Но история самого этого «бездельного дела» на сём не завершилась. Потому как политические круги Швеции сфабриковали (а опыт в таких делах у них имелся, и он не ограничивался вышеупомянутой ложной родословной дома Ваза, изготовленной для Ивана Грозного по приказу короля Юхана III четырьмя десятилетиями ранее), нацеливаясь на долговременную перспективу, фальшивку, согласно которой у новгородцев был «великий князь из Швеции по имени Рюрик». Вот почему она не оказалась забытой и погребённой в архивах шведского внешнеполитического ведомства, а кем-то из очень высокопоставленных лиц была рекомендована Петрею для включения, т. е. для массового тиражирования, в его «Историю о великом княжестве Московском» (точнее пересказана ему на словах, т. к. он, а в этом случае прав А. Латвакангас, не был знаком с официальным отчётом о переговорах, причём пересказана с весьма политически своевременным добавлением, своего рода «агиткой», что «новгородцы благоденствовали» под правлением шведа Рюрика).

И Петрей в столь спешном порядке вносил эту фальшивку в текст уже готовой книги, что позабыл убрать из неё версию о выходе Рюрика с братьями из Южной Балтики. Если в самом начале своего повествования он обещается рассказать о русских правителях, «начиная с трёх князей, Рюрика, Синеуса и Трувора, надобно полагать, родных братьев, родом из Пруссии», то через большое число страниц вдруг говорит: «от того кажется ближе к правде, что варяги вышли из Швеции», а затем совсем уже утвердительно заявляет: «верно можно заключить, что эти трое братьев пришли из Шведского государства» (добавляя к тому, что Новгород в старину был «особым государством, имел своих князей и правителей»¹⁹³). За этими довольно неуклюжими манипуляциями Петрея стояли чёткие внешнеполитические интересы Швеции на востоке (не случайно вторую часть своего труда он посвятил Карлу-Филиппу¹⁹⁴, до своей смерти, последовавшей в 1622 г., зримо олицетворявшему собой эти интересы). А вместе с тем её не менее масштабные агрессивные замыслы в отношении западноевропейских прибалтийских государств, в целом её устремления на гегемонию в Северной Европе, с которыми она в 1611 г. вступила в период, именуемый в шведской науке эпохой Великодержавия и заканчивающийся смертью Карла XII в 1718 году.

1.3. Причины зарождения и распространения в Швеции в XVII в. шведского взгляда (норманизма) на русскую историю

С 1523 г., с выходом Швеции из Кальмарской унии и приходом к власти Густава I Ваза (1523-1560), её внешняя политика стала вестись, подчёркивал в 1946 г. шведский историк И. Андерссон, в новом стиле, агрессивном и почти рискованном, направленном на покорение чужих территорий. В 1570-х гг., отмечал позже его советский коллега И. П. Шаскольский, «стала вырисовываться

Отправить