Однажды Акунин придумал игру в Фандорина.

Вся Россия тогда хотела играть в Фандорина, но не знала как.

Страна, искусственно лишенная аристократии, по достижении барского уровня доходов и образования захотела своего неудавшегося галантного века. Не было в 70-х кучеровой внучки, не воображавшей себя на балу у губернатора, не было сапожничьего сына, не грезившего дуэлью на десяти шагах. Квинтэссенцией массовой моды на мушкетеров-гардемаринов были вирши Ю. Ряшенцева «Борьба-трактиры-стычки-шпаги-кони» и что-то про «мон фре мон фра». Акунин был тогда переводчиком Чхартишвили, учился игривым версификациям и, как и все переводчики, додумывал более удачные концы протухшим переводным романам. Он и создал игру — доступную демократическим массам и неуязвимую для стрел архивных жужелиц. С героем, почерпнутым из саги о Фантомасе, а значит, заведомо невсамделишным. Лукавая пародия на сыщицкий стиль зашла на ура, книжные магазины поделились на зал Акунина и зал всего остального.

Следом пришло поколение дураков, оно же — поколение зум. Зуммеры не желали знать ни о ком, кроме себя, чурались героев старше восемнадцати и теряли нить любого повествования, где бы не начиналось мерянье крутизной айфонов. От Голливуда они что-то слышали о русском социализме и самодержавии, но менять характер персонажей в зависимости от века не умели и не хотели — так расцвела проза попаданцев («вот я типа такой в плену у чекистов» и «вот я вся такая на балу со жвачкой за щекой»), на которой делали денежку умелые взрослые фильмами «Последний богатырь», «Холоп» и «Непослушник». Звездой попаданчества стал актер Хориняк, чье цветущее простодушие позволяло не чувствовать себя чужим ни на княжьем пиру, ни в застенках Священного Синода.

И все же в чужом пиру было стремно: приходилось строиться под чужие правила, чего зуммеры не желали напрочь. Лучше было перенести церемонии и вицмундиры к себе — предположив, что в семнадцатом большевики продули, а монархия на Руси не прервалась и длится сегодня. А поскольку молодые сами ничего придумать не умеют, а в истории «плавают», то берут для перелицовки чужую прозу, чужие конструкции и чужих героев, а сверху накладывают наново перепетую песню «Крылья», глубоко перепахавшую их в детстве при просмотре фильма «Брат». Начисто убивая всю прелесть игры в дворянское ретро кроссовками, хот-догами и внезапно уместным словом «фигня».

Акунин не возражает, ибо от каждой своей экранизации прется, как школьник. «Шпионский роман» о том, что наши органы — шайка бездарных кретинов, давать которым для приличных девиц западло, превратился в фильм про героя-чекиста-красавчика, которому девушка с васильковыми глазами прощает Большой Террор и родит сына-богатыря. И что? Акунин поурчал и добавки просил.

Вот она, добавка.

Из романа «Азазель» о фашистской секте одаренных сирот, прибирающих к рукам мировое управление, науку, арт и финансы, вышло кино о том, как царь Николай Третий изменяет жене с бутылкой (не в плохом смысле, просто пьет), Фандорин становится застенчивым сопляком, чистодел Бриллинг — понтярщиком, утки павами, а лысые кудрявыми. Интересанты в сети пытались достроить хоть какую-то логику, проясняя: если Николай — Третий, то кто правил раньше, была ли война и каким каком уживается постиндустриал с абсолютной монархией. Не понимая, что логика поколению дураков чужда, а мыслит она категориями журнала «Ералаш»:

— А давай Пушкина на лыжи поставим? Прикол же!

— А Столыпина в космос отправим с Фантомасом! И Тарантино чтоб снаружи в иллюминатор заглядывал!

— А в Ледовом побоище пусть рыцари с трансформерами бьются! Гы-гы-гы!

У прикола, чтоб все знали, короткий срок действия (в «Ералаше» — полторы минуты). А когда он длится, длится, длится часами, мать его, часами длится и не кончается с плохими юными исполнителями и зачем-то принужденными кривляться стариками длится прикол на фоне вечного Петербурга — хочется уничтожить систему демократического образования путем направленного геноцида виновных.

Ибо следующим за дураками будет поколение амеб. Эти и вовсе слова забудут.

P. S. Если кому интересно, придумали это все два Поповых — Сергей и Никита, а произвели птенцы продюсерского гнезда Александра Цекало Нелидов, Ремизова и Филипук, которые в отсутствие шефа вышли в автономное плавание, но лучше б не выходили. Оригинал-проекты «Конец света», «Закрыть гештальт» и «Монастырь» явно ориентированы на самых безмозглых юных гопников и перенимают их равязное отношение к богам, чертям, а вот теперь и к народным сыщикам. В роли царя Максим Матвеев (кто ж еще), Фандорина — Владислав Тирон, но нужна ли кому-то эта информация, я не уверен. Мусора в пространстве и так полно.