Вопрос о Родине вечно задают себе чекисты. Так уж повелось с картины «Щит и меч».

Попав в беду, чекист проводит беглую ревизию бэкграунда: березка во поле, буденовка в шкафу, скамья у ворот, — и на ее основе принимает верное решение рубиться до конца, до упора и финальных аккордов песни «Махнем не глядя, как на фронте говорят».

Чекистам времен заката СССР сложнее.

У них во поле и в шкафу растет совершенно черт знает что.

Родина контрразведчика Громова начинается со взбалмошной выдры, которая, хоть и жена ему, и дочь генерала разведки, восемь серий выпиливает мужу мозг, что он слишком часто ходит на работу Родину защищать. Вторым осколком Родины-1986 является восьмилетний мальчик, который всюду живописно бросает свой красный велосипед и происходит от проезжего молодца, но не знает об этом, а как узнает — немедленно предъявит родителям за восемь лет в атмосфере тотальной лжи.

Родина громовского босса подполковника Карпенко начинается с дочки, пошедшей кривой диссидентской дорожкой «Доктора Живаго» читать, и ее мамаши весом с центнер, топающей ногами, что во всем виноват отец-жандарм, а кто ж еще.

У громовского тестя генерала Дмитриева Родина начинается с младшей дочки, попавшей в США в автокатастрофу, и отказа страны Советов оплатить срочную операцию, приведшего генерала в ласковые сети ЦРУ, готового пробашлять всех русских изменников с семьями. Эта ниточка самая интересная, ибо дочь с той поры росла в США и стала родной теткой перебежчика Сноудена, сдавшего нам уже американскую родину с единственной целью сравнять счет.

Обязательные для подобного трэша реплики «Будь она проклята, твоя работа!», «Оказывается, он мне не папа», «Я так по тебе соскучилась» и «Это ты, ты, ты во всем виноват!» идут валом, начисто обнуляя шпионские комбинации председателя КГБ Темникова (Чебрикова т. е.), его зама по разведке Стручкова (Крючков, конечно) и по контрразведке Маргелова и Лучко (генералы Маркелов и Грушко соответственно).

Прямая зависимость геополитического здоровья державы от менструальных циклов чекистских жен и устройства их внебрачных детей берет истоки в одной хорошо знакомой россиянам культурной традиции. Разумеется, под видом шпионских игр компания «Всемирные русские студии» впаривает нам полноценную Индию. В свете крайней популярности Болливуда у советской Средней Азии назначение на постановку уроженца благословенной Бухары Рауфа Кубаева представляется беспроигрышным ходом. Он ни аза не смыслит в Москве, не ведает, как выглядит внутри и снаружи ресторан «Арагви» и какие фильмы идут в «Иллюзионе» — но от Индии его закачаешься. Разлученные семьи, скрытые родственники, сиротливый детский велосипед на лужайке и затюканные хищницами офицеры-подкаблучники напрямую восходят к кинематографу детства типа «Рахман и Саджит».

Притом предлагается на голубом глазу поверить, что писал все это драматург Бородянский, автор «Афони», «Мы из джаза» и «Города Зеро». Куда проще прислушаться к давним слухам, что под маркой Бородянского регулярно скрывается плодовитый коллектив его студентов из сценарной мастерской ВГИКа.

Советский телевизор у них не показывает ничего, кроме новостей, никогда, ни в какое время суток.

За две киевские котлеты в «Арагви» запрашивают тридцать рублей — в год, когда авиабилет до Киева стоил двадцатку.

Офицер второго главка ГБ не может самостоятельно достать билетов на «Юнону и Авось».

Шеф главного американского управления общесоюзной контрразведки ходит в подполковниках — видимо, чтобы оправдать его личное участие в захвате шпионов в бахилах случайного рыбака.

Дело об антисоветской агитации шьет несовершеннолетней школьнице (!) районная ментовка (!!) в перестроечном 1986 году.

Сценаристам содействуют совершенно опухшие от безнаказанной халтуры художники. На центральной площади висит баннер «Десятой пятилетке — ударный труд!» — через шесть лет после ее окончания. На сцене грузинского ресторана «Арагви» пляшут полуголые герлс с песней «Калинка». На фасаде «Иллюзиона» виден постер «Iз життя Потапова» (нагло стырен с сайта «Кинопоиск», на котором просто не нашли русского аналога).

Вот теперь все ясно. Союз рухнул не от перенапряжения экономики и не от идейной усталости. Он пал потому, что разведчикам слишком нравились американские улыбки, а контрразведчиковы жены яростно хотели в театр и ресторан. А еще потому, что до надстройки там массово дорвались жадные посредственности, мотивирующие высокие абстракции низменными побуждениями.

Да-да, голосом крови, этой вот сопливой «Юноной» и погодой в доме с помощью зонта.