Мир черно-белого «Резидента» поровну делился меж чекистами и врагами почти без примесей случайных граждан. Враги трудились в таксопарках, мастерских ремонта, киносети и адвокатуре. Чекистами то и дело оказывались привокзальные бомбилы, пляжные ветреницы и поездные воры-рецидивисты. То есть шататели и защитники страны умело притворялись друг другом — в то время как рядовые обыватели на задворках сюжета калымили, жуковали с дефицитным шмотьем и тем самым подставлялись под вербовку, — в ином качестве совершенно не интересуя ни антагонистические режимы, ни авторов кино. Впервые никто не педалировал счастливую жизнь беспечного народа с целью оттенить черноту замыслов закордонных разведок.

Что и неудивительно. Вместо классического тандема «автор-краснобай + ветеран спецслужб» (хороший полицейский и плохой полицейский) сагу о резиденте писали два плохих полицейских — отставные тузы советского контршпионажа. Владимир Востоков был полковником СМЕРШ ВМФ Петроченковым, Олег Шмелев — командиром Второго главного управления КГБ, т. е. всей контрразведки СССР, генерал-лейтенантом Грибановым. Потеряв место в 64-м в рамках чистки органов от хрущевских назначенцев (побег сотрудника стал только поводом), генерал взялся за беллетристику — подивив многих не столько уровнем оперативных познаний, сколько полным отсутствием традиционного для жанра морализаторства. Кроме титульной песни про березовый сок, фильм был крайне скуп на сантименты: ни рожениц, ни бдительных еврейских портных, ни используемых втемную пионеров, на которых стоял доселе приключенческий жанр. Положительному герою даже простили прямой заказ на ликвидацию некстати объявившейся сестры своего прототипа; прикрыли тетку, и ладно, большая игра важнее. При Брежневе впервые стали появляться фильмы, в которых бывалые мужчины «с той стороны» вчистую переигрывали чересчур полированных офицеров ГБ: за два года до «Ошибки» вышел «Человек без паспорта» с Владимиром Заманским — как и Жженов, прошедшим лагеря.

Вообще, исполнители подбирались по принципу максимального несоответствия типажу: изменников играли добрейшие Жаков и Жженов, верхушку госбезопасности — чемпионы отрицательного обаяния Копелян и Прокопович (с «Семнадцати мгновений» — главный Гиммлер советского экрана). В тех же «Мгновениях» Плятт сменит личину вражьего агента на пастора Шлага, а исполнительница случайной, но навсегдашней подруги резидента Элеонора Шашкова выйдет в жены самого Штирлица. Музыку к обеим картинам напишет Таривердиев.

Никаких продолжений не планировалось: пересекая границу в обратном направлении, граф Тульев переставал быть резидентом (у этого слова вполне конкретное значение). И все же дюжину лет спустя старая команда решила проездиться на былом успехе. Сценаристы на тот момент не имели касательства к конторе восемнадцать и тридцать семь лет, соответственно, прогресс торговли с Германией диктовал сдержанность в отношении бундесов, гнездо врага требовалось интернационализировать, шестидесятисемилетнего Жженова стали звать идиотским именем Мишель. Массовое помешательство совграждан на тряпках, цацках, копеечной роскоши и дешевых тачках ржой подточило большевистскую твердыню, знаменуя капитуляцию перед мягкой силой вероятного противника. Нищебродские представления о сладкой жизни стали проецироваться на головные офисы врага. Вся немецкая разведка вилась вокруг одной и той же ляльки-секретарши, задаривая ее сувенирами из загранкомандировок, в спальнях висели тигровые шкуры, в офисах абстрактные картины, шоферы открывали перед боссами двери авто, ослепительно красивые иноземцы Киндинов, Харитонов и носатый Ярмольник, как один, ходили в белых штанах — уже в 82-м было видно, что холодная война проиграна.

И только старый преторианец продолжал служить новообретенной родине. Когда-то отец поведал ему свою сокровенную эмигрантскую мечту: посидеть с удочкой на русской речке, половить окуньков; и что мог не идти в шпионы, а работать парижским таксистом. Сын его просочился на родину, нанялся в такси и был арестован чекистами прямо на рыбалке.

Мечта сбылась, — а остальное труха.

Когда оторвавшийся от погони граф в отчаянии смял лицо рукой, стало ясно: у белых штанов здесь есть шанс только на промежуточную победу.