Глава 3
— Мир — народам, земля — крестьянам, фабрики — рабочим! Разве это плохо, милая Анна Львовна?
— Ну, Сергей Сергеевич, — Аннушка покачала головой. — Даже не знаю, что вам и сказать. Нет, хорошо, конечно. Только звучит как-то… по-детски, что ли.
— Так ведь это и хорошо, что по-детски! — поставив кружку на стол, хитровато улыбнулся Гладилин. Худощавый, с легкой небритостью, даже в больничном наряде он выглядел сейчас вполне представительно и, вместе с тем, скромно. — Хорошо, что по-детски! Народ-то у нас, Анна Львовна, почти сплошь неграмотный… О чем вы сама, верно, знаете куда больше меня! Как бывшая учительница… Школ, особенно в уездах, уж очень мало! А взрослые? Там-то — почти сплошь… Кстати, обратно в школу не тянет?
— Тянет, — Анна кивнула и перевела взгляд на распахнувшуюся дверь. — А вот и Иван Палыч! Ну, что, господин доктор? Закончили свой обход?
— Да уже, расписал все Глафире. Лекарства, кому — что… — неожиданно рассмеялся доктор. — Только вот один раненый в бегах оказался! Сергей Сергеич — вы!
Гладилин явно смутился:
— Я на минуточку заглянул…
— Это я позвала — на чай, — хмыкнула Аннушка. — Садись, Иван Палыч… Попьем, да на поезд.
— А чего не на «Дуксе»? — Сергей Сергеич хитровато прищурился. — Такай шикарный мотоциклет! Как сказали бы французы — Magnifique! Великолепный!
— Сергей Сергеич! А вы откуда так хорошо французский знаете? — наливая доктору чай, поинтересовалась Анна Львовна. — Гувернером, случайно, не служили? Или в Париже удалось пожить?
— Гувернером, увы, нет, — Гладилин развел руками. — А вот в Париже побывать довелось. И не только в Париже… Давно, правда, еще до войны. Потом расскажу как-нибудь…
Сухощавое, почти интеллигентное, лицо большевика на миг стало каким-то отстраненным, словно бы неживым. Даже взгляд на секунду померк. Какие-то не хорошие воспоминания? Или просто не хотел говорить? Ах, Сергей Сергеич…
Товарищ Артем просил доктора именно так его и называть — Сергей Сергеевич Гладилин, хотя, на самом деле он был никакой не Гладилин, и вообще — Артем Сергеевич… Тезка Ивана Палыча — Артема… так вот… Ну, ясно, конспирация… Да и, говорит — привык. Артем вон, тоже, к Ивану Палычу — привык…
А с Анной Львовной Гладилин, похоже, спелся! Общие темы для разговоров нашли. И это хорошо! Из эсеров в большевики тогда многие переходили… ничего удивительного. Да-а… Пусть Аннушка лучше будет в большевиках, иначе потом, после установления советской власти, службу в Комитете Временного правительства ей могут о-очень даже припомнить. Хотя, она ведь и в Совете еще! Где пока в основном — меньшевики да эсеры… Но все больше и больше большевиков.
— Так что вы не на мотоциклете-то? — тряхнув головой, улыбнулся раненый. — Бензина нет?
Доктор хохотнул:
— Да то есть, то нет… Непонятно. И Анне в юбке не очень удобно. Носили бы женщины штаны…
— Ну, скажете — штаны! — Гладилин еще больше развеселился. — Это просто каким-то суфражизмом попахивает. Видал я в Париже суфражисток — Боже ж ты мой! Хотя, попадались и премиленькие.
— Да ну вас, Сергей Сергеевич, — встав, Анна Львовна махнула рукой. — Как, к школе готовы?
— Честно сказать — страшновато!
— Ничего! Если что — я помогу, посоветую…
Помахав рукою, девушка вышла на крыльцо. Доктор же чуть задержался:
— Постараюсь документами сегодня заняться… Вас так же Сергеем Сергеичем Гладилиным записать?
— Да, чего зря менять-то? Говорю же, привык…
Привык… Вот и Иван Палыч тоже привык. Наверное, позови его кто-то — Артем! — даже и не обернулся бы.
— И вот еще что, Иван Палыч… — понизив голос, раненый большевик протянул доктору… большую золотою монету — царский червонец, котировавшуюся нынче о-очень высоко!
— Я понимаю, документы — это расходы. И… одежду бы мне… более-менее приличную… А то старую-то, в крови, сожгли… — Гладилин вдруг усмехнулся, поймав на себе вопросительно-подозрительный взгляд. — Да вы не думайте, я на большой дороге с кистеньком не стоял! Это из партийной кассы…
Ну да, ну да, имелась у РСДРП (б) и касса… И газеты, и спонсоры… даже среди миллионщиков, тот же Савва Морозов… Ну, и да — боевики еще иногда грабили банки… как в Тифлисе… Коба…
— Все сделаю, — уходя, пообещал доктор. — А вы к школе готовьтесь! Идеальное убежище. Это вам не в шалаше!
Раненый вздрогнул:
— Откуда вы знаете про шалаш? Неужели вы знакомы… с… А впрочем, поговорим позднее.
— Обязательно, Сергей Сергеич, поговорим! — расхохотался доктор. — Обязательно.
* * *
Уладив все дела с Чарушиным, Иван Палыч поймал извозчика и покатил на одну уютную улицу, где проживал некий господин Везенцев, искусный мастер-гравер и доверенное лицо Алексея Николаевича Гробовского. Симпатичный такой старичок, чем-то похожий на хрестоматийного доктора Айболита.
По городу опять шли облавы. Стреляли. Повсюду бегали военные патрули, милиция… Вот и пролетку остановили целых три раза! Хорошо, имелся мандат — солдаты только честь отдавали.
— Вон, здесь останови, любезный!
Расплатившись с извозчиком, доктор немного постоял, огляделся и быстро нырнул в парадное.
Вот и знакомая дверь, увы, давно уже без латунной таблички — украли еще в первые февральские дни. Звонок тоже не работал — как и по всей России, электричество в городе подавалось с перебоями. Пришлось стучать.
С той стороны кто-то посмотрел в глазок. Дверь отворилась.
— А, господин Петров! Иван Палыч! Здравствуйте, милейший. Неужели, решили навестить старика? Милости прошу, проходите… Как Алексей Николаевич поживает?
— Да не сказать, чтоб уж очень хорошо…
Выслушав историю о призыве Гробовского в армию, старичок поцокал языком:
— Ну, надо же! О, времена, о нравы! По городу облавы каждый день. Да, сами знаете… И кого только они ловят? У нас тут шпана совсем распоясалась. Соседа моего, Красковского, ювелира, третьего дня обокрали! Или как по-теперешнему — «обнесли». И главное, быстро так! Представились электромонтерами, бумаги какие-то показали… Вошли… и тут же хозяина р-раз — и оглоушили, связали! Хорошо, он один дома был. Представляете, среди бела дня! Соседи в милицию позвонили… Те, приехали, да — какие-то молодые люди… Так грабителей уже и след простыл! Только какой-то автомобиль у нашего парадного видели. Говорят — шикарный. Так что это вряд ли воры.
— Как знать, как знать? — доктор покачал головой и, наконец, изложил свою просьбу.
— Так-так…
Внимательно выслушав, Везенцев уселся за стол — старинный, обтянутый синим сукном и, видно, очень не дешевый. Как и столь же дорогой письменный прибор из позолоченной бронзы — чернильница в виде нимфы, стаканчик для перьев, пресс-папье.
— Значит, вам нужны… Метрика, аттестат зрелости… Какая-нибудь провинциальна гимназия подойдет?
— Вполне!
— Ага, ага… Кроме аттестата, еще… Университет? Какие-нибудь курсы?
— Лучше бы курсы. Учительские, довоенные…
— Хорошо! С университетским дипломом, милейший, уж пришлось бы повозиться… А курсы мы любые сделаем! Денька через три вас устроит?
* * *
Старик-гравер не обманул, и к концу недели документы уже были готовы. Иван Палыч завез их в канцелярию, Ольге Яковлевне, а затем уже поехал в Зарное, по пути прикупив на базаре солидную трость с набалдашником в виде львиной головы — в подарок Гладилину, после ранения тот сильно хромал. Одежда — партикулярное платье — уже была куплена, правда, пришлось подгонять, с чем успешно управилась Глафира.
Сразу же после получения разрешения от Чарушина, выздоравливающий Сергей Сергеевич переселился в школу, в ту самую комнату, что некогда занимала Анна Львовна, а после нее — некий господин Рябинин, не к ночи будь помянут!
Свое переселение Гладилин, к чести его, на самотек не пустил, а устроил нечто вроде новоселья. Купил в лабазе коржики с чаем, а в гостинице заказал большой слоеный пирог. Да еще Аглая напекла вкуснейших картофельных калиток, и вышел самый настоящий пир!
Поначалу сидели впятером, потом девушки, Аглая с Глафирой, ушли — пока совсем не стемнело. Оставшиеся же продолжили разговор, мало по малу перетекавший в политическое русло… впрочем, не столь уж и однозначное.
— Сергей Сергеич! Помнится, вы обещали рассказать про Париж! — напомнила Анна Львовна.
— Обещал — расскажу, — Гладилин невозмутимо кивнул и налил всем еще чаю. — Прошу, прошу… Так вот, о Париже… Поначалу я попал в Лонжюмо, такой старинный маленький городок… там был устроена школа…
— Школа?
— Ну, что-то вроде политических курсов… — скупо пояснил Сергей Сергеевич. — Настоящий имен наших преподавателей я не знал… Уже потом сошелся кое с кем поближе. Один был… Такой… умный, знающий, любезный… с этаким забавным прищуром. Мы звали его — Старик, он не обижался. Еще довольно молодой, но уже лысоватый…
Иван Палыч хмыкнул: не о Ленине ли зашла речь?
— Ну, да теперь многое могу рассказать… это до войны все было, года за два… Меня послал на учебу партийный комитет…
— Эсдеки? — тут же сообразила Анна Львовна. — Я знаю там только господина Плеханова. Удивительно образованный человек!
— Да, это меньшевики… — товарищ Артем мягко улыбнулся. — Я же говорю о других…
— О большевиках, да? Но, они же все нигилисты!
— Не больше, чем эсеры, любезная Анна Львовна! Пожалуй, даже меньше… Тот же Старик… Николай Ленин…
— Ленин? — поморгав, переспросила Аннушка. — Постойте, постойте… Это который в апреле? В газетах еще писали… Да я и так, кое-что слышала. Он же на самом деле — Владимир Ульянов, так?
— Да — Владимир Ильич, — Гладилин прикрыл глаза, на тонких губах его заиграла вдруг тихая ностальгическая улыбка. — Да, могу рассказать — давние дела были. Владимир Ильич… он с женой жили в Париже на улице Мари-Роз, это недалеко от парка Монсури… Я частенько у них останавливался, ночевал… Надежда Константиновна, супруга, готовила чай…
Иван Палыч (Артем) ахнул. Вот это — да! Хороший знакомый Ленина и Крупской Настоящий большевик! Вот уж пригодится…
— А французскому меня учила мадам Инесса, — мечтательно продолжал Гладилин. — Не только меня, всех… наших слушателей. Помнится, как-то завела нас на концерт знаменитого куплетиста… Гастон Монтегюс… Их там называют — шансонье. Выступал в маленьком кабачке на Монмартре… Я даже как-то делал ему сцену! Я ж краснодеревщик, столяр… Не все понимали, Инесса нам переводила… Весело было! Все песни месье Мотегюса, как маленький спектакль… А на обратном пути мы чуть не стали жертвой банды Бонно!
— Бонно? Анархист? — воскликнула Анна Львовна. — Я в газетах читала! Совсем еще девчонкой была…
— Да-да, двенадцатый год… — Сергей Сергеич кивнул. — Пять лет пришло.
— Пять лет… А кажется, будто пять жизней! Так что там с бандой?
— Вылезли мы из подземки на площади Данфер Рошро, прямо у льва — у монумента. Там наши товарищи жили, мы решили проводить… И что вы думаете? Прямо у кладбища вдруг перестрелка! Полиция… и такое роскошное гоночное авто, а в нем двое в масках! Отстреливались и так очень-очень быстро — вжик! Мы так едва успели отпрыгнуть. Потом узнали — банда Бонно! Угоняли автомобили — обычно очень шикарные — на них и грабили, а потом на бешеной скорости — за город. Полиция пока прочухает — их уже и след простыл! Кстати, у Монтегюса про них песня есть… Как там… ммм…
Гладилин попытался напеть:
— Voiture chic, manteau drôle… Шикарное авто, забавное манто… Или наоборот, так как-то…
— Господи, кто это?
На улице послышался шум автомобиля. Бродячие шавки залаяли, забегали в ярком свете фар.
— Ох, Сергей Сергеич! Сглазили…
В окно неожидан постучали, да так рьяно, что в рамах задребезжали стекла. Все напряженно переглянулись.
— Кто там? — на правах хозяина товарищ Артем подошел к окну.
— Сергей Сергеич, откройте! Это я — Петраков.
Пожав плечами, Гладилин пошел открывать. В комнату вошел начальник милиции Петраков, в студенческой фуражке и тужурке с блестящими пуговицами. На поясе его висел «маузер» в лаковой деревянной кобуре.
— О! Да тут неплохая компания! Дико извиняюсь, я вижу — свет горит. А мне сейчас хоть кого-то…
— Садись, Василий Андреевич! — предложил доктор. — В ногах правды нет… Давай с нами чайку!
— Да нет, спасибо… Там, в машине шофер и Виктор… Ждут… Мне бы срочно ребятишек найти… — начальник милиции вытащил из кармана бумажку. — Василия, сына кузнеца… фамилии не знаю… и еще девочку, Пронину Анюту.
Иван Палыч повел плечом:
— Кузнец Никодим на том конце села… А Пронину мы хоть сейчас приведем, коли надо. Не так ведь и поздно еще. А что случились-то?
— Понимаете, господа, эти дети автомобиль где-то в роще увидели, — путано пояснило Петраков. — Шикарный такой… И в канаве — пустой. Похоже, что брошенный. Они сразу на телеграф — молодцы!
— Ну, вот, — доктор посмотрел на Гладилина. — Как ты, Сергей Сергеич, пел-то? Забавное манто, шикарное авто? Василий Андреевич! А нам с тобой можно? Дети-то нас знают…
— А поехали! — махнул рукою начальник. — Понятыми побудете. Машина у меня большая — все влезем.
Влезли. Забрав Анютку заехали на кузницу, за Василем. Родители обоих подростков не возражали — не поздно еще, да и все-таки — милиция, власть. Тем более, и про машину им дети уже поведали…
— Мы с Васей гербарий у рощицы собирали, — рассказывала по пути Анюта. — Вдруг слышим — мотор! Авто! Верно, из города — так быстро, быстро… Куда быстрей паровоза! Проскочило, скрылось за рощей… А мы домой потом… Видим — в канаве машина-то! Поглядели, да… Но, ничего не взяли! Честное слово — ничего. Вася, скажи?
— Вы-то не взяли…
Петраков кивнул на показавшийся в лучах фар лимузин, вокруг которого уже возились какие-то подозрительные личности в картузах и кепках. Похоже, снимали колеса.
— Стоять! — высунувшись, Василий пальнул из маузера в воздух.
Воров словно ветром сдуло. Лишь слышно было, как заржала за кустами кони.
— Не догоним, — помотал головой усатый шофер в кожанке. — В темноте — нет. Особенно, если местные…
— Да, их уже и след простыл, — обернулся Виктор. — Ну, что, Василий Андреевич, осмотр производить будем?
— Давай. За тем ведь и приехали. Николай, посвети фарами! Ага, так… Ну, что, господа мои? Глянем…
Протокол осмотра Виктор наскоро набрасывал в записной книжке со слов начальства. Карандашом, не чернилами же!
— Автомобиль марки… — Василий склонился на капотом. — «Руссо-Балт», тип Ка двенадцать тире двадцать. Кузов лаковый, черного цвета, имеет повреждения на левой передней дверце. Облицовка радиатора слева имеет вмятину, левая фара разбита… Салон… Салон — кожаный, видимых повреждений не имеет… Это купца Ракитникова машина! Ну, у которого бакалейные лавки…
— А, «Ракитников и сыновья», — припомнила Анна Львовна.
— Угнана три дня назад от их главной конторы на Второй Дворянской, — Виктор оторвался от блокнота.
— А что за автомобиль видели у дома ограбленного ювелира? — тут же обернулся Василий.
— Красный спортивный «Роллс-Ройс». Такой у сына банкира Воронова. Правда, они еще не обращались. Сын-то — в Петрограде. Кутит!
— Шикарное авто… забавное манто… — хмыкнув, напел Гладилин. — Прямо как у банды Бонно в Париже!
— Банда Бонно? — Петраков снова насторожился. — Да, да, читал когда-то… еще в гимназии… Сергей Сергеевич! Мне бы с вами поговорить…
— Да всегда пожалуйста! Заезжайте в любое время…
— Ловлю на слове! — улыбнулся милицейский начальник.
— Да, насчет вот этого… — Петраков кивнул на «Руссо-Балт» таинственно сверкающий в свет фар черными лаковыми боками. — Вчера была ограблен граф Демидовский, известный коллекционер и галерист. Так там заметили похожую машину! Как раз возле галереи…
— Та что, саму галерею ограбили? — недоверчиво переспросила Анна Львовна. — Ну, разве что в шутку… Так же у него тако-ое!
— Да знаем, — Василий Андреевич улыбнулся. — Я как-то раз заглянул… забавы ради… Едва от смеха не лопнул! Представляете, мазки в виде каких-то квадратов, лоскутков, треугольников… И женщина с обнаженной грудью, такая… словно ребенок нарисовал… Не картинки — мазилки какие-то!
— А еще — зеленое небо! Красные деревья, желтая река! — поддержала Анна Львовна. — И кто только такое купит? Я даже некоторых запомнила… Ммм… Дерен, Вламинк… Пикассо.
— Пикассо, говорите? — Иван Палыч ахнул. — Ну, тогда поздравляю. Это самая крупная кража в Зареченске! А, пожалуй, и не только в нем.
* * *
Новый учитель сразу же начал активную подготовку к учебному году: лично реставрировал сломанную школьную мебель, перебрал методический материал, и даже вознамерился разбить возле школы осеннюю клумбу, облагородить брошенный в диком состоянии цветник. Конечно же, возня в школе не осталась незамеченной ни детьми, ни х родителям, а особенно — родительским комитетом. Весть о том, что учителя все-таки нашли, была встречена всеми с радостью, а многие ребята явились в школу, не дожидаясь начала занятий — помогать.
— Сергей Сергеич! А эти стулья куда — в класс?
— В класс, в класс…
— А скамейку?
— И скамейку туда же…
— А портрет?
— Что еще за портрет?
— Дак бывшего царя Николая! Большо-ой! И что с ним теперь делать? Выкинуть?
— Выкинуть… Хотя, нет! Мы из него ширму сделаем, от солнца. Пусть и царь народному делу послужит!
Иван Палыч заглянул в школу уже ближе к обеду — проведать Гладилина. Ребята к тому времени уже ушли.
— Ну, как ты, Сергей Сергеевич, обживаешься?
— Да помаленьку… Дела идут… Тут господин Петраков заезжал как-то… — Гладилин понизил голос. — В секретные сотрудники звал… А я, знаете, не отказался! Пусть… Тем более, Василий Иванович — человек интеллигентный, умный… Колеблющийся эсер! Так я его колебания и подтолкну… в нужную строну. Так что, еще неизвестно, кому от нашего сотрудничества больше выгоды! Вот так.
* * *
Вернувшись в больницу, доктор увидел сидевшую на ступеньках крыльца девчушку с забинтованной рукой — Анюту Пронину.
— Здрасьте, Иван Павлович!
— Здравствуй, Анюта. Что, опять обварилась?
— Не-а, кошка поцарапала. Я мамке сказал, что к доктору…
— Ну, проходи, проходи, глянем… Кошка, говоришь…
— Да не в этом дело…
Оказавшись в смотровой, девчонка зыркнула по сторонам и понизила голос:
— Иван Павлович! Новый учитель наш… Сергей Сергеевич — не тот, за кого себя выдает!
— Как это — не тот? — доктор постарался скрыть волнение. Ишь, какая… наблюдательная…
— А так! Не по-учительски он с нами говорит… Сказал, что беспартийный, а на самом деле…
Девчушка округлила глаза:
— У него под картинками, в шкафу — газеты. Я случайно увидела, когда разбирала.
— И что за газеты?
— «Правда»! Целая куча! А ведь «Правда» уже месяц как запрещена. Я в «Ведомостях» читала.
