Со второй половины 1930-х гг. наша историко-филологическая наука стала исповедовать «советский антинорманизм». Но это был «антинорманизм» только на словах. В действительности же тотально, при поддержке государственных и партийных органов, исповедовался и укреплялся в науке, общественном сознании, в системе преподавания отечественной истории в школах и вузах норманизм, лишь упакованный в марксистские одежды1. Так, под видом «советского антинорманизма» начался новый, пятый этап в развитии норманской теории, обильно приправленной мнениями основоположников марксизма-ленинизма по вопросам прежде всего образования и сущности государства.
Тогдашние учёные, будучи норманистами, поменяли приоритеты в своём взгляде на начало Руси и русской государственности. Если раньше они их рассматривали как продукт деятельности норманнов, то теперь приняли одно из главных положений марксизма, согласно которому определяющая роль в процессе складывания государств отводилась внутреннему фактору — социально-экономическому развитию восточнославянского общества. Но раз Русское государство явилось продуктом внутреннего развития восточных славян, то к его созданию не имели никакого отношения варяги. В связи с чем отпадала необходимость в дискуссии по поводу их этнической природы. Говоря так, советские специалисты отправной точкой в реконструкции истории первого восточнославянского государства сохранили основополагающий постулат отвергаемого ими на словах норманизма — варяги суть скандинавы.
При этом, массово тиражируя сей постулат, твёрдо считали себя антинорманистами (историк-марксист, как чеканно выразил кредо советских исследователей в 1984 г. Д.А. Авдусин, «всегда антинорманист»2). Марксистская наука, объяснял, например, И.П. Шаскольский, отрицая «антинаучную» и «клеветни