Часть 2
Глава 2
Февраль 1248 года
Все небо заволокли тяжелые свинцовые облака, и день больше похож на предвечерние сумерки. В окно моего кабинета мне виден кусок этого свинцового неба, часть крепостной стены с островерхой крышей южной башни и заснеженная ширь замерзшей Волги.
Со вчерашнего дня валит мокрый снег, заметая все непроходимыми сугробами, и настроение у меня такое же мрачное, как и погода за окном. Хотя ни вьюга, ни серая хмарь тут не при чем, просто сегодня утром, когда ехал в Заволжский, я встретил Иргиль.
Вспоминаю этот момент, и сердце невольно сжимается тоской.
Подъем на крутой берег уже закончился, и дорога свернула в обход стены. Луна, фыркая от слепящего снега, прибавила ходу, торопясь скрыться за деревьями. Впереди путь шел через сосновый бор, и там уже мело не так сильно.
Едва заехали в лес, как я увидел ее. Она стояла у дороги, кутаясь в черный платок от колючего ветра.
Подъехав, я придержал кобылу и, стряхнув с башлыка снег, постарался не выдать нахлынувших на меня чувств.
— Здравствуй, Иргиль!
— Ну, здравствуй, консул! — Она подняла на меня смеющееся лицо, и я увидел, что она как и прежде прекрасна все той же своей холодной и неприступной красотой.
Ее черные глаза сверкнули озорством.
— Что-то не виделись мы с тобой давно, я даже соскучиться успела!
Ее взгляд, как и весь ее вид, говорили мне, что она здесь на дороге совсем не случайно. Она знала, что я поеду сегодня и специально вышла навстречу.
Она высказалась, как всегда, прямо, и я также не стал таиться.
— Я тоже скучал по тебе, Иргиль!
— Так чего ж не заходишь, коли душа просит⁈
Задоринка в ее глазах сменилась тревожным ожиданием, а я не знал, что ответить.
«А ведь и правда, чего⁈ — Где-то внутри меня вспыхнула циничная самоиздевка. — Евпраксия беремена! Уж шестой месяц пошел!»
И так вдруг нестерпимо захотелось, как когда-то, притянуть ее к себе и впиться губами в этот насмешливо приоткрытый рот.
С силой зажмурившись, я постарался прогнать наваждение.
'А потом что⁈ Придется врать себе, матери моего ребенка, и даже ей, Иргиль, придется тоже врать!
Даю себе секунду, чтобы прийти в себя, и встречаю ее ищущий взгляд.
— Не надо, Иргиль! Не трави душу. — С каждым новым словом все больше понимаю, что я прав. — Ты сама заставила меня жениться! А я такой человек, что либо все, либо ничего! Не по мне разрываться и врать по десять раз на дню! Не по душе мне такое! Уж лучше один раз отрезать… Пусть по больному, пусть с криком, но сразу! Так честнее для всех будет.
Озорная искорка в ее глазах сменилась понимающей печалью, а в голосе послышалась обреченность провидицы.
— Я всегда знала, Ваня, — ее губы изогнулись в печальной улыбке, — что ты хороший человек…
Она замолчала, не закончив фразу, но и без слов я уловил продолжение — поэтому и отпустила тебя.
В тот же миг маленькая женская ладошка поднялась и хлопнула Луну по крупу.
— Пошла!
Мягко зашлепали копыта по раскисшей жиже, и сознаюсь, мне до боли тогда захотелось обернуться, но я лишь пришпорил кобылу, желая побыстрее оборвать последнюю ниточку.
От воспоминаний стало совсем хреново, и я даже обрадовался, когда скрипнула дверь, и в проеме показалась голова Калиды.
— Позволишь⁈
Его голос окончательно вывел меня из охватившего все тело апатичного нежелания.
Вздрогнув, поднимаю взгляд на друга.
— Конечно! Проходи, садись!
Калида прошел к столу, но садиться не стал.
— Тут у меня новостей прибыло. Так я подумал, ты должен знать!
«Раз он пришел в неурочный час, — кольнула тревожная мысль, — значит, действительно, что-то серьезное».
С того времени, как я назначил Калиду на пост главы разведки и службы безопасности, у нас родилось негласное правило. Раз в неделю он приходит ко мне и докладывает обо все текущих делах, ну а если что-то срочное, то понятное дело, поднимает в любое время.
Подтверждая мои опасения, Калида нахмурил брови.
— Тут вчера купец Ефимка из Владимира возвернулся, говорит, дела нехорошие там творятся. Мол город бурлит, потому как Михаил Всеволодович Московский наехал нежданно с дружиной да дядю своего родного Святослава, что княжил после смерти брата, со стола Великокняжеского согнал.
Для меня эта новость ожидаема, но показывать это Калиде я, естественно, не собираюсь. Более того, меня интересуют подробности.
— И что же, Святослав Всеволодович так без боя и сдался, и никто за него не вступился? А дружина его как же⁈
Калида, не удержавшись, хмыкнул.
— Так Михаил-то стервец, аккурат после рождества нагрянул. Когда все ближние бояре да дружинники по своим вотчинам да хуторам разъехались. Те, кто остались, конечно, за мечи схватились, но Святослав, видя что силы неравны, не позволил крови пролиться. Отдал стол без брани и в Суздаль к себе отъехал.
Я молчу, а Калида бурчит в сердцах.
— И без того времена темные, а теперь и вовсе мрак. Ведь скоро Михайловы старшие братья из Орды воротятся, они ему такого беспредела не спустят! — Он мрачно покачал головой. — Чего будет, даже сказать не возьмусь!
Я точно знаю, что ничего страшного не случится, и судьба все сама разрулит, поэтому успокаиваю своего друга.
— Не думай об этом! Михаил грех на душу взял, и бог ему этого не спустит.
В глазах Калиды сверкнула искорка удивленного подозрения.
— Что-то не припомню я такого, чтобы ты лишь на господа бога уповал. Раньше ты все больше на свои силы рассчитывал.
Улыбаюсь ему в ответ.
— Это правильно, но тут случай особый, тут судьба и без нас справится.
— Тебе видней! — Он покосился на меня с подозрением, а потом продолжил совсем о другом. — Помнишь, летом у нас человечек был из далеких краев, то ли с Персии, то ли еще откуда, ты у него еще пряности восточные покупал.
Я кивнул, мол помню.
— Льстивый такой, всем улыбающийся тип с масляными глазками.
— Точно. — Калида ухмыльнулся моей верной оценке. — Так вот он тут как-то сболтнул, что хочет в Сарае Батыевом осесть и лавку там открыть, так я опосля с ним поговорил и убедил, что торговля с нами у него покатится как по маслу, ежели им в Твери довольны будут. Он все понял, не даром крученый такой, и вот вчера с Орды караван пришел.
На этом он вытащил из-за пазухи свернутый трубочкой пергамент и положил на стол передо мной.
— Говорил-то перс по-нашему, а вот написал по-своему. — На его лице появилось извиняющая гримаска. — Но ты-то поди разберешься!
Трубочка маленькая и тоненькая, явно для того, чтобы ее было легко спрятать в посохе. Аккуратно разворачиваю крохотный свиток и пробегаю глазами. Написано действительно на фарси, тут Калида не ошибся. Пол листа всякой приветственно-высокопарной ерунды, а в конце коротко о том, что весь Сарай гудит и готовится к войне. Мол новость прошла по степи, что Великий хан Гуюк собирает тумены и по весне собирается идти войной на вана Батыя.
— Ну что там⁈ — Теряет терпение Калида. — Хорошие новости али плохие?
Пожимаю плечами.
— Да как тебе сказать, пишет, что степь скоро снова запылает, что у них, как и у нас, не могут высший стол поделить.
— Так это вроде и неплохо. — Он хитро прищурился. — Пусть воюют между собой, глядишь, не до нас им окаянным будет.
На секунду задумываюсь и отрицательно качаю головой.
«Нет, большой войны между чингизидами не будет. Не дойдет до этого. Помрет Гуюк на полпути, а войско его назад повернет. Но все равно мира не будет, три года еще монголы власть делить будут. Я все это и так знал, но старания Калиды были не зря. Письмо подтверждает мне, что история идет согласно летописи, по накатанным рельсам, и ничего неожиданного ждать не приходится, пока, во всяком случае».
В вслух же говорю намного короче.
— Да, три года по меньшей мере у нас еще есть в запасе.
Мой уверенный тон вновь заставил Калиду покоситься на меня, но и в этот раз он ничего не сказал, а лишь кивнул.
— Запас — это хорошо! — Помолчав, он огладил свою аккуратно постриженную бороду. — Но я к тебе совсем по-другому вопросу. С Новгорода нехорошие вести вот приходят, что посадник ихний Сбыслав Якунович хочет пошлину на товары с нашего торгового двора удвоить.
— Это как же⁈ — Недоумевающе переспрашиваю. — Он сам себе враг что ли⁈ Он повысит пошлину, товар вырастет в цене, так его же свои новгородцы с потрохами сожрут.
— Эээ, нет! — тянет Калида. — Недооцениваешь ты этого жучару. Там ведь еще и Ганзейский двор подсуетился, так они что удумали. На те товары, что с нашего двора пойдут, пошлина, а на те, что они сами с Твери привезут, нет. Те как бы уже и не Тверские товары вовсе, а ихние.
Это уже серьезно, поток на Новгород большой, и потери будут значительные. Побарабанив пальцами по столу, бросаю вопросительный взгляд.
— А родственнички мои что же⁈ Это ведь и по их кошельку ударит.
— Так они-то вот тревогу и бьют. — Калида иронично хмыкнул. — Говорят, Прусская улица ныне в большой силе, их и народ поддерживает, и Ганзейский двор опять же. Ничего с этим Якуновичем они поделать не могут.
В моей голове вновь забегали разнообразные мысли, и основная из них — не можешь остановить процесс, возглавь его. Эта фраза крутится и крутится, а я все недоумеваю.
«Что мне возглавить? Какой процесс⁈ За место Новгородского посадника что ли побороться⁈ — Тут ироничная улыбка невольно тронула мои губы. — Ну уж нет, как говаривал известный мультяшный персонаж, нас и здесь неплохо кормят».
Едва я так подумал, как сразу же появилось и решение.
«Как бы сильно не было влияние родовитого новгородского боярства, вряд ли, в их рядах есть полное единение».
В памяти всплывает моя курсовая работа, а в ней таблица правления Новгородских посадников, а в строке на нынешние годы сразу же несколько фамилий со знаком вопроса.
Поднимаю взгляд на Калиду.
— А что, на самой-то Прусской улице все довольны посадником? Сбыслав этот уже давно сидит, неужто никто не мечтает его подвинуть?
Уловив мою мысль, Калида улыбнулся.
— Почему ж нет, есть такой и не один! Хотя главный и самый его заклятый друг — это, конечно, боярин Онанья Феофилатович.
«Дайте мне рычаг, и я переверну весь мир! — Приходит мне тут же на ум. — Мой рычаг — это серебро и человеческая жадность да властолюбие. Как однажды изрек Великий Александр, там, где не пройдут мои воины, пройдут ослы груженые золотом. Надо брать опыт поколений на вооружение!»
Идея мне понравилась, и я удовлетворенно киваю.
— Вот и пошли человека к боярину. Пусть предложит ему нашу щедрую помощь. Мол, негоже, что такой умный, родовитый и достойный человечище до сих пор на место посадника не взошел, а Якунович не семи пядей во лбу и не по совести уже который срок правит. Обещаний пусть не жалеет, главное, чтобы наш умысел не раскрывал. — Подумав с секунду, добавляю. — Нездиничам это дело не поручай, они народ горячий, а там змеиный клубок еще тот, только испортят все. Тут нужен человек тонкий, умеющий на слабости человеческой сыграть.
Пошарив в памяти, нахожу подходящую кандидатуру.
— Вот Алтын Зуб, пожалуй, подойдет. Он купчина матерый, в хитростях уговоров поднаторел за свою жизнь.
— Не! — Калида категорически мотнул головой. — Важный новгородский боярин с простым купцом и разговаривать не будет. Там гордыни выше головы! Чтоб толк вышел, для переговоров нужен кто-то равный ему и по роду, и по богатству.
Понимаю, что дал маху, а товарищ мой прав. Начинаю вновь копаться в голове, а Калида дает мне подсказку.
— В таком деле лучше Малого Фрол Игнатича никто не справится, вот только он княжий ближний боярин и меня слушать ему резона нет.
Намек мне понятен, мол мне не по чину, а вот тебе в самый раз. Вспоминаю, как Малой провел переговоры со мной, и понимаю, что Калида опять прав. Лучшей кандидатуру и впрямь не найти.
Прищуренный взгляд Калиды ждет моего решения, и я соглашаюсь.
— Ладно, я сам поговорю с боярином. Скучно ему поди без дела-то настоящего сидеть, может и заинтересуется.
В ответ получаю многозначительную улыбку.
— Конечно согласится, ты ж умеешь уговаривать!
Это он намекает мне, что его-то я убедил занять нынешний пост. Эту тему я развивать не собираюсь и быстро стряпаю на лице строгое выражение.
— Еще есть что⁈
Калида понимающе хмыкает.
— Есть, как же не быть-то! — Он вытащил еще одну свернутую трубочку и протянул ее мне. — Почитай, тебе интересно будет.
Беру, разворачиваю и пытаюсь разобрать прыгающие латинские буквы. Написано на немецком, и писал человек сильно далекий от подобного ремесла.
Поднимаю вопросительный взгляд, и Калида без лишних слов объясняет.
— Это кнехт, один из охраны купцов с Риги. Он грамоте-то обучен, навыка тока нет, ты уж не обессудь.
«Ладно! — Бурчу про себя, — посмотрим, что там есть».
Разбираю корявые строчки и, к своему удивлению, читаю.
«Про гамбуржца, что тебе интересен, слухи такие. В Риге видали его на дворе у Ганзы и у епископа Николауса, а в Дерпте принимал оного бискуп Герман. Что говорили и куда потом он делся, никому неведомо».
Прочитав, поднимаю глаза на своего товарища.
— Неужто друга нашего Германа вновь на подвиги потянуло. И урок ему на пользу не пошел, раз на такой грех сподобился. А ведь божий человек…!
Калида пожимает плечами.
— Какой он божий, это на небесах рассудят, а здесь на земле грехов за ним немало числится. Из Дерпта слухи доходят, что он вновь злопыхает. Двору нашему торговому в Дерпте гадит по мелочам, но на большее пока не решается. Помнит про недавний разгром и пока силы копит. Подбивает на союз против нас епископов Риги и Эзель-Вика, а с магистром Ливонским сговаривается против датчан. Данам это сильно не нравится, но поделать они нечего не могут. Говорят, Германа сам папа ихний поддерживает, недавно вот освободил его от присяги датскому архиепископу Лунда и перевел под руку рижского епископата.
Я себе примерно все так и представлял, но откуда Калида все это черпает, не понятно. У него-то учебников истории нет.
Спрашиваю его об этом, и тот изображает показное возмущение.
— Как откуда⁈ Ты для чего меня на пост этот поставил? Для того, чтобы все о недругах наших знать, вот я и стараюсь. В каждом торговом караване нахожу человечка полезного, выспрашиваю, покупаю, ежели полезен бывает. Уже и в Риге, и в Ревеле у нас уши есть, а если с умом на рынках там потолкаться, то много чего услышать можно. Я же тебе не все слухи докладываю, а только те, коим доверяю.
Прозвучало убедительно, и я сглаживаю углы.
— Ладно, не кипятись! Верю!
— А коли веришь, — Калида выдал, не скрывая ноток торжества, — то надо бы в Ревель тоже опытного человека отправить. Наместник тамошний, ярл Густав Харреманд, оченно сильно недоволен епископом Германом, они там из-за землицы приграничной грызутся насмерть. Поговаривают даже, что хотелось бы ему заменить Германа на своего человека, епископа Ревеля Дитриха Вагена.
Вижу, Калида вошел во вкус, прям настоящий црушник, но пока мне непонятно, чем этот Дитрих будет лучше прежнего епископа. Поэтому прямо об этом и спрашиваю.
— И чем для нас этот Дитрих полезнее?
В ответ Калида строит таинственное гримасу.
— Слышал наш человек в Ревеле такую историю, что будучи в клире епископа Рижского, поссорился сей Дитрих с тогдашним комтуром Риги Андреасом фон Фельбеном и будто бы между ними по сей день лютая ненависть, хотя последний уже дорос до звания ландмейстера ливонского ордена.
У меня в голове мгновенно сложилась вся многоходовка. Мы убираем Германа. Ярл Харреманд сажает своего человека епископом Дерпта, и все епископство возвращается в лоно датского архиепископа в Лунде. Орден и папа в бешенстве, а мы получаем ситуативных союзников в Ревеле. И хотя я точно знаю, что Датской короне сейчас не до Эстляндии, что там, как и везде, больше заняты войной друг с другом и короли меняются как перчатки, но…
«То Дания и Роскилле, а то Эстляндия и Ревель! Этим-то данам надо как-то выживать, пока Орден не сожрал их совсем». — Мысленно подытоживаю свои размышления и бросаю на Калиду уважительный взгляд. В этот миг он сильно вырос в моих глазах, именно как глава разведки и службы безопасности.
Нет, я всегда знал, что он умнейший человек, бесстрашный воин и преданный друг, но сейчас он открылся мне с еще одной стороны. Как стратег, способный увидеть развитие событий на несколько ходов вперед.
Смотрю прямо в глаза другу, и губы невольно растягиваются в улыбке.
— Я тебя понял и полностью согласен. Вопрос лишь в том, кого послать? С Ревелем еще сложнее, чем с Новгородом, там хоть на русском говорят.
Только сказал и тут же понял, что вариант все же один есть, но высказать мысль не успел. Блеснув хитринкой в глазах, Калида кивнул на дверь.
— Эрик уже там сидит. Я его заранее вызвал. — Он расплылся в довольной улыбке. — Знал, что идея тебе понравится! Так подумал, чего время терять!
