: «Вы хотите, чтобы он два часа кричал? Чтобы кричал всю ночь и наорал грыжу? Или температуру?» – спросит она. Но почему ребенок орет? Почему у него ночные страхи? У него есть своя выгода – он получает маму в постель.

Что хорошего маме дает игра?

Для чего маме нужно, чтобы ребенок страдал от фобии или энуреза? Чтобы располагать собой по вечерам, делая то, что ей хочется или нужно, и при этом ощущать себя хорошей и нужной.

Дорогой читатель, давайте не будем торопиться кидать камень в маму – она может быть реально занята под завязку, разрываясь между работой и домом, уборкой и сыном. В этой ситуации даже честное признание: «Сыночек, поиграй сам. Сегодня мне до тебя!» – это уже шаг от игры к реальной близости и с сыном, и с мужем.

Многие семьи предпочитают игру. Зачем? Игра – мощная пружина, организующая всю систему.

Каждая семья проходит через искушение играми. Либо жить игрой, либо выбрать что-то другое. Это искушение игры постоянно стоит рядом с нами. Оно очень естественно, даже выгодно, с биологической и социальной точек зрения.

Какова функция игр в семье? Это удобные взаимоотношения.

Чем они удобны? Они обеспечивают устойчивость системы.

Зачем семье нужны эти нити? Если нет игры, то не понятно, что дальше делать.

Когда ребенку два месяца или два года – трудно, но ясно, что делать. Более того, часто эти трудности и многочисленные обязательства сплачивают родителей. Другое дело, когда ребенку 18 лет, он уже поступил учиться, даже зарабатывает себе на карманные расходы и единственное, чего требует от вас – чтоб не доставали его.

Давайте рассмотрим систему отношений мужа и жены. Что является ее сутью в начале? В идеале – любовь. А потом мы начинаем говорить, что стабильность важнее любви. Игра превращает пространство жизни в четко регламентированное поле, наподобие площадки для гольфа или беговой дорожки. Стабильность, как бег по заданному кругу, дает иллюзию безопасности. Если ты ходишь по кругу – у тебя нет конца коридора, и кувыркаться по кругу не страшно.

Чем в этой ситуации является секс для женщины?

– Обязанность, – скажет замученная жизнью домохозяйка.

– Инструмент, – констатирует менеджер или программист.

– Игровая карта, – вариант для азартных людей.

– Манипулятивный момент, – определит наша героиня – профессионалка игры в «Динамо».

Варианты могут быть разные, но в любой игровой ситуации секс становится рутиной, а потом начинает раздражать. В этом месте обычно сыпется множество вопросов:

– Почему секс опасен для игры?

– Почему в семье его надо спасать?

– Почему игры ведут к формализации отношений?

Ответ прост. Игра по определению подчинена правилам. Поэтому выбор между творчеством и формальностью в игровой ситуации осуществляется в пользу формальности.

Предпочитая игру, люди бегут от кайфа к стабильности, потому что творчество энергоемко и не прогнозируемо.

Кстати, знаете правило выхода из треугольника Карпмана?

Нужно задуматься о том, что чувствует другой участник, смотреть на ситуацию его глазами. Таким образом, мы начинаем испытывать чувства, не свойственные роли. Например, Жертва начинает жалеть Преследователя или Спасатель начинает с ней дружить. Таким образом кто-то из них начинает вести себя как минимум непредсказуемо, так, как не было предусмотрено отлично отрепетированным спектаклем. Нарушается цикличность игры.

По радио шла передача, которая меня совершенно потрясла: «Что такое любовь?» У меня возникла интересная идея на эту тему. Любовь – это место, где ты продаешь свою свободу и говоришь этому: «Да».

Пока я один, я совершенно свободен. Мне не надо ни за кого отвечать, ограничивать свои потребности, менять планы. Я – сам себе хозяин, насколько это возможно. Как только я начинаю кого-то любить, кто-то другой становится для меня ценностью сравнимой со мной самим. Появляются сотни веревочек, за которые меня можно дергать. Я становлюсь уязвимым.

Бывает, человек входит в отношения, а потом начинает сожалеть об утраченной свободе и искать способы откатиться назад, но не может вернуться к своей цельности. Потому что появляются чужие интересы, с которыми приходится считаться, и множество дел и проблем, на которые приходится тратить себя.

Принцип наименьшего действия сформулирован не только в физике и в биологии, но и в большинстве естественных наук. Природное желание сэкономить себя начинает звать человека к формализации отношений. Обычно это происходит постепенно, а внезапное осознание шокирует. Вместо отношений – эрзац. Вместо проявления любви ритуалы счастливой семьи.

Это годами создает ощущение, что все нормально, что есть любовь, есть семья. Опасность в том, что ты заменяешь реальную близость «правильными» действиями.

В этой ситуации естественные эмоции становятся очень опасными, почти невозможными – они могут нарушить это хрупкое равновесие – сбалансированную выверенную последовательность действий всех участников системы. И тогда человек имитирует жизнь, делает правильные действия, вместо истинных, настоящих, естественных. Вначале секс – это проявление всего тебя – полноты твоих чувств, а потом он становится формой проявления ритуалов. Чем меньше там глубины, тем больше там безопасности. Все ровно, предсказуемо и под контролем.

Несколько раз встречал клиентов, которые после психотерапии говорили одинаковые слова: «Я боюсь этих осознаний и свободы боюсь. Иначе может открыться шкаф со скелетами и нарушится хрупкое равновесие в моей жизни».

Но внутри отлаженной механической системы неизбежно зреет кризис.

Задание 5. «Выход из треугольника»

Часто ли вы оказываетесь в положении жертвы? Вспомните пять таких ситуаций и запишите на листе бумаги (не надо много – просто обозначьте порой слов). Напишите сверху заголовок: «Роль жертвы».

Часто ли вы с болью осознаете, что окружающие люди ведут себя неправильно и не так? Часто ли вы пытаетесь объяснить им всю опасность, даже катастрофичность их неправильного поведения? Иногда приходится даже наказывать близкого человека, упорствующего в своем заблуждении, не правда ли? Вспомните пять таких ситуаций и выпишите их на второй лист. Напишите заголовок: «Роль преследователя».

Приходится ли вам регулярно спасть близких людей: оказывать неоценимую помощь, давать мудрый совет, разводить руками чужую беду? Эти пять ситуаций запишите на третьем листе. Напишите заголовок: «Роль спасателя».

Это – проекции вашего «треугольника Карпмана».

Теперь склейте эти три листа.

Поставьте себя на место других людей, участвующих в описанных ситуациях, чего они хотели? Почему действовали именно так?

Изменились ли чувства, которые вы испытываете к ним?

Может быть, вы найдете среди написанного некую ситуацию, где вы в разных контекстах играли разные роли? Что вы чувствуете?