Глава 16
А ведь неплохо придумано! Стырить картины известных художников, закрасить их мазней, выставить в простой сельской школе, чтобы они отлежались и выждали момента, когда шумиха поутихнет. А потом забрать их. И ведь если даже найдут заказчика что ему предъявят? Где, господа милиционеры, картины? Нет картин — нет и дела.
Выставка самая первая была в июне. Сейчас — ноябрь. Четыре месяца вполне хороший срок, чтобы сыщики потеряли след. Впрочем, украли бы их из школы и раньше, но карантин и сибирская язва наложили определенные ограничения. Да и сейчас преступники действовали больше импульсивно — украсть броневик! Это конечно мощно!
Иван Павлович запер дверь в пустом классе, отодвинул парты, расстелил на полу несколько старых газет и с величайшей осторожностью принялся за работу. Воздух быстро наполнился едким запахом скипидара и старой краски.
Он работал медленно, почти с благоговением. Слой за слоем, он снимал грубые мазки безвестного деревенского художника, открывая то, что было скрыто по ними.
Первой из картин «проснулась» та, что висела в классе. Из-под идиллического пейзажа с маковым полем проступили угловатые, нервные формы, сложные оттенки серого, коричневого и синего. Узнаваемый, еще ранний, но уже уверенный почерк Пабло Пикассо. Артем замер, глядя на нее. В его мире это полотно стоило бы целое состояние.
Вторая картина, из коридора, оказалась работой Мориса де Вламинка. Яростные, почти дикие мазки, буйство красок — ярко-алой, изумрудной, ультрамариновой. Пейзаж, написанный с мощью и страстью, которые заставляли картину буквально вибрировать. Артем вспомнил альбомы Ольги — Вламинк, один из основателей фовизма. Его работы тоже были золотым дном.
Кто знает, может быть эти две стоять столько же, как все те, что украли? Бандиты явно спешили. К тому же им видимо было сложно понять где какая — все произведения искусства были замазаны.
«Представляю, как сейчас злиться Рябинин!» — подумал Иван Павлович.
Вот ведь любитель антиквариата нашелся! То золотые монеты, то теперь вот картины. Размах с каждым разом у афериста растет.
Но ничего. Сколько бы веревочка не вилась…
* * *
Иван Павлович встретил Петракова на крыльце больницы. Начальник милиции, с лицом, осунувшимся от бессонных ночей и постоянного напряжения, тяжело спрыгнул с подножки повозки.
— Прочитал твое послание, Иван Павлович — и про картины, и про воровство, и про броневик. М-да, жарко у тебя в селе, Иван Павлович! Не заскучаешь! Ну, что, показывай свое сокровище, — без предисловий проговорил он, следуя за Иваном в кабинет. — И объясни, как эта мазня поможет поймать Рябинина. Я его по всему уезду ищу, как иголку в стогу сена, а он, оказывается, за картинами охотится.
«Не только за картинами, — хмуро подумал доктор. — Но и за всем, что имеет цену».
В кабинете, при свете керосиновой лампы, Иван Павлович развернул одну из спасенных картин — ту самую, в стиле раннего экспрессионизма. Петраков посмотрел на мрачное полотно скептически.
— И что в этом ценного? На базаре за пятак купишь.
— В этом, Василий Андреевич, — терпеливо объяснил доктор, — целое состояние. Для таких, как Рябинин, это как красная тряпка для быка. Он не успокоится, пока не заберет их. Мы это используем.
— Ладно, допустим. Но как его выманить? Объявить, что картины у нас? Так он и явится сюда, всю милицию на уши поставит. На броневике то своем.
— Нет. Он хитер. Он будет искать лазейку, слабое место. И мы ему его предоставим. — Иван Павлович прошелся по кабинету.
— Интересно послушать.
— Рябинин читает газеты. Это еще с первой встречи я обратил внимание. Так он собирает информацию, держит руку на пульсе. Так вот с помощью газет мы его и поймаем. Василий Андреевич, у тебя есть люди знакомые в газете? Журналисты?
— Есть. Знакомый, Алексей Полозов, работает в «Зареченском вестнике».
— Вот и хорошо. Мы попросим его написать небольшую заметку.
Петраков насторожился:
— Какую еще заметку? Что банда украла картины?
— Именно так. Но с одним нюансом. — Глаза доктора хитро сузились. — В заметке нужно сказать, что две картины удалось спасти от похищения. Что они временно, до составления описи и оценки специалистами из губернии, находятся на сохранении в здании уездной милиции в Зареченске. И что в следующую среду их планируют перевезти в центральное хранилище.
Он сделал паузу, давая Петракову вникнуть.
— Рябинин это прочтет. Он поймет, что это его последний шанс. Что пока картины в Зареченске, в здании, которое он, возможно, даже знает, у него есть возможность их украсть. А как только они уйдут в хранилище — всё, пропало. Оттуда их уже не вытащишь — даже на броневике. Он будет торопиться. И совершит ошибку.
Петраков задумался, потирая подбородок.
— Ловушка… Приманка в милиции… А мы будем ждать. Но он же не дурак, Иван Палыч. Он поймет, что это провокация!
— Возможно. А возможно и не поймет. Думаю, его жадность и уверенность в своем превосходстве затмят осторожность.
— Ладно… — Петраков тяжело вздохнул, но в его глазах зажегся знакомый огонек охотника. — Рискованно, но игра стоит свеч. Действуй. Дай мне текст этой заметки, а я сам Полозову скажу, чтобы пропустил в номер. Только чтобы без лишних подробностей. И чтобы вышла завтра же.
— Завтра же, — кивнул Иван Павлович. — А мы с вами, Василий Андреевич, начнем готовить для господина Рябинина самый теплый прием в его жизни.
— Последний, — холодно добавил начальник милиции.
* * *
Пока в Зареченске Петраков и его люди готовили засаду в здании милиции, переставляли мебель, организовывали скрытые посты и дежурили у телефона в ожидании звонка от журналиста, Иван Павлович действовал на своем фронте.
Он собрал медицинский чемоданчик, запасы вакцины и, прихватив с собой в помощники окрепшего Романа Романыча и одного из красногвардейцев для охраны, отправился в село Ключ.
Дорога была ухабистой и долгой. Фаэтон подпрыгивал на колдобинах, и Иван Павлович то и дело придерживал драгоценный ящик с вакциной. Пейзаж за окном был унылым и тревожным: пожухлые поля, покинутые хутора, следы недавнего присутствия то ли бандитов, то ли мародерствующих дезертиров.
Ключ…
Сюда следовало ехать как можно скорее. И на то были причины.
Первая, и самая важная — вакцинация. С села уже начали приходить недобрые вести о том, что появляются больные. Нужно провести вакцинацию, пока не стало поздно.
А вторая цель — расспросы о броневике. Именно в сторону Ключа уехал необычный автомобиль Рябинина. Кто знает, может там и стоит? Хотя это вряд ли. Но следы поискать стоит. Возможно удастся найти какую-то ниточку.
Иван Павлович начал с самого очевидного — с председателя местного совета и фельдшера.
— Броневик? — председатель, мужик с проседью в бороде и умными, уставшими глазами, помотал головой. — Нет, Иван Палыч, не видели. Слышали, конечно, что грохочет что-то по большаку, да кто его разберет? То ли грузовик, то ли… Нынче всякое бывает. Да не до того было — болезнь, Иван Павлович, у нас эта. Вы бы глянули.
— Обязательно гляну. Пошли.
Провели осмотр, дали рекомендации. Потом принялись обходить людей — делали вакцинацию, а заодно и как бы между делом расспрашивали.
Удача улыбнулась им у самого выхода из села, у ветхой кузницы. Старый кузнец, гигант с обожженными руками, на вопрос о броневой машине задумался, а потом хлопнул себя по лбу.
— А ведь было дело! Шум, грохот. Я тогда как раз подкову правил для мерина-то Листратыча. Выглянул — а оно, железное чудище, на краю села стоит, мотор тарахтит. Не нашу улицу, дальше, к старой мельнице. Ух, сколько в нем железа! На сотню коней хватит подковать!
— К мельнице? — Иван Павлович насторожился. — А потом?
— А потом… Потом притух мотор. Минут на пятнадцать. И укатило. И больше не видел.
Старая мельница. Заброшенная, на отшибе, у небольшой речушки, которая впадала в их главную реку. Идеальное укрытие.
«А ведь оттуда удобно и до артели Михаила ходить — только по лесу пройтись, выйти на пригорок — и уже у кладбища».
— Спасибо! Большое спасибо! — Иван Павлович пожал мозолистую руку кузнеца.
Они немедленно отправились по указанному направлению. Дорога была разбитой, и следы грузных колес на грязи виднелись вполне отчетливо. Они вели прямиком к темнеющему вдали силуэту старой мельницы с поломанными крыльями.
Подъехав поближе, они спешились и стали продвигаться осторожно, стараясь не шуметь. Красногвардеец снял с плеча винтовку.
У самого входа в мельницу картина открылась красноречивая. Следы шин обрывались. А рядом, на земле, виднелись четкие отпечатки ног — несколько пар сапог и… следы грубых башмаков, похожих на те, что были на убитом Льве Фролыче.
— Они здесь были, — тихо прошептал Роман Романыч. — Но, кажется, давно — еще до ограбления школы.
Осторожно войдя внутрь, они увидели следы пребывания: пустые консервные банки, окурки махорки, сломанный ящик. В углу валялась смятая, забрызганная грязью тряпка — похоже, ею вытирали руки.
— Ничего ценного они здесь не оставили, — развел руками красногвардеец.
Но Иван Павлович подошел к грубо сколоченному столбу, поддерживавшему балку. На нем был нацарапан ножом неуклюжий, но узнаваемый знак — стилизованная буква «Р» в круге. Знак Рябинина. Метка для своих? Или просто бахвальство?
— Они использовали это место как точку сбора или укрытие, — проговорил Иван Павлович.
Он вышел на улицу, оглядывая окрестности. Старая мельница на отшибе… Броневик мог подъезжать сюда, не привлекая лишнего внимания. Отсюда было недалеко и до Зарного, и до большака, ведущего в другие уезды.
— Как только вернемся, нужно срочно передать Петракову, — начал вслух рассуждать Иван Павлович. — Пусть выставит здесь скрытый пост, наблюдателей. Если Рябинин и его банда появятся здесь снова, мы должны знать об этом. Хотя, вряд ли они сюда еще сунуться…
* * *
Доктор оказался прав — у мельницы больше никого не видели. Рябинин, обладающий каким-то невероятным чутьем, видимо понял, что там его могут поджидать и сменил локацию. Но ничего, доктор тоже умел ждать. Вышла статья в газете, и Рябинин должен был на нее клюнуть.
Через два дня, когда Иван Павлович заканчивал очередной обход, в больницу, сметая все на своем пути, ворвался запыхавшийся молодой милиционер, помощник Петракова.
— Доктор! Иван Павлович! Берите шапку, бегом в управление! Василий Андреевич вызывает! — он едва мог говорить, держась за бок. — Взяли! Кажись, того самого… с картинами!
Сердце Ивана Павловича дрогнуло от предвкушения. Наконец-то! Попался, гад!
Он схватил пальто, на ходу крикнул Аглае, чтобы продолжала без него, и почти бегом бросился следом за милиционером к машине. Рванули к зданию уездной милиции.
Внутри царило оживление. Милиционеры, возбужденные и довольные, толпились в коридоре. Сам Петраков, с лицом победителя, стоял у двери в кабинет следователя.
— Ну, Иван Палыч, видишь? — он хлопнул доктора по плечу. — Не заставил себя ждать! Как по писаному — поперся на приманку! Поймали мы его. Вон он, сидит в кабинете, чернее тучи.
Иван Павлович, еще не отдышавшись, заглянул в кабинет. И его надежды рухнули в одно мгновение.
За столом, под присмотром угрюмого милиционера, сидел… не Рябинин. Вместо него был какой-то жуликоватый, испуганный тип в поношенной косоворотке и стоптанных сапогах. Его руки дрожали, а взгляд бегал по углам, ища спасения.
— Это не он, — тихо, но четко сказал Иван Павлович, отступая от двери.
— Как это… не он? — лицо Петракова вытянулось. — Он же… он же в кабинет к нам ломился! С документами какими-то фальшивыми!
— Это не Рябинин, — повторил доктор, чувствуя, как усталость и разочарование накатывают новой волной. — Рябинин старше, в очках, с бородкой… Это какой-то мелкий жук. Точно не он, уж я то знаю!
Петраков ругнулся сквозь зубы и распахнул дверь.
— Так, дружок, — обратился он к сидящему. — Давай-ка по новой. Кто ты такой? И зачем тебе понадобилось в мой кабинет лезть?
Тип затрясся еще сильнее.
— Ваше благородие… товарищ начальник… Да я ничо… Меня подставили!
— Говори толком! Имя!
— Федя… Федор Кузьмин, по кличке Шнырь… — он сглотнул. — Из Зареченска я…
Допрос пошел по серьезному. Под давлением Федя быстро запел. История была до смешного простой и в то же время показательной.
— Да встретил я его в трактире «Якорь», позавчера… Сидит, кофий попивает, интеллигентный такой, в очках… Водкой меня угостил. Разговорились. Я пожаловался, что работы нет, жить не на что… А он говорит: «А хочешь, я тебе работу дам? Пустяковую». — Федя всхлипнул. — Я, дурак, обрадовался! Говорю: «Какая?» А он: «Ничего красть не нужно. Просто проберись ты в здание милиции, в кабинет к начальнику. Посмотри, где у них сейф стоит. И расскажи мне». Я испугался, говорю: «Да меня ж там сразу возьмут! В милицию то лезть! Живо в тюрьму упекут!» А он улыбнулся и говорит: «Не возьмут. Ты же ничего не украдешь. Просто посмотришь. За просто посмотреть в законе нет тюрьмы. Сделаешь дело — получишь еще». И… и дал задаток. А я что? Ну это же и вправду не воровство! Что я того нарушил? Просто заглянул.
— Это проникновение в государственное учреждение, Федя! Это статья! Ну-ка хватит соплями хлюпать! Про какой ты там задаток говорил?
Федя, понурив голову, полез в карман и высыпал на стол несколько монет.
Иван Павлович замер. Он узнал их. Те самые, с двуглавым орлом. Монеты с проклятого кладбища. Плата смертью.
— Вот эти… — прошептал Федя. — Три штуки. Золото. Обещал еще столько же.
В кабинете повисла тяжелая тишина. Петраков смотрел на монеты с суеверным страхом. Иван Павлович чувствовал, как по спине бегут мурашки. Понял хитрый план афериста.
Рябинин не полез сам. Он даже не послал своего человека. Он нашел самого мелкого, отчаявшегося жулика, заплатил ему теми деньгами, что не жалко, и послал на разведку. Изучить обстановку. Проверить, действительно ли картины в милиции, и где они могут быть. И главное — проверить, не ловушка ли это.
— Он нас провел, Василий Андреевич, — тихо сказал Иван Павлович. — Он использовал этого бедолагу как щуп. Стратег!
— Черт! Так что же теперь делать?
— Теперь… — Иван Павлович задумался.
Он посмотрел на перепуганного Федю Кузьмина и вдруг улыбнулся. Потом отозвал Петракова в дальний угол коридора, за притолоку, чтобы их не было слышно.
— Василий Андреевич, он нас переиграл на первом же ходу, — прошептал он. — Но пока у нас все же еще есть кое-какой козырь.
— Какой?
— Вот этот, — доктор кивнул в сторону Феди.
— Если Федя не вернется с докладом сегодня, Рябинин поймет, что его «щуп» попался, и что в милиции его ждут. И все — он испарится, и мы его больше никогда не увидим. А если…
— Это что же… отпускать что ли, подлеца? — догадался Петраков, сжав кулаки. — Да он же… он же сообщник!
— Именно что отпустить. Чтобы у Рябинина не было подозрений. Пусть думает, что все идет по его сценарию. Но нам нужно не просто отпустить сообщника — иначе он сразу же проболтается. Сыграем спектакль. Ты будешь злым следователем, а я — добрым доктором, который заступится. Запугай его хорошенько. Расстрелом, каторгой, Сибирью. Доведи почти до слёз. А я его «спасу». Понимаешь?
Петраков, с сомнением покачав головой, тем не менее кивнул.
Они вернулись в кабинет. Лицо Петракова исказилось гримасой беспощадного гнева.
— Так, Кузьмин! — его голос громыхнул, как выстрел. — За пособничество бандитам, за покушение на государственное имущество в военное время — знаешь, что тебе светит? Вышка! Или пожизненная каторга на рудниках! Вшей кормить! Сгниешь там, как последняя сволочь! Это я тебе живо организую. А в довесок еще и убийство повешу.
Федя, и без того бледный, побелел как полотно. Его затрясло.
— Какое еще убийство⁈ Я никого…
— Ну что ты как маленький? Тебе все равно вышка светит, какая тебе уже разница? А у меня нераскрытое дело висит — человека убили. Вот на тебя и повесим. Приказ был от руководства — повышать раскрываемость. Вот мы и повысим. Может, еще и сибирскую язву на тебя повесим?
— Какую еще язву⁈
— Я же говорю — сибирскую. Вон сколько людей скосило. А кто виноват? Непонятно. А без виновных нельзя. Если есть преступление — значит должен быть и виноватый. Вот тебя и сделаем. Сообщником будешь сибирской язвы!
— Да я… — Федя аж задыхаться стал от такого. — Я никогда…
— Да ты успокойся. Нервы береги, Федя, они тебе еще понадобятся. На каторге знаешь как тяжело? Там нервы стальные нужны.
— Да я ничо… товарищ начальник… Меня же обманули…
— Молчать! Все вы так говорите! Конвой! В камеру! Завтра же трибунал! Расстрел! Двойной! Утром и после обеда!
— Товарищ начальник! — заверещал Федя, упав на колени.
В этот момент вперед шагнул Иван Павлович, положив руку на плечо Петракову.
— Василий Андреевич, постойте. Человек он, видно, не злостный. Запутался. Может, стоит дать ему шанс искупить вину?
— Какой еще шанс⁈ — фальшиво возмутился Петраков, но жестом остановил якобы готовящихся войти милиционеров.
— Да, товарищ начальник, дайте шанс! — запричитал задержанный.
— Вот как сделаем, — Иван Павлович повернулся к Феде, глядя на него с обманчивым участием. — Федор, ты хочешь избежать расстрела?
Тот закивал с такой силой, что казалось, голова отвалится.
— Хочу-хочу-хочу, ваше благородие! Ради бога! Не убивайте!
— Тогда слушай внимательно. Ты идешь туда, где должен был встретиться с этим незнакомцем. И говоришь ему, что все сделал. Что тебя никто не задерживал. Что в кабинете начальника милиции действительно стоит сейф, старый, большой. И что к нему ведет окно — мол, ты проверял, оно плохо закрывается, и залезть через него — проще простого. Запомнил?
Федя снова закивал, в его глазах загорелась надежда на спасение.
— Запомнил! Сейф в кабинете… Легко через окно залезть…
— Именно. Ты все расскажешь, он тебе отдаст остальные монеты, и ты свободен. Но если ты хоть словом проболтаешься, что был здесь, хоть видом одним знак подашь… — Иван Павлович его голос стал ледяным. — Тогда Василий Андреевич найдет тебя, где бы ты ни был. И каторга покажется тебе курортом. Понял?
— Понял! Честное слово, понял! Я все сделаю! — залепетал Федя.
Его отпустили. Он выскочил из здания милиции, оглядываясь по сторонам, и пулей помчался в сторону вокзала, где, видимо, и была назначена встреча.
Петраков и Иван Павлович молча наблюдали за ним из окна.
— Надеешься, что этот Шнырь не перепутает ничего? — мрачно спросил начальник милиции.
— Он слишком напуган, чтобы перепутать. Он будет как попугай повторять то, что мы в него вбили.
— Может, за ним следом «хвоста» пустим?
— Нет, Рябинин заметит. И сразу же улизнет, уверен, он даже и такой поворот предусмотрел — хитрый лис. Так что лучше не рисковать. Но с этого дня нужно дежурить в кабинете. Если все срастется, то Рябинин обязательно пожалует.
Петраков с уважением посмотрел на доктора.
— Играешь в четыре хода вперед, Иван Палыч. Ладно. Будем по-твоему.
Охота началась. Иван Павлович сделал свою ставку. Теперь все зависело от того, насколько жадным и самоуверенным окажется его противник.
