Традиционализм никуда не делся: у нашего зрителя по-прежнему в цене сюжеты о перевоспитании опухших мажоров спартанскими условиями («Последний богатырь», «Холоп», «Непослушник», «Монастырь»). Американцы такое любили в Депрессию, когда всех до одного петух в одно место клюнул, а наши и теперь не расслабляются и особо зазвездившим не дают. Засыл современного удальца в безрадостный 1942 год актуален в русском кино уже лет пятьдесят — с «Пятерки отважных» до «Мы из будущего». Тут главное с пафосом не пересолить — но на Антона Розенберга в этом вполне можно положиться: он уже делал чудный кинокомикс «Мурка» и знает, как веселую разбитную игру максимально приблизить к вопросам крови и смерти. Да и сценарий сам писал.

По сюжету, пять геймеров с возможностями ночью проникают в игровой центр пощекотать нервы новым непротестированным симулятором. Старший, хозяйкин сын (Денис Нурулин), кошмарит сторожа, все надевают шлемы и уходят в астрал оккупированной Гомельщины в форме дивизионной разведгруппы с задачей мост взорвать и без победы не возвращаться. Активация выхода — только при выполнении задачи. Отключение — только перезагрузкой сервера, которая автоматически обнулит мозг всех, кто в игре. И тут Розенберг дает космического уровня вводную: сторож-айтишник зол на компанию и давно слил коды и входы в игру далекой немецкой тюрьме с сильной неонацистской группировкой, которая со своей стороны пошла в виртуал охотиться на унтерменшей. Поэтому адреналинщикам в белорусских лесах противостоят не запрограммированные боты, а современная, хорошо вооруженная и вполне себе взрослая немецко-фашистская сволочь. И убивают они не понарошку: просто у геймера в кресле начинает обильно набухать кровью свитер, и после конвульсий он испускает дух. А послать наемных эвакуаторов нельзя: с нашей стороны кресел всего пять, и все заняты; отрубать во имя сыночки его друзей сука-мать (Лидия Вележева) пока не готова, но слово «пока» — ключевое. Да и кресло одно уже свободно: девочку-подружку по ходу, как нынче говорят, заминусовали. На выручку уходит парализованный дед главного утырка, давно мечтавший дать внучку в глаз и загруженный в собственную шкуру 1942 года образца (Евгений Миллер). Встреча, так сказать, поколений на речке Нахлобучке.

И внезапно засидевшиеся в детстве мальчики, не знавшие проблем со съестным и вообще проблем, огребают тряпкой по роже за сожранную у селян картофелину, узнают, что на привале надо охранение ставить, а часовому нельзя деткины глазки прикрыть на минуточку, что людей валят в натурале и что у «калаша» при стрельбе очередями сильно задирает ствол (оружие на поле боя — какое разработчики игр придумали, а у них с историей тоже проблемы; отсюда в 42-м и «калаш», и фаустпатроны). Игрушки игрушками, а пальба стоит нешуточная, и кое-кому уже сильно продырявили ногу, и с кресла на пол густо капает.

При таком фактически неограниченном ресурсе авторского произвола о режиссерских решениях говорить трудно и о стройной логике тоже — но трясет не по-детски, и сверхзадача принудить щенков к ответственным и рисковым решениям исполняется на все сто. «Ой, зарруба пошла…», — бормотал в таких случаях комментатор Губерниев во время самых ожесточенных биатлонных финалов — зачастую именно между сборными России и фатерлянда.

И до печенок пробирает кульминационная речь мажора — копия слов старшины Васкова у Синюхиной гряды. «Противник численностью двух взводов вооруженных до зубов немцев движется в нашем направлении. Отступать нам некуда, потому что за спиной не абстрактная Россия 1942 года, а бабушки и дети из актерского резерва, призванные за мелкий прайс изображать пейзанский рай и попавшие под удар натурального нацистского отребья».

Словом — к оружию, братья и сестры, граждане свободной страны.

И совсем уже не хохмой, а прямым руководством к действию звучат диалоги попаданцев. «— А как-ты „максим“-то заряжать научился? — А видосики смотрел».

Новое время — новые вводные.

И с мажоров польза будет.